Пётр Афанасьевич и Моисей Германович закрылись в кабинете. В бутылке осталось виски ниже этикетки. Пили безо льда.
– Ну что, Германыч, давай, надеюсь, не последняя. Чокнулись.
Разговор, как обычно, начался с политики. Последней фразой о политике было:
– До развязки недолго.
– Наше дело сделать устойчивую связи ИИ и ЕИ, – отозвался Моисей Германович. – Надеюсь, успеем. Мы в одном шаге от решения.
– Как пациент?
– Очень удачный. Его за уши не оттащишь от интерфейса. Старается склеить мозги через ИИ. А заодно решает наши задачи.
– Получается?
– Врач не фиксирует больше МКБ-10. Бреда, галлюцинаций нет.
– Поехали, посетим наше будущее супероружие. Приехали быстро по выделенке.
– Сергей, привет. Как ты?
– Да я неплохо устроился здесь. Всё как дома.
– A-а. Почему не звонил?
– Зачем? Я скоро буду посылать тебе смс-ки прямо из черепа. Жди.
– Ты что, увлёкся этим?
– Да у меня здесь целый мир. Новый мир расширенного сознания. Я пока его изучаю.
– Скажи мне самое главное про наш проект, чтобы я лично знал.
– Главное? Главное, это вдохнёт ли кто дух в икону зверя. Кто-нибудь, например, я. Я заражён некоей духовной сущностью. Она, наверное, во мне до сих пор… прячется, если Бог меня не избавил от неё окончательно, как я просил. Ну, не я, так найдётся другой. Тогда будете иметь дело с ИИ, обладающим волей. Поначалу как с гибридом искусственного и естественного интеллекта: ИИ плюс ЕИ. Я думаю, это уже достаточно скоро. Пока, правда, электронное тело его ещё слабенькое, но вы двигаетесь быстро. Я увлёкся тут булевой алгеброй, топологией, теорией множеств и прочей интересной математикой и неплохо продвигаюсь благодаря дружбе с ИИ. Наверное, со временем мог бы вам помочь, да не буду.
– Почему?
– Я решаю свою локальную задачу – как мне стать свободным. А вы движетесь к рождению нового бога – не благого, как вы надеетесь. Никто не благ, как только один Бог.
– Ты считаешь, что в конце проигрыш?
– Да, я уверен в этом.
Поговорили о глубинном мозге как сингулярности. Храмов рассказал немало нового. Расстались под вечер.
Сергей Афанасьевич вернулся в палату, прилёг на кровать и стал размышлять. Кто или что этот злой дух, принёсший мне столько бед, отнявший Маргариту? На мне вина, но он подталкивал меня, едва заметно. А я не научился различать его движений.
Кто эти бесы – умные злые силы, имеющие свою волю, или они плод расщеплённого сознания? Сколько раз Сергей Афанасьевич задавал себе этот вопрос, а ответа так и нет. Это иная реальность, которую мы не уложим на разделочный стол под скальпель ума. Она познаётся по-другому.
Левий вспомнил, как когда-то – теперь, кажется, это было давным-давно – они со Страховым пытались разобраться, что есть бесы. Что он тогда знал об этом? Тогда казалось всё простым и понятным. Левий вытащил коробку с бумагами и долго копался, вытаскивая из неё пыльные тетрадки и отдельные листки. Наконец он нашёл нужную тетрадку и сел читать.
Отрывок из дневника С. А.
Александр помычал, покачался на стуле:
– Да, а как же другие духи? Они разве не могут быть личностями или хотя бы индивидуальными существами?
– Имеешь в виду ангелов, бесов? Дьявола? Сложно сказать, это отдельные существа или это наше второе я, или разум роя, – во мне проснулся Оккам с остро заточенной бритвой. – Но в беса, ходящего по свету как привидение, отдельно от человека, я точно не верю. Это язычество, пробравшееся в христианство.
– Феофан Затворник считал так же и спорил с Игнатием. Я думаю, бесы с телами, руками, ногами, но невидимые плотским зрением, пришли к нам из сказаний монахов-отшельников, египетских отцов, а к ним – из традиции дохристианского Египта, от анахоретов, поклонников Исиды. Бесы и боги являлись им в трансе, в состоянии изменённого сознания.
Страхов мог часами вести беседы о духовной брани – как монахи голодом, бдением, истязанием тела и повторением молитв вводили себя в особое состояние, которое сейчас называют состоянием изменённого сознания или гипнотическим, или трансом, или экстазом. Идя трудной дорогой исихазма к молчанию ума, они нередко оказывались в иной ментальной реальности, где видели ангелов и бесов. Традиция не прервалась, просто многие анахореты египетских пустынь поверили в Христа. Исиду древние язычники называли Царицей небесной, потом, после обращения в христианство, так стали называть Марию. Монахам являлись всё те же сущности, но с ликами Христа, Богородицы или святых.
Страхов явно закусил удила развивать эту тему, но я прервал его:
– Современное представление такое: бес – галлюцинация, неправильная работа мозга, глюк. Иногда это следствие злоупотребления модификаторами сознания, например, спиртом – тогда это называется белой горячкой. Если она с тобой частенько случается и без водочки, значит, у тебя шизофрения. Так считает медицинская наука. А как на самом деле? Я не знаю… Но, полагаю, если есть умные невидимые существа, то они носители какого-то злого духа, который взаимодействует с нашим. И мы для простоты их самих называем духами.
– Давай не опускаться до атомов и физических полей. Всё-таки бесы реальны. Ты веришь Писанию? Иисус изгнал бесов в свиное стадо, и свиньи бросились в пропасть. Так? Если да, то признай: второе «я» нельзя изгнать в кого-то, тем более в животное.
Я кивнул:
– Рационалист скажет тебе: читай это как притчу, где прямой смысл не так важен. В остальных местах Библии бесы – это, скорее, аллегория, поэтический приём. Примеров персонификации в Библии море: писание поведало, камни свидетельствуют, кровь вопиет к небу…
– Не хочу я считать случай со свиньями притчей. Беснование – реальность, и от неё Христос избавлял страждущих.
– Будь по-твоему. Тем более что Иоанн Богослов в существование бесов не верил, а апостолы верили. А я всегда на стороне апостолов.
– Да? Ты о чём?
– В Евангелии от Иоанна нет ни одного случая изгнания бесов Иисусом. Там и само слово встречается только в одном контексте: фарисеи про Иисуса говорили, что в нём бес. А он отвечал: во мне беса нет. Звучало это, как рудимент языческого, народного сознания. Ни одного случая реального беснования и изгнания бесов у Иоанна не приведено. У него бесы – это суеверие, в которое верили иудеи. Но в реальности их как бы нет.
– Ну как я раньше не видел! Точно, – Страхов достал из сумки планшет и стал в нём копаться. – Так и есть. А у рыбаков Иисус посылал учеников по городам ради проповеди царства и для изгнания бесов. Это же… это же совсем иной взгляд на… на таинственное. Да уж, Иоанн ничего не оставил без внимания. Отдохни минутку, я тут поищу кое-что.
Страхов продолжил что-то искать. Это затянулось, и я стал проявлять нетерпение. Наконец Александр удовлетворённо хмыкнул:
– Хм. А ты прав насчёт суеверия. Я как-то нашёл одну книгу про Филона. Есть такой профессор дореволюционный – Монзолевский. Они тогда были весьма скрупулёзны, эти профессора. Так вот, я сейчас вспомнил интересное место из книги и нашёл в сети. И да, Филон считал бесов суеверием. Он пишет, что злые ангелы «существуют только в представлениях суеверного народа». Думаю, ты прав, и Иоанн так же считал, как Филон.
– В любом случае, нет разницы, существуют злые бесплотные существа, называемые бесами, или это психическое явление. Я полагаю, что если они и существуют, то в мир входят только через наше сердце. Они не бегают сами по себе, как в голливудских фильмах, и связаны, как сказано у Петра, узами адского мрака на день суда. Ад, кстати, по-еврейски «шеол» – всего-навсего могила, а не страшный мир с чертями. А в могилах, как ты знаешь, лежат трупы. Так что бесы всегда с одержимым – даже в аду-могиле после его смерти, и не имеет значения, отдельные они существа или плод расщепления сознания.
– На практике это не различить, ты прав. Но важнее здесь то, что Иоанн не согласен с апостолами! И очень согласен с Филоном.
– Да, Филон же – его учитель.
– А почему, как думаешь, бесы являются, когда точка сборки сдвинута? – Александр иногда для простоты и по старой привычке говорил на кастанедовском языке.
– Я думаю, в трансе нарушается граница сна и бодрствования. Сон ведь тоже состояние изменённого сознания, в нём мозг генерирует несуществующие события. Если почти не спать, как анахореты, то сон вместе с его персонажами рано или поздно продолжится наяву, во время бодрствования. Тогда граница двух состояний ума нарушается. Вот тебе и бесы, реальны они или только сон. Бдение – это способ сместить точку сборки.
Конец.
Сергей Афанасьевич отложил дневник. Забрезжил какой-то едва уловимый смысл, он сел, открыл тетрадь на чистой странице и записал, немного почеркав:
Мальчишка родился, и с ним его брат.
Их вместе не видели с детства.
Лишь голос подал – Иди прочь, – говорят.
Храни Бог от такого соседства.
– Чем плох я?
– Где ты пропадал?
Где был ты, бесовское семя?
– Я с братом всегда, я его не бросал,
С ним вместе тащил его бремя.
– Нет! – тычут крестом,
Хоть прыгай в окно. -
Что стало причиной бедствий?
Я понял – нам имя досталось одно,
Мы делим одно наследство.
Я прыгал, рычал и решил: навсегда
Уйду искать лучшей доли.
А брат пусть останется, он без труда
Научится жить в неволе.
Скитался по диким безводным местам,
Полжизни провёл в пустыне.
В конце же пошёл приложиться к отцам
Под небом родным, синим.
С собою взял семь суровых друзей,
Придём, познакомлю их с братом.
Вот дом, и мой брат лежит на одре,
И дети сидят с адвокатом.
– Поздно пришли, он еле живой.
– И мы уж не в полной силе.
А через три дня легли под землёй
Все девять в одной могиле.
Так кто же ты, демон, захвативший некогда мой ум: это я сам, мой брат-близнец, прятавшийся во мне, или незваный гость? В любом случае, мне нельзя помогать строить для тебя новый дом, искусственный интеллект, и я не пущу тебя в него. Ты умрёшь со мной.