XXXIX

Глазами ангела

Левий приподнял голову. Она гудела громче пчелиного роя. Язык прилипал к небу и не находил себе места. Сергей Афанасьевич дотянулся до полупустой банки из-под оливок и вылил в рот жидкость вместе с жирными, чёрными, похожими на тараканов, маслинами.

Который час? Левий встал и пошёл в санузел, бросил взгляд в зеркало. На него смотрел помятый мужичок с полуседой щетиной недельной выдержки. Возвращаясь назад, споткнулся и растянулся на полу. Бутылки, позвякивая, покатились в разные стороны.

Сергей Афанасьевич пытался вспомнить, что было вчера, но память упиралась в стену. Стену из имени. Имя звучало, было написано, и из него была сложена стена. Эта стена была вокруг, куда бы он ни повернулся и ни посмотрел. Всё равно не выбраться, – подумал он.

Собрал остатки со всех бутылок, набралось больше полстакана. Жидкость согрела пищевод, потом желудок. Тепло растеклось по телу, пчелиный рой стих, веки отяжелели. Хорошо.

«Хорошая русская традиция – напиваться, и хорошо, что я русский», – подумал Левий.

Сразу всё вспомнилось.

Первая ночь была ужасной. Разболелась поясница, и голова запуталась совершенно. Сергей Афанасьевич под утро не мог вспомнить, кто заходил, а кто приснился. Кажется, они ездили с Александром на кладбище. Не могли долго найти могилу.

Зачем-то им понадобилось ехать на юг, к морю. В памяти всплыл странный, какой-то очень советский вокзал, без окон, с кафельной плиткой на стенах. Билетов не было, все лезли к кассиру через голову, очередь галдела, потела. Левию удалось передать свой паспорт, но он оказался с ошибкой. Какой-то дурак ручкой переправил в его фамилии букву «и» на «а». Получилось «Левай». С таким паспортом билеты не продавали, сказали, что придётся ждать не меньше месяца, пока подтвердят правильность изначальной надписи.

Левий повернулся к залу. На скамейке сидела Маргарита с совершенно мёртвым лицом, как в гробу, и Храмов. У Храмова тоже было мёртвое серое лицо и росла странная щетина: очень редкая – толстый-толстый длинный волос. «Странно, очень странно», – подумал Левий. Они молчали. Левий отвернулся и отошёл к очереди. Опять вернулся. Маргарита и Храмов оживлённо спорили. Но с ними произошли странные перемены. Лицо Храмова вытянулось и превратилось в огромную голову хряка с редкими толстыми жёсткими волосами-щетинками. Пасть не закрывалась, из неё потоком лилась слюна. Хряк самозабвенно что-то вещал мёртвой Маргарите, задирая мокрый, слюнявый пятак и клыки вверх.

Сергей Афанасьевич передёрнулся. Картинка развеялась, он сидел за столом. Александр открывал бутылку и приговаривал: «Сергей, поверь. Она погибла случайно, от расстройства не смотрела по сторонам, не береглась. Вот и…»

Сергей Афанасьевич подумал: странно, а ведь голова у хряка похожа на мою, а не на храмовскую. Постой, постой – а кто же это смотрел? Если это был я, хряк этот… со слюной? Так точно. Как я сразу не узнал. Я смотрел глазами кого на себя? Ангела? Мне дали посмотреть глазами ангела? Как выгляжу…

– Ладно, Сергей, мне пора. Я здесь с тобой уже неделю. Заказчики телефон разорвали. Ты много не пей, я заеду через два-три дня.

Александр оделся, хлопнул по плечу и вышел.

Левий тупо уставился на пустые стаканы. На тумбочке стояло ещё три бутылки, неоткрытых. «Пока хватит», – подумал Левий и, повалившись на бок, сразу отключился.

Глава 27

Поверь, что ты птица, и попробуй летать

Прохор стоял посреди площади, вымощенной крупным камнем. Прямо перед ним шагах в ста возвышалось сияющее на солнце, покрытое золотом здание. Толпа окружила проповедника с явно недобрыми намерениями. Сквозь гомон донеслись его слова:

– Одного отца имеем, Бога.

– Ваш отец дьявол…

Толпа возмущалась, колыхалась, извергала из себя крики и проклятия.

Прохору показался странным проповедник, говорящий такое. Он твёрдо знал из Писания, что Бог – Отец всех, и он возлюбил нас, когда мы были ещё грешники. Дьявол же никогда не был отцом никого.

Из толпы летели камни. В голове звучал голос: вода и дух, вода и дух. Родиться от воды и духа, родиться свыше. Бог рождает от воды и духа, Бог вас родит и станет Отцом. Кто не родился от воды и духа, тот от дьявола. Плоть от дьявола.

Прохору захотелось крикнуть: «Это не правда! Мы молимся Отцу. Отче наш, сущий на небесах. Христос научил так молиться. И заповедал прославлять делами Отца нашего небесного».

Прохор проснулся в поту, одежда была мокрая, голова гудела. Он повернулся. Старец сидел на циновке, поджав ноги, перебирал чётки. Глаза его были закрыты, губы едва шевелились. Прохор встал и подошёл к старцу. Дотронулся до плеча. Старец не реагировал. Прохор позвал:

– Отче, Вы слышите? Отче.

Глаза старца приоткрылись, но смотрели мимо, губы продолжали шевелиться.

Прохор испугался и тряхнул старца сильнее. Наконец Прохор взял свечу и поднёс к руке старца. Копоть осела на запястье, но старец даже не дёрнулся.

Прохор упал на колени и заплакал. Проснулся он, когда солнце стояло высоко и пускало лучи сквозь дырки на южном скосе крыши. Старец лежал на боку с открытыми глазами и продолжал шевелить губами.

Прохор вскочил на ноги и тряхнул старца изо всех сил. Старец словно очнулся и медленно стал водить глазами, потом сказал:

– Прохор, это ты? Что случилось? Уже день, пора нам с тобой приступать к работе.

Прохор онемел от радости. Наконец успокоился и уселся напротив старца.

– Отче. Меня мучает вопрос. Кто мог свидетельствовать о Христе, что он бог, если апостолы думали иначе? Он что, сам свидетельствовал о себе?

– Прохор, ты говоришь, как фарисей. Ещё вспомни, что для всякого дела нужны два или три свидетеля. Мы писали, вспомни, как Иисус называл себя светом миру. Что тогда сказали фарисеи? Найди это место.

Прохор долго копался в рукописях. Наконец нашёл и зачитал:

– Тогда фарисеи сказали Ему: ты сам о Себе свидетельствуешь, свидетельство твое не истинно.

– Вот видишь. А что Иисус им ответил?

– Иисус сказал им в ответ: Если я и сам о себе свидетельствую, свидетельство моё истинно; потому что я знаю, откуда пришёл и куда иду; а вы не знаете, откуда я и куда иду.

Прохор поднял глаза от рукописи и взглянул на старца:

– Выходит, Иисус сам о себе свидетельствовал? А кто ещё?

– Ты и впрямь дитя, Прохор. Помнишь ли слова нашего Евангелия: Видевший меня, видел Отца; я и Отец одно; я хлеб, сшедший с небес; я исшёл от Отца и пришёл в мир, и опять оставляю мир и иду к Отцу? Только Сын мог так рассказать об Отце и о себе! Никакой пророк не знал таких тайн. Так что же ты удивляешься, что он сам о себе свидетельствовал? Вспомни его слова: мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства нашего не принимаете. И мне Господь рассказал всё в видении, а потом мы записали это в Евангелии.

– Но почему у рыбаков ничего этого нет? И почему им Бог не открыл, как Вам, отче?

– Я тебе говорил, что рыбаки не понимали образный язык Христа, потому многое просто опустили. Павлу было открыто уже больше, чем им. Божественный план разворачивается медленно, но неуклонно. И вот-мы в нём. И запомни твёрдо: главное, что проповедовал Иисус, было не о царстве Божьем. Рыбаки пытались притчами растолковать об этом царстве, но так и не смогли, никто их не понял. Главное же в проповеди Христа – это то, что он и есть бог Слово воплощённое и без веры в это никто не будет иметь жизни вечной. Ты спрашиваешь, кто ещё свидетельствовал? Иоанн Креститель.

– Но апостолы не считали его свидетелем. Тем более что Креститель был схвачен Иродом, когда Иисус ещё был в пустыне. Пётр только о двенадцати сказал в доме Корнилия, назвав их свидетелями, предъизбранными от Бога.

– А я знаю, что Иоанн был свидетелем! Был! И при том главным! И его таковым признавал сам Христос, который лично поведал мне это. И мое знание от Бога, а не от рыбаков. Оставим это. Если быть точным, то Христос и не нуждался в свидетельстве Иоанна. У него было свидетельство большее Иоаннового.

– Какое же?

– Какое? Пиши слова Христа: Если я свидетельствую сам о себе, то свидетельство мое не есть истинно. Есть другой, свидетельствующий о мне; и я знаю, что истинно то свидетельство, которым он свидетельствует о мне. Вы посылали к Иоанну, и он засвидетельствовал об истине. Впрочем, я не от человека принимаю свидетельство, но говорю это для того, чтобы вы спаслись.

– Отче, но мы только что зачитывали из Вашего благовестия, что свидетельство Христа о себе истинно, а теперь вы диктуете, что оно не истинно.

– Да? Что-то я… в самом деле. Оставь как есть, потом разберёмся. Но ты сообрази, чадо, разве чудеса Иисус творил не для свидетельства о себе? Ведь всех больных не исцелить, всех вдов не накормить – иначе у нас здесь уже рай будет. Потому чудеса – это и есть свидетельство. Что Иисус сказал про Лазаря? Я диктовал тебе… Он сам сказал, что дождался его смерти и только потом воскресил, чтобы ученики уверовали, как и другие иудеи. А исцеление слепорожденного? Он и родился слепым, чтобы на нём явились дела Божии, то есть Иисусовы. А про Кану что скажешь? Что мы писали? Зачитай.

– Сейчас, старче. Дайте найти. Вот, нашёл: Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу свою; и уверовали в него ученики его.

– Видишь, чудесами Иисус прославил себя. И уверовали в него.

– Но я думал, что для чудес нужна вера. Вера в Бога. По вере вашей да будет вам – вот слова Иисуса, которые он говорил исцеляемым.

– Прохор, дитя наивное. Поверь, что ты птица, и попробуй летать. На кого ты будешь похож?

– Но если мы просим, Бог исполняет просьбу – и что это, если не чудо? А как просить без веры? Мне кажется, что чудеса Отец совершал через Иисуса по вере просившего, но не для славы Иисуса, а чтобы увидели: всё по милости Отца совершается, Бог жив и отвечает на молитвы. А в Назарете Иисус не смог совершить никакого чуда по неверию их. Так засвидетельствовали апостолы и их ученики в Евангелиях.

– У нас свое Евангелие, которое разъясняет, а не пересказывает. Не верой чудеса совершаются, а божеством. Вера нужна для другого, верой в Сына мы становимся чадами света. Если веришь в него, проси во имя его и можешь творить любые чудеса. Сын услышит и сам их сотворит. Слушай чадо и записывай теперь слова Христа о себе, которые я слышал от него, как сейчас слышу тебя: Дела, которые Отец дал мне совершить, самые дела сии, мною творимые, свидетельствуют о мне, что Отец послал меня. И пославший меня Отец сам засвидетельствовал о мне. А вы ни гласа его никогда не слышали, ни лица его не видели; и не имеете слова его пребывающего в вас, потому что вы не веруете тому, которого он послал.

– Отче. Про глас – это о словах: Сей есть сын мой возлюбленный?

– Да, именно. Тот глас с неба слышал только Иоанн. Народ не слышал, а Сыну он не нужен. Отец гласом с неба свидетельствовал Иоанну о Сыне. Вот тебе и все свидетели: Иоанн, дела Иисуса и Отец, который научил Сына творить дела. Иисус же сам о себе свидетельствовал прямо, говоря: я хлеб, сшедший с небес, я свет миру, я пастырь добрый, я источник воды, текущей в жизнь вечную, – пейте от меня, и другое многое. А ещё Писание свидетельствует о нём. В Писании сказано об Иисусе всё.

– Где же сказано, что он Бог?

– Ищи, сын мой, и обрящешь. Везде, где Бог обращался к народу, это было Слово. Всё через него. Без него Отец не говорил и мы не слышали. Всё, что есть в Писании, закон и пророки, всё сказал Сын. Он обращался к народу, к отцам моим по плоти и говорил: я Бог ваш. И все дела Божьи во все времена делал Сын. А мы и не знали, не знали, что это Он. А теперь узнали, что это Сын, что это Слово. Но он и Отца нам открыл. Вот его слова: Отче праведный! И мир тебя не познал; а я познал тебя, и сии познали, что ты послал меня. И я открыл им имя твоё и открою. Мы просто называли их Богом, не понимая, что Отец и Сын – одно. А пока неси вина и хлеба, будем трапезничать. Где Поликарпушка?