Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Наступил какой-то очередной православный пост, Маргарита постелила мужу на диване в его комнате, и Сергей Афанасьевич спал отдельно. Он обратил внимание, что при общем падении интереса к вере соблюдение церковных правил приобрело массовый характер.
Спустя неделю Маргарита зашла в халатике с закрученными в полотенце волосами. Только из ванны, раскрасневшаяся и с каплями воды на шее, она была чертовски красива.
– Маргарита, а ты задумывалась, что у всего человечества роятся те же мысли, что и у отдельного человека?
Маргарита улыбнулась и присела на диван:
– Ты, как соловей, хочешь увлечь меня коленцами?
– Да нет, Марочка, что ты. Подумалось вот, что мысли человечества распределены между головами. И у нас с тобой так. Нам с тобой нужно дублировать память и мысли.
– Ну хорошо, дублируй…
– Да это так, мимолётно. Но всё же… Подумай, долгосрочная память всё больше вынесена за пределы индивидуального ума и хранится во внешних носителях. Обычно – огромной ёмкости. Раньше это были только книги, которые писались немногими и редко, – Сергей Афанасьевич откинулся на спинку дивана. – Мысли, как камешки, находятся сами по себе вне нас, мы их берём из рассказов, из книг и обрабатываем, шлифуем, потом возвращаем в книги или передаём устно. Шлифование мыслей – это наш общий труд, общая пища.
– Пища? Интересно… да, пища… – Маргарита задумалась.
– Мы эту пищу растим, собираем, храним, готовим. Каким-то образом рацион меняется со временем. Человечество съело, истёрло идею о Спасителе, приправив её языческим соусом, и больше не хочет к ней возвращаться. Пришли времена, о которых сказано: Но Сын человеческий, придя, найдёт ли веру на земле?
– Разговор ты под пост хороший нашёл…
Маргарита встала и пошла к двери. Перед дверью она слегка обернулась и подмигнула, помахала пальчиками и вышла.
Прошло несколько дней после встречи Сергея Афанасьевича с Александром, и они опять сидели в том же кафе.
– Я всё больше уверен, что мы с тобой динозавры. Пора вымирать.
– Да-а… Вот Маргарита тоже…
– A-а, это… Женщины – особые существа. Их мотивы чаще всего скрыты и нам неизвестны. Я думаю, если бы они были другим видом, то точно бы выжили. А мы бы вымерли.
– Ты прав, да…
Левий сидел и грустно смотрел на проезжающий трамвай. Помолчали. Через пару реплик разговор зацепился за любимую тему, ещё немного, и друзья оживились, прошло ещё минут пять, и могло показаться со стороны, что обсуждается футбольный матч с параллельным сурдопереводом.
– После крещения Иисус отведён был духом в пустыню, где искушался сатаною. Искушение было неизбежно после гласа с неба! Сценически всё безупречно. Представляю, что было бы со мной, услышь я: Ты сын мой! Я ныне родил тебя! – Последнее Александр произнёс довольно громко и пристав со стула.
– Тише, Саша, тише. Мы не одни.
– А ты бы не подумал спустя день или два: а вдруг это был глюк, как у нас говорят? Поневоле сбежишь в пустыню… подумать, как следует.
– …Тем более, что он помнил продолжение… во втором псалме: проси у Меня, и дам народы в наследие тебе и пределы земли во владение тебе. Искушение: просить или не просить? Власть над миром…
– Иисус знал о пророчестве. Из Писания знал. И ученикам толковал потом. И мы знаем теперь, что власть над народами – это после воскресения, даже после второго пришествия. Но знал ли он, когда оно сбудется, будучи искушаем в пустыне? Нет, думаю, нет. Иначе бы не искушался. Раз тебя назвал Бог сыном, значит, тебе обещана власть. «Воспользуйся, возьми», – сатана это говорит или внутренний голос, это одно и то же в данном случае. Он искушал Иисуса.
Неожиданно пошёл дождь и пришлось бегом перебираться внутрь. Левий, прикрыв голову портфелем и передвигаясь между столиками, как на слаломе, продолжал:
– В истории рыбаков о Христе искушение в пустыне – почти логически неизбежно. Так же как оно невозможно у Иоанна.
Сели. Страхов прижал мокрую рубашку к груди ладонями, и она смешно прилипла двумя крупными пятернями.
– Как думаешь, он сам себе задавал вопросы или дух искуситель?
– Да нет разницы. В любом случае, это не Воланд во фраке. И мы с тобой уже говорили о духах…
– Я помню, помню. Потом целый день пил чай. Выводил из крови ацетальдегид. А насчёт дьявола… Сам знаешь, традиция считает бесов реальными, но бесплотными. Я, можно сказать, бывал в подобных ситуациях, когда… От поста и молитвы сознание меняется иногда так, словно это сон наяву; и внутренние вопросы для отшельника звучат так реально, словно их задаёт кто-то извне. Иногда даже видишь, кто задаёт. Впрочем… ладно, – Александр махнул рукой. Ему хотелось привести пример из своих «приключений», но он удержался.
– Хочешь философский анекдот про «реальность»?
– Давай.
– Школьник Волька решил проверить, Хоттабыч во сне тоже настоящий или нет. Заснул и говорит Хоттабычу: «Докажи, что ты настоящий». Хоттабыч показывает на пять рублей на тумбочке: «Твои?» Волька отвечает: «Да, мои». Хоттабыч ему: «Когда засыпал, клал их сюда?» Волька: «Ну, конечно». Тогда Хоттабыч берёт пятёрку, кладёт в карман и говорит: «Если проснёшься и её не будет, значит, я и во сне настоящий». Волька проснулся – пятёрки нет. «Ух ты, – думает. – Вот это да! Хоттабыч у меня – трансцедентный джин». Радовался, места себе не находил. Потом вспомнил про пятёрку: «Ну всё, трансцедентность Хоттабыча доказал. Нужно заснуть и сказать, чтоб пятёрку вернул». Заснул, говорит Хоттабычу: «Верни пятёрку». А Хоттабыч хитро усмехнулся так и говорит: «Теперь тебе нужно проверить имманентность пятёрки. Если проснешься и она на тумбочке, значит, всё в порядке. Бери и пользуйся. А если её нет, не взыщи. Значит, и она трансцедентная».
– Ха, хитёр Хоттабыч. Или… А ты что ж, анекдоты стал собирать? – Страхов почесал затылок. – Так я и не понял, дьявол реален?
– Я не думаю, что перед Иисусом стоял дьявол, как реальное существо. Скорее, Иисус слышал внутренний вопрос. Наш рассудок – уже сам по себе дьявол.
– И то верно! Иисус как-то ответил Петру, когда тот искушал его: отойди от меня, сатана. То же, что дьяволу в пустыне.
– Да, рассудку сказано… В данном случае, Петра. Потому что думал не о том, что Божие, но что человеческое. Мысль, с которой борешься, – это соблазн. А если борешься, то борешься с кем-то. Вот этот кто-то, аллегория он или нет, и есть сатана.
– Так искушение Иисуса было, как у всех… как у нас бывает? – В голосе Страхова угадывалось сомнение. У него после бесед с Левием какая-то внутренняя мозговая пружина всегда возвращалась к началу. И её приходилось каждый раз опять настраивать, чтобы мыслить по-рыбацки. – Впрочем, что я спрашиваю? Павел назвал его «единственный посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус».
Помолчали. Сергей Афанасьевич достал уже исписанную бумажку, почеркал, что-то написал поверх. Достал вторую бумагу, переписал на неё и опять что-то почеркал. Наконец отвлёкся от бумаги, и Страхов спросил:
– Слушай, а как ты пришёл к этому? Ну-у, я про Иоанна…
– Раньше я как всё думал, что Иисус пришёл рассказать о себе, что он бог, и кто верит в него, спасётся. Но однажды мне пришла мысль взглянуть на четыре Евангелия по отдельности, сравнивая их, и я увидел, что на все почти есть два взгляда: Иоанна и остальных евангелистов. Потом сравнил идеи Иоанна со всеми посланиями, с Деяниями… Если верить рыбакам, то Христос – человек, которого возлюбил Отец, воскресил его после смерти и вознёс над всем творением, посадил рядом с Собой, то есть сделал по статусу почти равным Себе. Как в Деяниях сказано: Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса. А про богословие Иоанна ты знаешь, вернее, все знают.
Сергей Афанасьевич опять развернул листки, что-то дописал.
– Хватит писать уже. Что ты там всё пишешь?
– Да так, пустяки, потом покажу. Короче, если забыть всякое богословие, а просто прочитать три Евангелия, что увидим? После пустыни Иисус немедля пошёл в Галилею и начал там проповедовать, повторяя в точности слова Крестителя: покайтесь, ибо приблизилось царство небесное. Он объявлял, что послан проповедовать царство Божие. В проповедях же рассказывал об Отце и о Царстве; как правильно жить, чтобы в него войти; на что оно похоже, и ничего – о своем божестве, о том, что он с неба, ничего того, что было главным в проповеди Иисуса по версии евангелиста Иоанна. О себе он вообще говорил мало, только о будущем страдании, смерти и воскресении. Нагорная проповедь, учение о Царстве, духовное понимание закона – это в самом деле удивляло и привлекало народ. Он творил чудеса, но не объявлял себя богом и даже мессией или царем. Его все считали пророком, и это было правдой, и он не отрекался. Так и сказал о себе: Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своём и у сродников и в доме своём. Когда Пётр исповедал его Христом, которого все ждали и о котором говорили пророки, Иисус подтвердил. Христос, помазанный Богом на царство сын Давидов из колена Иуды, – это для всех и есть «сын Божий». И когда первосвященник спросил, Иисус и ему подтвердил, что он Христос и сын Божий. Такова фабула. Так, я ничего не напутал?
– По фактам ничего.
– А теперь о философском трактате Иоанна Богослова. По Иоанну главное, что проповедовал Христос, это своё божество и веру в себя, как единственный путь спасения и, по сути, в нового бога: он Слово, которое было у Бога и которое само бог; он свет, через который мир сотворён; он сошёл с небес и даёт жизнь миру; он источник воды, текущей в жизнь вечную; он воскресение и жизнь; он хлеб живый; он сущий на небесах. Рождённый от воды и духа и верующий в Сына, евший его сошедшее с небес духовное тело, – не судится, не погибнет, имеет жизнь вечную, будет воскрешён его гласом в последний день. Учение о новом боге, как водится, должно быть легитимировано старым богом: Моё учение не моё, но Пославшего меня.
Страхов едва успел вставить реплику:
– Ещё замечу, у Иоанна Христос говорил: я и Отец одно.
– Да, легитимация очень важна. Если бы не эта фраза, Евангелие от Иоанна было бы эпосом о схождении в мир очередного эллинского бога типа сына Зевса или, там, Кроноса.
– Но почему Иоанну поверили? Ведь есть ещё три Евангелия и послания апостолов.
– М-м… Он гений. Очень образно писал. Его онтология на самом деле была великолепным учением древности, роскошным, хорошо проработанным и одетым в музыку, гимны, ритуалы, мифы, богословие и философию. Это древнеегипетское учение, оно легко принималось язычниками. Иоанн взял евангельские персонажи и ключевые события, а смыслы и понимание – от Филона. Филон к тому времени много лет занимался синкретизмом, соединяя иудаизм с древними учениями востока, по сути – с язычеством. Иоанн – его достойный ученик. У него события и речи так изменены, что смысл благой вести стал противоположным. Но это не сразу увидишь.
– Давай на фактах.
– Иоанн Креститель. Иоанну Богослову пришлось полностью изменить роль Крестителя.
Алекандр заглянул в листки, в которые время от времени что-то писал Левий. Там было начеркано – ничего не разобрать, но было похоже на стихи. Сергей Афанасьевич отложил бумажки с каракулями в сторону:
– Чтобы поверили, что Слово стало плотью и обитало с нами, это должен провозгласить пророк. Так? Философ выбрал самого авторитетного и вложил это ему в уста. И ещё продлил его служение.
– Продлил? Иоанн крестил и проповедовал в Иудее, где была власть прокуратора. К нему пришёл креститься Иисус из Назарета и сразу ушёл в пустыню. В это время Иоанна схватили. Так?
– Всё так, Саш, но только у рыбаков. Ты не помнишь? У философа всё иначе. Креститель стал у него главным свидетелем «божества» Иисуса и продолжал свидетельствовать, и крестил народ одновременно с Иисусом в Иудее.
– Не помню, чтобы Иисус крестил…
– Иисус, конечно, не крестил, это только у философа. Для него крещение – ты же помнишь – важнее воскресения.
– Да-да, – Страхов почесал затылок. – Продолжай.
– Ещё Иоанн Креститель якобы имел в учениках Иоанна и Андрея, ставших позднее апостолами, и якобы донёс до них главное, суть благой вести: бог вочеловечился, чтобы человек обожился. Андрей услышал от Иоанна и благовествовал о Христе брату Петру. Так весть о Христе пришла в мир через Иоанна Крестителя.
– На самом деле, Иаков с Иоанном и Андрей с Петром были призваны Иисусом на море Галилейском, где они рыбачили, и Пётр назвал Иисуса Христом много позже, на пути в Кесарию Филиппову. И ему открыл это Бог, а не Андрей. И до Петра никто не догадывался, что Иисус и есть мессия, – он был первый. Хм… Я как-то начал уже в голове разделять Иоанна от других. Мне рыбацкая история ближе по духу.
Сергей Афанасьевич опять достал бумажку и что-то вычеркнул, покусал карандаш и дописал несколько слов. Александр возмутился:
– Слушай, Левий, я как в лектории. Откладывай свои бумажки, давай говорить. Иначе я буду с тобой переписываться. Про сдвиг сроков у Иоанна – да, ты прав. Чтобы так много сказать о Христе, нужно много времени. Философ придумал, что Иисус и Иоанн ходили по Иудее одновременно, чтобы пророк мог указывать на Иисуса и говорить: Ему должно расти, а мне умаляться.
– Ещё важно: Иоанн крестил в покаяние. А у философа даже слова такого нет во всём Евангелии. Он для того крестил, чтобы Сын «был явлен Израилю». По Иоанну не покаяние, а вера в Сына даёт рождение от воды и духа: А тем, которые приняли его, верующим в имя его, дал власть быть детьми Божиими. Извини, если что… – это по памяти. Соответственно, Христа он не крестил.
– Угу. Ясно, что Иоанн не крестил Слово. Зачем Слову покаяние или рождение свыше, если оно само оттуда? – Страхов показал пальцем в небо! – О крещении Иисуса в Евангелии Иоанна нет ни слова! Всё как-то бочком-бочком. Прямо не противоречит рыбакам, но ни разу не дал и намёка, что Иисус крестился. Какой талантище! Но крещение было, как бы философ ни старался его убрать! И это в пользу того, что Иисус обычный, ну-у, не совсем обычный… точнее, совсем необычный, но – человек.
Левий кивнул:
– Теперь главное. В чём суть служение Иоанна? Он пришёл для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него. Для философа Креститель – его рупор. Он его устами изложил свою доктрину. Давай я тебе зачитаю.
Сергей Афанасьевич достал планшет и долго зачитывал всё, что философ вложил в уста пророка. Креститель свидетельствовал о свете истинном, через который был создан мир, о слове воплотившемся, агнце Божием, который берёт на себя грехи мира, о сошедшем с небес сыне человеческом, сущем на небесах. Верующие в него имеют жизнь вечную, а не верующие не увидят жизни. Затем он подвёл итог:
– Всё богословие официальной церкви, по сути, стоит на фундаменте свидетельства Иоанна Крестителя. А в реальности? В реальности Иоанн один раз видел Иисуса – когда крестил его. Но и тогда не знал, что Иисус и есть мессия. Потом он посылал учеников справляться об Иисусе, не Христос ли он, но вскоре был убит.
– Если не знал, зачем тогда он удерживал его, говоря: мне надобно креститься от тебя. Это – из рыбаков, не от философа.
– Советую тебе почитать трактат Назир из Талмуда. Но сначала, конечно, книгу Чисел из Библии.
– Я не еврей, у меня нет Талмуда. А ты в синагогу начал ходить?
Сергей Афанасьевич не отреагировал.
– Ну хорошо. И что же следует из этого трактата?
– Не только из него. Важны всякие там таргумы, да и в целом раввинская традиция толкования. Но не потому, что они просвещены свыше. Нет. Они не больше мудрецы, чем мы. Но хорошо бы знать традицию и учитывать её при чтении текстов.
– Ок.
– Короче. Иисуса назореем называли не только ученики, но и законники, и враги, значит, он в самом деле был назорей. Закону о назорействе целая глава в Писании посвящена, и законники никогда бы не называли человека назореем по созвучию с местом рождения, например, Назаретом, как написано у Матфея.
– Да, вряд ли дождёшься от военных приветствия «товарищ генерал-майор» за одну фамилию Генералов.
– Тем более, что на арамейском и еврейском этого созвучия нет. Назорейство – это особое служение, это служение царственного священства. Назорей, или назир – в переводе: посвящённый Богу. По статусу у евреев они приравнены к первосвященнику. В общем, я уверен, что у Матфея объяснение имени Иисус Назорей – вставка.
– А как назорейство возникло? Что-то я не припоминаю. Знаю только, что первых христиан называли назорейской ересью.
– Бог хотел заключить с евреями великий завет: будете у меня царственным, священством и народом святым; и ещё по завету обещал дать им уши, чтобы слышать, глаза, чтобы видеть, и сердце – разуметь. Так Бог говорил через Моисея в земле Моавитской, перед входом евреев в Палестину. И пророки обещали, что настанет время этого завета. И Иисус назорей, когда проповедовал царство Божие, вслед за пророками укорял народ словами: ожесточилось сердце у народа, так что ушами слушают и не слышат, глазами смотрят и не видят. То есть он говорил, что никак не хотят принять этот завет. И призывал: имеющий уш да слышит. Это, как сказано, второй завет, кроме того, что Господь поставил с евреями на Хориве. Короче, всё вокруг этого истинного завета крутилось всю историю еврейскую.
– Хм, знаешь, а сейчас многие не понимают, почему Иисус говорил про уши и глаза, – по лицу было видно, что Страхов и сам это узнал только что. – Так почему завет не состоялся?
– Когда они поклонились тельцу на Синае, Бог отложил этот завет и отдал их служению ангелов, как сказано, и надел на них узду закона – до прихода обетованного семени, то есть Христа. Закон служил искоренению идолослужения. Он допускает идолопоклонство, но связанное, ограниченное. И священниками тогда стал по закону не весь народ, а только из колена Левия, которое встало на сторону Моисея в истории с тельцом. И потому всё их служение Богу было в образах, ненастоящее. Так детки в песочнице играют, машинки возят, губками гудят, замки строят, всё понарошку – учатся настоящей жизни. Так было, пока Бог не отобрал эту песочницу, когда римляне город и храм разрушили.
– На тебя, боюсь, единокровные твои сильно обидятся.
– И православные тоже. Слушай дальше: только некоторые из народа принимали этот завет, о котором объявил Моисей перед входом в землю обетованную, и служили Богу не по закону Моисея, а по закону, написанному Богом в сердце. Это и есть назорей. Они священники не из колена Левия, а призванные Богом, то есть по чину Мелхиседека, по силе жизни непреходящей, как сказал Павел. А раввины приравнивают назорея к первосвященнику.
– Гм. Прям-таки к первосвященнику?
– Потом все христиане стали назореями. Пётр в послании уже называет христиан царственным священством и народом святым, а иудеи всех христиан называли назорейской ересью. Назорей – это те, кто вступили в новый завет, то есть христиане. И произошло это первый раз на Пятидесятницу, по-еврейски Шавуот. Это праздник в честь дня, пятидесятого после пасхи и исхода из Египта, когда все евреи стояли у горы Синай, а Моисей на горе получал скрижали. Но не случилось тогда вступить в завет… Бог не дал духа из-за тельца. А вот в этот раз Бог излил дух и завет состоялся.
– Ух ты, как завернул.
– Пётр?
– Да не Пётр, ты завернул. В камень-το ничего не завернуть. Кстати, а ты знаешь, что у тебя имя Левий означает прилепляться?
– Саш, опять ёрничаешь? Сбиваешь с мысли. Давай, я уж продолжу. А?
– Да я для разрядки. А то сразу всё не заходит с первого раза.
– Ок. Назорей, кроме прочего, не стригли волосы до окончания обета. Волосы у них были образом первосвященнического кидара, как толкуют известные раввины. А для обычных евреев это было позором – ходить нестриженными, как женщины. Так что Иисус имел длинные волосы, когда пришёл к Иоанну. Традиция донесла нам это посредством икон, через гностиков. Первые иконы появились у них. Так вот, волосы сразу отличали назорея, и когда Иисус пришёл к Крестителю, тот не мог не склониться перед его царственным священством.
– Всё красиво. Но картинка рушится, если Иоанн Креститель сам был назореем.
– Об этом ничего нигде нет. Фарисеи Иисуса называли назореем, а его – нет. И Иосиф Флавий, думаю, упомянул бы, будь Иоанн назореем. А он его просто праведником называет.
– Но он не пил вино и сикеру от чрева матери!
– Если по обету родителей, как написано у Луки, это ещё не назорейство. Назорей тот, кто сам дал обет воздержания от вина. На примере Самсона есть толкование в Талмуде. Хотя в этих тонкостях пусть лучше раввины разбираются.
– Ну, хорошо. Положим, Иоанн не знал Иисуса, но отреагировал на его стрижку, вернее, её отсутствие, признав за ним первенство. Как истинного первосвященника. Так?
– Так и есть, – Сергей Афанасьевич довольно откинулся в кресле и налил чаю. На перила села синичка и начала суетливо передвигаться взад-вперед, пытаясь сообщить что-то важное. Наверное, о том, что пора бросить ей несколько крошек. Сергей Афанасьевич засмотрелся. Язык жестов был совершенно понятен. – А в первом веке все христиане следовали Иисусу и принимали этот обет. Павел остриг голову в Кинхреях, исполнив обет, а потом очистился в Иерусалиме и принёс жертву вместе с другими назореями по совету Иакова.
Левий бросил крошку, и синичка, схватив её, тут же упорхнула. Мигом села ещё одна, ждавшая очереди.
– И ещё. У христиан при крещении постригают волосы, – Сергей Афанасьевич оторвал взгляд от синички. – Это уже неосознанные рудименты назорейства. Также и при вступлении в монашество. А когда христиане окончательно отделились от евреев, они перестали понимать, что такое назорейство и для чего раньше принимали этот обет. Тогда, думаю, и возникла версия, что прозвище назорей Иисус получил от места жительства – Назарета. И эта вставка попала в Евангелие Матфея – вместе со всей рождественской сказкой.
Александр встал и потряс слегка сумкой:
– Пойдём уже. Для продолжения поиска смыслов нам понадобится изменённое сознание. Но это в другой раз.
Сергей Афанасьевич отдал бумажку:
– Дома прочитаешь.
По дороге, когда уже расстались, Александр полез в карман и достал листок. Развернул и прочитал:
Отец позвал сына: – Ты взрослым стал.
Послушай, сын, пришло время.
Ты полон сил, а я устал
Царства нести бремя.
Проси и дам тебе: всё твоё.
В борьбе обретёшь ты славу:
Оденься в порфиру, возьми копьё,
Корона твоя по праву.
Сказал и ушёл, у отца дела.
А сын прощается с детством:
Вот меч деревянный, вот конь без седла.
Что взять для защиты наследства?
Что-то смущает, не помнит сын
На взрослых тяжёлых доспехов.
Все носят костюмы, все как один
Не в войнах добились успеха.
Отец растит хлеб и лозу в садах,
Пасёт мелкий скот и крупный,
Летопись пишет о царских делах,
Ходит в горах неприступных.
Где поле битвы и кто мой враг?
И что приносит нам беды?
Должен ли царь внушать всем страх?
В сраженьях искать победы?
Я слышал отца? Или это был сон?
А может, я был в горячке?
Столько вопросов! – воскликнул он, -
Ох, нелегка задачка.
Пустыня всё знает, а я не мудрец,
Я младший из всех сыновей.
Мне в ухо суровый шепнёт суховей,
Зачем меня выбрал отец.
Дней сорок не ел ничего и не пил
И вот под конец взалкал.
Его прозрачным крылом Гавриил
Укрыл средь недобрых скал.
Как овладеть ремеслом богов?
Как землю свести с небесами?
Могу произнесть я лишь несколько слов,
И камни станут хлебами.
Или мне ринуться вниз со скалы?
О камни не стукнусь ногою -
Имени ради Давида Оглы
Всё'ангелы пухом укроют.
Пришёл монах с пустынных вершин,
Со мной завязал разговор,
– Я слышал, ты, парень, ханский сын?
Какой же несёшь ты вздор!
Ни меч, ни кнут и ни узда,
Ни полные столы,
Ни зрелищ дивных пестрота,
Ни царские балы
Не приблизят тебя к трону.
Но слово мудреца
Наденет царскую корону
На голову слепца!
Послушник нужен мне в горах,
Ему я власть отдам.
Все царства я держу в руках.
Пади к моим стопам!
Сын в ярости кричит ему:
– Прочь, жалкий интриган!
Я поклонюсь лишь одному
Отцу. Он Чингисхан (1).
Коварство и хитрость – слуги твои,
Удел их – могильный прах.
Как совесть велит, буду править и…
И отступил монах.
Я знаю, что делать, пойду по стране
С котомкой, в рубахе простой.
О царстве отца, словно дивном сне,
песни спою за постой.
Теперь я со всеми людьми наравне:
Не царский я сын и не хан,
Я, сын человеческий, вижу во сне
Братьев возлюбленных стан.
В конце было примечание: Чингисхан переводится «Владыка вселенной».
Войти с помощью соц. сетей: