XXIV

Голос с неба

Левий и Страхов вскоре опять сидели в кафе, пили чай. Поговорили о разном. Потом, как обычно бывало, разговор коснулся религии:

– Ты хотел раскопать источник? Как там у БГ: «Пришёл пить воду, не смог узнать её вкус? Источник забит золотой пылью?» Ну так ты давай, копай. Но не думаю, что это поможет сделать фильм. Для успеха нужна не правда, а нужны полёт, высота, скорость, ритм и песни – интерес пробуждают птицы, а не землеройки. Ну ещё шутка нужна, желательно на грани приличия. Тема успеха, ещё страсти и кровь. Да ты и сам всё знаешь.

– Дело не только в золотой пыли. Не столько даже. Я вот распробовал воду, но источник не там – этот, с вывеской, всегда забит.

– Так ты агностик или уже наполовину?

– Скорее, ещё меньше. Я почти христианин, но вне конфессий.

– Любишь ты плыть против ветра. А ветер в сторону агностицизма и язычества.

– Против ветра, против течения… Главное – быть там, где дух и жизнь. Дух жив преодоленьем. У меня даже стихотворение есть об этом. Там спор поэта с собой в чём-то похожий на наш. Не люблю, правда, читать. Но…

– Валяй. Но пощады от меня не жди.

– Ну хорошо. Вот. А нет, лучше сам прочти. Знаешь, встречался с однокурсниками и навеяло…

Левий покопался в портфеле и, достав свёрнутый вчетверо листок, протянул Страхову. Он развернул его, прищурился и стал читать:

ДИАЛОГ ПОЭТА С СОБОЙ

Поэт

К исходу лет

 

К исходу лет, не став мудрей,

Ищу забвенье в соре дней,

Как будто бег минут не слышен

В листве осенней, в каплях с крыши.

 

 

У духа жизнь течёт иначе.

Он тихо бродит среди снов,

На лица глядя стариков

Не узнает друзей и плачет.

 

 

Я помню каждый звук и запах,

Касанье губ, и женский смех,

И дрожь птенца в кошачьих лапах,

И послевкусие утех.

 

 

У духа жизнь течёт иначе.

Он тихо бродит среди снов,

На лица глядя стариков,

Не узнает друзей и плачет.

 

 

Я помню первое свиданье,

Нетерпеливость ожиданья

И как в столе на склоне лет

Нашёл увядший слов букет

И на премьеру два билета,

В тот день потерянные где-то.

 

 

У духа жизнь течёт иначе.

Он тихо бродит среди снов,

Не узнает друзей и плачет,

 

 

На лица глядя стариков,

К исходу лет,

К исходу лет.

 

– И всё? Как-то грустно… И где преодоленье? – Страхов перевернул лист и удивлённо посмотрел на Левия.

Сергей Афанасьевич достал ещё несколько и протянул Страхову:

– Это продолжение.

Внутренний голос поэта

 

Я знаю, что тебя страшит:

Нетвёрдая рука,

Уже не пишется строка,

И стрелка не спешит.

Кругом тоска безвременья,

Как снегом в зимний день,

Укрыла дней течение.

И бриться что-то лень.

И ждёшь, как вдохновения,

С утра аперитив.

И знаешь, что нет семени

В тебе с небесных нив.

 

Поэт

 

Нет, я не верю, что руками

Законом движимых портных

И формул острыми иглами

Скроен я из стихий земных.

 

Внутренний голос поэта

 

Так в чём же дело? Расскажи

Про пистолеты и ножи,

Про кровь, любовь и про Париж,

Дипломов Оксфорда престиж.

Нью-Йорка в небе этажи,

Где гнезда вьют себе стрижи.

Судьбы крутые виражи

Ты на бумагу положи.

От сердца ввысь протяни нить,

Воткни провод в разъём неба.

Не дай мыслям твоим сгнить,

Прикованным к клеткам тела.

 

Поэт

 

От тела к небу? Вот смешно!

А, впрочем, это всё равно.

Ничтожна мира суета,

Пусты все разговоры.

Поэт, рифмующий слова,

Презренней вора.

Язык мой – жертвенник, на нём

Горят стихи святым огнём.

Они со мной с тех самых пор,

Как с небом сердца разговор

Подслушал ум и стал поэтом.

Он слов игры не ищет где-то,

Пророчества рукой сдирает

Завесу непрошедших лет.

Как нож, стихи во тьму вонзает,

И рифмою стекает свет.

Не знает жалости он, нет!

Под пыткою его стеная,

Забвение даёт ответ.

 

Внутренний голос поэта

 

Но вот достал я из стола

Стихи, что ты писал тогда.

Прочёл. Они простые,

Наивные, смешные.

 

 

Не так, как ныне… Кем ты стал?

Ты мрачен, как ночной вокзал,

Холодный, гулкий и пустой.

Твой ум куёт во тьме ночной

железный стих, и он как плуг

Проходит чёрной бороздой

По сердцу. Он терзает слух,

Как скрип дверной,

Как демон злой.

 

Поэт

 

Но грани яркие ума,

Который как живой кристалл

Я водрузил на пьедестал,

Они красивые весьма.

 

Внутренний голос поэта

 

Ум не бывает храбрым,

Лишь сильным и коварным.

А сердце смотрит и молчит,

Оно словесный инвалид.

 

 

Отважный узник редко

К тебе стучит из клетки

Тихонько молоточком:

Точка, тире, точка.

 

 

Твоя чуткая душа

На конце карандаша

И страдала, и любила,

И смеялась, и казнила.

Раз за разом, как герой,

Смело шла в словесный бой.

В битвах выказав отвагу,

Рифмой стёрлась о бумагу.

 

 

Нет поэта! Я один!

Стану просто гражданин.

 

– Наброски, знаешь ли…

– Не удержался? Зацепил стихи «на злобу дня»?

– Вот, держи ещё. Продолжение, – Левий протянул листки.

Внутренний голос Поэта

 

Помнишь, друг, как мы с тобой Говорили про покой?

 

Поэт

 

Да, что жизнь не длится вечность,

Что рука у нас – конечность.

Волей движется она

От яслей и до одра.

 

Внутренний голо поэта

 

Но скажи, не скучной ли

Будет вечность без любви?

А любовь без жертв и боли,

Словно мы играем роли?

Так что, вечность или есть,

 

 

И в ней горестей не счесть,

Но и радость, и веселье,

И любовь в ней, и похмелье.

Или вечность – плод ума,

Пусть и сладостный весьма…

 

Поэт

 

Хм, на небе нет ни целей,

Ни боренья, ни служенья,

Ни иного проявленья

Бесконечного движенья.

Нет! На небе чистота.

С Богом не ведут беседы

Те, кто были непоседы,

Там блаженство, красота,

Песни света и добра

Льются с ночи до утра

И от утра да темна.

 

Внутренний голос Поэта

 

Что ты! Это ведь тюрьма!

 

Поэт

 

Но комфортная весьма.

А сомненья словно пули,

Словно плёткой по лицу.

Разве не ведут Карули

Прямо к райскому крыльцу?

 

 

Бдит монах и тянет чётки,

Я макаю в мысль перо.

Что же? Это лишь обёртки?

Где же сладкое нутро?

 

 

Созерцание бесплодно?

Или всё ж на что-то годно?

В искушениях оно

Погибает? А спасенье?

 

Внутренний голо поэта

 

Без сомненья

Верой духу отдано.

Дух горит преодоленьем

Сил земного притяженья.

 

 

В этом с Богом суть завета!

Чтобы мысли обрели

Жизни дар и помогли

Взбить ногами пыль земли,

А не восторг в уме поэта.

Смерти одолеть предела

Не по силам, как бы смело

Ни пели бы в земных умах,

Пока сражаясь на мечах,

Одна с другой не заслужили

Бессмертия в боях,

 

 

И, покинув слёз юдоль,

Всех, презревших страх и боль,

В рай небесный от земли

Они бы взять с собой могли.

И там продолжили сраженье!

 

… Но прости, друг. Я, когда читал, парик с буклями не надел. Чтобы вжиться. Это для кино про мушкетёров? Каждой эпохе – свои стихи, а сейчас вообще время упадка. Ты всё о небесном, а там нет дверцы к сердцам современников, всё здесь, на земле. Зрителя интересуют современная ему жизнь, любовь, измены, политика. Присмотрись к рэпу, вот где жизнь. И послушай друга: тебе пора с облаков на землю, ты там задержался. Ещё немного, и сам станешь облаком в штанах.

– Да что нам – потакать публике? Ей не угодишь.

– Друг мой, Сергей Афанасьевич. Публика тебе, как киношнику, должна быть важна не меньше идей.

Левий был огорчён. Его удручала собственная старомодность. Между поколениями образовалась пропасть. Две враждующие страны, старая и новая, оказались внутри одной границы. И мостом между ними может быть лишь небо, которому не страшны земные пропасти и разломы.

Страхов резко сменил тему:

– Раскопал ещё что-то?

– С чего, пожалуй, начать… А! Давай с самого начала! Начнём с рыбаков. К Иисусу был голос после крещения, когда он выходил из воды: Ты Сын Мой возлюбленный, в котором моё благоволение. Как режиссёра, меня не устраивают церковные интерпретации этого события.

– Ух ты. В какой части?

– Сценическое действие должно быть достоверным, как учил Станиславский. Я думаю, что раз слова обращены к Иисусу, то они имели для него значение. Именно для него в первую очередь.

– Ну и что здесь неправильно понято – как ты их назвал – церковными интерпретаторами? – Страхов старался держаться позиции трезвомыслящего скептика.

– Сам подумай. Общепринято, что Иисус – бог и он всё знает без подсказок. Так?

– Так.

– Если бы Иисус был богом и сошёл с неба, этой сцены не могло быть. Рассказывать сыну, что он сын, если он об этом знает, странно как-то, согласись. А вот если он человек, которого Бог усыновил или родил, или простил, то есть принял обратно – кому как нравится, тогда… всё уместно.

– А тебе не пришло в голову, что глас был не к Иисусу, а к Иоанну Крестителю? Или к народу, – Александр любил при разговоре ковырять вилкой стол, но, увидев лицо официанта, тут же отложил прибор.

– Наш философ Иоанн Богослов мыслил, как ты. У него всё Евангелие о том, что Иисус – бог и всё знает, а рыбаки всё напутали. Зачем, мол, Иисусу глас? У него даже есть эпизод… Когда однажды Иисус обратился к Отцу, был глас с неба в ответ. Бывшие там говорили: это ангел говорил к нему. А Иисус им ответил: Это не для меня, это для народа. Сцена – знаковая.

– Гм. Значит, по Иоанну Отец не говорил Иисусу, выходящему из Иордана, что он сын возлюбленный? Глас с неба слышал только Креститель! Только он?

– По Иоанну? Конечно. Только Креститель, только ему было прямо сказано – но раньше, до всех событий. Как там… в первой главе? – Левий включил планшет. – У меня тут две ссылки с подстрочником греческим и словарём… Ага, вот… И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нём. Я не знал его; но пославший меня крестить в воде сказал мне: на кого увидишь духа сходящего и пребывающего на нём, тот есть крестящий духом святым. И я видел и засвидетельствовал, что сей есть сын Божий.

Левий оторвался от экрана и продолжил, глядя прямо в глаза Страхову:

– Видишь, здесь, по сути, те же слова, что у рыбаков: сей есть сын Божий; и дальше про дух, сошедший как голубь. Только сказаны они Иоанну Крестителю, а не Иисусу. И до начала его поприща, до того, как он вышел всех крестить. Гм, да… именно Крестителю: Пославший меня крестить в воде сказал мне…

А как у рыбаков?

– Ни народ, ни Иоанн Креститель слов с неба не слышали, они были к Иисусу.

– Неужели? Как всё спуталось. Давай-ка подробнее…

Сергей Афанасьевич профессионально, как молодёжь за столиками, забегал пальцами по планшету:

– Так, так… Вот оно у Марка: И когда выходил из воды, тотчас увидел разверзающиеся небеса и духа, как голубя, сходящего на него. И глас был с небес: ты сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение. Иисус увидел… Всё представление – для Иисуса.

– Хм… и ещё: ты сын, – Страхов задумался: не «это сын мой», а «ты сын мой». – Хм, логично. Представь, если бы народ такое услышал и увидел? Да они бы… Трудно представить!

– А если бы Иоанн услышал, то не посылал бы после учеников к Христу спрашивать: Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого?

Сергей Афанасьевич продолжал копаться в гаджете:

– А у Матфея. Сейчас… Да, так и есть – у него всё то же, но синодальная вставка в скобочках, подсказка. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись ему небеса, и увидел [Иоанн] духа Божия, который сходил, как голубь, и ниспускался на него. Без этой вставки…

– Погоди, но это же… подлог. В оригинале увидел всё Иисус! Не Иоанн Креститель!

– Скажем мягче – маленькая богословская хитрость.

– Ну, синодалы, мать вашу! Ну и циники! Верить в собственную ложь? – Александр привстал из-за стола и стал качаться с пяток на носки. – Не могу сидеть, прости. Затекли ноги.

– Понимают, что текст против них, иначе б не меняли. Потому и хитрят, что видят это. А философ был честнее – он спорил открыто.

– Философ… На то он и философ! – Страхов похлопал Левия по плечу и хмыкнул. – Ну и правильно! Зачем богу глас с неба? Иоанн, по крайней мере, логичен. Слово, сущее на небесах, сказало Слову воплощённому? Само себе? Ну не-е-ет! Воплощённому Слову нужен был свидетель, пророк, чтобы прославлять Сына среди людей.

– Хе-х, рыбаки сильно бы удивились, услышав историю Иоанна. Согласен?

– Да. А знаешь? И Павел, думаю, был за нас.

– Ты о чём?

– Он псалом цитирует: Кому ещё сказал Бог – ты сын мой, я ныне родил тебя? Обратил внимание? Здесь тоже «ты сын» – к Христу обращение, не к Иоанну и не к народу.

Сергей Афанасьевич наморщил лоб и потёр его, словно хотел почистить пятно, скрывавшее важную мысль:

– Я ныне родил тебя – этим словом Бог дарует ему сыновство. Причём говорит: ныне. Да, так не скажешь, если бы сын был рождён прежде всех век. Это в тему.

В кафе появилась высокая дама крупных форм с массивным подбородком. Она была в красновато-розовом комбинезоне с большим вырезом спереди, почти до… Даму, очень напоминавшую известную телеведущую, сопровождал невзрачный мужчина. Они сели у окна чуть вдали и что-то бурно обсуждали. Левий и Страхов засмотрелись на неё. Она чем-то притягивала взгляд, какой-то силой. Ведьма, – подумали оба одновременно. Страхов оторвал от неё взгляд:

– Ну что же, продолжим. Здесь есть одна загадка. Почему Павел цитирует псалом, а не слово, сказанное Иисусу прямо с неба? Или он ничего не знал про этот глас с неба? Даже намека у него нет.

Принесли чай. Конечно, это не Шаньлинси, но и Те гуанинь быстро проходил путь от чайника до писсуара, оставляя в теле ощущение свежести. Страхов ушёл.

Сергей Афанасьевич сказал вдогонку:

– Сдаётся мне, что в этом псалме – не о крещении Иисуса пророчество, а о его воскресении, о вос-кре-се-нии! И Павел понимал разницу.

Но Страхов так быстро двигался в направлении уборной, что явно не услышал.

Пока Страхов отсутствовал, Сергей Афанасьевич позвонил Маргарите. Она убегала к подруге на презентацию её книги в Библио-Глобусе и была в приподнятом настроении:

– Вот, зайчик, что тебе нужно. Ты умненький, но молчун. Хочешь, чтоб тебя услышали, – пиши. И лучше на английском. Кто в этой берлоге будет читать? Здесь спят почти круглый год. Ну всё, мне некогда. Бегу… Пока, зайчик, целую.

Страхов вернулся с готовым ответом на свой же вопрос:

– Павел писал раньше евангелистов… и не знал про голос с неба. Что такого? Он и про предательство Иуды не слышал.

– Ты о письме к коринфянам? Павел написал, что Иисус явился двенадцати, а их было уже одиннадцать. Иуда повесился.

– Да, я про это. Когда Павел встретил апостолов, вместо Иуды уже избрали Матфея. И про этот глас с неба Павел также мог не знать. Ну не рассказали ему апостолы, и что!? Эти мелочи не мешали его проповеди.

Сергей Афанасьевич порывался что-то сказать, но Страхов перебил:

– Нужна окончательная ясность: Бог родил Иисуса при крещении или когда воскресил его? Или Иисус предвечен, как считается? И ещё: когда мы все станем сынами Бога, наконец?

– Окончательная ясность? – Левий усмехнулся и посмотрел на Страхова. – Когда мне говорят про окончательную ясность, я вспоминаю один еврейский анекдот. Мюллер вызывает Штирлица: «Штурмбанфюрер, нам нужна окончательная ясность, Вы комиссар или офицер Рейха?» Штирлиц засунул руку в штаны, пощупал, подумал и говорит: «Хер-р Мюллер, окончательная ясность наступит, когда я, наконец, увижу русскую радистку. Она точно помнит, обрезан я или нет. А то я в конец запутался с такой работой». Ладно, начну с конца, то есть с нас. Все мы дети, раз называем Бога Отцом.

Трамвай протарахтел мимо и заглушил смех Страхова и слова Сергея Афанасьевича:

– сын Бога относилось к любому царю, помазаннику. К Соломону, к примеру, прилагали пророчество о сыне Божьем от семени Давида. В родословии Иисуса у Луки сказано про Адама, что он сын Божий. А ещё миротворцы будут наречены сынами Божьими – это из Нагорной проповеди. Сколько раз в Библии Бог называл весь народ: Сын мой, первенец мой! Каждый из обрезанных, вступивших в завет с Богом, назван сыном. Правда, отступали, отрекались от Отца нередко, поклоняясь идолам, – в этом вся история еврейская.

Страхов остановил экскурс в историю:

– Ты это к тому, что сыновей Бога было много?

– Не совсем. Я о том, что евреи понимали сыновство Богу духовно, а не в смысле природы. Мы человеки, имеющие отца и мать, но притом и дети Божии. Это философы-эллины сделали Иисуса сыном по природе – так они ещё в язычестве думали о своих богах!

Страхов закашлялся, отхлебнул чай и продолжил с видом оппонента на защите диссертации:

– Хм-м, пусть так, будем считать, что про нас что-то прояснилось. Но вернёмся к псалму. Бог сказал через пророка Давида больше, чем с неба при крещении Иисуса: Ты сын мой. Я ныне родил тебя? Ныне – это когда?

– Всё дело в том, что это – не про крещение. Это обращение Отца к уже воскресшему Христу: Я ныне родил тебя. Проповедуя в антиохийской синагоге, Павел отождествил рождение Иисуса с воскресением. И ссылался на этот псалом. Вот его слова: Обетование, данное отцам, Бог исполнил нам, детям их, воскресив Иисуса, как и во втором псалме написано: Ты Сын Мой: Я ныне родил Тебя. И ещё он к римлянам написал, что Иисус открылся сыном Божиим через воскресение из мёртвых. Это значит, Иисус – человек и рождён Богом воскресением из мёртвых.

– Да, был бы богом, как Иоанн писал, родился бы прежде веков, а не через воскресение. Ты прав, Левий. Это пророчество, которое Иисус узнал, – но не с неба услышал, а из Писания.

– Как-то так… Первая часть – Господь сказал мне: ты сын Мой – исполнилась, когда он выходил из Иордана. Значит, и вторая часть: Я ныне родил тебя – должна исполниться. Зная это, Иисус имел надежду, идя на крест.

Страхов опять взялся за вилку и стал крутить её в пальцах.

– Всё-таки… непривычно. Почему же в символе веры поётся: «…иже от Отца рожденна прежде всех век»?

– Это богословие Иоанна, из которого в основном и составлен символ веры.

Александр замолчал. Левий посмотрел на задумчивого Страхова. Он вспомнил, что при большом объёме информации Страхов иногда впадал в ступор. В это время она в нём переваривалась, расползалась по сетям и потихоньку проникала в клетки мозга, как пища у удава. Страхов сидел, словно набрал в рот вина, и наслаждался, не желая глотать. Во всяком случае, он выглядел как сомелье на дегустации. Наконец ему удалось найти нужные слова и подвести итог:

– Иисус получил бессмертие, вечную жизнь от бессмертного Отца. Каков Отец, такую жизнь он даёт детям. Воскреснув во гробе, Иисус рождён небесным Отцом из праха, а не в утробе женщины от земного отца. И в отношении нас будет так же. А пока мы – в утробе мира: осознаём себя и решаем, хотим ли родиться по-настоящему. И уже знаем своего будущего Отца.

Левий посмотрел в планшет:

– Ещё нашёл у рыбаков, в подтверждение. Иисус сказал о всех, кто воскреснет, что они суть сыны Божии, будучи сынами воскресения. Значит, и Христос и мы… Бог рождает сынов воскресением!

Александр опять замолчал, что-то там переваривая. Левий продолжал:

– А у Иоанна рождение свыше – в крещении, от воды и духа. А рождение Христа – предвечное.

Для Левия некоторые тёмные места стали ясными по ходу беседы, его распирало, хотелось всё проговорить:

– Саша, ты слышишь? Это важно, вникни. У Иоанна главное в спасении – рождение свыше при этой жизни и вознесение духовного тела на небо по смерти. Не рождение из праха воскресением, а рождение от воды и духа при жизни. Вся беседа с Никодимом об этом. Кто родился, тот стал сыном. Кто нет, у того отец дьявол. Точка. И тело для рождённого – лишь оболочка, которую можно бросить на земле. Место обитания рождённых свыше – не будущая вновь сотворённая земля, а небесные обители, которые уже приготовил Сын на небесах. Помнишь из Иоанна: В доме Отца моего обителей много?

Сергей Афанасьевич опять пристально посмотрел на Страхова. Тот сидел молча, как подмороженный гипнозом. Левий усмехнулся и произнёс грозно:

– Ты слышишь меня? Дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него.

– Да, да, слышу. Не кричи. Я вот думаю… Думаю я, – Страхова посмотрел на Левия, словно ничего не было. – По Иоанну, говоришь, наша оболочка, то есть тело, оставляется здесь гнить. Навсегда. Но с Иисусом не так! Его тело воскресло! Даже Иоанн с этим не спорил.

– Пробудилось во гробе, но он отдал его за жизнь мира. По Иоанну оно было божественным, живым хлебом с неба – оно не из праха, как наше. Поэтому никакого вознесения Христа на небо нет – Иисус не забирал тело на небо. Он оставил его как пищу.

– Интересное кино с Иоанном. У него нет рождения, крещения, воскресения и вознесения? А что с уверовавшими? Где будут их тела?

– По Иоанну? По Иоанну суд уже идёт, и оправдание на нём – рождение свыше. Новое тело рождается от воды и духа, оно духовное, не из материи. Рождённое от женщины тело – материя. Зачем брать материю с собой на небо? Там ей нет места.

Александр окончательно стряхнул задумчивость:

– Иоанн всё-таки победил рыбаков в войне за умы. Христиане в большинстве мыслят, как он. И в символе веры про Христа сказано, что он рождён прежде всех век.

– Удивительно, да? Язычники не ходили по пустыне, не изживали из себя идолопоклонство, а привились уже к святому корню. Это имеет свои недостатки…

Левию по ходу беседы всё более отчётливо виделось сочинение Иоанна Богослова эдаким Троянским конём в Новом завете. Официант подошёл подлить чаю, но Левий сам схватил чайник и стал разливать чай, одновременно продолжая говорить:

– А почему ты не вспомнил про Адама? Если воскресение – это наше рождение из праха Отцом, как же про Адама сказано, что он создан из праха?

– Из праха… И правда, как так?

– Я думаю, в данном случае из праха – значит, из материи, которая не даёт вечной жизни своим формам.

– Так что, сотворение Адама из праха – аллегория?

– Конечно! Бог назвал «прахом» живого Адама, а не мёртвого, когда изгнал его из рая. Значит, слова «прах ты и в прах возвратишься» — это не буквально, это про то, что он из материи. Не захотел быть выше материи, оставайся прахом – вот про что это.

Левий мог говорить ещё долго – это была одна из любимых тем. Но позвонила Маргарита. Сергей Афанасьевич прервался, а когда окончил разговор с ней, не сразу вспомнил, о чём говорил.

– Да, самое главное… Воскресение мёртвых – это будет рождением из праха уже буквально. Не как Адам рождён. Рождение не от воды и духа, а из праха Отцом.

– В этом смысле Адам назван Павлом образом будущего? В послании к римлянам, кажется.

– Думаю, да. По-настоящему из праха земного рождён только Иисус. Пока. А мы все, включая Адама, только образно. Хотя Адам – сын Божий, но тело его произошло от дикарей: кроманьонцев, неандертальцев и прочих предков. Генетику не обманешь – их ДНК отсеквенирована и сравнена с нашей. Если внимательно прочесть Книгу Бытия Библии, там именно так всё и описано – почти прямым текстом. Не поверишь, у меня с Маргаритой богословский спор об этом был.

– Ну и кому досталась победа?

– Как всегда – победителю.

– Ха-ха, значит, Маргарите, – Страхов опять хлопнул друга по плечу.

– Плечо уже ноет от твоей дружбы. Лапа у тебя… Как ты ею кисти держишь?

– Не сбивай с мысли, дай сказать. Если Иисус не предвечен, а избран из нас, почему именно его избрал Бог? Было за что?

– Потому что Отец возлюбил его более других. Бог смотрит не как люди, а в сердце – как о Давиде сказано. И через него Бог задумал совершить свою благую волю.

– Согласен. Возлюбил Иисуса и избрал… Почему бы и нет? Бог один ведает. А в чём благая воля?

– Нет сомнений, воскресение Христа – это главное, что случилось в мире за все века. Это благая воля Отца – отменить смерть.

– Пожалуй. Если всё так, то Иисус не предвечен, как считается… как повелось от Иоанна. Ещё бы… ещё бы что-то… А что об этом у пророков? – Страхов почесал затылок.

– Матфей цитирует Исайю: Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него. Иисус был избран из нас, из людей. Он не сошёл с неба. Ещё…

Страхов и сам вспомнил:

– Ещё есть пророчество Моисея о том же, что Бог изберёт из среды народа пророка, подобного Моисею. То есть такого, который заключит завет с Богом. Апостолы на это пророчество указывали, говоря о Христе.

– Ну-у, ещё есть сомнения?

– Да нет, пожалуй… Но за века скопились тонны размышлений богословов. Истинный бог и истинный человек, соединение природ, не слитное и не раздельное, ла-ла. Но, по сути, это возрождение эллинских мифов о воплощении богов. Так ведь?

– Потри любого богослова, и откроется язычник.

Сергей Афанасьевич посмотрел по сторонам. За соседним столиком сидела миловидная девица с косой и что-то печатала на ноутбуке. Она подняла глаза и улыбнулась Левию. Ему показалось, что она всё внимательно слушала. Да нет, что за чёрт, – подумал Левий. – Мы такую скукотищу развели, это не для девиц.

Страхов молча переводил глаза с Левия на девицу и обратно. Сделав вид, что не увидел ничего занятного, он тихо спросил Левия:

– Это твоя знакомая? Нет? Ну ладно… – потом обычным голосом: – Итак, Иисус был рождён, воскрешён, сотворён заново ещё до сотворения новой земли и пока пребывает на небе. Он – первенец всякой твари, как написал Павел к колосянам. Всё, и земля, и мы, все мы будем рождены заново в последний день. А он – уже.

– Петр так и проповедовал: Иисуса небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века. Его пребывание на небе – временное. А по Иоанну – вечное. По Иоанну сын всегда был там и всегда будет: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах.

– Да, сущий на небесах… У рыбаков Иисус так говорил только об Отце: Отче наш, сущий на небесах. А здесь – о себе…

– Кстати, не задумывался, в чём смысл крещения, если оно не даёт рождения свыше, как у Иоанна?

Александр почесал затылок, словно хотел так открыть спрятанную в шевелюре шкатулку с ответами. Сколько вопросов, кажется, имевших очевидные ответы? А теперь вот ищи ответы заново.

– Было бы просто – окунулся и спасён. Нет. Крещение – это знак завета, а не мистерия. Это взаимные обещания.

Александр кивнул. Левий продолжал:

– Бог обещает тебе воскресение. А ты веришь его обещанию и в любом деле слушаешь свою совесть.

– По Иоанну наоборот, крещение важнее воскресения.

– Да, воскресение – вторично, если он вообще понимал его, как мы. Главное в его концепции спасения – родиться от воды и духа. Родился – спасён, фактически воскрес. Значит, крещение по Иоанну – не знак завета, а таинство, в котором рождаются поверившие в Иисуса, как бога.

– Угу, согласен. Крещение в воде для Иоанна – фундаментальная вещь!

Девушка за соседним столиком расплатилась и стала собираться. Перед уходом улыбнулась и, слегка склонившись над друзьями, тихонько сказала:

– Было интересно вас послушать. Спасибо.

Страхов вскочил и протянул руку. Он был одновременно импульсивен и галантен. Левий тоже кивнул и поблагодарил незнакомку. Девушка ушла. Разговор сразу продолжился, словно и не прерывался. Страхов вздохнул:

– Да уж, не прост наш философ. Красиво выражается иной раз. Вот его концепция рождения свыше: не мерою даёт Бог духа. Ёмко сказано! Это сродни дважды рождённым из Махабхараты. А в Библии дар духа – это обретение человеком смысла и цели, и служения Богу. Каждому в свою меру.

– Ещё Адам получил дух и возделывал сад. И на пророков сходил дух для служения. Задолго до Христа, кстати. И о Христе сказано: Бог духом святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и он ходил, благотворя и исцеляя всех, – как-то так, по памяти. Иоанн всех запутал, придумав рождение от воды и духа. Теперь христиане верят, будто получают дух как-то по-особенному, навсегда. Потому, мол, что рождаются при крещении. А Бог просто излил дух на всякую плоть – как и обещал через пророков.

Пора было закругляться. Счет был оплачен, и официант нервно поглядывал на папочку со сдачей. Александр встал из-за стола.

– Всё, что мы наговорили с тобой, – это страшная ересь.

– Не бойся, – Левий похлопал друга по плечу и засмеялся. – Инквизиция повержена. Теперь они в основном финансисты, а не богословы.

Левий долил остатки чая в чашку. Он откинулся на спинку стула, раздался треск. Но стул устоял:

– Да, да, пора уходить, пока с нас за мебель не взяли.

На выходе из кафе Александр остановился. Он искал ещё что-то, какую-то занозу внутри, мешавшую принять всё сказанное:

– Воскресение равно новому рождению… Красиво и так похоже на правду! Но знаешь, современному человеку скучно слышать про новую землю. Он хочет жить после смерти на небесах. В параллельной вселенной, где нет материи. Разве можно верить в скучное?

– Скучное? Но Павел говорил: Не Ангелам Бог покорил будущую вселенную, о которой говорим. Вселенная – это обитаемый мир. И в Откровении сказано, что мы будем царствовать на земле. Да и много ещё где. Конечно, кроме Иоанна, который принёс из язычества идею о рае где-то на небесах.

– Да, ты прав. Так учил Павел, и вообще… Но земля наскучила. В новой жизни хочется совершенно иного.

Хостес на выходе странно посмотрела на них.

– Это и будет нечто иное, чего сейчас не представить. Не в смысле садов и райских яблочек. А как Павел писал: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его.

Страхов махнул рукой:

– Ладно, об этом в другой раз. И так уже моя сингулярность близка к большому взрыву.

Вышли из кафе. На улице начался дождь. До метро бежали без зонтов. Было весело, как в молодости.