XXI

Чудо по вере или вера от чуда

Компиляция из дневника С. А. и его устного рассказа.

Жарко, горячее марево над асфальтом. Режиссёр Сергей Левий сидел на углу Покровки и Бульварного в Кофемании, потягивая манговый смузи и слушая новости. Библейские места притягивают мировые силы. Сейчас на территории Сирии бомбят, бегают в чёрном басмачи, а когда-то по этим местам ходили люди, которые на тысячи лет изменили историю мира. Что же это за сила была у них и как она действует?

В Сирии ничего нет для политиков и богачей, там пустыня. Даже нефти мало. Но все мировые державы собрались здесь, словно больше нет места на земле, где бы им выяснить отношения. Аналитики ищут в этом логику. А что им остаётся делать? Удивительны эти библейские места. Там будет битва конца, потому что так предречено.

Вот у Исайи есть пророчество о Дамаске: Дамаск исключается из числа городов и будет грудою развалин. Дамаск много раз разрушали, но из числа городов он пока не исключён. Так что пророчество нависло над нами, готовое обрушиться.

Появился Александр и прервал медленное течение мысли.

– Привет, Сергей. Здесь посидим или дома? У меня с собой.

– Трезвись, друг – нас ждут тяжёлые дни. Силы народа на исходе. Как там у Даниила?

– Да, к концу времени и времен и полувремени, и по совершенном низложении силы народа святого, всё это совершится.

– Наш народ не святой, ты сам знаешь. Так что это не про нас, и время у человечества ещё есть – а так, сил точно не осталось.

Шутить не получалось. Сергею Афанасьевичу явно не терпелось перейти к главному:

– Ты знаешь, я так погрузился в тему, что только об этом и думаю. Евангелие от Иоанна! Оно ведь кардинально поменяло направление развития христианства.

– В правильную сторону?

Левий уставился на Страхова, но не смог понять, говорил тот серьёзно или с иронией.

– Ты шутишь? Я не пойму… Иоанн как будто написал не Евангелие, а опровержение других евангелистов. Мы же говорили об этом. А сейчас у меня словно туман рассеялся и картина стала ярче.

– Ну-ну. Ты думаешь, это интересно? Да никому дела нет, кроме некоторых сумасшедших. Фильм будет для элиты из «Кащенко». Не помнишь, там есть кинотеатр?

– Кажется, есть. Но дело даже не в фильме. Совсем. Мне это самому важно. И ты прав – зацепить современного человека нечем, он словно тефлоновый.

Вокруг сидели приятного вида посетители, тарахтел трамвай, сновали официанты. По небу пробегали лёгкие белые барашки. Всё было, как всегда. Жизнь пробивалась сквозь всё, сквозь асфальт и даже сквозь экраны гаджетов.

Сергей Афанасьевич продолжал:

– Странная эта апатия.

– Да просто всё приелось, всё испробовано. Это как человеческая старость. Человечество просто постарело и потеряло силу и любопытство. Мы живем в скучном мире, где главные чудеса не настоящие – это чудеса техники. Так было всегда? Нет же. Почему тогда мы лишены настоящей силы?

Пара впереди уткнулась в свои смартфоны, быстро перебирая в четыре руки кнопки на экранах. Сергей Афанасьевич грустно взглянул на них:

– Думаю, мы верим не в то, верим в свои выдумки. Вера – это же связь. Но мы связаны ею не с Творцом, а с тенями из своих фантазий, придуманными небожителями.

– Как вот эти ребята – с электронными отражениями друг друга в гаджетах? Многие из них не виделись в реале, а когда встречаются, уносят ноги друг от друга.

– Типа того. Матрона Московская, она где, на небе? Это же на девяносто девять процентов литературный персонаж, святость которой утверждена Синодом на основе придуманного жития. Я легче поверю, что она в каком-то там гугловском облаке, где ей акафисты и чудеса записали.

– Народу нужны раскрученные, свежие, незатёртые идолы, чтобы молиться.

– Так лучше молиться Алёшеньке из Братьев Карамазовых. Да-а, вот так время… Мы бессильны, как некогда язычники. Они молились таким же святым: умершим царям, целителям, которых называли богами. Нам, чтобы обрести силу, нужно разгрести завалы лжи и раскопать источник.

Тема разговора не вписывалась с обстановку, какую-то лёгкую, беззаботную. Помолчали. Александр после паузы добавил контраста:

– Знаешь, вспомнилось в тему. Хочешь, верь, хочешь, нет. Лет десять назад, в период моих метаний, я с одним священником попал в Красноярский край. Он известный, живая история Зарубежной церкви, переехал в Россию, живёт в Костроме, отцом Константином зовут. Часа четыре ехали мы на машине от Красноярска в одно старое село где-то на берегу Енисея, недалеко от Дудинского порта. Название даже не вспомню. В своё время там поселились старообрядцы, потом они ушли ещё дальше, но и до сих пор народ там живёт упрямый. Когда пришла советская власть, они не приняли сергианство – катакомбники, короче. Одна из ветвей андреевцев. Основатель этой секты – архиепископ Андрей, бывший князь Ухтомский, поддержавший революцию и большевиков, но выступивший против патриарха Сергия. Известен ещё тем, что одновременно стал иерархом старообрядцев, чтобы рукоположить для них священство. Остановились мы в доме бывшего чтеца, который к тому времени уже год, как помер. Зная, что осталось недолго, он за пару лет до смерти начал искать священника для общины, не из сергиан. Нашёл в Костроме отца Константина, целый год стоял в дверях на богослужениях. Но не участвовал в службе – слушал, правильно ли ведут службу, не пропускают ли чего. А отец Константин любил долгие службы, часов по пять-шесть. Чтец убедился – настоящий, мол, священник, и через год подошёл под благословение. Так вот, мы остановились в его доме. Дом большой, деревянный, с высоченными потолками, в потаённой комнате старинные иконы из разорённой советами церкви. Он сам его построил, когда вернулся из лагеря на поселение. Вопреки всему устроил хозяйство. Жили они тогда очень хорошо, имели лошадь, коров. И это при советской власти! В наше время стало намного труднее. Три сына сейчас трудятся на заготовках леса, хлеб у них очень тяжёлый. На вечернюю службу пришли три бабушки лет под восемьдесят – это церковный хор у них. Они наизусть знали весь годовой цикл службы со всеми тропарями, стихирами, величаниями и каноном. Пели старческими дребезжащими голосами, иногда громко споря, какой тропарь в этот день петь правильнее и на какой глас. Короче, публика интересная.

– А ты сам-то пел?

– Помогал священнику и пел, само собой. Ну вот… остались мы там на несколько дней. В воскресенье прибыло ещё народу, предполагалось крещение. Многие после смерти чтеца забыли строгости катакомбников и похаживали тайком в «сатанинскую» сергианскую церковь. Отец Константин перекрещивал тех, кто крестился в Московской Патриархии, особенно если было неполное погружение. Это у него пунктик был. Среди прочих прибыла одна ещё молодая женщина с девочкой девяти лет – живой такой, милой. Мама была очень простая, бедная, жила на копейки – в основном подработками. Но она была очень… как сказать, яркая, что ли. И стержень у неё был внутри, она не соглашалась девочку перекрещивать. Все знали её историю, а мы нет. Она рассказала. Сидели, слушали всё, и дочка со всеми. Когда девочке было четыре годика, ей стало неожиданно плохо: то ли йогуртов некачественных поела, то ли ещё что. Привезли в больницу на скорой. Мама всю ночь не спала, сидела рядом. Под утро пришёл врач, посмотрел ребёнка. Девочка уже умерла, а он не решился маме сразу сказать и отослал её купить фрукты, кефир и прочее. Когда мама вернулась, врач сообщил, что дочь мертва уже сорок минут, её пытались реанимировать, пока матери не было, но безуспешно, потом он снял перчатки и вышел из палаты. Мать не была образцовой христианкой, ни разу не молилась толком, и дочь была некрещёной. Потрясение её было неописуемо, она бросилась сначала за врачами. Но они молча слушали её крики, опустив головы. Она вернулась в палату, встала на колени спиной к дочери и взмолилась к Богу, впервые. Кто ещё мог помочь? Непонятно, сколько прошло времени, когда она услышала сзади: мама, я хочу кушать. Когда врачи пришли забирать труп, дочь уже поела и игралась с куклой, которую захватила с собой в скорую. Мать после выписки сразу пошла в церковь и крестила дочь. Клянусь, всё правда – до последнего слова.

– Но это же, Господи… прямо евангельское чудо. Как с дочерью Наира, начальника синагоги! И покушать ей сразу дали, как и той девочке. У них по воскресении, что же, аппетит нагуливается?

– И что удивительно, чудо по вере было, а не наоборот – вера от чуда, как теперь все привыкли. Нет веры, нет и чудес – это один из евангельских принципов.

– Это у рыбаков так. У Иоанна всё наоборот. У него все чудеса Иисус для того и делал, чтобы поверили в него. Вспомни про превращение воды в вино, когда ученики уверовали, и про слепорождённого, и про воскрешение Лазаря.

– Разве? Я как-то не обращал внимания.

– Да? Это принципиальный момент. Как-нибудь обсудим.

– Знаешь, а мне с тех пор кое-что покоя не даёт. Мы ведь убедили её перекрестить дочь.

– Как это?

– А вот так. Человек – странное существо, особенно женщины. Она прониклась искренностью отца Константина, у него аура такая – на всех действует. Но я тогда уже начал подозревать, что Бог не в Патриархии и не у катакомбников, и вообще, не в конфессиях.

Левий молчал, впечатлённый рассказом. Дальше разговор как-то не задался. Посидели, поговорили о том о сём и пошли по домам.