29. Колика

Пальчиков не понимал, что с ним случилось в субботу после обеда. Он почувствовал боль – какую-то доселе не известную, свежую, интенсивную, не размазанную, но словно собранную внизу живота и сбоку в один огромный, давящий кулак. Пальчиков подумал, что он отравился старым супом, что надо принять «Смекту» – и все пройдет. Он уже не мог лежать от боли. Его мутило, его вырвало. Он развел порошок в стакане, выпил, он проглотил три таблетки но-шпы, затем прочитал на упаковке, что срок годности лекарства истек год назад. Он ложился, вставал, его рвало по капле. Почему-то боль казалась слабее, когда он ложился на правую, с болью, сторону, будто прижимая ее остальным, не болящим телом. Он уснул на пятнадцать минут. Сквозь дрему он думал, что победил боль, что справился, что очнется здоровым.

Он проснулся от боли. Боль была словно стерильной, точно не он во сне отдохнул от боли, а боль отдохнула от него, не он окреп, а она окрепла в нем, пока он спал. Он еще принял но-шпы. Он совал пальцы в гортань, но для рвоты внутри не осталось ничего. Он ложился на больной бок, опрокидывался на другой, дрожал, ложился на спину, сворачивался калачиком, сползал на пол, поднимался, ходил по комнате. Боль была странной, неизбывной, монотонной, работающей как вечный двигатель. Он думал, что эту боль может поглотить лишь другая боль – куда более сильная и мгновенная. Он ерзал, вытягивался, поджимал ноги, прятал голову. Он решил вызвать скорую помощь. Он не помнил номер службы экстренной помощи. Прочитал в интернете, что – «112», ему сразу ответила немолодая женщина. Он с трудом диктовал ей свой адрес. Она сказала, что у него в телефоне что-то пикает, и, если это не прекратится, она повесит трубку. Все-таки она дослушала его до конца. Он приготовился ждать неотложку продолжительное время, но в дверь позвонили скоро.

Мужчина-врач начал записывать состояние Пальчикова с его слов. Пальчиков отвечал невнятно, с паузами. Врач раздражался: «Говорите четко!» Пальчиков просил сделать обезболивающий укол. Врач возражал, потому что не понимал, что с больным, говорил, что обезболивающее может спровоцировать обострение. Однако он сжалился и велел медсестре сделать антиспазматический укол. Та сделала, но улучшения не наступило. Пальчикова повезли в больницу. Он положил в пакет, как ему посоветовал врач, бокал, ложку, туалетную бумагу. Забыл тапки и деньги. В дороге Пальчиков думал о работе, о неудобствах, которые доставит своему отделу и Иргизову, если надолго выйдет из строя.

В приемном покое грубоватую конвейерную толкотню сдабривала мимолетная уважительность больных к неожиданным страданиям друг друга. Пальчиков сдал анализы, прошел рентген, попал на УЗИ. Укол молодая беленькая фельдшерица обещала сделать ему после УЗИ. В перерывах между кабинетами он жался в мучениях на стульях в коридорах. Проезжали каталки с людьми без сознания. Пальчиков чувствовал, что и ему было бы теперь уютно без сознания, иногда мнилось, что боль затихала, он даже, вероятно, забывался, он понимал, что забываться можно и на секунду.

Он позвонил сначала сыну. Телефон у сына был отключен. Пальчикова это не удивило. Сын по-прежнему отгораживался от социума, не хотел вяло оправдываться перед отцом. Пальчиков привык писать ему на электронный адрес, требовал откликнуться. Сын не торопился отвечать два-три дня. Пальчиков позвонил дочери. Дочь испугалась болезни отца. Когда дочь Лена пугалась, она становилась маленькой девочкой. Через пять минут позвонила Катя. Он сообщил, что дожидается УЗИ, что боль странная, что деньги забыл с собой взять. Катя сказала, что сейчас с зятем заедут к нему в больницу. Ей был хорошо знаком этот приемный покой. Она сказала, что Никита тоже заболел, валяется с ангиной.

На УЗИ и рентгене молодая беленькая фельдшерица была рядом с ним. Ему было неловко и приятно, что она заглядывала в мониторы, любопытствовала, как он выглядит изнутри. Он вспомнил, что, когда она ощупывала его живот, то руку спускала низко, казалось, неприлично низко. После УЗИ она ободряюще улыбнулась, сказала, что сейчас сделает ему укол, что у него камни в почках.

Беленькая сделала укол неслышно – и боль пропала сразу. Беленькая улыбалась. Пальчиков сказал: «Спасибо. Боли нет. Это удивительно. Как быстро, как будто кепку с головы снял! Это от вашей улыбки». Он думал, что его слова – не кокетство и не флирт опять выздоровевшего мужчины, ему хотелось произнести, что ее укол был ласковым и поэтому таким целебным. «Сейчас к урологу», – сказала беленькая. «А можно мне домой? Мне уже хорошо», – сказал Пальчиков. «Смотрите, лучше лечь в клинику. Я передам вашу просьбу врачу».

Пальчиков увидел жену Катю и зятя Олега. Взгляд у Кати был мужественный, наставительный, заботливый. Олег впервые смотрел на тестя с теплым беспокойством. Пальчикову нравились и взгляд Кати, и взгляд Олега. Пальчиков говорил: «Спасибо, что приехали. Укол сделали – и как кепку с головы, опять такой, как был. Не ждите, я, наверное, домой отпрошусь. Я позвоню, не ждите». Катя оставила ему денег. Он хотел было сказать, что понимает теперь, как она мучилась со своими приступами, но не сказал, потому что она прочитала все в его глазах. Она улыбнулась и молвила: «Вот-вот». – «Да, пришла пора болезней», – ответил он благодарно, умильно, как старик.

Уролог торопился, его звали к тяжелому пациенту. Уролог прислушался к просьбе Пальчикова, сказал: «Жаль, надо бы в стационар, обследоваться. Колика может повториться в любой момент». Уролог выписал Пальчикову направление в поликлинику, рецепт и отпустил. Пальчиков оглядел коридор, беленькой не было видно.

В телефоне было два пропущенных звонка от сына. Пальчиков знал, что несколько дней сын будет отзываться на каждый звонок заболевшего отца, а потом опять возьмется за свое, опять начнет сторониться и таиться. Пальчиков набрал сына. «Папа, как ты?» – незамедлительно отозвался сын. «Теперь хорошо». Пальчиков расспросил об ангине, рассказал сыну о больнице, чудодейственном уколе, матери, зяте, старости. «Ты совсем не старый, папа». Пальчиков понимал, что сын представляет его действительно не старым. Пальчиков думал, что Кате он показался состарившимся. Его радовало, с какой попечительной иронией она взирала на него в приемном покое – как в молодости, когда он жаловался ей на проклятый насморк.

Затем позвонил незнакомый мужчина, оказавшийся врачом скорой помощи. Теперь он говорил не раздраженно, а заискивающе, помнил Пальчикова по имени и отчеству. «Кажется, я оставил у вас в квартире свой мобильный телефон. Вернее, это не мой телефон. Это казенный. Посмотрите, пожалуйста». Пальчиков взглянул на стол, за которым сидел и писал врач. Чужой телефон лежал на столе рядом с рваной салфеткой и шприцем. Пальчиков сказал: «Приезжайте, телефон здесь». Через несколько минут врач появился. Он узнал диагноз Пальчикова и утешил в дверях: «Не переживайте, у меня тоже был камень. Сам вышел».

Когда Пальчиков ложился в постель, он чувствовал томление в правом боку, он думал, что это возвращается боль. Пальчиков проспал четыре часа. Он очнулся от новой колики. Она была сильной, но уже знакомой, понятной. Пальчиков принял оставшуюся пару таблеток просроченной но-шпы, часа полтора провозился в кровати и в утренних сумерках вызвал скорую повторно.