2

Жизнь в экипаже шла своим чередом. Подводники находились в предвкушении долгожданного отпуска, который в кои-то веки выпадал на лето, пускай всего лишь на небольшую часть августа, но все же – лета. А там, как знать, может, и сентябрь погодой побалует.

Моряки планомерно готовились к сдаче корабля другому экипажу. Некоторые, в том числе и Сотников, уже отправили свои семьи на «большую землю», чтобы они побольше застали тепла.

Несколько последних рабочих дней прошли очень спокойно, без ставших привычными уже внезапных вводных и авралов. Берсенев с Сотниковым возвращались домой со службы раньше обычного. Шли не спеша, наслаждаясь погодой. Ярко светило полярное солнце, было немного душно. Друзья строили планы на отпуск. Особенно Леонид, заядлый рыбак.

– Я уже прямо дождаться не могу, как мы к Сереге завалимся и всей нашей честной компанией на рыбалку двинем, – мечтательно произнес Леонид. – Вот здорово будет! Серега рассказывал, у них там пруды замечательные. Вот что для тебя рыбалка?

– Известно что: поймал рыбу, сварил уху и наслаждайся прекрасным вечером, – буркнул Берсенев.

– Эх ты! Поймал-сварил-наслаждайся. Рыбалка – это процесс, требующий терпения. Целая наука! Чем рыбу подкормить? Разобраться, какая наживка более подходящая в данный момент? Чем ловить лучше?.. В общем – перехитрить рыбку нужно.

– Перехитрить рыбу… – задумчиво повторил Берсенев, – звучит не очень заманчиво. Надо бы теперь хорошенько подумать насчет рыбалки: вдруг не поймаю… Не хочется глупее рыбы оказаться. Хотя, знаешь, глядя на некоторых наших военных, думается, что их уровень интеллекта только и позволяет с рыбой в хитрости тягаться.

– Да ну тебя, – отмахнулся Леонид как от назойливой мухи.

У подъезда Леонида, дом которого располагался ближе к базе, попрощались.

– Утром по-штатному… – сказал напоследок Юрий, имея в виду время встречи.

Берсенев проснулся задолго до будильника. Лежал с открытыми глазами, прислушивался – за окном шелестел дождь. «Эк зарядил, – подумал Юрий, – будь он неладен. Опять на службу идти мокрым». С недавнего времени контр-адмирал Сомов запретил военнослужащим гарнизона, следуя в военной форме одежды, пользоваться зонтами, мол, нарушение формы одежды и, вообще, вид мещанский.

Юрий встал, отключил будильник, чтобы не разбудить Татьяну, и пошел на кухню ставить чайник. Умылся, заварил чай покрепче, и вдруг в дверь протяжно позвонили, потом еще раз. Берсенев в три шага подскочил к двери, рывком открыл ее – на пороге стоял матрос, с которого на пол тонкими струйками стекала вода.

– Ну чего трезвонишь, герой-североморец? – спросил Юрий раздраженно.

– Дык…

– Дык, мык, – передразнил он матроса, – что стряслось?

– Объявлена учебная полная боевая готовность, время – 5:00, – сообщил матрос, потом добавил доверительно: – Проверяющие какие-то московские приехали. Поговаривают, в море выйдем, возможно.

– Ладно, дуй дальше. Астафьева и Воронцова я сам оповещу, они в моем подъезде живут.

– Есть, – козырнул матрос и побежал вниз по лестнице.

– Что случилось? Кто это был? – Татьяна вышла из комнаты, кутаясь в халат, сонно щурясь.

– Добрый вестник. Танюш, собери сумку поскорее, возможно уйдем на несколько дней, – ответил Берсенев и пошел к Астафьеву и Воронцову.

Спустя некоторое время, наскоро попрощавшись с Татьяной, Юрий вышел из дома. Детей будить не стал. Подумал, им не привыкать встречать утро без него.

На выходе из подъезда он задержался: прямо перед ступеньками образовалась огромная лужа, которую было не обойти. Юрий хмуро посмотрел на ненастное небо, которое еще вчера вечером совершенно не предвещало дождя, надвинул на лоб поглубже фуражку и на носках, прямо через лужу, вышел под дождь, кляня про себя непогоду, бесконечные проверки и начальника гарнизона, из-за которого приходилось мокнуть.

Уже издалека он увидел клубы сизого дыма дизелей, работавших на его корабле, и маленькие фигуры людей в броских для глаза оранжевых касках и спасательных жилетах швартовщиков. Они суетливо сновали по пирсу и корпусу лодки: корабль готовился к экстренному отходу от пирса.

Спустившись в лодку, Берсенев на мгновение задержался у трапа, заглянул в центральный пост: по давно заведенной между ним, Сотниковым и Зенцовым шуточной традиции, с Сотниковым он обменивался воинским приветствием на французский манер (двумя пальцами), а с Зенцовым – аристократичным кивком головы. Но вместо Сотникова Юрий увидел на его месте командира дивизиона живучести из другого экипажа, и Вадиму Берсенев кивнул не аристократично, а удивленно-вопросительно.

В центральном жизнь кипела. Два незнакомых Юрию офицера находились здесь же. Не то чтобы он был знаком со всеми офицерами базы, но за время службы хочешь не хочешь лица местных примелькаются, запомнятся. Этих же, с записными книжками в руках, он видел впервые. Один из них сидел рядом со старпомом, второй – справа от командира. Они проверяли какие-то документы, разложенные по всему командирскому столу.

Зенцов вышел к Юрию и сказал, быстро пожав ему руку:

– Проверь, вся ли наша боевая часть в сборе? Мне не отлучиться сейчас.

– Хорошо. А где Лёнька?

– В автономку уходит вместо Барчикова, его сегодня ночью с аппендицитом сняли с борта.

– Вот вам, бабушка, и Юрьев день, – протянул Берсенев вполголоса.

– Чего?

– Да так… Плакали наши грандиозные планы на отпуск.

– Теперь еще неизвестно, будет ли он вообще в ближайшее время.

Юрий быстро переоделся, проверил людей и, доложив Зенцову о результатах, ушел в рубку гидроакустика. Его гидроакустическая группа уже собралась там в полном составе. Люди строили догадки, чего ждать от проверки.

Вскоре из динамиков громкоговорящей связи прозвучала команда механика: «По местам стоять! Корабль к бою, походу, погружению приготовить!» Началась работа. Юрий дал указания техникам, а сам, улучив момент, спустился на палубу ниже, к связистам. Он хотел позвонить на борт, где находился теперь Леонид, и узнать, остались ли какие-то неотложные дела, которые он мог бы сделать, чтобы у друга в море об этом голова не болела. Ведь все случилось как снег на голову, и, возможно, даже семья Леонида не знает, что отпуск его теперь откладывается на неопределенный срок.

Сентябрёв сам открыл дверь рубки.

– Антон, позвони на 340-ой борт, спроси Сотникова к телефону, а то из центрального поста не с руки звонить: там проверяющие.

– А что Лёнька там забыл?

– В море с ними идет.

Сентябрёв удивленно вскинул брови.

– Ладно. Подожди, я быстро. – Дверь в рубку захлопнулась – посторонним входить внутрь запрещено, и Юрий остался стоять перед дверью.

Не прошло и минуты, как Антон снова вышел.

– У них телефон уже отключен от берега.

– Ясно.

Юрий, выйдя на корпус лодки во время осмотра выдвижных устройств, все же решил позвонить на всякий случай Светлане, предупредить ее о том, что Леонид уходит в море надолго.

Через несколько часов корабль уже находился в море. Исходя из разрозненных слухов и версий, Юрий понял, что главной целью объявленной в базе учебной тревоги была необходимость прикрытия корабля, уходящего на боевую службу, на котором теперь находился и Леонид, чтобы дезориентировать недремлющую разведку вероятного врага.

Положение дел было следующим: корабль вышел в море на три-четыре дня, в течение которых, помимо участия в общем развертывании, надлежало произвести торпедную стрельбу на зачет проверяющих; после этого обеспечить отработку зачетных элементов другого корабля. И, вероятнее всего, дальнейший отпуск будет зависеть от результатов проверки.

Берсенев снова вспомнил о Леониде, которому отпуск теперь не грозил совершенно точно, об их совместных планах, и настроение его немного испортилось.

Позже, вечером, в кают-компании офицеры, естественно, обсуждали имеющиеся перспективы на ближайшее будущее, не особо жалуя в своем разговоре проверяющих офицеров.

Войдя в кают-компанию, Юрий застал беседу в разгаре, но вступать в нее не хотелось. Он молча прошел в дальний угол зоны отдыха и сел в кресло.

– Павлины! – сказал раздраженно Астафьев, имея в виду проверяющих. – Ходят, носы задрав.

– Это ничего, – подхватил Иван Сологуб, командир турбинного отсека, – обидно другое: как показывает практика, такие товарищи, до того как спрыгнуть в штаб, в своих экипажах особой одаренностью в военном деле не блещут – это мягко выражаясь. Зато теперь нас служить учат. – И добавил: – Вот поспорить готов, поменяй меня с ними местами – любого из них засыплю на опросе по знанию устройства корабля и живучести!

– Хорошо хоть Стеклова теперь нет. А то с его воспаленной гордостью и представлением о справедливости проверку мы бы никогда не прошли, – вставил старший лейтенант Стрельцов, инженер дивизиона движения.

Многие офицеры недолюбливали Стрельцова за подхалимство, которое начальство зачастую, напротив, воспринимало на свой счет даже любезно: отец Стрельцова занимал высокую должность в Главном штабе в Москве. Сын же, по сути, просто отбывал необходимый временной стаж на подводной лодке, прекрасно понимая, что надолго он на ней не задержится и в скором времени продолжит свою славную карьеру под боком у отца. По этой же причине он до сих пор не был допущен к дежурству по кораблю и едва ли не демонстративно не проявлял к получению допуска никакого стремления, чем особенно раздражал «старых» офицеров, в том числе и Берсенева, придерживавшихся других взглядов в этих вопросах.

По давно сложившейся традиции, вновь прибывшие офицеры, которые получали допуск к дежурству в течение двух месяцев, всегда пользовались уважением среди сослуживцев. Уложиться в этот срок было совсем непросто: в первую очередь, офицер должен сдать зачеты на допуск к самостоятельному исполнению своих должностных обязанностей. Попутно различные служебные дела и наряды сразу же с головой накрывали молодых офицеров, и среди этого всего нужно было найти время для изучения устройства корабля. И делалось это, как правило, в неслужебное, личное время. Стрельцов же уже второй год ходил в звании старшего лейтенанта, а значит, в сумме – шел четвертый год его службы на лодке.

Остро́та Стрельцова среди офицеров успеха не поимела, зато для Берсенева, отстраненно листавшего подшивку каких-то столетних газет, слух которого из общего говора выхватил упомянутую фамилию Стеклова и последовавшие смешки, мозаика не очень радостного дня сложилась. Он отложил газеты, встал и, подойдя к Стрельцову, глухо спросил:

– Что ты сказал?

Стрельцов растерянно моргал под тяжелым взглядом Берсенева.

– Юра, Юра, ты чего? – подскочил к ним Зенцов, заметив, как навострились матросы-вестовые в предвкушении зрелища. – Успокойся!

Уставившись на Стрельцова, Берсенев произнес:

– Товарищ старший лейтенант, я очень сомневаюсь, что ваш служебный авторитет позволяет вам говорить что-либо о старших офицерах, тем более в их отсутствие. И если вы забыли, напомню: офицеры, не сдавшие зачеты по знанию устройства корабля, могут находиться в кают-компании только для приема пищи, и очередь ваша для этого – номер последняя.

Стрельцов моргал, шумно дыша носом, но не решаясь сказать что-либо в ответ, видимо, воинственный безапелляционный вид Берсенева не внушал ему уверенности.

– Смирно! – послышалось из глубины отсека. Через несколько секунд в кают-компанию вошел командир, а следом за ним проверяющие офицеры.

– Приятного аппетита, – на ходу пожелал командир присутствующим и занял свое место во главе центрального стола. Офицеры тоже расселись на свои места, и кают-компания наполнилась звоном столовых приборов.

Следующим утром, накануне зачетной торпедной стрельбы, командир вошел в рубку гидроакустика. Вахту нес Берсенев.

– Товарищ командир, обстановка: справа 30, по пеленгу 75 – транспорт; слева 27, по пеленгу 18 – рыболовное судно. В остальном гидроакустический горизонт чист, – доложил Юрий.

– Есть, – ответил командир, посмотрев на монитор. – Ну что, Юрий Алексеевич, готов условного врага обнаруживать?

– Конечно, товарищ командир!

– Давай-давай, не подведи. Сам знаешь, здесь каждая секунда дорога. – Помолчал немного, со стороны глядя на Берсенева. – У тебя все нормально?

– В каком смысле?

– Вид у тебя непривычно серьезный что-то. На сослуживцев, говорят, бросаешься…

Юрий коротко взглянул на командира и вновь устремил взгляд в монитор.

– Ну, чего зыркаешь? – усмехнулся командир. – А ты как думал? Я командир – мне положено знать обо всем, что на корабле происходит. И вообще, да будет тебе известно, для слухов даже прочный корпус подводной лодки не преграда, – сказал командир, выходя из рубки.

Задачи, поставленные перед экипажем, были успешно выполнены. Зачет за проведение торпедной стрельбы получен, и через четверо суток корабль вернулся в базу. Еще через два дня, после проведения разбора проверки и утверждения положительной оценки, экипаж продолжил передачу корабля своей смене.

Долгожданный отпуск снова замаячил на горизонте.