24. Коннор

Все начинается с Арии – той девочки, которая пыталась позвать меня пойти с ней.

Уже темнеет, и целая армия молчаливых женщин накрывает для нас стол к ужину. Ария тоже среди них. Она почти все время держит глаза опущенными, но часто посматривает на меня. Я… не против. Она то и дело подходит, чтобы заново наполнить наши стаканы. Мужчины, сидящие за столом, полностью игнорируют девочку, словно ее не существует. Но я вижу ее. А она видит меня.

«Ей нужно уйти с нами, – думаю я. – Она не должна быть здесь». Здесь есть девочки и младше, чем Ария. Например, худая белокурая девчонка с очень синими глазами – она выглядит испуганной до смерти и сжимается, когда кто-нибудь подходит к ней близко. И еще одна, с темными волосами, лет девяти, не больше – вид у нее грустный и потерянный. Но они не такие, как Ария. Ария, похоже, знает, что делает.

В последний раз, наклонившись над моим плечом, чтобы подлить мне в стакан воды, она шепчет:

– Встретимся в полночь у водопада.

И уходит прежде, чем я успеваю понять, верно ли расслышал – и слышал ли я что-нибудь вообще. Она идет прочь со своим тяжелым кувшином и не оглядывается назад, а потом трапеза заканчивается, и мне почти целый час приходится слушать, как патер Том читает молитвы, и только потом нас отпускают. Когда все склоняют головы, я склоняю тоже, но не закрываю глаза, в отличие от остальных. Я уверен, что все остальные делают так, как он им велит, поэтому медленно перемещаю руку и накрываю ладонью вилку, лежащую рядом с моей пустой тарелкой. Я хотел бы украсть нож, но ножа мне не дали. Осторожно засовываю вилку в рукав, так, чтобы зубцы уперлись в ткань прямо над обшлагом длинного рукава. Это единственное, что мне нравится в той одежде, которую патер Том заставил меня надеть: я могу спрятать что-нибудь под рубашкой и под простой черной курткой.

Когда молитва заканчивается, все встают. Я тоже начинаю вставать, но мужчины по обе стороны от меня кладут руки мне на плечи и удерживают меня на стуле. Мое сердце начинает колотиться быстрее. Я смотрю на одного из них и спрашиваю:

– Что такое?

Он не отвечает, только улыбается. Потом к нам подходит патер Том и говорит:

– Положи обратно, Коннор.

Его голос звучит спокойно и терпеливо, но твердо. Я думаю о том, чтобы попробовать какой-нибудь блеф, но подобный голос мне знаком. Так же говорит моя мама, когда точно знает, что я задумал.

Они знали, что я попытаюсь сделать это. Они были готовы.

Я молча залезаю в рукав, достаю вилку и кладу туда, где она лежала. Мужчины отпускают меня.

– Мне нравится твоя отвага, Коннор, – говорит патер Том. – Но ты должен понять: когда ты совершаешь подобные поступки, за них приходится платить. Не тебе. Тому человеку, который называет себя твоим отцом.

Я вскакиваю на ноги. Я даже не думаю, прежде чем сделать это. Мои кулаки сжимаются сами собой.

– Не трогайте его! – выпаливаю я.

Мужчины, стоящие по обе стороны от меня, смеются, словно считают меня забавным. Глупым, слабым. Я отталкиваю стул с такой силой, что он падает. Смех прекращается.

– Подними и поставь обратно, – говорит патер Том. – Ты не маленький ребенок, чтобы бросаться вещами.

Самое поганое – что-то в том, как он говорит это, вызывает у меня желание послушаться. Желание сделать ему приятно.

Вместо этого я пинаю стул, так, что он кувырком катится по деревянному полу. Еще один мужчина, стоящий немного дальше, останавливает его ногой, обутой в ботинок, и смотрит на патера Тома. Потом поднимает стул и ставит на ножки.

– Это неуважительное поведение, – говорит патер Том. – Принеси стул, Коннор, и поставь туда, где он должен стоять. Немедленно. Иначе ты заставишь меня сделать нечто очень неприятное.

Он использует Сэма, и я это ненавижу, ненавижу! Он не сказал, что именно сделает, но это неважно, все равно это будет плохо. А я не хочу, чтобы Сэму сделали плохо из-за того, что я зол и испуган.

Я иду к стулу и отношу его обратно к столу. Ставлю на место, сдвигаю, чтобы стоял ровнее, потом смотрю на патера Тома. Тот улыбается и треплет меня по плечу.

– Хороший мальчик, – говорит он мне, словно домашнему песику. – Ты отлично выглядишь в этой одежде. Куда лучше, чем в тех современных обносках.

Он имеет в виду мои старые синие джинсы с рваными прорехами – сейчас так модно. Те штаны, которые меня заставили надеть, совсем новые, дешевые и жесткие, и я ненавижу их. Черная куртка колется. Рубашка кажется тонкой и сшитой вручную. Единственное, что мне оставили, – это мои кроссовки «Найк».

Я хочу сказать ему, что их шмотки – полный отстой. Но молчу.

Патер Том следует за нами, когда мужчины ведут меня в Жилище – длинный, похожий на казарму корпус, где спит мужское население лагеря. Длинные ряды одинаковых коек, в изножье каждой кровати стоит старая тумбочка с армейских складов – для одежды и тех личных предметов, которые здесь позволено иметь. Мне выделили койку и эту дурацкую одежку. После того как меня заставили переодеться, мои собственные вещи куда-то унесли – сказали, что в стирку.

Мне кажется, это неправда.

– Распорядок у нас одинаков, – говорит патер Том, провожая меня к моей койке. – У тебя есть тридцать минут на личные молитвы и размышления. Если хочешь, можешь почитать Библию. Затем – сон.

– Я хочу видеть Сэма, – говорю я ему.

– С Сэмом всё в порядке, – отвечает он. – Из-за твоего неповиновения завтра он не получит никакой еды. Ослушаешься еще раз, и он будет лишен воды. За третий раз наказание будет намного хуже. Понятно? Мне нравится, что ты силен духом, Коннор. Но тебе нужно научиться правильно использовать эту силу.

С этими словами он уходит прочь. Проходя по спальне, приветствует других мужчин, пожимает им руки, хлопает их по плечам – так же, как все они приветствовали меня в церкви. Как будто это какой-то ритуал.

Когда он выходит за дверь, все перестают говорить и расходятся по своим койкам – все, кроме группы, стоящей у дверей. Они одеты иначе, чем я и все остальные; на них обычная одежда – клетчатые рубашки, футболки и джинсы, которые не выглядят такими жесткими и неудобными, как местные штаны. Их одежда смотрится почти обычно по сравнению с тем, что напялили на меня.

Это те люди из «дома на колесах», и с ними еще несколько человек. Но, по крайней мере, на свой странный манер они мне знакомы. Поэтому я подхожу к ним, и они замолкают и смотрят на меня то ли с раздражением, то ли с удивлением. Я обращаюсь к Калебу:

– Когда мне вернут мою одежду?

Калеб кладет руку мне на плечо.

– Теперь это – твоя одежда, брат. Носи ее с гордостью.

Нет, черт побери, я не буду гордиться этими тряпками. Я хочу вернуть себе свою обычную одежду. Помню, как мы ездили с мамой в торговый центр в Ноксвилле, чтобы купить эти джинсы и футболку с «Мстителями» – я ее очень люблю. Мне нужно получить их обратно. Они – не прошлое. Они – мое будущее. В реальном мире.

«Вот почему они забрали эти вещи у тебя».

Смотрю на то, как я одет. Теперь я похож на всех остальных «братьев». Именно этого они и хотят. Они пытаются изменить меня, кусочек за кусочком. Сделать меня кем-то другим. Так же, как патер Том заставил меня сделать то, что он велел.

Мне нужно выбраться отсюда.

– Иди молись, – говорит Калеб и подталкивает меня прочь. – Тридцать минут до тушения огней.

Я не молюсь. Просто сижу, притворяясь, будто молюсь, а сам наблюдаю за другими. Они, кажется, молятся по-настоящему. До меня доходит: эти типы из «автодома» удостоверяются в том, что все это делают. Они расхаживают туда-сюда по центральному проходу и проверяют. Когда Калеб обращает взгляд на меня, я перестаю притворяться и начинаю молиться по-настоящему: «Боже милостивый, пожалуйста, помоги Сэму. Пожалуйста, сделай так, чтобы с ним все было хорошо. Пожалуйста, помоги нам выбраться отсюда, и чтобы мама и Ланни были в безопасности. Пожалуйста, избавь нас от этих людей».

Время проходит очень быстро. В последние пять минут мужчины начинают раздеваться, снимая все, кроме трусов. Они у них тоже одинаковые – белые «боксеры». Я снимаю куртку, аккуратно складываю на тумбочке и притворяюсь, будто расшнуровываю кроссовки. Вожусь достаточно долго, чтобы к моменту выключения света остаться в штанах и рубашке. Залезаю в постель и укрываюсь до самой шеи. Теперь нужно лежать и ждать, пока я не решу, что все остальные уснули. Люди в спальне начинают сопеть и храпеть – значит, пора идти.

Но я не иду.

Я продолжаю лежать, боясь, что меня поймают. Все слишком просто; патер Том велел кому-то наблюдать за мной во время ужина. И, скорее всего, здесь за мной тоже кто-то присматривает. Я боюсь, что, если попытаюсь выскользнуть наружу, Сэма накажут еще сильнее. Но я должен сделать хоть что-нибудь. Если я так и буду здесь лежать, это ничему не поможет.

Ария хотела встретиться со мной у водопада. Сестра Гармония сказала мне не ходить туда. Я не знаю, кому из них верить. Одна из них наверняка лжет. Я хочу верить Арии: она красивая, она моя ровесница, и я ей, кажется, нравлюсь. А сестра Гармония просто выглядит сердитой.

Наконец я принимаю решение. Выскальзываю из постели и тихонько направляюсь к двери. Ее никто не охраняет, все лежат по койкам, даже Калеб; я слышу, как он сопит, когда прохожу мимо него на цыпочках. Его кровать ближе всех к выходу. Я боюсь, что петли заскрипят, но они не скрипят. Дверь открывается бесшумно, и я выхожу из корпуса.

Наружу. Я чувствую, как сильно колотится мое сердце; закрыв дверь, останавливаюсь и прислоняюсь к стене, чтобы перевести дыхание. Держусь в тени и осматриваюсь по сторонам. Воздух наполнен лягушачьим кваканьем, и даже отсюда я слышу храп, доносящийся из Жилища. Луны почти не видно, на небо набежали тучи, густые и темные, лишь с тонкой серебряной каемкой по краям. Откуда-то доносится вонь – несильная, но противная, словно от гниющих отбросов; возможно, от баков с септиком.

Услышав шаги, я замираю и теснее прижимаюсь к стене Жилища. По ночам лагерь патрулируют мужчины из Собрания, и один из них как раз идет мимо меня. Я задерживаю дыхание и стараюсь стать как можно более незаметным, как будто я – тоже тень. «Он меня увидит». Но мужчина даже не смотрит в сторону здания. Вид у него усталый. Он зевает, почесывает голову, разминает шею и направляется дальше, к тому зданию, где спят женщины. Оно называется Сад.

По ту сторону открытого пространства в середине лагеря я вижу бетонное здание, куда увели Сэма. Я уже проходил мимо несколько раз, пытаясь понять, где он, и наконец увидел у торца здания металлическую будку, больше похожую на коробку. Она закрыта на висячий замок, который открывается шифром, а не ключом. Я не умею вскрывать замки, и еще днем возле той двери сидел охранник. Может быть, на ночь его отозвали? Не знаю. Но я совершенно уверен – патер Том ожидает, что я пойду туда.

Сестра Гармония, вероятно, сказала мне правду. А Ария, видимо, лжет. Я не должен был так легко выбраться из Жилища. Охранник должен был увидеть меня.

Они хотят, чтобы я пошел к Арии. Так следует ли мне туда идти? Может быть, если пойду, я смогу убедить ее помогать мне, а не патеру Тому? Может быть, я что-нибудь смогу выведать у нее, пока она пытается заставить меня сделать так, как она хочет? Может быть, я даже смогу заставить ее сделать то, что хочу я…

Мне не нравится мое отношение к этому, но я должен спасти Сэма и выбраться из этого места. Все остальное сейчас неважно.

По другую сторону бетонного здания проходит тропа, которая тянется вдоль высокой стальной стены с колючей проволокой поверху. На той стороне темно. Я слышу вдали шум водопада. Это единственный звук, не считая храпа и кваканья. Странно, как здесь тихо.

Я не знаю, который сейчас час, и у меня нет способа это узнать. Может быть, эти люди умеют определять время по положению луны в небе, но я не умею. Однако патрульный уже прошел мимо, так что у меня есть шанс выбраться из укрытия и двигаться дальше. Может быть, это ничего не значит. Скорее всего – нет. Если мои догадки правильны, я могу пройти прямо через весь лагерь не скрываясь, и никто меня не остановит. На секунду я думаю о том, чтобы попробовать сделать это.

Но если я ошибаюсь, если я действительно буду бродить здесь без разрешения и меня поймают… Сэму будет плохо. Поэтому я продолжаю пробираться тайком.

Это занимает довольно много времени, но в конечном итоге я прячусь среди деревьев, растущих возле большого коттеджа – должно быть, там живет патер Том. Коттедж намного красивее, чем остальные здания, и в окнах все еще горит свет. Ограничения, видимо, здесь для всех остальных, а не для него.

Моя мама вошла бы туда и заставила бы патера отпустить и ее, и Сэма. На секунду я воображаю, каково было бы увидеть патера Тома испуганным. Заставить его делать то, что я приказываю. Фантазировать об этом приятно, но когда я прекращаю об этом думать, то чувствую себя отвратительно. Я знаю, что не могу заставить его сделать что-нибудь. У него есть власть и куча народа с оружием.

Я крадусь позади коттеджа в тени деревьев. Потом сворачиваю на тропинку. Это не так легко, как мне казалось, – гравий здесь острый и осыпается под ногами, а иногда тропа довольно круто идет под уклон. Я не падаю, но понимаю, что запросто мог бы упасть. Деревья словно смыкаются вокруг, в их ветвях шумит ветер. Становится холодно, и я начинаю жалеть о том, что не надел дурацкую куртку.

Шум водопада похож на шипение статики в радиоприемнике. Сначала он доносится тихо, потом нарастает и переходит в громкий рев, когда я выхожу из рощи и впервые вижу это место. Оно красивое. Водопад невысокий, примерно в двадцать футов высотой, но я никогда не видел водопадов вживую, и мне это зрелище нравится.

А вот озеро мне не нравится. Оно слишком темное и слишком спокойное. И от него пахнет гнилью. Ария ждет меня. Она стоит на берегу, сложив руки перед собой, но не опускает взгляд, как было днем. Голова ее высоко поднята, и Ария улыбается, а когда я подхожу, ее улыбка становится еще шире.

– Ты пришел, – говорит Ария. – Спасибо, брат Коннор.

– Просто Коннор, – поправляю я. Здесь луна светит ярче, и я этому рад. Я хочу иметь возможность видеть, что она делает. – Зачем ты хотела видеть меня?

Она делает шаг и кладет ладонь мне на грудь. Я как будто коснулся языком контактов батарейки – меня пронзает импульс энергии, оставляя в ушах странный звон. Ария ниже меня ростом. Невысокая, красивая и в каком-то смысле хрупкая. Не то чтобы я не сознавал этого раньше, но вдруг это становится реальным.

Она приподнимается на цыпочки, грациозно, как балерина, и целует меня.

Я настолько изумлен, что даже не знаю, как реагировать. Просто… застываю на месте, в голове у меня все рушится и пылает, потому что это невероятное ощущение. Целоваться очень приятно, и я даже не знал этого. Наверное, мне следовало знать, все говорят об этом как о чем-то потрясающем, но в реальности это превосходит все, что я знал до того. Я не знаю, как поцеловать ее в ответ, но я пытаюсь – прижимаюсь губами к ее губам и двигаю ими…

…а потом задумываюсь о том, почему она целует меня. Это круто. Но это кажется неправильным.

Я делаю шаг назад, а когда поворачиваю голову, то вижу, что патер Том тоже стоит на берегу и смотрит на нас. На меня обрушиваются злость и отвращение. Я чувствую себя… голым. А он улыбается, глядя на нас.

– Я выбрал ее для тебя, – говорит он мне. – Цветок из моего сада. Я вижу, она тебе нравится.

Я смотрю на Арию, ожидая увидеть на ее лице такую же злость. Или потрясение. Или что-нибудь. Но она продолжает улыбаться, словно довольна происходящим. Я беру ее за плечо и встряхиваю.

– Ты не цветок, – говорю я ей. – И он не может приказывать тебе делать такое!

Ария моргает, глядя на меня, и я чувствую себя виноватым за то, что тряс ее, потому что вид у нее… непонимающий.

– Патер Том всегда прав, – отвечает она. – Почему я не должна делать то, что он говорит? И ты действительно нравишься мне, Коннор. Ты славный.

– Ты меня даже не знаешь! – кричу я ей, и она отшатывается, складывает руки и опускает взгляд, и я чувствую себя полным дерьмом. – Прекрати это! Он не может просто взять и отдать тебя кому-то! Ты не принадлежишь ему!

– Нет, – говорит Ария и поднимает на меня глаза. – Теперь я принадлежу тебе.

– Что за ерунда! Мне всего тринадцать лет.

– А мне двенадцать, – отвечает она. – Но я уже созрела как женщина, так что всё в порядке.

– Не в порядке! – Я не знаю, что сказать, чтобы заставить ее понять. Снова поворачиваюсь к патеру Тому. Он-то точно знает, что это неправильно. Вот почему он вообще запирает людей здесь. – Я не стану этого делать!

– Конечно, нет, – говорит он голосом скользким, как масло. – Сейчас, конечно, рано. Но она будет хранить свою чистоту для тебя, Коннор. И станет твоей, когда ты будешь к этому готов.

– Нет, – отвечаю я безапелляционно и искренне. Я поставлю стул на место. Я буду носить дурацкую одежду, если от этого будет какой-то прок. Но этого я не сделаю.

Мой прежний отец сказал бы, что это нужно сделать. И именно поэтому я этого не сделаю.

Патер Том только качает головой. С печалью, как будто знал, что так и произойдет.

– Хорошо, – говорит он. – Да будет это на твоей совести.

Поднимает руку над головой – и из рощи по тропе выходят люди. Среди них Калеб со зловещего вида пистолетом-пулеметом, висящим у него на груди. И те остальные двое из «автодома». Они не спали. Конечно же, не спали.

Мой желудок сжимается в узел, когда я вижу, кого они ведут. «Папа!»

Его запястья и лодыжки скованы, а еще одна цепь охватывает горло, словно толстый металлический ошейник. У меня возникает чувство, будто я тону в зыбучих песках. Это жутко, кошмарно; Калеб ведет его за эту цепь, и я должен что-нибудь сделать. Сэм выглядит ужасно: он едва стоит на ногах, весь в грязи и крови. И без рубашки. Единственное, что на нем есть чистого, – это свежая белая повязка вокруг талии.

По тропе позади них идут другие мужчины из Собрания. Никто не спал. Все ждали этого.

– Возвращайся в Сад, сестра Ария, – говорит ей патер Том. – Твоя работа здесь окончена.

Она кивает, продолжая улыбаться, проходит мимо меня и направляется к тропе. Проходит мимо Сэма, и тогда я вижу, что он смотрит на меня. Я делаю шаг к нему, но Сэм выразительно мотает головой.

– Спокойно, Коннор, – говорит он, и от его ровного голоса мне становится не по себе, потому что я отчаянно хочу, чтобы с ним не случилось ничего плохого. – Со мной всё хорошо. Всё в порядке.

Калеб дергает за цепь, Сэм шатается, хватая ртом воздух, и меня пронзает ярость.

Я теряю рассудок, как было в классе во время антитеррористических учений. Но на этот раз я точно знаю, кого буду бить. Я бросаюсь прямо к Калебу. Он отпускает цепь, отступает назад и вскидывает свое оружие, но мне плевать, я слишком зол и слишком испуган и хочу, чтобы это прекратилось.

Сэм становится между нами, и я резко останавливаюсь, потому что мне плевать, что меня могут застрелить; мне плевать на себя, но не на него.

– Спокойно, – повторяет он. – Выдыхай, Коннор. Выдыхай…

Калеб приставляет дуло своего пистолета к виску Сэма.

– Назад, брат Коннор. Немедленно. Или ты будешь в этом виноват.

– Не будешь, – говорит Сэм. – Запомни это.

Один из мужчин бьет Сэма в бок; тот вскрикивает и едва не падает. Каким-то чудом все-таки не падает, и только поэтому я сдерживаюсь и не бросаюсь на них снова. Знаю, что это глупо, но я должен сделать хоть что-нибудь.

– Он прав, Коннор. На самом деле, это не твоя вина, – говорит патер Том так, словно ничего не случилось. – Всю твою жизнь тебя одурманивали женщины. Особенно твоя мать.

У Сэма такой вид, словно он хочет что-то возразить на это. Но я говорю вместо него:

– Моя мать – самый сильный человек в мире.

– Не твоя вина, что ты так считаешь. Тебе задурили голову. Женская сила поверхностна. Они несовершенны, потому что сделаны из мужского ребра. Они были созданы Господом для того, чтобы служить.

Сэм наконец выравнивает дыхание и говорит:

– Можешь не тратить слова. Это не сработает. Коннор знает лучше. В такую чушь верят только слабые мужчины. Слабаки, вроде этих ублюдков. – Он кивает в сторону Калеба и остальных, и я понимаю, что Калеб снова готов ударить его и я должен как-то это остановить.

– Брат Калеб, – говорит патер Том, и тот останавливается сам. – В этом нет нужды. Мы здесь не для того, чтобы мучить этого человека.

По лицу Калеба я вижу, что он все равно хотел бы это сделать. Но теперь я боюсь того, что будет дальше. У Сэма слишком усталый вид, ему трудно даже держаться на ногах. Он делает это ради меня. Шум водопада вонзается мне в череп, словно сверло, пробуривающее кость и мозг насквозь.

– Я хочу верить в твою способность меняться, брат Коннор, – продолжает патер Том. – Но ты слишком много раз за столь короткое время демонстрировал склонность к дурным суждениям. Я полагаю, пришло время окрестить тебя водой. Думаю, ты будешь полезнее нам, если присоединишься к нашей армии святых.

Я не знаю, что значат его последние слова, но не думаю, что это что-то хорошее. Такое ощущение, что надвигается что-то ужасное.

Мужчины, стоящие вокруг нас, произносят:

– Аминь.

– Идем со мной, мальчик, – говорит патер Том и кладет руку мне на плечо, как делали все эти мужчины в церкви, когда приветствовали меня. – Позволь мне смыть с тебя грехи святой водой.

– Нет! – кричит Сэм и бросается вперед, но Калеб снова хватает цепь и дергает его назад.

Сэм сопротивляется, и я боюсь, что его задушат. Я не могу это выдержать, не могу смотреть, как они причиняют ему боль.

– Хорошо! – кричу я. – Хорошо! Я пойду! Папа, всё в порядке!

Он продолжает рваться ко мне. Его заставляют встать на колени. Я не могу на это смотреть. Мне нужно сделать так, как говорит патер, потому что тогда они прекратят. Это просто вода. Ничего страшного.

Патер Том ведет меня в озеро. Через два шага дно резко понижается, и вода доходит мне до колен. Она ледяная, настолько холодная, что меня сразу начинает бить дрожь. Вблизи видно, что на поверхности воды плавает какая-то странная маслянистая пленка. Она воняет.

Он тянет меня глубже. Я не хочу идти, но я должен это сделать. Я не могу позволить им убить Сэма, а я знаю, что они это сделают. Я это чувствую.

– Еще один шаг, – шепчет мне на ухо патер Том. – Я омою тебя святой водой, и ты станешь одним из нас, Коннор. Полноправным братом Собрания в глазах Господа. Тогда ты станешь достойным.

Я делаю еще шаг. Уклон дна тут очень крутой, и вода уже доходит мне до груди. Я хватаю воздух ртом и взмахиваю руками. Я уже почти не чувствую ног.

Патер Том зачерпывает воду сложенными ладонями. Я не хочу этого. Отвратительно. Я оборачиваюсь и смотрю на берег, и вижу, что папа продолжает биться в цепях, пытаясь броситься ко мне, но только сильнее ранит себя.

Мне нужно просто сделать то, что велено, и покончить с этим. Немедленно.

Поэтому я делаю глубокий судорожный вдох и говорю:

– Ладно.

Патер Том поднимает воду в ладонях, сложенных «ковшиком».

– Святой отец! Там кто-то у ворот! – раздается на тропинке чей-то голос. – Вам нужно прийти! Поскорее!

Все замирают. Патер Том останавливается, и рябь бежит от него по поверхности озера, исчезая в темноте.

Единственный звук, нарушающий сейчас тишину, – глухой рев воды, падающей со скалы.

Патер Том выплескивает воду из ладоней обратно в озеро, хватает меня за плечо и подталкивает обратно к берегу.

– День Расплаты! – кричит он. – Аллилуйя! Братья, День Расплаты настал!

– Хвала Господу, – отзываются мужчины. – Да возобладает Его мощь!

– Аминь, братья. Вы знаете, что делать. Да пребудет с вами Бог!

Все мужчины спешат прочь по тропе – так быстро, как только могут. Они скрываются из виду еще до того, как мы с патером Томом выходим на каменистый берег. Калеб по-прежнему стоит там с двумя другими мужчинами и папой. Папа лежит на земле, тяжело дыша. Я даже не уверен, что он в сознании. Я выбираюсь из воды и пытаюсь подойти к нему, но ноги у меня тяжелые и ничего не чувствуют, а потом патер Том хватает меня сзади за волосы – я даже не заметил, как он протянул руку. Я останавливаюсь, потому что это очень больно, словно он сдирает с меня скальп.

– Калеб, узник должен отправиться в свою камеру. А этого мальчика отведи к женщинам. Скажи сестре Гармонии, что теперь он – ее пленник. Она знает, каким будет наказание за неудачу.

– Да, святой отец, – отвечает Калеб. Похоже, он испытывает сомнение в чем-то. – Значит, он – не наш новый мессия?

– Нет, – говорит патер Том и толкает меня к Калебу, который подходит, чтобы забрать меня. – У дьявола тоже есть потомство. Уберите его с глаз моих.

Калеб берет меня за локоть и тащит обратно к центру лагеря. Когда я оглядываюсь, то вижу, как папу волокут обратно к той будке. Патер Том исчез. Я понятия не имею, куда он ушел.

Я весь промок и дрожу, и от меня воняет этой жуткой водой. Я хочу освободиться, найти папу и убраться отсюда подальше. Я боюсь, что они сделают ему еще что-нибудь или что ему уже сейчас так плохо, что он не сможет защищаться. Я не знаю, что делать.

Не знаю, есть ли вообще что-то, что я мог бы сделать.

Калеб вталкивает меня в женский дом, который называется Сад, и я вижу, что там горят все лампы. Женская казарма не очень отличается от мужской – те же койки, те же старые армейские тумбочки, – но женщины попытались создать для себя немного красоты. На окнах в маленьких ящиках цветут цветы.

Сад.

И еще на стенах здесь написаны другие изречения из Библии, не такие, как у мужчин.

Я считаю людей, которых вижу, потому что мама всегда говорила мне, что информация – первый шаг к обороне. Здесь двенадцать взрослых женщин, четыре девочки-подростка – Ария держится позади всех, и сейчас мне неприятно видеть ее – и шестеро детей, мальчиков и девочек помладше, от двух младенцев до семилеток.

Женщины одеты в длинные юбки и простые рубашки, словно и не ложились, но у некоторых волосы все еще заплетены в косы – наверное, так они заплетают их на ночь. Белокурая коса сестры Гармонии толщиной в мою руку; наверное, она может орудовать ею, как дубинкой. Сестра Гармония встречает нас на расстоянии нескольких шагов от входа в здание, и Калеб толкает меня к ней. Она в изумлении ловит меня и сердито смотрит на Калеба, потом вспоминает, что должна смотреть в пол.

– Теперь он – твой пленник, – говорит Калеб. – Потеряешь его – и мы выбракуем половину стада.

Я чувствую, как она вздрагивает, однако отвечает спокойно:

– Все будет сделано так, как желает патер Том.

– Всем оставаться в здании, пока вы не получите другие приказы, – продолжает он. – Будьте готовы. Расплата грядет.

Сестра Гармония открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого опускает взгляд и кивает. Калеб поворачивается и уходит, и она закрывает дверь. Я слышу, как щелкает замок, и понимаю, что это Калеб повернул ключ снаружи. Он запер нас здесь.

Гармония поворачивается ко мне, и на секунду ее взгляд становится таким злым, что я поднимаю руки и говорю:

– Извините, я не хотел…

Зубы у меня клацают, настолько я замерз. Она видит это, и гнев ее несколько утихает.

– Это не твоя вина, – говорит Гармония. Лицо у нее напряженное и бледное. Она берет одеяло и набрасывает на меня. – Ты не сделал ничего плохого. Здесь тебя не ждет наказание.

Несколько других женщин поднимают взгляды и начинают тихонько переговариваться друг с другом. Ария хмурится. Она выходит вперед и говорит:

– Если патер Том назначил его пленником, мы не должны быть так добры к нему.

– Молчать! – рявкает Гармония так резко, что Ария съеживается. – Мне нужно подумать.

– Здесь не о чем думать, сестра, – говорит одна из женщин, но в голосе ее звучит настороженность. – Патер Том сказал нам, что делать. Разве мы не готовы к Расплате?

Гармония игнорирует эти слова. Она проходит мимо меня к окну и смотрит в сторону ворот. Я подхожу к ней, пытаясь рассмотреть, что происходит. Она не кричит на меня и не велит отойти. Это заставляет остальных снова начать шептаться, но мне все равно. Я надеялся увидеть снаружи папу… но я его не вижу. Должно быть, его снова посадили в ту будку. В центре лагеря собралась группа мужчин с оружием. У некоторых пистолеты, у других – охотничьи нарезные карабины, но кое-кто вооружен так же, как Калеб, – настоящим армейским оружием. Мне оно знакомо по игре «Колл оф дьюти». И оно пугает меня, особенно сейчас. Я все еще дрожу от холода и страха из-за того, что случилось у водопада, а теперь, похоже, эти люди готовятся к настоящей войне.

– Что такое Расплата? – спрашиваю я у Гармонии. Она не отвечает, вид у нее усталый и очень мрачный. – У нас проблемы…

– Скажи мне что-то, чего я не знаю! – рявкает она, и это потрясает меня. Вряд ли так стал бы говорить кто-то, купившийся на все эти дурацкие рассуждения патера Тома о том, что женщина – не человек. Впрочем, моя сестра могла бы ответить именно так. – Коннор, уже понятно, что ты не нужен патеру Тому. Ты должен держаться поближе ко мне, и что бы ты ни делал, не доверяй больше никому, если только я не скажу тебе, что всё в порядке. Понимаешь? – Она произносит это серьезным, резким шепотом.

Эта ее энергичность и манера держаться очень похожи на то, как ведет себя моя мама, и я просто киваю.

Потом Гармония говорит:

– Они открывают боковые ворота. Кто-то входит.

Я тяну шею, чтобы увидеть то, что видит она. Мужчины, столпившиеся возле маленькой калитки в ограде, втаскивают кого-то внутрь, но я не вижу, кто это. «Пожалуйста, пусть это будет не моя мама». Мне было бы легче, если б она была здесь, но при этом я не хочу, чтобы мама здесь оказалась. Не сейчас. Не так. Я едва держусь, а если они что-нибудь сделают маме… я просто не смогу. Не смогу.

– Кто это? – спрашиваю я Гармонию. Может быть, ей видно лучше. Ведь она выше. Но Гармония качает головой.

– Просто девушка, – говорит она. – Странно, ее не должно здесь быть… – Потом отворачивается от окна и смотрит на меня. – Ну что, запереть тебя в чулане, как предлагает Ария? Или ты дашь слово слушаться меня во всем?

– Откуда вы знаете, что я не совру?

Гармония чуть-чуть улыбается, и от этого ее лицо становится еще более безрадостным.

– Знаю, – говорит она. – Коннор, ты слышал, что он сказал? Насчет выбраковки в стаде?

– Я не знаю, что это значит.

– Это значит, что нам придется тянуть жребий – кому предстоит умереть. И женщинам, и детям.

Я смотрю на нее во все глаза.

– Как… как в том рассказе? «Лотерея»? – Это жуткий рассказ о совершенно обычном месте и совершенно обычных людях, но одного из них выбирали по жребию, и весь город убивал его.

– Именно так, – отвечает Гармония, и мне хочется сжаться в комок от ужаса. – Это и будет выбраковка. Только смерть наступит не от побивания камнями.

В ее голосе звучит страх, отвращение и злость – именно те эмоции, которые я сейчас испытываю. Но говорит она тихо, так тихо, что вряд ли кто-то еще слышит ее.

– Обещаю, – говорю я ей. – Я буду вести себя хорошо.

Гармония лишь кивает.

– Они приведут эту девушку сюда. Что бы ни случилось, веди себя тихо. Обещай это. – Она напрягается, когда Ария, словно бы случайно, подходит ближе к нам. – Ш-ш-ш, мальчик. – Она повышает голос, чтобы Ария слышала: – Делай, что тебе велено, и не задавай вопросов. Ты понял?

– Понял, – отвечаю я. Вижу в стекле отражение Арии – она смотрит на нас.

Мы отворачиваемся от окна, и сестра Гармония ведет меня к остальным, потом поворачивается к двери. Я тоже. Чувствую, как Ария сверлит меня взглядом сзади, и не понимаю, как я вообще мог считать ее красивой. Мне отвратительно, что я ее целовал. Я думаю об этом, потому что мой мозг не выключается, он перескакивает с одного предмета на другой: мама, Сэм, Ланни, отвращение к себе, страх, злость, желание разбить Калебу лицо, – и я не могу унять этот хаос в голове. Мне все еще холодно. От меня по-прежнему воняет, и этот запах не дает мне забыть о том, каким беспомощным я чувствовал себя там, в воде, когда патер Том собирался вылить ее мне на голову. Я не знаю, почему это меня так пугает.

Снаружи слышится звон ключей. Гармония выпрямляется, опускает взгляд, складывает руки, и все вокруг меня, все женщины и дети делают то же самое – даже малыши, едва научившиеся ходить. Это странно и страшно.

Дверь открывается, и в дом входит Ви Крокетт. Я едва не окликаю ее по имени – настолько сильное облегчение чувствую при виде знакомого лица. Мой мозг даже затыкается на несколько секунд, парализованный этим странным явлением.

Но это не та Ви, которую я знаю. Она одета в старое клетчатое платье Ланни, застегивающееся на пуговицы, и в ее же теплые колготки. Весь макияж с лица смыт. Без него она смотрится моложе и выглядит очень милой.

И испуганной.

– Узница! – рявкает Калеб. – Она из Вулфхантера. Говорит, что ее мать рассказывала ей о нас. Держите ее здесь, пока патер Том не утвердит ее в числе новообращенных. Патер Том говорит, что Расплата грядет. Эта девушка под вашей ответственностью, пока не будет приказано иначе.

– Мы всегда рады принять заблудшую овечку, – говорит сестра Гармония, не поднимая взгляда. – Хвала Господу.

– Хвала Господу, – отзываются все, но Калеб произносит это как-то кисло. И мне не нравится, как он смотрит на Ви. – Вымойте ее и переоденьте в пристойные одеяния. Патер Том захочет поговорить с ней. Мы узнаем, какова ее подлинная история.

Гармония кивает, и Калеб снова закрывает и запирает дверь. Я смотрю на Ви и открываю было рот, но она быстро отводит взгляд, и до меня доходит, что она не хочет, чтобы я заговорил с ней. Поэтому я и не заговариваю. Но мне ужасно хочется узнать, почему она здесь, и где мама, и что вообще происходит.

Я замечаю, что один из типов, бывших вместе с Калебом в «автодоме», смотрит в окно. Он наблюдает за тем, что мы делаем. Сестра Гармония, вероятно, тоже видит его, потому что поворачивается к остальным женщинам и детям и говорит:

– Расходимся по кроватям. Выключите свет, пожалуйста. Я оставлю одну лампу до тех пор, пока наш новый брат и наша новая сестра не будут устроены.

– Он не наш брат, – возражает голос из угла. Ария улыбается, но смотрит исподлобья. – Он будет святым, так сказал патер Том.

– Молчать! – рявкает Гармония, и улыбка Арии угасает. – Ты хочешь, чтобы я сообщила ему о твоем непослушании и гордыне?

– Нет, сестра.

– Тогда делай то, что тебе сказано, Ария.

Женщины и дети укладываются спать, и их маленькие ночники гаснут один за другим. Это похоже на меркнущие в небе звезды, и когда остается только одна тусклая лампочка, которую сестра Гармония берет со своего прикроватного столика, мне кажется, что темнота напирает со всех сторон, как будто мы оказались в центре черного стеклянного шара. Даже воздух словно становится гуще. Мое дыхание учащается, но у меня все равно возникает ощущение, будто мне не хватает кислорода.

Я не люблю темноту. И никогда не любил.

Я хочу поговорить с Ви, но пока что не могу. Она явно дала понять, что не надо этого делать.

– Сюда, – говорит Гармония и ведет нас к самому дальнему ряду кроватей – не у двери, а возле младенческих кроваток в другом конце. Они застелены, но пусты. – Дева, как твое имя?

– Вера. Ви.

– Теперь тебя будут звать сестра Мелодия. – Гармония открывает тумбочку и достает стандартную униформу сестер – длинную юбку и однотонную рубашку. – Надень это. Ты можешь переодеться вот там, в гардеробной.

Ви неожиданно поворачивается ко мне и говорит:

– Ты выглядишь очень знакомо, но ты не из Вулфхантера.

Этим она дает мне понять, что я не должен узнавать ее. И я на миг задумываюсь, почему так. Но потом я понимаю, что Ви не может доверять сестре Гармонии. Она не может доверять здесь никому, кроме меня.

– Меня показывали по телевизору, – отвечаю я. – Наверное, поэтому.

– Ну да, – говорит Ви. – Конечно. Ты здесь совсем один?

Она спрашивает про Сэма, но не упоминает его напрямую.

– Более или менее, – говорю я. – Я с папой, но он в другом здании. – Ви кивает, и я знаю, что она меня поняла. – Откуда ты пришла?

Она пожимает плечами и делает вид, словно слегка стыдится этого. Я знаю Ви и сомневаюсь, что она еще способна чего-то стыдиться, но даже для меня это выглядит не как игра, а как истинная эмоция.

– Патер Том приходил к нам домой, когда я была еще маленькой, и я всегда хотела вступить в его Собрание, но мама не разрешала мне, однако теперь она мертва. Я собиралась вступить в отделение Собрания в Вулфхантере, но… но враги уничтожили его. – Она поворачивается к Гармонии, которая очень пристально смотрит на нас. – Вы, наверное, слышали об этом?

– Ветвь Собрания в Вулфхантере впала в грех, – говорит Гармония. – Они сделались алчными.

Ви опускает взгляд и выглядит сейчас очень-очень жалкой. Она ужасно быстро поняла, как нужно себя вести, но, опять же, Ви действительно жила в Вулфхантере.

– Да, сестра, – говорит она. – А брат Карр добрался сюда? Мне говорили, что он намеревался это сделать.

– Это так. – Тон Гармонии становится холодным. – Брат Карр присоединился к святым.

Ви это застает врасплох, она поднимает глаза на меня, но быстро отводит в сторону.

– О… – произносит она. – Понятно.

– Как ты добралась сюда?

– Пришла.

– Пришла, – повторяет сестра Гармония. – Путь от Вулфхантера очень долог.

– Ну, часть пути я проделала автостопом, – признаётся Ви. – Спасибо за кров и постель. Я очень устала.

Гармония внимательно разглядывает ее. Как бы хорошо Ви ни притворялась – а она притворяется очень хорошо и не очень далеко отступает от правды, – но сестра Гармония умна и осторожна. Ви протягивает руку за одеждой, которую Гармония положила на кровать, но женщина перехватывает ее запястье и крепко держит. Понизив голос до едва различимого шепота, она спрашивает:

– Кто тебя послал?

– Никто, – говорит Ви так же тихо. – Никто меня не посылал.

Как ни странно, мне кажется, что она говорит правду.

– Ты пришла одна?

Ви кивает. Лицо Гармонии искажается, словно от злости. Я вижу, что она стискивает запястье Ви еще сильнее, и та вздрагивает. И это плохо. Если причинить Ви боль, она ударит в ответ, я это знаю и поэтому чувствую прилив страха. Она не знает здешних правил, а за их нарушение ее могут и убить.

– Эй, ты делаешь ей больно! – говорю я Гармонии, увидев в глазах Ви темный блеск – и то, как она сжимает свободную руку в кулак. Гармония отпускает ее, и Ви садится на кровать. От пальцев Гармонии у нее на запястье остались красные следы, и Ви растирает их, сердито глядя исподлобья.

Потом я замечаю, что в глазах Гармонии блестят слезы. Она не злится. Она в отчаянии. Она так сильно хочет верить в то, что кто-то, кто угодно, придет и остановит все это…

Именно тогда я точно понимаю, что могу ей верить. Но знаю, что всем остальным здесь я доверять не могу, поэтому говорю:

– Мне нужно в туалет.

– Да, иди, – отвечает Гармония, даже не взглянув на меня. Я стою и не двигаюсь с места, пока она наконец не обращает на меня взгляд. – Что такое?

– Э-э… тут темно, – объясняю я. – И я не знаю, где он.

Она нетерпеливо фыркает и берет лампу.

– Тогда идем со мной.

Ви мгновенно понимает, ради чего я затеял это, и спрашивает:

– Можно, я тоже пойду? Мне… мне тоже надо.

– Захвати свою одежду. Переоденешься там. Я должна тебя обыскать.

Голос Гармонии дрожит. Я не знаю, о чем она думает, но знаю, что она ощущает себя загнанной в ловушку. Я тоже. Появление Ви кажется мне одновременно самым лучшим и самым худшим, что могло случиться. Если она здесь, то, наверное, мама тоже неподалеку. И, вероятно, другие люди – тоже.

«День Расплаты». Может быть, патер Том был прав…

Длинный санузел в дальней части помещения не имеет дверей, но кабинки отделены плотно задернутыми занавесками. Я уже немного согрелся и теперь кладу отсыревшее одеяло в плетеную корзину для грязных вещей, а сам иду мыть руки. Оставив воду течь, поворачиваюсь к Ви и поспешно шепчу:

– Ви, ей можно верить. Всё в порядке.

Гармония резко поворачивает голову и смотрит на меня, потом на Ви.

– Ты знаешь его, – говорит она Ви – тихо, почти шепотом. Так надо. – Я так и думала. Быстро скажи: полиция едет сюда? Ты их вызвала?

Ви не отвечает ей, а вместо этого смотрит на меня.

– Ты уверен насчет этого? – Она имеет в виду сестру Гармонию.

– Да.

– Твоя мама не хотела, чтобы я это делала. Мне пришлось явиться сюда в одиночку. Но я знала, что мне нужно проникнуть в лагерь и убедиться, что ты в порядке. И я знала, что смогу, потому что… – Она сглатывает. – Патер Том обязательно вспомнит меня.

– Как ты вообще добралась сюда? Действительно пешком?

Она закатывает глаза и сейчас выглядит в точности как та Ви, которую я знаю.

– Я украла пикап у какого-то старика, живущего за пару домов от вас. В нескольких милях отсюда в нем кончился бензин, и остаток пути мне пришлось идти пешком. Но твоя мама и остальные надолго не задержатся. – Она делает глубокий вдох. – И ФБР, я думаю, тоже.

Ви неожиданно обнимает меня, и это приятно, очень приятно – знать, что здесь есть кто-то знакомый. По-настоящему знакомый. Во время этих объятий она шепчет:

– Это тебе.

Словно по волшебству, в ее руке появляется нож с выкидным лезвием, и она вкладывает его мне в руку. Я быстро прячу его в рукав рубашки, потом отступаю назад и сую руки в карманы моих неудобных жестких штанов. Нож соскальзывает в карман. Теперь я вооружен, но не знаю, что чувствую на этот счет.

Каким бы быстрым ни было это движение, Гармония все замечает.

– Разве тебя не обыскали у ворот?

– Никто из верунов не станет лезть в щель между женских булок, – шепчет Ви.

Фу, какая гадость! Я вытираю руки о штаны.

– Мы не можем оставаться здесь, – шепчет Гармония. – Скоро кто-нибудь придет. Я не могу доверять лишь некоторым женщинам и никому из девушек.

Ви спрашивает:

– Здесь есть кто-нибудь, готовый драться, чтобы выбраться отсюда? Любой ценой?

– Да, – отвечает Гармония. – Из женщин таких пять. У нас есть кое-какое оружие. Я знала, что в конечном итоге может дойти до этого, и мы не собираемся умирать молча. Не в этот раз. – Она моргает, и я вижу, как на глаза у нее набегают слезы. Они блестят в свете лампы. – Как ты нашла нас? Если честно?

– Есть такая девушка по имени Кэрол… – говорит Ви. Гармония прижимает ладонь ко рту.

– Так Кэрол еще жива?

Ви кивает. Гармония шепчет что-то неразборчивое – наверное, молитву.

Я говорю:

– Пять женщин, плюс вы, плюс нас двое… всего восемь, и это против целой банды вооруженных мужчин… Я знаю, что вы хотите сражаться, но, может быть, у вас есть какой-нибудь план?

Она открывает рот, чтобы ответить, но тут происходят сразу два события, одно за другим.

В санузел входит Ария и спрашивает:

– А что это вы тут делаете, а?

И секунду спустя я слышу снаружи мужские крики. И грохот выстрелов.

Что-то только что пошло не так – очень не так.