23. Гвен

Я обзваниваю всех, от кого потенциально можно ждать помощи.

Военный совет собирается в Стиллхауз-Лейк, в нашем старом доме с дырой от дроби в стене и свидетельствами борьбы повсюду. Прежде чем кто-либо приезжает, я иду к комнате Коннора и открываю дверь. Там царит порядок, как обычно, – словно Коннор только что вышел. Все полки заставлены книгами. Он всегда застилает свою кровать, даже когда я говорю ему, что мы уезжаем отсюда и, возможно, навсегда. Я знаю, что у него есть такая потребность – сохранять контроль над этой частицей своей жизни, ведь во всем остальном эта жизнь часто бывает полным хаосом. Но, помимо этого, мне кажется, он просто аккуратен в свои тринадцать лет.

Я сажусь на кровать и беру его подушку, потом молча обнимаю ее и вдыхаю запах сына. Я хочу заплакать, но не могу. Боль сильна, но она также выжигает из меня всю тревогу. Мы можем вернуть его. И вернем.

Кладу подушку на место, разглаживаю ее и возвращаюсь в гостиную. В дверь звонят. Ланни и Ви беспокойно сидят на диване, держась за руки. Мне это не нравится, но я им не запрещаю. Ланни сейчас нуждается в этом. И Ви, скорее всего, тоже.

– Мам, я сделаю чай или что-нибудь еще? – спрашивает Ланни.

– Конечно, солнышко, – говорю я ей. – Посмотрим, что у нас есть. Может быть, надо будет сделать еще и кофе.

Мне кажется, что эта ночь будет долгой.

Кеция и Хавьер Эспарца приезжают первыми. В последнее время я редко видела Хави, он то занимался своими делами в тире, то уезжал проведать родных, но с Сэмом они общались чаще. Хавьер крутой, он невероятно меткий стрелок и один из самых лучших, самых вежливых инструкторов по стрельбе среди всех, кого я знаю. Однако если кто-то начинает выкидывать фортели, Эспарца этого просто так не оставляет – и это имеет большое значение здесь, в совершенно не либеральной теннессийской глуши. Хави почти не говорит о своей службе в морской пехоте, но я знаю, что он отлично натренирован и наверняка получил не одну награду. Помощь Хавьера мне сейчас очень пригодится… и я признательна, невероятно признательна, что он не отказался приехать.

Войдя в дом, Эспарца ничего не говорит, просто обнимает меня и усаживается в гостиной. С его стороны это значит слишком много. Обычно Хави выражает свои эмоции шуточками и прибауточками, но когда он так молчалив, это значит, что он очень, очень сосредоточен. Не хотела бы я быть его врагом, особенно когда он в таком настроении.

Кеция входит следом за ним, и ее объятия длятся несколько дольше.

– Ты в порядке? – спрашивает она меня. Я пытаюсь улыбнуться. – А, понятно, сама вижу. – Она бросает взгляд на Ви и Ланни, достающих кружки с кухонных полок. В прошлый раз Кец видела мою дочь, когда брала у нее показания, снимающие вину с Олли Бельдена. – Девочки в порядке?

– С ними все хорошо, – отвечаю я. – Конечно, они тревожатся. Я стараюсь занять их делом.

– Кто-нибудь еще приедет?

– Еще несколько человек, – отвечаю я ей, хотя это преуменьшение.

Когда я намереваюсь отойти, Кеция удерживает меня:

– Ты заключила сделку с Бельденами, да?

На это я ничего не отвечаю. Не хочу лгать, особенно ей, но не могу и сказать правду. Наконец Кеция качает головой и неодобрительно поджимает губы.

– Ты выбрала не ту сторону, Гвен.

– Я на стороне моих детей, – отвечаю я. – И я знаю, что ты тоже. Спасибо, что ты здесь.

– Ну, Престер тоже приехал бы, но дела удерживают его в Нортоне. А еще он сказал – слава богу, что та каша, в которую ты сейчас влипла, не имеет отношения к нашему городу, ради разнообразия.

Я поневоле смеюсь, потому что почти слышу, как детектив Престер говорит это. Я не просила его приехать сегодня, но меня ничуть не удивляет то, что ему известно об этом собрании. Нортон не заслуживает таких детективов, как Престер и Кеция. И я уверена – местные жители понятия не имеют, как сильно им повезло.

Следующей приезжает Джи Би, но, когда я открываю дверь, она не входит в дом. Жестом приглашает меня выйти и указывает в дальний конец дороги – там, где эта дорога скрывается в ложбине за холмом.

– Я очень надеюсь, что это не проблемы.

Я вижу вереницу машин, выезжающих из-за поворота. Их шесть – большие черные внедорожники. Два из них паркуются чуть дальше по дороге, остальные четыре подъезжают ближе и пытаются втиснуться на стоянку перед домом, и без того уже забитую транспортом. Ужасно много машин. Я представляю, как таращатся на это наши соседи вдоль всего озера и гадают, в какие неприятности я попала на этот раз.

Мы молча стоим на крыльце и смотрим. Джи Би спрашивает:

– ФБР?

Я киваю и говорю ей:

– Заходите в дом, я буду через минуту.

Она уходит, и я жду, выдыхая облачка пара в стынущий воздух. Мы с Сэмом любим такие вечера – холодные, бодрящие, когда все небо усыпано звездами, а озеро, отражающее их свет, напоминает разбитое стекло. Сейчас бы сидеть на крыльце вместе, с бутылкой вина, завернувшись в одно одеяло и сплетя пальцы. Тихий, домашний покой…

Я так отчаянно хочу вернуть это.

С пассажирского сиденья первого внедорожника вылезает специальный агент ФБР Майк Люстиг. Высокий, крепкий афроамериканец с красивыми чертами лица, которые складываются в принужденную улыбку, когда он видит меня. Из машин начинают вылезать другие люди – такие же серьезные, как Майк, в хорошо пошитых костюмах. Сегодня у Майка, вопреки обыкновению, на боку висит жетон ФБР – сейчас Люстиг действует в рамках службы.

– Агент, – приветствую я его и протягиваю руку. Он пожимает ее.

С ним я держусь на несколько более формальном расстоянии, чем с большинством своих друзей, – по крайней мере, сейчас, после Вулфхантера. Он принял несколько решений, которые мне не по душе. Например, сотрудничал с Мирандой Тайдуэлл, пытаясь разлучить Сэма со мной. Майк никогда полностью не доверял мне, и я сомневаюсь, что это когда-либо изменится.

– Спасибо, что приехал. И… – я указываю на остальных агентов, – и что привел на помощь кавалерию.

– Мы почти опустошили все полевые офисы Ноксвилла и Мемфиса, – говорит он мне. – Специальные отряды направлены из штаб-квартир прямо к тому месту, которое ты указала.

Я не так глупа, чтобы думать, будто Майк поверил мне на слово.

– Вы получили подтверждение того, где находится их лагерь?

Он кивает, достает свой телефон и, несколько раз мазнув пальцами по экрану, выводит на него изображение. Это снимок, сделанный со спутника, и на нем трудно что-либо разглядеть подробно; местность густо поросла лесом. Но я вижу сквозь кроны деревьев открытый участок и по меньшей мере два здания – или что-то похожее на здания. Одно из них напоминает церковь. Вдоль границ участка тянется широкий водный поток и падает с каменистого обрыва в маленькое озерцо. Биттер-Фоллз. «Горький Водопад». Это совпадает с тем, что сказала Кэрол – Дария.

– Мы выслали дрона, чтобы как следует рассмотреть лагерь, так что скоро должны получить снимки получше.

Майк о чем-то умалчивает. Это не удивляет меня, но настораживает.

– Вы не стали бы делать все это, если б не узнали больше, чем то, что я вам рассказала. Что вы нашли?

Люстиг не хочет говорить мне. Совсем не хочет. Но он видит, что я не сойду с места, пока он не скажет.

– Мы проверили тот покинутый комплекс, о котором ты говорила. По сути, в тот раз мы не добрались до него – никто не рассказал нам о нем, никто не спешил поведать нам подробности. Вообще ничего. Люди, состоявшие в секте, держали рты на замке или не знали ничего важного. Мы прошерстили все архивы и наткнулись на информацию о некоем Томе Сарновиче. Он начинал в семидесятые как обычный проповедник, вел свою деятельность в церкви в Вулфхантере. Но в один далеко не прекрасный день оказалось, что церковь закрыта, а Сарнович со своей паствой перебрался в поместье Карра, где они и создали свое первое логово.

– То, которое нашли вы с Сэмом.

Люстиг кивает.

– Оказалось, они пробыли там около десяти лет, потом проповедник Том захотел откусить кусок побольше. Они перебрались в комплекс, видео которого ты нам скинула; это старый шахтерский поселок, проданный с аукциона. – Люстиг не хочет говорить мне, что дальше. Я вижу, как он колеблется.

– Агент, – говорю я. И добавляю, уже тише: – Майк.

– Хорошо. Мы выслали команду, чтобы осмотреть там всё. Практически то же самое, что показано на видео, – странная обстановка, внушающая беспокойство, но никаких настоящих признаков каких-либо преступлений. Но на территории комплекса было маленькое озеро – заброшенный карьер. И вокруг него воняло падалью. Старший из агентов, что-то заподозрив, послал туда аквалангистов.

Во рту у меня пересыхает. Я не моргаю. Я просто… жду.

– Они нашли кости, – продолжает он. – Невозможно сказать, сколько тел там было на дне – многие кости разбросаны в беспорядке. Часть скелетов осталась целой. Аквалангисты обнаружили, что один все еще закован в цепи, к которым прицеплена чугунная болванка.

Я приоткрываю рот, но ничего не говорю. Все сходится. Сходится с тем, что рассказала мне Кэрол. С крещением водой и с армией «святых» патера Тома.

– Я предполагаю, что они убрались оттуда, потому что когда складируешь так много трупов в неглубоком водоеме, то от вони никак не избавишься. Все то место словно пропитано трупным смрадом. Поэтому он нашел новое место и там начал все заново.

– Биттер-Фоллз, – говорю я и сглатываю. В горле стоит болезненный комок, по нервам бежит дрожь ужаса. – Насколько глубокое это озеро?

– Глубже, чем тот карьер, – отвечает Майк. – И я предполагаю, что они используют его для того же самого.

Мне приходится схватиться за перила крыльца, потому что колени у меня подкашиваются. Я не могу изгнать из воображения жуткую картину: мой сын в воде, к его ноге привязан груз, увлекающий его в холодную черную воду… Я моргаю – и вместо Коннора вижу в толще воды Сэма. К горлу подступает тошнота. Это слишком для меня. Слишком знакомо.

Мэлвин сбрасывал тела своих жертв в воду, привязав к ним груз. Он любил вывозить нас на озеро, где они покоились, любил скользить в лодке над своим садом мертвых женщин. Я не знала об этом до самого суда, и мне до сих пор снится, как я падаю через борт лодки и присоединяюсь к ним там, на дне. Невидящие глаза таращатся на меня, мертвые руки тянутся, приветствуя меня…

Позыв к тошноте тщетен – просто нечем. Но я понимаю, что хватаю воздух ртом под пристальным взглядом Люстига, и каким-то образом ухитряюсь собраться с силами.

– В обычных обстоятельствах я не подпустил бы тебя к одной из наших операций и на сотню миль, – говорит он. – Особенно к такой. Ты же это понимаешь, верно?

Я просто киваю. Глотку жжет от желудочной кислоты.

– Тогда предлагаю заключить сделку. Ты и твои друзья – какими бы крутыми вы себя ни считали… вы можете пойти с нами, но останетесь у периметра. Я не могу допустить вас на линию огня и не хочу, чтобы вы попытались что-нибудь выкинуть. Сейчас мы имеем дело практически с сумасшедшими. Ты меня поняла?

– Да, – отвечаю я. – Когда вы намерены атаковать?

Люстиг вздыхает и смотрит на небо. День сменился ночью. Мы уже потратили слишком много времени. Я ожидаю, что он скажет «скоро», «сейчас» или, по крайней мере, «сегодня». Но Майк говорит:

– Мы не будем атаковать.

Секунду я стою, тупо глядя на него, потому что знаю, что наверняка ослышалась.

– Но у них Коннор. И Сэм. Ты же знаешь, что они делают с людьми!

– А еще у них может быть пятьдесят и более других людей, и мы не знаем, кто из этих людей фанатики, а кто – жертвы. По сообщению твоего информатора, там есть маленькие дети – и мы видели подтверждение этого в старом лагере. Это чертова уйма потенциальных живых щитов и небоеспособных заложников. Мы не можем начать полномасштабную атаку. Они будут ждать этого.

– Но ты же сказал, что вы собираетесь вытащить их… скотина…

– Эй, – прерывает он меня, и я осознаю́, что повысила голос, в котором теперь звучат резкие, визгливые нотки. Я проиграла свою битву за спокойствие. И мне от этого хорошо. Мне нужно кричать, бить, толкать, мне нужно заставить людей слушать меня. – Тише. Мы собираемся сделать всё правильно, чтобы им было чересчур накладно причинить кому-либо там хоть какой-то вред. Мы заставим его последователей сложить оружие и выйти. Гарантирую, что там есть люди, у которых не совсем промыты мозги и которые хотят свободы, и может быть, их даже больше, чем ты думаешь. Поверь мне, это не та ситуация, в которой требуется атака «морских котиков». Лучше всего сработает, если мы убедим их выйти самостоятельно.

Все, что он говорит, вполне разумно, но мне плевать. Мысль о том, чтобы ждать, когда мой сын… когда с ним происходит неизвестно что… я знаю, что не могу так. Я встречала Кэрол и видела, на какие отчаянные поступки она готова, чтобы не возвращаться туда, и поэтому инстинктивно знаю: то, что таится за этими стенами, намного, намного хуже, чем считает Люстиг. Я дымлюсь от ярости, но, что хуже всего, я знаю – он не будет меня слушать. Он верит Сэму, но не мне. Он собирается допустить, чтобы тех, кого я люблю, убили, и я не знаю, винить в этом его или саму себя. Мне следовало знать, что привлекать Люстига рискованно; он не вольный агент и должен следовать протоколам.

Но я не позволю, чтобы эти протоколы привели к гибели моего сына.

Я иду прочь; Люстиг окликает меня, но я не останавливаюсь. Он не пытается окликнуть снова.

Захожу в дом и закрываю дверь. Джи Би, Кеция, Хавьер и девочки смотрят, как я приваливаюсь к закрытой двери. Я не знаю, что им сказать. Но потом нахожу слова.

– Мы сами по себе, – говорю я. – ФБР собирается действовать по-своему, но их способ не позволит вытащить Сэма и Коннора живыми. Если верить тому, что сказала Кэрол, – нет.

– Они не пойдут туда, верно? – уточняет Хавьер.

– Говоря словами Майка, это не та ситуация, в которой требуется атака «морских котиков». – Я вкладываю в эти слова всю горечь, которую испытываю сейчас.

Хавьер воспринимает это как личное оскорбление.

– Да какого черта, что он вообще знает? Он думает, что мы врываемся и расстреливаем всех подряд? Это так не работает. – Он ненадолго умолкает и качает головой. – Они собираются вести переговоры, верно?

– Они попытаются, – отвечаю я. – И из слов Кэрол я могу только сделать вывод, что патер Том уже давным-давно готовится к этому дню. Он рассматривает это как последнюю битву своей верной паствы. Их славную гибель. Рагнарёк, Армагеддон, что угодно, не знаю уж какую религию он сплел у себя в голове… Пока фэбээровцы будут сидеть снаружи и ждать, дела наверняка обернутся очень, очень плохо.

– Тогда нужен запасной план, – говорит Кеция. – Нам необходимо как-то попасть в этот лагерь. Мы найдем Сэма и Коннора и вытащим их. Но что насчет остальных? Наверняка не все там одержимы идеей умереть за патера Тома. Ты, кажется, говорила нам, что женщины там живут практически на положении рабынь. А еще дети…

Джи Би качает головой.

– На женщин рассчитывать нельзя, – возражает она. – В подобных сектах женщины часто являются самыми преданными фанатичками, как бы плохо с ними ни обращались. А может быть, как раз поэтому: если они перестанут верить, что у этого есть некое высшее значение, если осознают себя просто жертвами, то не смогут это пережить. Если обратиться к ним за помощью, то они, скорее всего, сразу же поднимут тревогу.

Это мрачная перспектива, и мне небезразлична судьба этих женщин. Мне небезразлична судьба детей. Мне небезразлична судьба мужчин, которых втянули в эту зловонную секту силой или обманом и промыли им мозги. Я хочу спасти их.

Но я знаю, что иногда приходится признать тяжкий факт того, что сначала нужно спасти себя. В самолетах всегда напоминают: нужно сначала надеть кислородную маску самому, а потом уже помогать другим. Мой «кислород» – это Коннор и Сэм. И когда они будут в безопасности, мы сможем придумать, как освободить других.

Джи Би говорит:

– Я бы предложила внедрение, однако мы никак не сможем это провернуть. Мистер Эспарца, детектив Клермонт… извините, что указываю на это, но, насколько нам известно, эти люди принимают только новообращенных белой расы. Так что вы двое исключаетесь. Гвен, кое-кто из них уже знает тебя в лицо. Я уверена, что патер Том собрал на тебя целое досье. Он опознает тебя за пару миль.

– Значит, вы? – спрашиваю я ее. – Нет, Джи Би, я не могу просить вас…

– Это все равно не сработало бы, – резко отвечает она. – Подобным сектам нет никакого прока от пожилых людей. Патеру Тому бесполезны женщины, вышедшие из детородного возраста.

– Тогда кто…

До меня вдруг доходит смысл ее слов, и у меня перехватывает горло. Я давлюсь воздухом и яростно мотаю головой.

– Нет. Нет. Абсолютно нет. Я не позволю Ланни и близко подойти к этому…

– И не нужно. Это сделаю я, – говорит Ви Крокетт.

Голос ее звучит спокойно, словно ромашковый чай. Она даже слегка улыбается. Мы все умолкаем и смотрим на нее.

Неуравновешенная, странная Ви, наделенная хрупкой силой, со слегка безумными глазами…

– Вера, ты не можешь этого сделать, – говорю я. – Знаю, что я не твоя мама, но…

– Вы не моя мама, – соглашается она. – Я сама могу о себе позаботиться. Я заботилась о своей матери чаще, чем она – обо мне. Я же нужного возраста, так? Им по нраву юные девушки.

– Нет, – твердо говорю я. – Даже не обсуждается. Эти люди – убийцы.

Ви смотрит на меня, даже не дрогнув.

– Вы думаете, я этого не знаю? Эти типы из Собрания убили мою маму в Вулфхантере. Я знаю их лучше, чем вы все. И могу сыграть эту роль. Я могу!

– Это хорошее предложение, – говорит Джи Би, – но ничего не получится. Если б это было в любое другое время, я сказала бы, что Вера – идеальный кандидат на внедрение. Но это нужно осуществлять постепенно, не сразу. Не в ту же самую ночь, когда ФБР явится к их порогу. Они убьют тебя, Ви.

– Я могу обмануть их, – настаивает та. – Могу! И вы должны позволить мне!

Я ни за что на свете не намерена позволить этой девушке совершить что-то подобное. Может, она и не моя дочь, но я за нее отвечаю.

– Нет! – На этот раз я уже кричу, и это изумляет Ланни настолько, что она вздрагивает и хватает Ви за руку. Та даже не моргает. – Ты этого не сделаешь, Вера! Я тебе не позволю! – Делаю паузу, чтобы унять сердцебиение и взять под контроль свой голос, потом поворачиваюсь к остальным. – Нужны еще какие-нибудь варианты. Кто что может предложить?

Ви поворачивается и идет прочь. Она выходит в коридор, и я слышу, как хлопает дверь. Отлично. Я все равно хочу исключить ее из этого всего. И ее, и Ланни. Моя дочь выглядит так, словно не знает, что ей делать. Она бросает на меня умоляющий взгляд, и я киваю в сторону коридора. Ланни идет следом за Ви.

Мы остаемся вчетвером и в течение нескольких тяжелых секунд сидим в молчании. Потом Хавьер говорит:

– Перескажи мне еще раз, что говорила та девушка, – о том, как они делают святыми.

Я повторяю рассказ Кэрол, стараясь передать ее слова как можно точнее. О том, как патер Том топит своих узников и оставляет их тела в пруду. Это подтверждается теми уликами, которые ФБР нашло в карьере в заброшенном комплексе, так что в Биттер-Фоллз наверняка происходит то же самое.

Хавьер слушает с бесстрастным выражением лица, потом кивает.

– Я открою тир, и мы вооружимся тем, что там есть. Если ФБР не намерено атаковать, это придется сделать нам. Это рискованно. В деле участвуем мы с тобой, Гвен.

– И я, – добавляет Кец. Хавьер смотрит на нее без всякого выражения, но она отвечает ему таким же непроницаемым взглядом. Отступать не намерен никто. – Ты не можешь решать за меня, Хави.

– Справедливо, – отвечает он и заставляет себя криво улыбнуться. – Я знаю, что все равно не могу остановить тебя, если уж ты решила. – Поворачивается к Джи Би. – Мэм, я не знаю вас и сомневаюсь, что вы с этим справитесь. Извините.

– Всё в порядке, – говорит она. – Дни, когда я была в состоянии лазать по заборам, позади. Но у меня есть два оперативника, которые все еще на это способны, и они ждут моего звонка. Надежные люди, вы можете на них рассчитывать.

– В перестрелке? – уточняю я. – Потому что именно это нам предстоит, Джи Би.

Она пожимает одним плечом.

– Цисли Уэст и Джо Фруд. Ты их знаешь и сама можешь судить. Кстати, они вызвались добровольно, когда услышали про Коннора и Сэма.

Джо Фруд – высокий, худощавый мужчина забавного вида. Я несколько раз встречала его и один раз работала вместе с ним. Но в опасной ситуации – никогда. Цисли… что ж, я уже видела ее в действии. Если Джи Би считает, что Джо не уступает Цисли в боевых навыках, значит, всё в порядке.

– Пожалуйста, скажите им, что это невероятно опасно, – прошу я. – И я пойму, если они посмотрят на это и решат не участвовать. Никто их не осудит.

– Позвольте мне сделать звонок, – говорит Джи Би. Она уходит в кухню и поворачивается к нам спиной.

Я смотрю на Кец и Хавьера и говорю:

– То же самое касается вас обоих. Я не могу просить вас об этом. Не хочу, чтобы вы рисковали жизнью ради меня…

– Эй, – обрывает меня Кец. – Мы делаем это не ради тебя, Гвен. Мы делаем это ради Коннора. Мы оба любим этого мальчика. И если в этой ситуации кто и невинная жертва, то это он.

Хавьер только кивает в знак согласия, и мне приходится переждать несколько секунд. Это решение одновременно радует меня и давит мне на плечи… на совесть. Я нуждаюсь в помощи этих людей. Но я хочу, чтобы они были живы и здоровы. А еще я хочу спасти своего сына. Правильного ответа нет, и я барахтаюсь в непроглядной тьме.

Джи Би завершает звонок и возвращается.

– Они намерены встретиться с нами там, – сообщает она. – Вопрос в том, как нам выбраться отсюда, если путь нам преграждает весь этот кортеж ФБР?

– Мы и не будем выбираться, – говорю я. Встаю, дохожу до комнаты Ланни и стучусь в дверь. Ответа нет, поэтому я распахиваю ее настежь.

Моя дочь стоит у открытого окна и смотрит наружу. Под моим взглядом опускает раму и запирает ее, потом поворачивается ко мне, скрестив руки на груди.

– Ви права, – говорит она. – Ты не должна решать за нее, мама.

– Она ушла?

Ланни только кивает. «Черт!» Я не могу волноваться еще и о том, что задумала Ви. Она никак не сможет попасть туда раньше нас. Но мне нужно сообщить ФБР, что она может попытаться добраться до лагеря сектантов. Я не хочу, чтобы кто-либо счел ее участницей боевых действий.

Мне хочется накричать на Ланни, но от этого не будет никакого толку. Мне следовало понять, что Ви Крокетт будет действовать так, как считает нужным, нравится мне это или нет. И что Ланни согласится с ней. Вместо этого я просто обнимаю дочь и держу ее в объятиях, чувствуя, как уходит ее враждебная напряженность.

– Всё в порядке, – говорю я. – Всё будет в порядке.

Но, говоря это, я лгу ей. Я чувствую, что у нас всё на исходе: надежда, время, контроль над ситуацией. Впервые в жизни мне приходится полагаться не только на себя, но и на добрую волю друзей, которыми я обзавелась за это время. Людей, которых я люблю и уважаю. И уступить контроль – это самое трудное, что мне приходилось делать за эти годы.

Я веду Ланни обратно в гостиную. Джи Би, Хавьер и Кец смотрят на нас.

– Давайте начнем, – говорю я им. Потом перевожу взгляд на дочь. – Ланни, ты останешься с Джи Би. Что бы ни случилось, я не хочу, чтобы ты была одна.

Она кивает. Она так боялась, что я никуда ее не пущу, и это одновременно причиняет боль и успокаивает. Я знаю, что брать ее куда-либо опасно, но Ланни, как никто другой, понимает, насколько это необходимо.

Хавьер говорит:

– Гвен, когда мы приступим к этому делу, ты должна слушаться моих приказов. Только так, и никак иначе.

Я киваю, хотя вся моя натура противится этому.

Иногда нужно позволить дорогим людям быть главными в важном для тебя деле.