16. Гвен

Тюремная камера вызывает у меня яркие воспоминания о том, как меня арестовали в день разоблачения Мэлвина. Меня держали в тюрьме довольно долго, прежде чем наконец предъявить обвинения. Воспоминания эти неприятны, и я стараюсь напомнить себе, что то время позади и что сейчас ситуация другая. Но пока я сижу за решеткой, мне все еще приходится применять все свои упражнения по преодолению паники, которая буквально ломится в мой разум. И они почти срабатывают.

К тому времени, как меня вызывают на заседание суда, я как-то ухитряюсь вынырнуть из пучины непроглядного отчаяния, грозящего поглотить меня, преодолеваю приступ паники и желания драться или бежать. Возможно, я все же добилась успеха.

Но нет. Потому что маленький зал суда битком набит репортерами. Мне следовало понимать, что так и будет; несомненно, объявление было сделано заранее, а еще с момента суда над Мэлвином мое имя служит для СМИ лакомой приманкой. Я справляюсь и с этим – по крайней мере, мне так кажется, пока я не вижу дружелюбное лицо Джи Би Холл и не ощущаю, как у меня начинают подкашиваться ноги. Облегчение обрушивается на меня с такой силой, что причиняет боль. Я пошатываюсь, и судебный пристав кладет руку мне на плечо, чтобы поддержать меня. Это женщина крупного телосложения, на полголовы выше меня, и она окидывает меня встревоженным взглядом.

– Вы в порядке?

– Все хорошо, – отвечаю я ей, хотя это далеко от истины.

Пристав проводит меня через деревянные воротца к месту ответчика, где за столом стоит мой адвокат, изучая содержимое папки с бумагами. В адвокаты мне назначили пухлого афроамериканца с тройным подбородком в старом костюме; он приветствует меня с профессиональным спокойствием, вид у него чертовски уверенный. Я выдержу это. Я проходила подобное и прежде, когда меня обвинили в пособничестве Мэлвину. Обвинили и оправдали. Я пережила это, стоя в зале, полном кричащих, разъяренных людей, которые питали ко мне неподдельную ненависть. Я, несомненно, выдержу.

То, что мне хочется сжаться в комок и неудержимо завыть, потому что я не хочу снова проходить через все это, к делу не относится. Я придаю лицу бесстрастное выражение и киваю своему адвокату так же сдержанно-профессионально. Он пожимает мне руку, и я сажусь. Мужчина усаживается тоже, немного чересчур резко.

– Все должно пройти быстро, – говорит он. – Они обвиняют вас в нападении и похищении. Полагаю, вы заявите…

– Я невиновна.

– Хорошо, значит, все просто. Вы что-нибудь еще хотите мне сказать?

– Это полная фальшивка.

– Вполне неплохо.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Джи Би Холл, которая заняла место прямо позади меня. Она выглядит сейчас как никогда сурово: пожилая бледнолицая женщина, одетая в пугающе-строгий брючный костюм; никакого макияжа, короткая стрижка; весь ее облик излучает профессионализм и силу.

Джи Би подается вперед. По обе стороны ее пристроились журналисты, но она уверенно игнорирует их.

– Привет, – говорит она. – Я надеялась, что дело будет закрыто до суда, но окружной прокурор – козел, желающий погреть руки на твоей известности, пока это возможно. Ты в порядке?

Я не в порядке, однако киваю ей и отвечаю:

– Спасибо, что пришли.

– Нет проблем. Как только это закончится, я вытащу тебя отсюда.

Мы разговариваем тихо, и хотя те два репортера тоже подались вперед и пытаются нас подслушать – втайне, разумеется, – но гул голосов, стоящий в зале, играет нам на руку.

– Что насчет Кэрол? Ее взяли под стражу?

– Боюсь, нет. Они взяли с нее показания, но как только отвернулись, она испарилась. Кстати, по адресу, который она им дала, находится винный магазин. Они знают, что промахнулись в этом деле. К тому же экспертиза показала, что ее история шита белыми нитками.

– Но они все же решили продвигать это дело?

Джи Би пожимает плечами.

– Наш бесстрашный прокурор жаждет получить внимание прессы перед грядущими выборами. Он хочет, чтобы его считали стойким борцом с преступностью, а твоя связь с серийным убийцей привлекает внимание к этому делу. Просто политика. По моим сведениям, через двадцать четыре часа они намерены снять все обвинения. Втихомолку. Об этом упомянут разве что на последних страницах газет, а потом дело будет похоронено в архивах.

Я хочу сообщить, что думаю обо всем этом, но уже слишком поздно. Входит судья, мы все встаем, и начинается сухой процесс. Мой адвокат, по крайней мере, пытается оспорить сумму залога, но все заканчивается быстро. Он знает, что это политический заказ, и через десять минут заседание закрывается. Установлена сумма в 50 тысяч долларов. Когда меня уводят, Джи Би уже направляется к секретарю, чтобы оплатить залог.

Еще через час меня выпускают, передав под ее попечение. Едва мы оказываемся за воротами тюрьмы, я вдыхаю свежий воздух и чувствую, как меня начинает трясти. Мне приходится опуститься на ближайшую скамью. Джи Би спокойно ждет, сидя рядом со мной.

– Послушай, – говорит она наконец. – Ты отлично поработала, Гвен. Ты не виновата, что эта пройдоха обошла тебя. Все указывает на то, что эта Кэрол – чертовски ловкая мошенница.

Я сглатываю тревогу, подкатившую к горлу.

– Как вы думаете, в этих рассказах про секту есть какая-то истина? В том, что она от них сбежала?

– А ты как считаешь?

Я не знаю, действительно ли Кэрол просто изображала сектантку – с Библией и в строгих одеждах, – или это в какой-то степени было правдой. И если она была настолько ловкой мошенницей, то почему так испугалась при виде «дома на колесах»? Ее ужас выглядел совершенно непритворным.

– Да, я думаю, что некое зерно истины во всем этом есть. Она поведала мне о секте, которая занимается проповедями и вербовкой новичков, разъезжая на «автодомах». Вы когда-нибудь слышали о чем-то подобном? Или, возможно, о некоем патере Томе, возглавляющем такую секту?

– Мне это ни о чем не говорит, но я могу поспрашивать. К несчастью, религиозные секты всегда в моде. – Джи Би искоса смотрит на меня. – У тебя есть что-нибудь еще для работы?

– Да. – Я делаю глубокий вдох. – У вас есть ручка?

Она дает мне ручку, и я дрожащей рукой записываю пять имен, которые Сэм назвал мне вчера ночью.

– Ладно, и что же это такое?

– Возможно, тут есть некая связь, – говорю я. Джи Би, хмурясь, смотрит на список. – Эти молодые люди тоже бесследно пропали. Кажется, Реми был не единственным.

– Господи… ты что, хочешь сказать, что все они вступили в эту секту?

– Если и вступили, то, возможно, не по своей воле, – объясняю я. – И, судя по тому, что сказала Кэрол – если мы можем верить хотя бы одному ее слову, – их, вероятно, уже нет в живых.

Джи Би явно потрясена. Я тоже это чувствую. Это все равно что разбить скорлупу яйца – и увидеть хлынувшую оттуда массу пауков.

– Я проверю, – говорит она. – Если это правда, возможно, это больше, чем мы можем откусить.

– Вы не проверяли ту некоммерческую организацию, которая нас наняла?

– Да. Это религиозная группа, именуемая «Международный союз Всех Святых». Ниточки ведут к деловому центру, который оказывает административные услуги мелким организациям, некоторые из которых кажутся мне весьма сомнительными. Не знаю, зачем они…

Я вдруг перестаю слышать ее голос, потому что ощущаю резкий укол осознания и жгучий прилив тревоги. «Международный союз Всех Святых». Все эти отмеченные фразы относительно святых. Цитата на переднем форзаце Библии. Слова Кэрол о том, что Реми теперь со святыми.

Это не может быть совпадением. Но зачем, черт побери, им нанимать кого-то для расследования исчезновения Реми, если они его и похитили?

«Потому что они знают, что мы его не найдем. Они хотят найти Кэрол». Черт возьми, нас отыграли втемную… Кэрол знала, что кто-то будет ее искать. Это не совпадение, что они нашли ее на автовокзале, – это я нашла ее для них. Она сбежала, потому что знала это.

Кэрол известно что-то, чему они не могут позволить выплыть наружу.

– Гвен? – спрашивает Джи Би, и я снова возвращаюсь к реальности.

Пересказываю начальнице свою теорию и вижу, как по мере осмысления лицо Джи Би мрачнеет.

– Эти ублюдки нас использовали.

– Я больше не могу искать Кэрол, – говорю я. – Но, может быть, кто-то другой может. Пусть они сосредоточат внимание на мне, а вы найдете Кэрол и доставите в безопасное место.

– Как? Она вряд ли поверит мне больше, чем тебе. Или кому бы то ни было еще, насколько я понимаю.

В словах Джи Би есть резон. А ответа у меня нет, и это раздражает. Я отчаянно хочу узнать, что случилось с Реми, но при этом должна держаться подальше от Кэрол. По крайней мере, сейчас.

Я вздыхаю.

– Просто попытайтесь, ладно? Кстати, прошу прощения, что вам пришлось платить за меня залог. Я вам очень признательна.

– А, это… Пустяки. Мне приходилось вытаскивать своих людей из куда худших ситуаций. Но постарайся некоторое время не влипать в неприятности, хорошо? Это дело скоро будет закрыто: окружному прокурору нужна лишь небольшая шумиха в прессе, а потом он тихонько спустит все на тормозах. Я еще немного глубже копну «Международный союз Всех Святых», особенно его корпоративных исполнителей. Там может быть что-то еще. И исследую остальные случаи исчезновений. Но тебе надо домой.

– Машина, которую я арендовала, все еще стоит возле отеля.

– Я отвезу тебя в Стиллхауз-Лейк, а один из моих местных ребят отгонит машину обратно в пункт аренды. Договорились?

Мысль о том, чтобы оказаться дома, в кругу семьи, кажется мне обещанием рая.

– Договорились, – соглашаюсь я. – Спасибо.

Когда мы подходим к вместительному седану Джи Би, она останавливается и открывает багажник. Там лежит солидный с виду переносной сейф-коробка. Она достает его и протягивает мне вместе со связкой маленьких ключей.

– Это тебе на некоторое время. Поскольку копы не отдадут твой пистолет, пока дело не будет закрыто, а я не хочу, чтобы ты разгуливала вообще без оружия. Посмей только его потерять – и тебе конец.

Она не шутит, и я киваю, потом забираюсь на пассажирское сиденье и открываю коробку. Внутри лежит симпатичный «Браунинг» калибра 9 мм и патроны к нему. Есть даже кобура, пристегивающаяся к поясу. Я предпочитаю наплечную, но сейчас я признательна за что угодно. Вешаю пистолет на правый бок, и его тяжесть слегка ослабляет напряжение, скопившееся у меня внутри.

«Над этим нужно поработать», – думаю я. Мне очень хочется, чтобы оружие было инструментом моей работы, а не мерой безопасности. Но, учитывая мое прошлое, мне предстоит еще долго и трудно лечиться от этого желания.

До Стиллхауз-Лейк полтора часа езды, и мы прибываем туда уже в темноте. Я чувствую, как усталость охватывает меня, подтачивает мои силы, и когда Джи Би выруливает на подъездную дорожку к моему дому, я уже откровенно зеваю. Наружное освещение включено, в окнах горит свет, и при виде этого меня затапливает теплая волна облегчения. Всё в порядке. Перед домом припаркован внедорожник, значит, они добрались сюда без происшествий.

Всё будет хорошо.

Я еще раз благодарю Джи Би, и она направляется обратно в Ноксвилл – домой, а может быть, и в офис. У этой женщины неисчерпаемые запасы энергии. А вот у меня сейчас – нет. То, что мне снова пришлось пройти через тюремное заключение и суд, совершенно вымотало меня – физически и эмоционально.

Когда Сэм открывает дверь, я буквально вцепляюсь в него и делаю глубокий судорожный вдох.

– Эй, – шепчет он мне в волосы. – Эй, всё в порядке. Заходи.

Мне нужно собраться с силами, и я делаю это, потому что Ланни и Коннор тоже стоят рядом и явно тревожатся. Я обнимаю их обоих, сглатывая слезы – на вкус как кровь, потому что горло у меня пересохло и болит от попыток сдержать рыдания. Но все равно улыбаюсь, целую обоих своих детей в лоб и говорю им, что люблю их, – и это правда, я люблю их каждой частицей своей сущности.

И тут на меня сыплется целый град сведений.

– Мам, Ви убежала, а в лесу был человек с винтовкой, – сообщает Ланни, – и Сэм пошел за ним, и…

Названное между делом имя «Ви» заставляет меня поднять руку.

– Погоди, – говорю я. – Ви? Вера Крокетт?

– Ну… да. – Ланни застигнута врасплох, и я понимаю, что Сэм уже знает эту часть истории. Ланни просто забыла, что я-то не знаю. Я смотрю на него, и он продолжает повествование.

– Оказывается, Вера явилась сюда и общалась с Ланни, – говорит он. – Она сбежала из своей приемной семьи.

Я не знаю, что сильнее тревожит меня: появление Ви или то, что Ланни не сказала мне об этом. И то, и другое – плохой признак.

– Ви же должна была поехать к своей тете, разве не так?

– Ну, она не поехала, – отвечает Ланни. Она сидит, сложив руки на груди, выпрямив спину и вскинув голову. Поза защиты и агрессии одновременно. – Ее тетя не приняла ее. И она попала в приемную семью, и это было ужасно. Поэтому она пришла сюда, потому что… потому что хотела быть рядом с людьми, которых она знает.

Я понимаю, что в этой истории много умолчаний. Но у меня нет времени на то, чтобы добывать информацию. Я смотрю на Сэма.

– Она хотела поговорить с кем-то, кому она доверяет, чтобы через него передать некие сведения в ФБР, – объясняет тот. – За денежное вознаграждение. Я отказался.

Ланни изумленно приоткрывает рот и резко поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. Сейчас она выглядит так, словно получила удар в солнечное сплетение – на ее лице отражается шок, боль и неверие в то, что кто-то мог ее так предать. Руки ее бессильно опускаются. Она этого не знала. Ви не говорила ей.

Вероятно, она сказала, что пришла сюда только ради нее. И это вызывает у меня желание как следует тряхнуть эту девицу за то, что она причинила моей дочери такую боль.

– Какие сведения? – спрашиваю я у Сэма.

– Она утверждает, будто знает, где прячется Вернон Карр. – Он пожимает плечами. – Не знаю, может быть, она говорит правду…

«Вернон Карр». Я хорошо помню его: желчный тощий старик, не брезговавший похищением детей, издевательствами над женщинами и убийством. У него в Вулфхантере была своя маленькая секточка. Жуткая секточка, надо сказать.

Потом Сэм говорит:

– Ви считает, будто он нашел убежище в более крупном ответвлении той же секты, что и та, которую он возглавлял в Вулфхантере. Она говорит, что эта секта называется Собрание Святых.

Сэм продолжает рассказ, но я уже не слышу его: в ушах у меня нарастает высокий гул, сердце ускоряет биение до болезненной частоты. Святых. Для поисков Реми Лэндри нас нанял «Международный союз Всех Святых». И в Библии, которую носит с собой Кэрол, отмечены звездочками фразы, в которых говорится о святых. Я слышу, как ее голос шепчет: «Реми со святыми».

Я облизываю губы и снова сосредотачиваю внимание на Сэме.

– Откуда она это знает?

Он хмурится и склоняет голову набок.

– Ты имеешь в виду – откуда Ви знает, где находится Карр?

– Да.

– Не думаю, что она действительно это знает. Она говорила обиняками, но не назвала мне точное место. Она сказала, что секту в Вулфхантере основал некий патер Том, который потом забрал большинство своих последователей и создал собственное отделение, побольше. Так что, возможно, Ви просто предполагала, куда мог деться Карр. Держу пари, она не знает точно, где это. Но насчет патера Тома она не соврала.

Патер Том. П.Т.

– Думаю, кто-то в Вулфхантере сказал ей, где находится Карр, – говорю я и встаю. – Сэм, кто-то сказал ей это. И они знали, что она направится к нам. Может быть, даже предложили ей это сделать…

– Эй, эй, Гвен, успокойся! О чем ты говоришь?

– Что-то тут очень не так. Нам нужно уезжать, – быстро произношу я. – Немедленно. Сию минуту. Ланни, Коннор, хватайте свои выживальные сумки.

Я возвращаюсь к нашей старой терминологии; с того момента, как я воссоединилась со своими детьми, и до того, как мы осели в Стиллхауз-Лейк, я неизменно настаивала на том, чтобы у них были упакованы дорожные сумки со всем необходимым, на тот экстренный случай, если нам придется срочно эвакуироваться. Выживальные сумки. Мы еще смеялись над тем, как звучит это «выж-ж-живальные» – словно жужжание насекомых. На сумке Ланни мы нарисовали божьих коровок, а Коннор украсил свою изображениями жуков-носорогов и считал, что это ужасно круто.

Мои дети просто сидят, переглядываются, потом Коннор говорит:

– Э-э… а у нас их нет. Я имею в виду, мы живем тут уже долго, и мы не думали… мы думали, что нам они больше не понадобятся.

О господи! Я прижимаю к своим воспаленным глазам основания ладоней и делаю глубокий вдох. Я не могу сейчас удариться в истерику. Я должна сохранять спокойствие. Но мы сейчас под угрозой.

– Хорошо, – говорю я, слыша в своем голове нотки фальшивой бодрости. – Нам нужно собираться и уезжать. Сегодня. Сейчас.

– Мама… – произносит Ланни. – Что случилось? Почему? Мы же только-только приехали домой.

Я кричу:

– Кому было сказано?

Я никогда не кричу на своих детей и вижу, как сейчас они оба вздрагивают. Это рвет мне душу, но, по крайней мере, оба начинают шевелиться.

Сэм тоже встает и спрашивает:

– Гвен, какого черта?

– Они придут за нами, – говорю я ему. – Они использовали меня, чтобы добраться до Кэрол. Возможно, она уже у них. Но они навели на нас Ви. Они хотели, чтобы мы прошли по этому следу до самого Собрания Святых, но мы этого не будем делать. Нам нужно уехать отсюда.

– Слушай, это какая-то бессмыслица. Может быть, нужно просто сесть и обдумать…

Теперь я уже кричу на него:

– Здесь опасно!

В его представлении, я действую иррационально. И может быть, он даже прав. Может быть, я схожу с ума. Но я помню, как Реми вышел погулять – и бесследно исчез, словно растворился в ночи. Как и все эти молодые парни. Я помню ужасы, которые видела в Вулфхантере. И я не хочу быть здесь.

Сэм делает шаг ко мне. Навстречу моему хаосу, ярости и страху. Он касается ладонями моего лица, и это прикосновение немного успокаивает меня. Уравновешивает меня. Я стараюсь выровнять дыхание, а он смотрит мне в глаза.

– Гвен, если ты хочешь уехать, значит, мы уедем. Без вопросов.

Я так признательна ему за это, что в горле от облегчения встает удушающий ком. На одну драгоценную, теплую секунду я обмякаю в его объятиях и чувствую себя в безопасности. Знаю, что это иллюзия, но это помогает.

Потом отстраняюсь и говорю:

– Спасибо, что поверил мне.

– Всегда, – тихо отвечает Сэм. И я понимаю, что это правда. Он действительно верит мне. А ведь я не отвечала ему тем же самым – по крайней мере, не всегда. Он не требует от меня объяснений. Просто верит моим инстинктам. – Идем. Соберем вещи и уедем.

Я останавливаюсь, чтобы открыть оружейный сейф, спрятанный под диваном, и достать оружие, которое храню там. Беру запасные патроны из ящика, скрытого за книгами на полке. Все это отправляется в рюкзак. Что касается вещей, я просто беру пару смен одежды и белья и сую их поверх оружия. Неважно, как выглядят эти вещи – футболки, брюки, нижнее белье… Сойдет. Сэм кладет в пакет гигиенические принадлежности и перебрасывает его мне, чтобы я уложила это в сумку, а сам направляется к своей части гардероба.

Пять минут.

Ланни и Коннор успели раньше нас, и это просто потрясающе. Я как раз застегиваю рюкзак, когда Сэм на секунду замирает и говорит:

– Черт, я забыл тебе сказать. Там, на дороге, полицейская машина; они хотят отвезти нас в участок. Ланни нужно дать показания о том, что произошло на Смертельном Камне.

– Мы не поедем, – отвечаю я. – Они ее не арестуют, Сэм. По крайней мере, не сегодня. И мы можем позаботиться об этом завтра.

Сейчас я слишком испугана. Это нутряной, глубокий страх того, что все, все вот-вот пойдет вразнос. Если Собрание Святых полагает, будто я знаю, где находится Кэрол, они придут за нами. Или просто явятся, чтобы отомстить. Или узнать, что нам известно.

Или по любой из тысячи других причин. И я знаю, что не могу рисковать жизнями своих родных, оставаясь здесь, – ведь даже хладнокровная Кэрол боится этих людей. Я хочу охотиться на них. Я не хочу, чтобы они охотились на меня. Стиллхауз-Лейк больше не кажется мне безопасным. Это место кажется мне ловушкой.

– Хорошо, – говорит Сэм. Еще один дар доверия. Потом он берет рюкзак.

Я слышу звонок в дверь, и меня пронзает невероятный ужас. Сдвигаю кобуру с одолженным мне «Браунингом» так, чтобы она оказалась у меня на пояснице. Достав пистолет, становлюсь перед Сэмом.

– Ланни, – говорю я, когда она поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза. – Открой убежище.

Она роняет рюкзак, который держала в руках, и бегом бросается, чтобы отодвинуть обеденный стол и стулья еще на фут от стены. Наша комната-убежище – которая уже была в этом доме, когда мы его купили, – не отличается роскошью, но зато она крепкая и надежная. Ланни открывает потайную дверь в стене и начинает набирать шифр. Я оставляю ее и подхожу к входной двери, чтобы выглянуть в «глазок».

На нашей подъездной дорожке припаркована патрульная машина нортонской полиции с мигающими красно-синими огнями, а на крыльце стоят двое офицеров в форме. Я не вижу их лиц – козырьки их кепи отбрасывают густую тень. Но форма выглядит настоящей.

– Ложная тревога, – говорю я Сэму и убираю пистолет. Слышу, как Ланни продолжает нажимать кнопки. Она делает это слишком усердно – похоже, ошиблась в шифре. – Ланни, брось, всё в порядке. Кеция прислала наряд; сейчас я отошлю их обратно, и мы уедем.

– Кеция очень настаивала на том, что Ланни должна немедленно дать показания, – предупреждает Сэм.

– И я собираюсь очень вежливо сказать им, чтобы проваливали ко всем чертям.

Отключаю сигнализацию и отпираю дверь. Это моя ошибка, но в течение нескольких долгих секунд я не подозреваю об этом. Все, что я вижу, – это форма… а потом я вижу их лица. У одного из них борода.

В Нортоне нет бородатых копов! Это жесткое правило. И форма им не по размеру. «Они ограбили настоящих копов».

Я тянусь за своим пистолетом, но уже слишком поздно. Первый из них начинает действовать в ту же секунду, как дверь открывается. Резким толчком распахивает ее и оттесняет меня назад; его пистолет уже у него в руках, в то время как мой – в кобуре. Он приставляет ствол к моему лбу и заставляет меня попятиться. Шок сотрясает меня, подобно взрыву, но помимо этого я чувствую еще ярость и страх, который пробегает по моим нервам и холодной лужицей собирается в желудке.

Я отступаю назад; человек в форме идет за мной, не отводя оружия от моей головы. Одно легкое нажатие на спуск, и меня не станет. Я хочу взглянуть на своих детей, но не осмеливаюсь. Я могу лишь молиться о том, чтобы они спрятались в убежище.

«О боже, Сэм…»

– Сэм! – резко говорю я и поднимаю руки. Это жест капитуляции.

А еще этот жест позволит Сэму увидеть кобуру с пистолетом, прицепленную сзади к моему поясу. Я нахожусь между фальшивыми полицейскими и Сэмом. Если он будет достаточно быстр…

Он быстр.

Я чувствую рывок за пояс своих джинсов, а потом Сэм делает шаг вбок и вскидывает мой пистолет.

– Брось оружие! – говорит он фальшивому копу. Я слышу угрозу в его голосе – она подобна волне жара, прокатившейся по комнате.

Но потом второй пришелец тоже ступает в комнату, и в руках у него дробовик. Он вскидывает его к плечу, и я почти ощущаю тот момент, когда Сэм производит расчет. Если он выстрелит, то ответный выстрел из дробовика сметет нас обоих. У них превосходство в огневой мощи. А я в заложниках.

Писк кнопок. Ланни все еще у двери убежища и собирается открыть ее. С моими детьми все будет в порядке.

– Эй, – говорит второй из фальшивых копов. – Ты, девчонка, прекрати. Подойди сюда, а то я вышибу им обоим мозги. А ты, урод, положи пистолет на пол и пни ко мне.

– Ланни, в убежище, живо! – рявкает Сэм. Я слышу, как плачет моя дочь. Она пытается. Я слышу частый писк кодового замка, который отказывается принимать введенный ею код. Когда-то я постоянно тренировала их, удостоверяясь, что она может ввести этот код даже во сне. Мы превратили это в игру.

Но это моя вина. Я перестала тренировать их. Перестала настаивать на постоянной готовности, осторожности, паранойе.

Я слышу, как писк умолкает.

Краем глаза вижу, как Ланни медленно направляется к нам, и осмеливаюсь бросить на нее короткий взгляд. Она плачет. Ее поднятые руки дрожат. Сэм издает короткое гортанное рычание, в котором звучит ярость и разочарование, и, когда второй фальшивый коп наставляет дробовик на Ланни, наклоняется и кладет пистолет на пол. Потом пинает его – слишком сильно, и оружие врезается в дальнюю стену позади мужчины с дробовиком. Но если Сэм хотел этим отвлечь их, это не работает. Мужчина не собирается поднимать пистолет – просто оставляет лежать там, куда тот отлетел.

Я не вижу Коннора. Я молюсь о том, чтобы он успел выскользнуть в коридор, и тогда он, может быть – может быть, – выберется из дома. «Беги, малыш. Беги».

Меня трясет от прилива адреналина, вызванного паникой, каждая клетка моего тела вопит от ярости.

– Что вам нужно?

«О господи!» Это я отключила сигнализацию. Это я впустила их в дом. Это я во всем виновата.

– Нам нужна девчонка, – отвечает человек, стоящий передо мной. Сначала я думаю, что он имеет в виду Ланни или даже Ви, но потом понимаю, о ком он говорит.

– Кэрол здесь нет, – отвечаю я. Опускаю руки, но ему это не нравится. Он вдавливает ствол мне в лоб с такой силой, что это причиняет боль, и я отклоняюсь назад и снова поднимаю руки. – Я не знаю, где она.

– У тебя десять секунд на то, чтобы сказать мне правду, или я прострелю тебе башку. Понятно? – рявкает он. – Она нужна мне, вместе с ребенком. Отвечай, где они, и останешься в живых. Соврешь – и умрешь.

Входная дверь все еще открыта, красно-синие отблески маячка озаряют пространство за его спиной, и в этих отблесках он выглядит то ангелом, то дьяволом. Но потом цветные переливы исчезают, и я понимаю, что теперь подъездная дорожка озарена светом фар. Ярких, высоко расположенных фар.

Я набираю в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но останавливаюсь, чувствуя, как паника превращает мой позвоночник в лед. Звать на помощь нет смысла.

Это большой старый дом на колесах. Квадратный, выцветший от возраста.

Они вызвали подкрепление.

Третий человек – водитель «автодома» – входит в дом, закрывает дверь и прислоняется к ней.

– Эй, – говорит мужчина, держащий меня под прицелом, как будто я могла о нем забыть. – Смотри на меня. Считаю до десяти. Где Кэрол? Где ребенок?

– Я ничего не знаю ни о каком ребенке, – отвечаю я. И это правда. Я действительно не знаю. – Кэрол скрылась после того, как меня арестовали. Я понятия не имею, куда она сбежала.

– Четыре секунды, – говорит он.

– Я не знаю! – кричу я ему в полной безнадежности. Меня бесит, что после всего пережитого мной, моя жизнь закончится вот так. – Не трогайте мою семью!

Вот и все, что я могу сделать в эти последние несколько секунд, – просить пощадить их. Мне кажется, что моя кожа слишком тесна мне, слишком холодна, что она может лопнуть, словно кокон, и выпустить наружу всю тьму, скопившуюся внутри.

Время вышло. Я готова умереть.

Он не стреляет.

Он смотрит на меня убийственно-темным взглядом, потом поворачивается к человеку с дробовиком.

– Здесь должен быть еще и пацан. Иди найди его… Ты, шваль, живо встань на колени. – Он отводит пистолет и берет дробовик у проходящего мимо напарника, наставляя прямо на меня. – Живо.

Если б он собирался убить меня, то уже сделал бы это. Я рискую задать вопрос:

– Вы из Собрания?

Я словно ударила их всех мощным шокером. Они замирают и переглядываются.

– Это тебе Кэрол сказала? – спрашивает человек, держащий дробовик. Голос у него злой. – Встань на колени, женщина, и молись. Вы все, на колени, быстро!

Я опускаюсь на колени, все еще с поднятыми руками. Сэм ухитряется сместиться ближе ко мне; я чувствую, как в его теле вибрирует напряжение, потребность сделать хоть что-то. Но мы и так делаем что-то. Мы выигрываем время, чтобы Коннор мог сбежать и позвать на помощь.

– Отпустите мою дочь, – прошу я. – Пожалуйста. Она еще ребенок. Она никакого отношения к этому не имеет.

– Она достаточно взрослая, – возражает мужчина, и мне не нравится то, как он на нее смотрит – словно на кусок мяса на рынке. Если мне придется драться, я это сделаю, и одно движение в сторону моей дочери… Все мое тело содрогается от тяжелых, частых ударов моего сердца. Я напряжена, словно пружина, готовая мгновенно развернуться.

– Кэрол собиралась сесть на автобус до Пенсильвании, – быстро сообщаю я, и слова эти так резки, что мне кажется, будто они ранят мне язык.

– Лжесвидетель не останется безнаказанным, и тот, кто говорит ложь, погибнет, – отвечает человек с дробовиком. – «Притчи», глава девятнадцатая. – Он целится в меня, и я делаю резкий вдох. Страх раздирает меня, словно нож, вспарывающий кожу на спине. – Ты лжешь.

Теперь их всего двое. Тот, у кого дробовик, и тот, кто приехал на «доме на колесах» и подпирает теперь входную дверь. Третий ходит по дому и ищет Коннора. Я слышу, как он открывает то одну, то другую дверь.

Мне нужно выиграть время.

– Проверьте мой телефон, – говорю я. – Там есть сообщение.

– Бог взирает на тебя, женщина, – отзывается человек с дробовиком. Я вижу, как он обдумывает мои слова, и замечаю проблеск раздражения в его глазах. – Давай телефон. Быстро.

– Он в другой комнате, – лгу я. – В кабинете. На моем столе.

Если я смогу заставить их разделиться, может быть, мы получим шанс. Или хотя бы задержим их.

Человек, искавший Коннора, возвращается.

– Его там нет. Наверное, удрал через окно.

– Иди и найди его, – приказывает человек с дробовиком. Он среди них, несомненно, главный. Я вижу, как его подручный открывает дверь и выскакивает наружу. «Беги, малыш. Просто беги». – Ты! Ты тянешь время, – снова обращается ко мне главный. Тон у него неподдельно уверенный, и это пугает меня. – Я многое знаю о тебе, Гвен Проктор. Джина Ройял. И твой телефон не в кабинете.

– Он там.

– Ты в этом уверена? Потому что лжецы понесут кару.

Он достает из кармана своей формы телефон и набирает номер. Я отчетливо слышу негромкое жужжание из сумки, стоящей на кофейном столике. Я ничего не говорю. Не могу.

Он обрывает вызов, и мой телефон перестает жужжать. Мужчина поднимает дробовик к плечу, и я чувствую, как он целится. Это ощущается, как прожектор, направленный мне в лицо.

Входная дверь распахивается – это возвращается его сотоварищ. Сильный, жилистый и безжалостный.

Он поймал моего сына. Он прижимает нож к горлу Коннора. И я чувствую, как мои зыбкие планы рассыпаются в пыль, и остается только страх, судорожный и холодный.

– Отнеси его в машину, – приказывает главарь, не отводя от меня глаз. Я вскрикиваю и подаюсь вперед, протягивая руки. – Нам нужна Кэрол. Если хочешь получить своего мальчишку обратно, найди ее. Ты, она и дитя. У тебя на это два дня. – Он бросает на ковер рядом со мной маленький дешевый телефон, но я не могу оторвать взгляда от Коннора, которого тащат прочь. Бледность и страх на его лице, умоляющий взгляд… Я снова задушенно кричу, но прежде, чем успеваю вскочить и броситься в драку, главарь закрывает дверь, и я больше не вижу Коннора. – В этот телефон вбит номер. Позвони, когда найдешь ее. И лучше поспеши.

– Она убежала! – кричу я ему, испытывая безнадежность, ярость и ненависть к себе. – Кэрол сбежала, и я не знаю, где ее искать!

– Если ты этого не сделаешь, твой сын присоединится к святым, – говорит он мне. – Это честь для тебя. «Посвящай Господу всех первенцев, и каждый первенец мужеского полу из твоего скота принадлежит Господу» .

– Аминь, – с торжественной мрачностью отвечает второй мужчина.

Я намерена убить их всех.

Слышу, как снаружи доносится звук – протяжный вой, вспарывающий ночную тишину, – и мгновение спустя понимаю, что это. Мой сын нажал «тревожную кнопку» на своем брелоке.

– Мэл! – рявкает главарь. – Заткни этот шум!

Человек, стоявший у двери, открывает ее и выходит наружу. На долю секунды в дом врывается вой сирены, и главарь поворачивает голову, чтобы взглянуть в ту сторону.

Ланни выхватывает из кармана собственный брелок, и я вижу это. Сэм тоже видит. У нас есть одна попытка. Всего одна. И мы должны действовать сообща.

Ланни нажимает кнопку на брелоке; звук громок, словно взрыв шумовой гранаты, он точно лупит по голове молотком, но я приготовилась к этому. А вот фальшивый коп – нет.

Мы с Сэмом атакуем одновременно, в то время как Ланни перекатывается, прячась за диваном. Я кричу, но сама себя не слышу, звук сирены алыми вспышками пульсирует у меня в голове. Я двигаюсь быстро, но не знаю, достаточно ли я быстра. Мы с Сэмом обрушиваемся на него всем своим весом, помноженным на инерцию. Дробовик стреляет, но заряд лишь пробивает в потолке неровную дыру.

Главарь бьет прикладом Сэма по голове, и тот шатается. Он полностью открыт и вот-вот упадет; я изо всех сил пинаю врага и попадаю; выстрел, направленный в Сэма, летит в стену.

Сэм ударяется о кофейный столик и заваливается набок, словно пьяный. Он оглушен, но пытается встать и продолжить бой.

Я вижу свой пистолет, лежащий у стены, и тянусь за ним. Схватив его, перекатываюсь и прицеливаюсь в главаря – как раз в тот момент, когда он наставляет на меня ствол дробовика. Мы оба замираем. Визг сирены на брелоке Ланни так громок, что этот тип все равно не расслышит моих слов.

Но мы оба знаем, что, если даже я пристрелю его, он тоже успеет выстрелить и заряд дробовика разорвет мне грудную клетку.

Я сижу на ковре, спиной к двери. Я не ощущаю движения позади себя до последнего мгновения – а потом становится слишком поздно.

Что-то бьет меня по затылку с такой силой, что мир исчезает в белой вспышке, и я чувствую, как падаю, роняя пистолет. Все вокруг превращается в громкую мешанину…

Когда обретаю способность видеть, я лежу на полу, в голове пульсирует раскаленная докрасна боль, и я пытаюсь понять, что происходит. Пистолет лежит рядом, и я тянусь за ним, но чей-то ботинок отбрасывает его прочь.

Он удаляется – человек с дробовиком. Он уходит. Я ползу к пистолету, но все становится серым. Я лежу на ковре. Пистолета нет там, где он был.

Я вижу, как Сэм, бледный от ярости, испачканный кровью, бросается к двери. Мой пистолет у него. Он идет, чтобы отнять у них Коннора.

Ланни рядом со мной. Я вижу ее испуганное лицо, но ничего не слышу за воем сирены. Я не могу повернуть голову, собственное тело кажется мне тяжелым и холодным. Вой сирены становится глухим, размазанным, а потом… потом, несмотря на отчаянное биение сердца, несмотря на крайнюю необходимость встать и пойти за сыном, я погружаюсь в непроглядную черноту.