14. Гвен

Я прикидываю, какая это может быть автостанция. Кэрол может быть на какой-нибудь местной станции, но для того, чтобы убраться из города, ей нужно оказаться на главном автовокзале «Грейхаунд». За последнее время я как следует изучила город, потому что мне часто приходилось работать здесь, выполняя задания Джи Би. Я мчусь по городским улицам со скоростью, которую пастор Уоллес явно не одобрил бы, и приезжаю на автовокзал всего за тринадцать минут – неплохо.

Но если Кэрол в момент моего звонка уже собиралась сесть на автобус, это слишком поздно.

Направляюсь в здание. На двери висит извещение о том, что вход с огнестрельным оружием запрещен, и я это одобряю, но у меня нет времени на то, чтобы идти обратно и прятать пистолет в мини-сейф, а оставлять его в «бардачке» арендованной машины вряд ли будет разумно. Я удостоверяюсь, что кобура надежно скрыта под курткой, и захожу внутрь. Или, по крайней мере, пытаюсь. Здание автовокзала довольно новое, сплошное стекло и сталь, открытые помещения, которые должны казаться просторными, но это не так, потому что они забиты людьми и вещами. Пассажиры первого класса обычно не путешествуют на автобусах, так что здесь нагромождены в основном спортивные сумки, рюкзаки и старые поцарапанные чемоданы. Большинство людей выглядят усталыми и недовольными.

Я замечаю Кэрол потому, что она сидит рядом с группой амишей или меннонитов; женщины одеты в чистенькие длинные платья с фартуками, на головах у них чепцы. Бородатые мужчины облачены в неудобного вида строгие костюмы с накрахмаленными рубашками. Кэрол почти сливается с ними, вот только чепца на ней нет. Это бледная молодая женщина в белой блузке с длинными рукавами, высокий воротник повязан атласной лентой; ни украшений, ни макияжа, длинная прямая темно-синяя юбка. Темные волосы длиной до талии.

Из вещей при ней довольно новый рюкзак, который почему-то кажется мне… неправильным.

Я не знаю, почему именно. Пока не знаю.

Она окидывает взглядом зал так, словно от этого зависит ее жизнь, оценивает каждого человека, попадающего в ее поле зрение. Смотрит на меня и переводит взгляд дальше: я явно не та, кого она боится увидеть. Хорошо. Я беспокоилась, что она бросится бежать, едва узрев меня.

Я пробираюсь к ней через толпу. Напротив Кэрол есть свободное место, и я занимаю его. Ее взгляд по-прежнему скользит по людям у входа, пока я не говорю:

– Здравствуйте, Кэрол. Я Гвен.

Она сжимается на своем сиденье, подается ближе к пожилой женщине из числа амишей, которая оборачивается, явно беспокоясь за Кэрол. Это лучше, чем паническое бегство, но ненамного. Я не хочу привлекать внимание публики, особенно учитывая, что при мне пистолет. Меня могут арестовать.

Я быстро вытягиваю вперед руки ладонями вперед – жест миролюбия и извинения – и с улыбкой говорю:

– Прошу прощения, что напугала вас. Честное слово, я здесь для того, чтобы помочь. Вы кого-то высматривали, но не меня. Верно?

Кэрол медленно расслабляется. Женщина-амиш спрашивает:

– С тобой всё в порядке? – и смотрит на меня с сомнением. – Может быть, позвать на помощь?

У Кэрол большие темные глаза, словно у олененка. Я понимаю, что в ней могло привлечь молодого студента колледжа: подлинная уязвимость, хрупкость, буквально взывающая к тем, кто наделен инстинктом защиты слабых. «И к хищникам, – думаю я. – Мэлвину она понравилась бы». Точно так же, как привлекла его я, придя к нему невинной девушкой, вышедшей из религиозной семьи. Глядя на эту юную женщину, я вижу себя, и мне хочется трясти ее и кричать: «Очнись! Очнись!»

– Я в порядке, спасибо, – почти шепотом отвечает Кэрол, и женщина немного успокаивается, хотя продолжает сурово посматривать на меня. Я слежу за тем, чтобы вести себя мирно и без малейших признаков угрозы. – Это вы мне звонили?

– Да.

Кэрол мотает головой, при этом ее гладкие волосы переливаются на свету.

– Я не могу вам помочь.

– Но вы можете рассказать мне то, что знаете о Реми, – возражаю я. – Это все, что мне нужно, даю слово. Я просто хочу найти его и вернуть родителям. Они страдают, Кэрол, и я знаю, что вы не желаете им такого.

Она смотрит вниз. Изящная, стройная, высокая девушка, длинные пальцы красноватые и шершавые, как будто ей недавно пришлось много работать руками – например, убираться. Ногти крепкие, но короткие и ненакрашенные. Она вскидывает голову, когда динамик у нас над головами объявляет о начале посадки на автобус до Пенсильвании, и я понимаю, что она вот-вот уйдет от меня. Амиши встают с мест, собирают свои вещи. Кэрол едет с ними – по крайней мере, на том же самом рейсе.

Ее рюкзак по-прежнему беспокоит меня. На нем выцветшие нашивки футбольной команды Теннессийского университета. Но Кэрол не похожа на футбольную фанатку.

Я киваю на эти наклейки и говорю:

– Это рюкзак Реми, правильно?

Кэрол, похоже, потрясена.

– Я… он отдал его мне!

– Когда?

– Когда я сказала ему, что мне нужно уехать, – отвечает она. – Мне нужно было скрыться. Я так и сделала бы, но потом…

– Потом Реми исчез?

Она не моргает, не кивает, вообще никак не отвечает. Потом просто встает.

– Кто преследует вас, Кэрол? – Я тоже встаю. Ее паранойя заразна: я окидываю взглядом толпу, высматривая что-либо подозрительное. Все вокруг непрестанно движутся, но никакой явной угрозы не наблюдается. – Те же люди, которые забрали его? Что с ним случилось? Они допрашивали его, чтобы узнать, куда вы делись?

– Он бы ни за что не сказал им, – говорит Кэрол, потом поворачивается и идет прочь. Я догоняю ее. У меня не так много времени. Очередь на посадку длинная, но как только Кэрол дойдет до контролера, проверяющего билеты, все закончится. Она окажется за пределами моей досягаемости.

– Кэрол, прошу вас. Пожалуйста, скажите мне что-нибудь, чем я смогу воспользоваться. Вы знаете, что с ним случилось, я это вижу. Реми пытался помочь вам, и с ним что-то произошло. Просто назовите мне место, откуда я могу начать поиски; это все, что мне нужно!

К тому времени, как я заканчиваю эту речь, очередь продвигается на два фута. Кэрол сжимает рюкзак Реми так, словно это спасательный круг, за который она цепляется в штормящем море. Я понимаю, что она плачет. Слезы беззвучно струятся по ее щекам и капают на белую блузу. Кэрол поспешно вытирает их и снова мотает головой.

Потом неожиданно бросается в сторону туалетов. Я медлю, не понимая, действительно ли она пытается сбежать или же хочет, чтобы я последовала за ней. Она не оглядывается, но я все равно решаю рискнуть. В лучшем случае я смогу заявить, будто мне тоже нужно в туалет.

Кэрол ждет возле умывальников, переминаясь с ноги на ногу.

– Извините, – говорит она. – Послушайте, может быть… может быть, я смогу рассказать вам кое-что. Но дело в том, что у меня нет денег на другой билет. – Она вытирает слезы с лица и делает глубокий вдох. – И еще я не хочу, чтобы вы знали, куда я поеду.

– Значит, ты просто хочешь, чтобы я дала тебе наличные?.. Нет, Кэрол, так не пойдет. Не здесь.

Она моргает.

– Тогда где?

– Я отведу тебя в кафе, – говорю я ей. – Куплю тебе ужин. Сниму комнату на ночь. И утром куплю тебе билет на самолет, туда, куда ты захочешь, плюс дам достаточно денег, чтобы ты смогла скрыться навсегда. Все, что от тебя требуется, – рассказать о Реми и о том, что с ним случилось. По рукам?

Она молчит несколько секунд, потом говорит:

– Вы пожалеете о том, что вообще ввязались в это. Потому что это ужасно.

Я ни на секунду не сомневаюсь в этом.

Мы направляемся наружу, и я высматриваю малейшие признаки того, что она собирается удрать, но, похоже, мое предложение выглядит для нее слишком заманчиво. Я не пытаюсь затеять с ней беседу ни о чем – Кэрол не похожа на тех, кто склонен к подобному.

Моя арендованная машина стоит за автовокзалом, на боковой стоянке, которая примыкает к другой – оживленной, набитой машинами и людьми. Мы идем в ту сторону, и я замечаю, что по парковке кругами разъезжает обшарпанный «дом на колесах», настойчиво выискивая свободное место.

Кэрол неожиданно хватает меня за руку, заставляя остановиться. Хватка у нее настолько сильная, что причиняет боль.

– У вас есть оружие? – спрашивает она.

– Даже если и есть, я не собираюсь затевать стрельбу на парковке «Грейхаунда», – отвечаю я ей. – В чем дело?

Она кивает в сторону «дома на колесах». Он старый, выгоревший на солнце – из тех старых машин, которые никому особо не нужны. Выпущен, вероятно, в середине восьмидесятых – и это в лучшем случае. Я удивлена, что он еще на ходу. Кэрол тащит меня в сторону, за переполненный мусорный контейнер, и я пытаюсь не вдыхать вонь отбросов и мочи. Но она, похоже, даже не замечает этого смрада – ее внимание полностью сосредоточено на автофургоне.

– Они нашли меня, – шепчет она. – О Господи, помоги мне! – Потом оборачивается и смотрит на меня, сердито прищурившись. – Они нашли меня из-за вас, из-за того, что вы мутите воду.

– Кто они, Кэрол?

Она не отвечает. «Дом на колесах» еще раз объезжает стоянку и, так и не припарковавшись, с грохотом катит к соседней площадке. Когда наконец выезжает на улицу, Кэрол говорит:

– Нам нужно спешить. Они вернутся.

Я не знаю, о чем думает и кого боится эта девушка, но одно ясно: она не блефует. Мы бежим к машине, я включаю двигатель и велю Кэрол пригнуться, чтобы ее не было видно снаружи. Проезжаем мимо все того же «дома на колесах», едущего обратно к стоянке. Я пытаюсь рассмотреть в зеркало заднего вида его номерной знак, но тщетно. Знак теннессийский, но весь заляпан грязью, и я не могу разобрать ничего, кроме буквы «М».

Тонированные стекла не позволяют заглянуть в салон.

Мы едем дальше. Я держу скорость чуть-чуть ниже предельно разрешенной и слежу, не едет ли за нами «дом на колесах». Он не едет. Я продолжаю высматривать его еще некоторое время, потом говорю Кэрол, что всё в порядке.

– Нет, – возражает она, однако вылезает и садится на пассажирское сиденье. Плечи ее опущены, лицо занавешено волосами. – Мне нужно уехать. Немедленно.

– Мы же договорились…

– Мы договаривались, – возражает она. – Но теперь они здесь. Ищут меня.

– И если они будут преследовать нас на «доме на колесах», их будет очень легко заметить, – говорю я. – Сейчас их не видно. Всё в порядке. Как насчет ужина. Ты голодна?

Кэрол долгое время смотрит прямо перед собой, потом кивает. А затем складывает ладони и начинает молиться.

За ужином она поглощает жареную курицу так, словно ест последний раз в жизни. Девушка выбрала место в самой дальней части зала, возле кухни, откуда можно следить за входом, но не у окна.

Постоянная бдительность. Я понимаю этот инстинкт. Я сама уже не первый год следую ему.

Я гадаю, как часто Кэрол перепадала настоящая еда. Она нависает над тарелкой так, словно охраняет ее. Так действуют люди, которым приходилось голодать. Может быть, это последствия того, как она живет в бегах. Или чего-нибудь еще худшего. Кэрол ничего мне не рассказывает, да и вообще не говорит практически ничего, кроме «да», «нет» и «можно мне еще масла?».

Наконец-то наевшись, она со вздохом откидывается на спинку стула, я оплачиваю счет и спешно веду Кэрол к арендованной машине. «Дома на колесах» по-прежнему нигде не видно. Вокруг аэропорта хватает хороших отелей. Я выбираю «Бест вестерн», выглядящий достаточно скромно, и снимаю нам номер. Ключ нам выдают один, и я забираю его. Машину паркую в крытом гараже, задним бампером к стене, так, чтобы номер не был виден. Я всегда ненавидела теннессийский закон, гласящий, что передний номер не обязателен… до нынешнего момента. Сейчас он значительно облегчает нам жизнь. Если тот, кто ездит на обшарпанном «автодоме», захочет проверить все арендованные машины в Ноксвилле, ему придется как следует потрудиться.

Когда я запираю за нами дверь, у меня снова возникает странное чувство дежавю. Гостиничный номер достаточно неплох, но это очередное временное безымянное убежище. В моей жизни их уже было столько, что это сбивает с толку. В номере две кровати. Кэрол садится на одну из них, проверяет матрас на мягкость и печально проводит пальцами по чистым простыням. Она осторожно покачивается на постели вверх-вниз, словно уже забыла о том, что такое настоящая кровать.

– Как твое настоящее имя? – спрашиваю я ее. Девушка не смотрит на меня и продолжает гладить рукой простыни.

– Хикенлупер, – отвечает она наконец. – Кэрол Хикенлупер.

Я не верю ей, но не настаиваю на истине. Что-то гложет меня, однако я не могу понять, что именно.

– Если хочешь принять душ, то давай, – говорю я ей. – Я подожду.

Придвинув ближе свой чемоданчик, достаю из переднего отделения ноутбук и ставлю его на маленький столик. При мысли о помывке девушка оживляется. Она достает из рюкзака чистое белье и одежду – еще одну скромную блузку и длинную юбку, – и проходит в маленький чистенький санузел. Я слышу, как со щелчком запирается дверь.

Не теряя времени, осматриваю рюкзак, который она оставила в комнате. Как и ожидалось, вижу имя Реми, написанное черным перманентным маркером внутри переднего кармана. Это делает все еще более реальным и мрачным. Я не верю, что Реми отдал ей рюкзак перед своим исчезновением: этот рюкзак был у него с собой в ту ночь, когда он пропал из бара. Я видела его на записи.

Кэрол что-то знает. Она что-то видела.

Больше в рюкзаке нет ничего от изначального хозяина. В большом заднем отделении лежит женское нижнее белье, спортивный лифчик, поношенная ночная рубашка из дешевой тонкой ткани – белого цвета, без отделки. Грязная одежда сложена внизу и аккуратно свернута в ожидании стирки. В меньшем переднем отделении я обнаруживаю потрепанную Библию в бумажной обложке – в версии короля Иакова, – со множеством пометок, сделанных чернильной ручкой. Гигиенические принадлежности, дешевые матерчатые туфли на плоской подошве, хотя они, похоже, приберегаются на крайний случай, потому что подметки у них все еще чистые. Влажные салфетки, явно украденные в отеле, несколько миниатюрных брусков мыла и таких же маленьких флакончиков с шампунем и лосьоном для кожи – практически пустых.

Может быть, Кэрол и в бегах – по крайней мере, сейчас, – но она заботится о чистоте своего тела.

К тому времени, как я завершаю обыск, вода в душевой все еще течет. Я внимательнее рассматриваю Библию, потому что примечания выглядят… странно. Ко многим из них приписаны даты.

Я пробую применить простой прием: кладу книгу на столик корешком вниз и позволяю ей открыться на том месте, где до этого ее раскрывали чаще всего. В глаза мне бросается строка: «Послание к Колоссянам», глава 1 стих 26. Эта строка украшена звездочками, нарисованными словно бы детской рукой:

«тайну, сокрытую от веков и родов, ныне же открытую святым Его».

Святым. Это перекликается с тем, что Кэрол сказала по телефону. «Реми со святыми». Я проверяю еще несколько примечаний. Жутковато, но Кэрол четко выделяет фразы, относящиеся к порабощению женщин, с пометкой «запомнить». На внутренней стороне обложки написана фраза, мне совершенно незнакомая: «И приведешь ты ко Мне святых, дабы Я мог взять их с Собой на грядущую войну».

Цитата подписана инициалами «П.Т.». Ни главы, ни номера стиха.

Пытаюсь просматривать «Послание к Титу» и «Послание к Тимофею». Нахожу три или четыре упоминания о святых, но они совершенно не совпадают с цитатой. Я не знаток Библии, но что-то кажется мне неправильным, и я не знаю, что именно. Снова пытаюсь пролистать книгу, ища примечания, и наконец в «Плаче Иеремии» нахожу место, обведенное чернилами, с пририсованной сбоку звездочкой и рукописной заметкой на полях: «Послание патера Тома», 4/2012».

П. Т. Патер Том.

Я убираю Библию и придвигаю компьютер, но поиск в «Гугле» по ключевым словам «Патер Том» лишь выдает мне десятки ссылок на приходских священников. Это беспокоит меня, а потом я вдруг соображаю. Это копия Библии короля Иакова. Кэрол – не католичка; это, очевидно, некий извод протестантизма. А в протестантизме священнослужителей называют пасторами, а не «святыми отцами» или «патерами», в отличие от католичества. Если только это не секта, о которой я ничего не знаю.

Смотрю на старомодные часы, стоящие на прикроватном столике. Время близится к полуночи. Неудивительно, что я так устала.

Продолжаю смотреть на цифровой дисплей, не моргая, и сама не знаю почему, пока наконец не замечаю в углу экрана имя производителя, написанное белыми буквами. Шрифт мелкий, но я могу разобрать его, даже не вставая с места.

«Хикенлупер».

Неудивительно, что эта фамилия показалась мне фальшивой.

Из-за того, что сигнал был отключен, я пропустила звонок. Мой телефон вибрирует, извещая о том, что на автоответчик поступило сообщение, и я проверяю, от кого оно. От Сэма. Но с этим придется подождать, потому что я слышу, как выключается душ, и потому кладу Библию обратно на место и застегиваю рюкзак. Когда несколько минут спустя Кэрол выходит из душа, я проверяю электронную почту на своем ноутбуке.

Голова ее обмотана полотенцем, но девушка полностью одета. После душа щеки ее порозовели, напряжение ушло. Кэрол со вздохом садится на кровать и отодвигает рюкзак подальше.

– Так действительно лучше, – говорит она. – Спасибо.

– Пожалуйста.

– И за ужин тоже. Я уже довольно давно не ела ничего настоящего.

Отодвигаюсь от ноутбука, закрываю его и разворачиваю кресло так, чтобы сидеть лицом к Кэрол.

– Ты давно убегаешь от этих сектантов? – Это предположение вслепую, но строки, которые она отметила, имя «патер Том», противоречие между этим именованием и протестантской Библией, «автодом», выслеживающий ее… Мне кажется, что моя догадка верна.

Кэрол изумленно приоткрывает рот, и я вижу, как ее охватывает паника. Она смотрит в сторону двери. Я поднимаю брови, но ничего не говорю. Импульс, толкающий ее бежать, очень силен, но недолог.

– Некоторое время, – отвечает она и опускает взгляд. Ей снова, похоже, не по себе. – Уже несколько лет.

– Три года?

Она кивает.

– Это Реми помог тебе сбежать?

Еще один кивок.

– Кэрол, ты должна сказать мне, что произошло.

Она собирается солгать мне, я это чувствую. Но вид у нее такой, как будто она совершенно откровенна.

– Когда я встретила Реми, я уже сбежала, – говорит Кэрол. – Я болталась по всему Ноксвиллу и тогда же начала посещать церковь Евангельского Свидетельства. Пастор был очень добр ко мне и позволил мне пожить у него дома. Потом он нашел мне безопасное место, куда я могла перебраться, и некоторое время все было хорошо. Я познакомилась с Реми на курсах библейских чтений. – Она сидит очень неподвижно. Неестественно неподвижно, я бы сказала. Старается, чтобы ее движения не выдали ничего. И это работает, потому что трудно прочесть что-либо на пустой странице. – Он не был… я имею в виду, мы не были вместе. Мы просто дружили. Кажется, у него была девушка, и я ничего от него не хотела. Просто было приятно поговорить с ним. Он заботился обо мне.

– Он узнал, что ты была в секте.

Кэрол медленно кивает.

– Однажды он застал меня, когда я плакала. Я не должна была говорить ему, но… с Реми было так легко общаться. Он хотел помочь мне. Он был хорошим человеком. Благочестивым.

Судя по тому, что я узнала, Реми был не таким уж благочестивым: он любил хорошо проводить время. Но я никак не комментирую ее фразу.

– Что случилось в ту ночь, когда он исчез, Кэрол?

Несколько долгих секунд она молчит. Потом снимает полотенце с головы, и влажные волосы падают ей на спину и плечи, слегка завиваясь на кончиках. Склоняет голову, и они скрывают ее лицо.

– Он собирался помочь мне выбраться из города, – говорит девушка. – Он должен был встретиться со мной и дать мне немного денег. Но так и не пришел. Я ждала, но… он просто не появился, и никто никогда больше его не видел. Я думала, что его, возможно, схватили.

– Сектанты?

Кэрол пожимает плечами.

– Зачем им захватывать его? Чтобы добраться до тебя?

Она снова пожимает плечами и больше не смотрит мне в глаза. Она мне лжет. Но, по крайней мере, разговаривает…

– Кэрол. Посмотри на меня. – Девушка наконец-то поднимает взгляд, и я вижу в ее глазах неяркий проблеск эмоций – ей неприятна нынешняя ситуация. – Куда они могли увезти его?

– Не знаю. Они все время в разъездах, у них не один такой «дом на колесах».

Мобильная секта? Это звучит ужасно.

– Как именно действует эта секта?

– Как обычно. – Кэрол горько кривит губы. – Они возили нас повсюду, мы читали людям проповеди, получали пожертвования. Иногда мы вербовали их, и они отказывались от денег и родных, чтобы попасть в рай.

– А они действительно попадают в рай?

– Когда-то я так думала. Но… – Она колеблется, потом снова отводит глаза. – Но, может быть, на самом деле это просто ложь. У нас никогда не было денег, и это не было… это не было похоже на рай, как я его представляю. И с нами обращались… как с движимым имуществом. Вы представляете, что такое движимое имущество?

– Да.

– Особенно с женщинами. У нас не было права что-либо решать, даже за себя самих. – Кэрол обходит в своем рассказе что-то ужасное, я чувствую это по тому, как напряжено ее тело, словно она на цыпочках крадется вдоль края обрыва. Затем отодвигается назад и смеется странным невеселым смехом. – Неважно.

– И как же ты сбежала?

– Я не сбегала – по крайней мере, изначально не собиралась. Во время одной из поездок я зашла в магазин и задержалась там, и этот человек, он… он попытался затащить меня в машину. Кассир магазина увидел это, увидел, что происходит, и позвонил в полицию. Они арестовали того человека, который меня тащил. Но я не могла уйти, полиция не отпускала меня, пока я не дала показания. «Дом на колесах» уехал, и я увидела, что он припарковался в соседнем квартале – они не хотели говорить с полицейскими. И тогда я поняла… я осознала, что у меня есть шанс. Я просто решила уйти. На самом деле я не знаю, почему так решила. Я не знала, что мне делать и куда идти.

– А ты не могла пойти домой? – Три года назад Кэрол должна была быть еще несовершеннолетней. Судя по виду, ей и сейчас едва-едва исполнилось двадцать лет – если исполнилось.

– У меня не было дома до того, как патер Том забрал меня. Я росла в сиротском приюте, в приемных семьях.

Уязвимая, с низкой самооценкой… идеальный материал для секты. Вероятно, Кэрол не привнесла туда практически никаких материальных ценностей, но то, что ее приняли и говорили, будто любят ее, завоевало ее верность секте. На самом деле это было маленькое чудо, что она сумела освободиться. Большинство людей не в состоянии уйти до тех пор, пока все не станет настолько плохо, что они уже больше не могут найти этому оправдание, и тогда уже их требуется спасать… или они погибают.

Я знаю, что часть рассказанной ею истории – правда. Но сильно подозреваю, что она по-прежнему лжет кое в чем. Может быть, в мелочах, как делает большинство людей. Но Кэрол обескураживающе искусна в этом, и я не могу понять, на самом ли деле она откровенна со мной в самых важных частях своего рассказа.

– Когда ты обзавелась этим рюкзаком? – спрашиваю я, потому что мне нечего терять, а это может выбить ее из колеи. Но уловка не работает. Кэрол моргает, потом отвечает:

– За день до того, как мы должны были встретиться с Реми. Он сказал, что это старый рюкзак, не нужный ему. – Но в ее голосе слышится легкое напряжение. Что-то, подсказывающее мне, что я задела чувствительную струнку. – Я не крала его у него.

– Я не собиралась обвинять тебя в краже, Кэрол. Как твоя настоящая фамилия?

– Хикен…

– Я видела эту фамилию на часах.

Она сразу умолкает и смотрит на меня куда пристальнее, чем раньше. И я пересматриваю ту оценку, которую дала ей прежде. Кэрол очень искусно изображает уязвимую, слабую девушку. Но она вовсе не уязвима – там, где это требуется. В ней есть стальной стержень, который проявляется лишь на краткие мгновения и снова прячется под маскировкой.

Наконец девушка говорит:

– Я не знаю, какая фамилия была у моих настоящих родителей. Мне не говорили. Последняя моя приемная семья носила фамилию Сэдлер. Так что, наверное, я Кэрол Сэдлер. Но какое это имеет значение? У меня даже нет никаких доказательств. Церковь забрала всё, когда я туда вступила.

Она бессознательно говорит «церковь», не «секта». И я знаю, что Кэрол имеет в виду не маленькое здание, обитое досками, где она нашла приют у пастора Уоллеса.

– Как она называется? Эта церковь?

«Секта».

Кэрол в течение нескольких долгих секунд смотрит в пол, потом отвечает:

– Она называется Собрание Святых. Извините, я уже очень устала. Мне нужно поспать.

Прежде чем я успеваю что-либо ответить, она откидывает покрывало и забирается в постель, по-прежнему полностью одетая. Укрывшись с головой, зарывается в подушку – так, словно намеревается полностью спрятаться в мягких складках хлопковой ткани.

Сегодня я от нее больше ничего не добьюсь. Я попробую еще поговорить с ней утром, но пока оставляю ее в покое и возвращаюсь к своему компьютеру. Пересылаю Джи Би краткий отчет о том, что мне удалось узнать, и фиксирую это в своих сетевых записях. Делаю пометку о том, чтобы провести проверку по имени Кэрол Сэдлер – хотя вряд ли это даст мне что-либо важное. К тому времени, как заканчиваю, я чувствую себя ужасно усталой, но мне еще нужно проверить голосовое сообщение от Сэма.

Я выслушиваю то, что он зачитывает мне, потом снова открываю файл с записями, заново включаю сообщение и записываю имена из поста, который он прочитал. Этих имен шесть, включая Реми Лэндри. Если автор поста прав, за последние несколько лет пропали еще пятеро молодых мужчин. Они просто… исчезли. Двое ушли из общежития колледжа, и их никто никогда больше не видел. Один учился в старшей школе и пропал после тренировки на природе. Один – по пути домой с работы. И последний – из бара, так же как и Реми.

Я быстро пробиваю их имена по специализированной системе поиска, сделанной для фирмы Джи Би, и обнаруживаю, что следствие по всем этим делам все еще не закрыто. Эти случаи не сосредоточены в каком-то одном месте, а распределены по всему юго-востоку США.

Но все они – крепкие парни белой расы и определенного возраста: самому младшему было на момент исчезновения семнадцать лет, самому старшему – двадцать два.

Я выхожу из номера, прислоняюсь к стене в коридоре и звоню Сэму. Он отвечает на втором звонке. Я проверяю время: второй час ночи.

– Привет, – говорю я. – Ты еще не спишь?

– Да, я надеялся, что ты позвонишь. Не мог уснуть, хотя устал так, что думал, будто рухну, как «Гинденбург» .

– Давай не надо.

– Слишком быстро?

– Слишком резко. Ты дома?

– Нет, мы остановились в другом отеле. Я решил подождать здесь, пока Кеция не просигналит нам, что все чисто. Это не должно занять много времени, верно? Бон Кейси и Олли Бельден не похожи на чрезмерно хитрых злодеев.

Я рада, что Сэм не вернулся прямиком в Стиллхауз-Лейк. Там слишком много невыявленных опасностей.

– Наслаждайся гостиничным сервисом, – говорю я ему. – Я тоже в отеле.

– Как идет твое расследование?

– Интересно, – отвечаю я и прижимаюсь затылком к стене. Голова начинает болеть – где-то в середине, позади глаз, и я на несколько секунд закрываю их. – Кэрол говорит, что должна была встретиться с Реми, и он собирался дать ей денег на побег из Ноксвилла. Но он так и не пришел, и никто его больше не видел. И у нее остался ее рюкзак. Теперь, когда я знаю, что в этих исчезновениях есть определенная закономерность – спасибо, кстати, – утром я назову ей другие имена и посмотрю, что будет. – Несколько секунд размышляю, говорить ему или нет, потом все же выкладываю: – Она сказала, что состояла в секте. Ну, то есть она называет это «церковью», но все просто вопиет о том, что это секта.

– Ого. – Я слышу, как меняется тон Сэма. – Как в Вулфхантере?

В Вулфхантере мы размотали целый клубок ядовитых змей, но гнилой сердцевиной этого клубка была отвратительная секта с жестокой философией порабощения женщин. «Движимое имущество». Так сказала Кэрол. Большинство сектантов Вулфхантера уже мертвы, но их лидер, как я слышала, сбежал. Однако это, несомненно, не была та секта, о которой говорила Кэрол. Насколько я знаю, там не вербовали новых членов открыто, как здесь.

– Не знаю, – сознаюсь я. – Мне не так уж много удалось из нее вытянуть.

– Она все еще с тобой?

– Да. Я планирую получить от нее сведения, а утром отпустить ее. Купить ей билет на самолет в какое-нибудь безопасное место.

– Может быть, я и не прав, но я слышу в твоих словах невысказанное «но», – замечает Сэм. Он всегда отлично улавливает мою мысль или даже забегает вперед; мне никогда не приходится ждать, пока до него дойдет. – Ты ей не веришь.

– Не совсем верю, скажем так. Боюсь, она слишком хорошо разыгрывает из себя жертву.

– Ты думаешь, она имеет некое прямое отношение к похищению Реми?

– Может быть. Мне кажется, она очень многое недоговаривает. И это означает, что на самом деле я не могу позволить ей просто сесть на самолет и скрыться из поля моего зрения. Не знаю, что именно я собираюсь делать. Мне нужно поспать, а решать я буду уже утром.

– Жаль, что мы сейчас не вместе и не дома, – произносит Сэм. – И жаль, что тебе приходится заниматься этим в одиночку.

– Ты все равно прикрываешь мне спину.

– Всегда.

Я молчу несколько секунд.

– Как они?

– Спят, – отвечает он. – И утром будут скучать по тебе так же сильно, как я.

– Передай им, что я их люблю, – говорю я, слыша, как мой голос наполняется теплотой. – И тебя я тоже люблю. Будь осторожен.

– Я люблю тебя, Гвен. Будь осторожна.

Я уже собираюсь вернуться в номер, когда слышу шаги и бросаю взгляд в конец коридора, где находятся лифты. Я просила номер, расположенный близко к лестнице, потому что такое расположение при необходимости позволяет быстро сбежать, хотя и риска, что кто-нибудь вломится, больше. Я, конечно, параноик. Сектанты вряд ли могли выследить нас досюда.

«Если только у них не было другой машины, помимо “автодома”». Нет, я бы заметила. Чего я никогда не проявляю, так это беспечности.

Успокаиваюсь, когда вижу двух полицейских – обе они женщины афроамериканского происхождения. Они быстрым шагом движутся в мою сторону. Я киваю им, но они не приветствуют меня в ответ, а смотрят на меня в упор, словно через лазерный прицел.

Одна из них говорит:

– Отойдите от двери, мэм.

Обе они держат руки на рукоятях пистолетов. Мое оружие все еще при мне, и внезапно оно кажется мне скорее магнитом, притягивающим пули, чем средством обороны. Я не знаю, что происходит, но повинуюсь приказу. Становлюсь спиной к дальней стене и поднимаю руки выше плеч; в правой руке у меня все еще ключ-карточка от номера.

Они разворачивают меня лицом к стене. Я не сопротивляюсь, потому что успела окинуть взглядом их форму, и они, кажется, действительно из полиции. И очень взвинченны.

– При мне оружие, – сообщаю я. – В наплечной кобуре, слева. Разрешение на ношение в бумажнике, но он в комнате.

– Приложите ладони к стене, – велит одна из них, и я чувствую, как мой пистолет извлекается из кобуры. – Ладно. Опустите руки и заведите их за спину.

– Вы намерены надеть на меня наручники? Что я сделала?

– Это ради вашей безопасности, мэм.

Наручники защелкиваются, я инстинктивно дергаю руками. Больно.

– Какого черта? – спрашиваю я.

– Сядьте, – приказывает мне одна из офицеров. У нее густые брови и жесткие очертания подбородка. Я молча сползаю по стене. – Скрестите ноги и не двигайтесь, пока я не разрешу.

– Офицер, мое имя Гвен Проктор…

– Я знаю, как ваше имя, – рявкает она. – Вы имеете право хранить молчание, и вам лучше воспользоваться им.

Другая женщина-полицейский стучит в дверь, и мгновение спустя Кэрол открывает.

На ее щеке виднеется большая красная отметина – скоро там будет синяк. Один глаз уже заплывает. Руки у нее связаны спереди гибкими пластиковыми наручниками-стяжками – они лежали у меня в чемодане.

«Черт!» Я почти начинаю уважать ее.

– Помогите мне, – со всхлипом произносит Кэрол. – Помогите мне, пожалуйста!

Она очень достоверно изображает испуганную жертву.

Я чувствую, как пол покачивается подо мной, и одновременно ко мне приходит мрачное осознание собственной тупости. Я обыскала ее сумку. Мне следовало знать, что она сделает то же самое, как только я оставлю ее одну.

«Я должна была это предвидеть».