Старец Митрофан родился 21 февраля 1917 года в селении Ко́рфион на греческом острове А́ндрос. Его родителей звали Иоаннис и Елена Ко́ндис. В святом крещении ему было дано имя Георгий. Придя в совершенный возраст, Георгий стал мичманом королевского военного флота. Как только он женился, его жена тяжело заболела, у неё парализовало ноги. Георгий стал ухаживать за ней, однако через несколько месяцев жена скончалась. После её смерти Георгий прочитал у апостола Павла и у святого Космы Этолийского, что вдовцу лучше не жениться вновь, а стать монахом. Детей у него не было, а значит, не было и обязанностей. Поэтому Георгий оставил мир и пришёл на Святую Афонскую Гору. Ему было около 45 лет. О его жизни в миру не известно больше ничего, поскольку сам старец никогда и никому о ней не рассказывал.
Перед уходом в монастырь Георгий раздал всё своё имущество бедным, и взял с собой только 20 тысяч драхм. Совершив паломничество по всем афонским монастырям, он ни один из них не смог выбрать. Затем ещё раз обошёл все обители по кругу и, наконец, остался в монастыре святого Павла. На Духовном соборе монастыря, куда его пригласили перед тем, как принять в послушники, он сказал: «Знаете, я обошёл все монастыри. Здесь мне по душе». Двадцать тысяч драхм он отдал игумену. Когда Георгия спросили: «У тебя что – нет родных, которым ты мог бы отдать эти деньги?» – он ответил: «Родные своё взяли. Возьмите, пожалуйста, эти деньги и молитесь об упокоении душ моих усопших родителей».
Через несколько лет, 30 января 1965 года, Георгий был пострижен в монахи с именем Митрофан. Став монахом, отец Митрофан начал вести безукоризненную жизнь и заниматься духовным деланием. Он был образцом странничества, послушания, умной молитвы и монашеской акривии.
Отец Митрофан за свою монашескую жизнь только однажды выехал в мир: за год до кончины по состоянию здоровья старец был вынужден лечь в больницу. Он не имел никакой связи с родными. Он дошёл до вершин странничества. Однажды в монастырь приехал его родной брат. Отец Митрофан сказал брату: «Здравствуй!» – и этим общение ограничилось. Брат бежал за ним, желая с ним поговорить, но старец Митрофан ничего не отвечал, занимаясь своим послушанием. Уезжая, брат достал из кошелька 20 тысяч драхм и предложил их отцу Митрофану. В 1970-е годы это была значительная сумма. «У моего монастыря есть все, что нам нужно», – ответил отец Митрофан и денег не взял. Больше брат старца в монастырь не приезжал. В следующий раз навестить отца Митрофана приехали его племянники. Поздоровавшись с ними на монастырском дворе, он больше не проронил ни слова. Вернувшись в мир, племянники отправили отцу Митрофану денежный перевод. В расстроенных чувствах старец пришёл к игумену и сказал: «Геронда, прости меня. Они ввели меня в искушение. Возьми, геронда, эти деньги для нужд обители, чтобы я не послал их назад».
Около 20 лет отец Митрофан нёс послушание в архондарике. Некоторые паломники приезжали в монастырь святого Павла специально, чтобы посмотреть на отца Митрофана. Все знали, что это тот самый архондаричный, который не разговаривает, при том, что архондарик – это место, где люди естественным образом знакомятся, беседуют. Ему присылали письма и открытки, но он даже не дотрагивался до них. Некоторые спрашивали:
– Отец Митрофан, помнишь нас? Мы были здесь в прошлом году.
Желая избежать разговора, отец Митрофан отвечал:
– Да, благословенная душа, сейчас начнут звонить к службе…
– Разве Вы не помните: ну, мы ещё были с группой ребят с теологического факультета?..
– Старец сказал, чтобы мы не опаздывали на вечерню, опаздывать на службу нельзя, – отвечал отец Митрофан.
Иногда, желая избежать бесцельных расспросов, отец Митрофан говорил: «Я этого не знаю, спросите об этом у игумена».
Когда у старца интересовались, откуда он родом, то, избегая ответа, он вслух произносил Иисусову молитву: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас». Но если человек настаивал: «Но я же спросил Вас, откуда Вы родом!» – старец твердо отвечал: «Я Вас попрошу!..», а потом более громким голосом произносил: «Господи Иисусе Христе, помилуй нас». Особенно отец Митрофан избегал бесед с людьми мирскими. Когда ему задавали вопрос: «Геронда, когда Вы пришли в монастырь?» – он отвечал: «Такие вещи знает игумен». Несмотря на такое поведение, люди не обижались на старца и не расстраивались из-за того, что он отказывался разговаривать с ними. Напротив, они потом присылали в монастырь открытки, в которых писали: «Поздравляем вас с вашим архондаричным!»
И действительно, старец Митрофан был достойным того, чтобы «с ним поздравлять». Насколько он избегал общения с паломниками, настолько был тщателен и безупречен в своём послушании и делал всё, чтобы доставить им покой. Паломники чувствовали эту любовь. Неся послушание в архондарике, старец в течение многих лет стирал простыни собственными руками, которые были в крови от соды и стиральных порошков. Ни одному человеку старец не дал повода осудить его за нерадение в послушании. Он был молчаливым, подчёркнуто вежливым, к любому человеку обращался «на Вы» и никогда никого не осуждал.
Отец Митрофан был человеком молитвы. В начале ему было тяжело нести послушание архондаричного, поскольку он иногда не успевал на богослужение и сильно из-за этого расстраивался. Отец Митрофан пошёл посоветоваться на Катунаки к старцу Ефрему, и тот сказал: «Прежде всего отсекай свою волю. Ничего, если ты упустишь что-то из богослужения и молитвы». Получив этот ответ, отец Митрофан успокоился и исполнял своё послушание от сердца, не мучаясь помыслом.
К добродетели послушания старец всегда относился как к первой и важнейшей. Он очень часто читал книгу святых Варсонофия и Иоанна и относился к ней как ко второй по значимости после Евангелия.
Старец был столпом терпения. Однажды на него возложили новое послушание: заботиться о стареньком монахе-инвалиде, отличавшемся жутким характером. Это послушание необычайно затрудняло отца Митрофана. Когда монаху-инвалиду не нравилась еда, он мог запустить тарелкой в стену, вытворял кое-что и похлеще. Отец Митрофан, исповедав свои трудности игумену, с выдержкой и терпением продолжил своё послушание. Перед смертью сердце старенького монаха умягчилось. Он многократно просил у отца Митрофана прощения и благодарил его за всё.
По признанию насельников монастыря святого Павла, отец Митрофан достиг высокой меры. Он отличался благородством, чуткостью, а также необыкновенной тонкостью и щепетильностью по отношению к своим помыслам. Приражение помысла он исповедовал и каялся в нём так, словно совершил преступление. Никому старец не был в тягость. Никогда он не имел никаких претензий. Во всём он отсекал свою волю. Когда 1 января распределяли послушания между братией и приходила очередь отца Митрофана войти в зал, где заседал Духовный собор, он входил, клал отцам поклон и на все, что бы ему ни сказали, отвечал: «Да будет благословенно». Больше он ничего не говорил – не жаловался, не ныл, не отнекивался. Старец Митрофан всегда был мирен и молчалив, соблюдал трезвение, пребывал в непрестанном делании внутренней молитвы. У себя в келии старец сколотил табуретку и, сидя на ней, совершал всенощное бдение, творя молитву Иисусову. Кроме этого, он приспособил под голову две подпорки и спал сидя. На богослужении он стоял на ногах и тянул чётки. Старец был довольно высокого роста и страдал от болей в пояснице, однако принуждал себя не садиться в стасидию, чтобы не уснуть. Утомление старца от всенощного бдения иногда проявлялось в том, что на службе из его рук выпадали чётки.
Старец Митрофан был человеком молитвы Иисусовой. Он хранил это делание как зеницу ока. Он никогда не присаживался рядом с кем-то, чтобы «помолоть языком». Да что там «помолоть»!.. Он никогда не разговаривал даже о духовных вещах с братией. Старец мог сказать только что-нибудь вроде: «Да, весна нынче ранняя» или «Сегодня прошёл дождь». Скажет два слова, а потом вежливо отходит в сторонку и тянет чётки.
На общих послушаниях, куда выходила вся монастырская братия, старец помогал молча, не прекращая молитву Иисусову. Если он слышал, что молодые монахи пустословят, то, не обращаясь ни к кому конкретно, произносил: «Молитва Иисусова, отцы, молитва Иисусова». Если молодые монахи вновь забывались и не творили молитву, он неспешно вслух мог произнести один раз молитву Иисусову для того, чтобы напомнить им о ней.
Отец Митрофан спрашивал иеромонаха Анфима:
– Как дела с молитвой Иисусовой, отец Анфим? Вы трудитесь над молитвой Иисусовой?
– Ну да, я совершаю своё правило, стараюсь.
– Благословенная душа, одно дело правило, а другое дело то, о чём я тебе говорю.
Как-то раз один юный монах, насельник монастыря святого Павла, спросил отца Митрофана о молитве Иисусовой. «Я в таких вещах не разбираюсь», – ответил тот. Молодой монах передал слова старца игумену, и тот благословил его вновь обратиться к отцу Митрофану с тем же вопросом, присовокупив: «Есть благословение от игумена». Когда старец услышал эти слова, он рассказал брату о круговращательной молитве – как понимал её сам и как сам её применял. Также он сказал, что во время богослужения он слушает псалмопения, однако основное внимание уделяет молитве Иисусовой. Вообще старец творил молитву 24 часа в сутки. Он творил её даже во сне, творил непрестанно – кроме того времени, когда вкушал пищу на трапезе. В это время старец не мог творить Иисусову молитву, из-за чего сильно переживал: «Да что же это за дела!..» – сокрушался он. Мы не знаем, научился ли старец Митрофан молитве Иисусовой от кого-то из людей. Одно можно сказать уверенно: старец был человек с исключительной самодисциплиной, и все, что было ему на пользу, он схватывал с большой горячностью. С таким же жаром он избегал того, что наносило вред его душе. Так, поскольку он был настойчив в молитве, Бог Сам научил его молитве Иисусовой, и старец достиг состояния, о котором пишет Апостол: непрестанно моли́тесь.
Старец Митрофан
Старец отличался глубоким смирением. Один человек спросил его:
– Почему ты не поселился в пустыне, раз тебе нравится молитва Иисусова?
– Пустыня для сильных людей! – ответил старец. – Нет, я для неё не гожусь.
Тем не менее отец Митрофан совершил великий подвиг, сумев прожить безмолвную жизнь в общежитии. Ведь исихаст – это не тот, кто живёт в пустыне, а тот, кто совершает дела безмолвия. «Безмолвник тот, кто существо бестелесное усиливается удерживать в пределах телесного дома. Подвиг редкий и удивительный». Тот, кто хранит молчание, кто имеет умную и непрестанную молитву, тот совершает всеохватывающее делание безмолвия, тот вступает в предпразднство молитвы. Старец Митрофан достиг этих высот трезвения, проводя свою монашескую жизнь в многолюдном общежительном монастыре.
Один курсант военного училища, совершивший паломничество в монастырь святого Павла, рассказывал: «Однажды ночью я пошёл в туалет. В коридоре издалека я увидел старца Митрофана, он шёл навстречу и что-то шептал. Тогда я почувствовал, что из его уст исходит благоухание, которое распространяется по всему коридору, и я преисполнился мира и тишины. Старец Митрофан повернул по коридору и стал подниматься по лестнице, а я пошёл в туалет. Это благоухание, внутренний мир и тишина сопровождали меня даже в там. Весь коридор наполнился этим благоуханием».
Диавол, искушая старца, говорил ему, что он пойдёт в адскую муку за то, что не исповедовался чисто. Тогда отец Митрофан исписал толстую тетрадь своими грехами, начиная с детства, во всех подробностях. Потом он пошёл к игумену и более двух часов читал ему свою исповедь по тетради. Закончив, отец Митрофан сказал: «Слава Тебе, Боже! – и осенил себя крестным знамением. – Благодарю Тебя, Боже мой!.. Геронда, моя душа испытывает облегчение. Теперь мне есть, что ответить лукавому, поскольку я исповедал все грехи своей жизни подробнейшим образом».
Однако диавол не успокоился. Он перестал бороть старца изнутри и воздвиг против него внешнюю брань. Когда старец Митрофан ложился отдыхать, диавол раскачивал его кровать, шумел и не давал ему уснуть.
Старец часто видел диавола собственными глазами. Его келия наполнялась бесами. Один сидел на полке, другой выглядывал из-под кровати – и все они были голыми. Рассказывая это игумену, отец Митрофан восклицал: «Что же они за твари, геронда? На дворе снегу по колено, а они все голые. Они что, не мёрзнут? Они не оставляют меня в покое!»
Диавол обрушивал свою брань на отца Митрофана, даже когда тот был в миру в больнице. Однажды старец сильно напугал врачей: ночью он внезапно сел на кровать, вытаращив глаза и глядя перед собой. Было видно, что внутри у него происходит какая-то борьба. Врачи и медсестры окружили старца и долго не могли привести его в чувство. Старец пробыл в этом состоянии около двух часов, а потом постепенно пришёл в себя. Когда врачи спросили, что с ним случилось, он улыбнулся и просто ответил: «Что-что?.. Да так, один незваный гость».
Старец одевался в чистые, но старые рясы с многочисленными заплатами. Он не собирался менять подрясник, который не снимал 24 года, пока его не пригласили на Духовный собор и игумен не велел надеть новый. Старец Митрофан тут же ответил: «Да будет благословенно», – и оказал послушание. Обувь старца тоже была вся в заплатах, так что невозможно было определить её первоначальный вид. Старцу было по душе всё простое, монашеское, он чтил традиции прежних отцов. Когда он нёс послушание в трапезной, один из его молодых помощников-монахов где-то нашёл столик на колёсах и притащил в трапезную, чтобы было легче развозить тарелки. Увидев это, отец Митрофан воскликнул: «Нет-нет-нет! Нас не учили возить тарелки на столике на колёсах! Значит, и дальше без него обойдёмся». Так они этот столик и не использовали.
Отец Митрофан хорошо знал и любил монастырский чин и порядки, соблюдал их с благоговением и постоянством. У старца ни к кому не было абсолютно никаких претензий и просьб. Однажды, когда ему понадобилось врачебное обследование, он сказал об этом игумену, а потом мирно ждал его решения. «Если захотят – отвезут меня к врачу», – говорил старец Митрофан. Его отвезли в Салоники, где сделали операцию по поводу грыжи. Когда понадобился его перевод в другую больницу для обследования, он не позволил сопровождавшему его брату нести его сумку, как тот об этом ни просил.
Врач господин Панагио́тис Колиомиха́лис рассказывает:
«В восьмидесятые годы у меня было много искушений и я дошёл до отчаяния. Я поехал на Святую Гору, чтобы от кого-то получить утешение. На корабле я плыл вместе с неизвестным мне монахом очень высокого роста. Вдруг этот молчаливый монах спросил меня:
– Что с тобой? Видно, что тебя что-то очень беспокоит.
Я рассказал ему о своей проблеме и попросил у него совета. Подумав и помолчав немного, высокий монах ответил мне:
– Будь внимателен к трём вещам. Первое: имей терпение.
Я обрадовался, поскольку по природе своей я человек терпеливый. И вот оказалось, что треть из того, что мне бы помогло, у меня уже есть!
Старец продолжил:
– А если твоё первое терпение лопнет, ты должен найти в себе силы и снова терпеть.
“Прекрасно! – подумал я. – Видимо, с этим я тоже справлюсь”.
– А третье, геронда? – спросил я его.
– Ну, и наконец, третье – имей терпение.
После этого ответа мной овладели радость и печаль одновременно. Радость – поскольку я услышал, что мне нужно делать, а печаль – поскольку услышанное не помогало мне волшебным образом.
Когда мы достигли монастыря святого Павла, я узнал, что беседовавший со мною монах был архондаричным обители. Он угостил меня больше, чем принято угощать паломников, с любовью сказав мне: “Возьми и это угощение, поскольку ты устал и измучен”. От других отцов я узнал, что монаха зовут Митрофан. Когда я рассказывал братии о советах, которые дал мне отец Митрофан, мне с трудом верили, зная, насколько он был молчалив и немногословен. А его совет… он помог мне, и я благодарю его за благословение и молитвы».
Старец трудился на послушаниях до самой старости. Последним послушанием, которое он нёс незадолго до своей кончины, была монастырская аптека. В конце концов старец заболел, у него начались проблемы с сердцем. Отец Анфим приехал навестить его в больнице, прочитал над ним молитву о болящих и осенил его крестным знамением. Спросив главврача, не возникает ли проблем с больным, отец Анфим услышал следующий ответ: «Вы прислали нам не человека, но ангела». То же самое врачи передали и игумену.
Вернувшись в монастырь, старец последнюю неделю перед кончиной чувствовал себя очень плохо и спускался в храм на Божественную Литургию с трудом.
В последний день своей жизни, за полчаса до кончины, старец надел рясу, в которой его постригали в монахи, спустился во двор монастыря и прошёлся из одного конца в другой. Он словно хотел попрощаться с местами, где жил и подвизался столько лет. После этого он поднялся к себе в келию. Увидев, как брат белит извёсткой соседнюю келию, старец сказал: «Какая прекрасная, чистая, белая келия! Так и должно быть! Пусть будет радостно живущему в ней». После этого, войдя к себе, старец сел на скамью, которую сам сделал для всенощного бдения, взял в руки чётки и, творя Иисусову молитву, мирно предал свой дух Господу. При похоронах его уже не переоблачали, поскольку он сам перед кончиной надел одежду и обувь своего монашеского пострига.
Вскоре служащий брат принёс старцу Митрофану ужин. Видя, что старец сидит на скамье, брат подумал, что он молится. Не желая тревожить, оставил поднос с едой и ушёл. Через полчаса брат поднялся, чтобы забрать посуду, и нашёл ужин нетронутым. Прикоснувшись к старцу, брат понял, что тот скончался. Это случилось 28 апреля 1995 года в 8 часов вечера. Старцу было 78 лет. Подобно другим усопшим святогорским отцам, тело старца не окоченело после кончины и сохранило гибкость. В случае с отцом Митрофаном это было особенно явственно. Он сидел в стасидии, склонив голову направо, держа в руке чётки, и под большим пальцем его руки был узелок. Присутствовавшие отцы видели, как сияет лицо старца. Они испытывали столь великое благоговение, что боялись к нему притронуться, чтобы подготовить его к погребению. Ни один из братии не мог сказать об отце Митрофане плохого слова, наоборот: он был образцом совершенного монаха. Он не только «не задолжал» ничего из духовных обязанностей, но и совершил 75 монашеских правил «сверх нормы».
Бывший игумен монастыря святого Павла Евсевий, который совершал постриг отца Митрофана, с восхищением говорил о его монашеской жизни и добродетелях. А нынешний игумен монастыря святого Павла отец Парфений свидетельствует: «Я в жизни своей не видел более сознательного монаха, чем отец Митрофан. Это был образец монаха. И он добился этого, потому что никого не осуждал. Такой уж это был человек – можно сказать, дворянин, человек исключительного благородства».
Один из отцов монастыря святого Павла дважды видел отца Митрофана во сне и спросил его, как тот поживает. «Слава Богу, очень хорошо», – услышал в ответ. На отце Митрофане была монашеская схима, и брат удивился: «Вижу, ты и схиму носишь?» – «Конечно, ношу, я ведь в ней подвизался», – ответил старец.
Благословение его и молитвы да будут с нами.
Аминь.