22. Зографский игумен отец Евфимий

Игумен монастыря Зограф отец Евфимий родился 26 октября 1926 года в Болгарии в селе Э́нчевцы, недалеко от Велико-Тырново. В крещении ему было дано имя Богомил. С раннего возраста мальчик отличался сообразительностью и добропорядочностью. Он очень хорошо учился и с отличием окончил гимназию.

Отец Богомила хотел сделать его преемником в своих делах, однако юноша, отслужив в армии, объявил родителям, что желает стать священником в своём родном селе. Он поступил в духовную семинарию, которая в те годы находилась в Черепишском монастыре. Через три года, окончив семинарию с отличными оценками, он возвратился в своё село, где все ожидали увидеть его священником. Богомила любили все за его кротость, добрый нрав, тихий характер. Но перед тем, как стать священником, ему надо было найти будущую матушку. Поскольку Богомил был неопытным в подобных делах, он попросил одного своего знакомого священника найти ему невесту. Однако девушка, которую тот выбрал, оказалась непригодной к роли матушки. После этого Богомил уехал из родной деревни и около 10 лет (с 1951 по 1961 год) трудился на стройках. Однако, работая строителем, он продолжал следовать своим благоговейным принципам и оставался верным чадом Церкви.

В начале 1962 года Богомил решил стать монахом. Для этой цели он отправился в монастырь Преображения Господня недалеко от Велико-Тырнова. После искуса он был пострижен в монахи с именем Евфимий, а в 1963 году рукоположен во пресвитера. Когда в Преображенский монастырь приезжали воспитанники духовной семинарии и брали у иеромонаха Евфимия благословение, он благословлял их, но и сам в свою очередь целовал им руку.

В 1964 году отца Евфимия послали служить в близлежащий женский монастырь святых апостолов Петра и Павла. Незадолго до этого в монастыре случился пожар, и иеромонах Евфимий вместе с сёстрами трудился над восстановлением обители. Они занимались тяжёлым физическим трудом – своими руками они делали кирпичи из глины. Однако, несмотря на усталость, отец Евфимий никогда не ложился в кровать, а краткие часы отдыха спал, сидя на стуле. От длительного стояния у него лопались вены на ногах, и он заматывал их бинтами. Под одеждой на голом теле отец Евфимий носил вериги, от которых его спина была покрыта ранами.

В те годы в монастыре Зограф на Святой Афонской Горе не хватало братии, и Священный Синод Болгарской Церкви принял решение послать туда нескольких монахов, чтобы поддержать этот монастырь. Когда отцу Евфимию предложили поехать на Святую Гору, он принял это с великой радостью. И 21 октября 1969 года вместе со своим собратом по монастырю, иеромонахом Иоанном, они прибыли в Зограф.

Тогда игуменом Зографа был румын, отец Дометий из ватопедской келии святого Ипатия. Отец Дометий по договорённости с братией Зографа согласился временно стать игуменом, не покидая при этом насовсем свою келию, чтобы в своё время передать игуменство достойному болгарину. По приезде на Святую Гору иеромонах Евфимий снискал всеобщее уважение, отцы стали ему доверять. В 1971 году его сделали членом Духовного собора, а 3 ноября 1975 года он за свою добродетель единогласно был избран игуменом, хотя отец Евфимий по смирению всеми способами пытался уклониться от игуменства. Он твердо говорил «нет», но и отцы не уступали. Тогда отцу Евфимию явилась Пресвятая Богородица и сказала ему: «Ты должен принять игуменство, потому что другого подходящего кандидата нет». Так, по благословению Пресвятой Богородицы, отец Евфимий стал игуменом, однако при этом сохранил простоту и смирение, до конца жизни, все 25 лет своего игуменства.

Игумен Евфимий никогда не «выпячивал» себя, не выказывал себя начальником, но всегда хотел быть в безвестности и оставаться в тени. Он первым приходил на все послушания и приносил себя в жертву обители.

Помимо обязанностей игумена, отец Евфимий исполнял послушание секретаря: читал приходившие в монастырь письма и отвечал на них. В Болгарии он немного выучил греческий язык, а живя в монастыре, выучил его ещё лучше, так что мог читать и писать на кафаревусе, общаться с паломниками-греками и государственными служащими.

Кроме того, отец Евфимий, будучи игуменом и секретарём, нёс и послушание эконома. Он ездил в Салоники, чтобы сделать необходимые для обители закупки; шёл на рынок со своей старой голубой сумкой. Старец никогда не брал такси, а всегда ходил пешком и весь груз нёс на себе в монастырский конак. Завершив дела, отец Евфимий с покупками ехал на автовокзал и оттуда на обычном рейсовом автобусе – в Уранополис.

Живя в Салониках, он проводил время очень просто и аскетично. Старец никогда не оставлял богослужения суточного круга, совершая его по чёткам. Кроме этого, он молился по Псалтири и молитвослову, поскольку необходимых для богослужения книг на конаке не было. Помимо прочего он совершал большое количество земных поклонов. Когда приходило время богослужения, отец Евфимий скрывался у себя в комнате и молился, однако дверь не запирал, но и стучащему не открывал; а если кто-то сам входил в его комнату, прерывая молитву старца, он отвечал на вопросы и продолжал богослужение.

По утрам отец Евфимий совершал утреню и заканчивал её поздно. Часто монастырский эпитроп, который ездил вместе с ним в Салоники, терял терпение и начинал стучать в дверь, чтобы старец поскорее заканчивал и они успели бы сделать необходимые дела. Однако старец не спешил: для него важнее были духовные обязанности. Не завтракая, они вместе с эпитропом выходили из конака и отправлялись по делам.

Когда вечером, уставшие и обессиленные, они возвращались на конак, то эпитроп обычно не мог дождаться, пока сварится ужин. Он на скорую руку ел немного хлеба и какой-нибудь фрукт. Однако старец Евфимий терпеливо готовил пищу и ел только за трапезой. Помимо трапезы старец никогда ничего не ел – ни в монастыре, ни вне его.

Обедать в кафе или таверну игумен не ходил никогда. Он говорил, что монаху это не приличествует. Однажды по настоянию эпитропа отец Евфимий вместе с ним пошёл пообедать в кафе, однако когда они ели, было видно, что старец очень расстроен. Если на конаке не было пищи, отец Евфимий разбивал несколько грецких орехов – это и был его ужин.

Однажды отец Евфимий взял в банке для нужд монастыря около миллиона драхм. В те времена (в 1986 году) это была внушительная денежная сумма. По всей вероятности, за игуменом следили: как только он вышел из дверей банка, какой-то человек выхватил у него из рук старую сумку с деньгами и умчался на мотоцикле. Старец успел только крикнуть ему вслед: «Погоди, зачем ты их забрал? Ведь это же монастырские деньги!»

Вечером отец игумен абсолютно спокойно рассказал о происшедшем эпитропу и ничуть не казался расстроенным. Отправившись спать, он тотчас уснул, как будто ничего не случилось. Вероятно, старец много молился о грабителе.

Будучи в Салониках, старец не рассеивался и не глядел по сторонам. Он был внимательным монахом, поэтому смог сохранить доброе духовное устроение. Возвращаясь в монастырь, он тут же начинал исполнять обязанности седмичного иеромонаха, поскольку в те годы священников в монастыре было мало. После утомительного путешествия, входя в монастырские ворота, отец игумен прямиком направлялся в церковь, надевал епитрахиль и начинал вечерню. А на следующий день на Божественной Литургии во время чтения Евангелия его голос постепенно менялся от умиления и глаза наполнялись слезами. Выезды в мир не изменяли старца, поскольку он имел трезвение и выезжал не по собственной воле, а по необходимости. «Безмолвник, исходящий из келии телом, но не исходящий словом на беседы, бывает кроток, и весь – дом любви».

Старец чувствовал умиление, читая на воскресной вечерне акафист святому великомученику Георгию. Когда старец не совершал Литургию, то стоял в стасидии на клиросе. Слушая канон на утрене, на каждом тропаре он осенял себя крестным знамением и делал поклон. Ему очень нравилось читать и петь. Отец Евфимий читал Псалтирь, каноны, часы, делая это медленно и чисто, без спешки. Когда на противоположном клиросе не оказывалось чтеца, он безропотно сам читал всё. Старец не придирался к монахам из-за их недостатков и никого не осуждал, но всегда был мирен и молчалив.

Поскольку в те годы зографская братия происходила из разных монастырей Болгарии, они не соблюдали строгий общежительный чин. Старец, если его об этом не просили, не вмешивался в их личную духовную жизнь. Он относился к братии с материнской любовью, однако в двух случаях был непреклонен: строго запрещал разговаривать в церкви и, если два брата находились между собой в ссоре – убеждал, чтобы до начала утрени они помирились.

Игумен следил за тем, чтобы богослужения совершались по чину и с благоговением, без сокращений. Однажды по ошибке уставщика на утрене забыли прочитать один из канонов Пресвятой Богородице. Несмотря на то, что отцу Евфимию очень хотелось спать, он вместо того, чтобы отдыхать после утрени, пошёл читать упущенный не по его вине канон. Вдвоём с одним из монахов они вычитали этот канон в приделе, посвящённом Пресвятой Богородице.

Да и как сон мог не бороть старца, который постоянно шёл с одного послушания на другое и спал совсем немного, а некоторые ночи не спал вообще? Часто случалось следующее: возвращаясь из Салоник, игумен, отслужив как седмичный иеромонах вечерню, шёл замешивать тесто и до поздней ночи выпекал просфоры. После этого он готовился к служению Божественной Литургии и, совсем не сомкнув глаз, направлялся в церковь. Естественно, что при таких трудах и бдениях старцу всегда хотелось спать. Однажды он перевозил на тракторе сено и, уснув за рулём, вместе с трактором упал в реку. Это был второй раз, когда явилась ему Пресвятая Богородица. Она спасла старца, так что у него не оказалось даже царапины, и предупредила: «Крайности ни к чему. Если бы Я не пришла, знаешь, что бы с тобой было?!»

Как-то раз после повечерия старец отправился перегонять ракию в келию, которая называется Патити́рия. Отец Евфимий трудился вместе с монастырскими работниками до самого рассвета. Со смирением отец игумен спросил эпитропа, придёт ли кто-нибудь из монахов, чтобы их заменить, но эпитроп рассудил, что пусть лучше останется сам игумен с рабочими, чтобы те не злоупотребили только что изготовленным продуктом. Около трёх часов ночи игумен Евфимий привёз ракию в монастырь и поместил сосуды в погреб, затем надел рясу, куколь и отправился в церковь. Пономарь, спускаясь стучать в монастырское било, видел это, и, когда кто-то из отцов осуждал игумена за то, что тот дремлет на службе (сам отец Евфимий на эти обвинения ничего не отвечал), вступался за него. Отцы, слыша эту историю, восхищались самоотречением и смирением старца.

В другой раз надо было срочно найти какой-то документ в монастырском архиве, игумен проискал его всю ночь, совсем не спал и нашёл его только под утро. На следующий день он отправился в монастырь Симонопетра, чтобы снять с найденного документа ксерокопию. Отцы этой обители предложили старцу отслужить Божественную Литургию, и он, с радостью приняв их предложение, стал готовиться к службе, проведя и следующую ночь без сна. Отец Евфимий совершал Божественную Литургию просто, смиренно и от сердца. Он служил безупречно и много молитв знал наизусть.

По отношению к каждому человеку старец проявлял любовь, не делая различий ни по национальности, ни по общественному статусу. Знавшие его люди – от полицейских в Зографе до членов Конституционного суда в Афинах – в один голос говорят о его смирении и любви. Например, господин Кириак Кескесиа́дис, много лет служивший в Зографе полицейским, вспоминал:

«Старец ни разу не отказался помочь полицейским или рабочим. Мы с ним дружили, и часто я приходил в игуменскую. Нередко во время разговора он клевал носом – он ведь ходил на все послушания и тянул на своих плечах все монастырские работы, и это при том, что у него не было помощников. На губах у старца всегда была улыбка, и ни на кого он никогда не раздражался.

Однажды я пошёл поохотиться в прилегающий к монастырю лес и оказался в густых зарослях, в расщелине у одного из потоков. Когда стемнело, я вдруг услышал, что кто-то приближается: трещали ветки и слышался шум. Это не был кабан, поскольку отсутствовал характерный для кабанов запах. Я посветил фонарём, крикнул и услышал, как треск стал подниматься вверх к дороге. Я подумал, что это может быть какой-нибудь преступник, и побежал за ним. Догнав его, я увидел, что это старец Евфимий. Он уже садился в машину. Я спросил его:

– Что же ты ничего не отвечал?

– Испугался, – ответил старец, – я ведь не знал, что это ты.

– А что же ты там искал внизу? – снова спросил я.

– Особую траву, чтобы положить её в бочки с вином. Я знал, что она там растёт, – ответил старец».

Господин Георгий Сидеро́пулос, таможенный служащий, рассказал следующее:

«На Афонской Горе я служил с 1977 года. А с 1987 по 1992 год я служил в таможенном отделении монастыря Зограф. Перед тем как переехать в Зограф насовсем, я приезжал сюда как паломник и встречался со старцем. Я знал его как истинного монаха, человека молитвы. Он был игуменом, хотя его принимали за отшельника-аскета. Старец любил всех: и братию, и паломников, и рабочих, он часто сам прислуживал им на трапезе и в архондарике. Он всегда выглядел уставшим, но ни разу не отказался принять человека для исповеди или беседы. У него было много терпения и доброты, он никогда ни на что не жаловался.

Когда меня перевели в Зограф, здание, в котором размещался таможенный пост, было в ужасном состоянии. Старец проявил о нас заботу и просил потерпеть, одновременно присылая нам монастырских рабочих, чтобы они производили необходимые работы. Я видел, что он трудится везде: в церкви, в архондарике, в саду и огороде. Когда была необходимость, он даже садился за руль автомобиля, чтобы перевезти к пристани паломников или братию.

Однажды мы обсуждали, где взять рыбу к приближавшемуся престольному празднику монастыря. Я предложил старцу выехать в Салоники и купить рыбу там, однако он попросил меня забросить в море сети. В тот вечер мы поймали 80 килограммов рыбы, которой хватило на праздничную трапезу.

Как-то зимой был сильный снегопад, и снега навалило больше метра. Паломники, которые находились в монастыре, были обеспокоены, как они попадут домой. Старец сказал: “Расчистим тропинку”, – и первый с лопатой стал раскидывать снег, за ним последовали и другие отцы. Так мы расчистили тропинку, по которой паломники смогли дойти до пристани.

Когда я приходил к старцу Евфимию в игуменскую, то видел, что для отдыха он не ложился на кровать, а дремал, сидя на стуле. Я спросил его:

– Почему бы тебе не прилечь поспать?

– Монах должен всегда находиться в готовности и бодрствовать, – ответил старец. – Ведь он не знает, когда Господь призовёт его – либо к Себе, либо на послушание здесь.

Старец посоветовал мне тоже отдыхать, сидя на стуле, и я старался ему подражать. Кроме того, старцу не нравилось, когда зимой была сильно натоплена печь. Он говорил: “Жара делает нас дряблыми, комфорт монаху не подходит”.

Старец помог мне понять, в чём смысл жизни. Он советовал: “Люби ближнего как самого себя”. От него я научился стремлению делать для людей всё самое доброе, научился основным добродетелям – любви к Богу и ближнему. Я чувствовал радость, находясь вместе с ним. Изредка он оказывал мне честь, приходил на таможенный пост и беседовал со мной. Он был очень смиренным человеком.

Паломники, видя старца, говорили: “Этот монах, должно быть, очень благоговейный и трудолюбивый”. А когда я отвечал им, что это не простой монах, а игумен, они были радостно удивлены.

Если мне удавалось наловить немного рыбы, я делился со старцем, когда он приходил ко мне на таможенный пост. Но он брал только половину самой маленькой рыбёшки, чтобы не расстроить меня.

Когда я начинал жить на таможенном посту, который расположен рядом с монастырской пристанью, то был совсем один. Но я не боялся, потому что верил: “У меня есть святой великомученик Георгий, который меня хранит, а ещё старец Евфимий, который молится за меня”. До сих пор, когда я вспоминаю старца, испытываю великую радость».

Один святогорский иеродиакон имел желание никогда в жизни не ступать за пределы Афонской Горы и молился об этом Пресвятой Богородице. Узнав об этом, старец Евфимий сказал ему: «Вот это-то и есть самая первая вещь, которую хороший монах должен просить у Матери Божией. Сколько раз монах выезжает в мир, столько раз он теряет свою мзду».

Отец по плоти монаха Марка из монастыря Констамонит присутствовал при следующем случае: на монастырской пристани некий мирянин с Халкидики по неизвестной причине стал ругать отца Евфимия неподобающими словами. Смиренный старец опустил главу и ничего не отвечал. Понося старца, мирянин стоял на старом каменном мосту. Через неделю этот человек оказался под тем же самым мостом. Внезапно, без видимой причины мост обрушился, и злословивший старца погиб под камнями.

И вот ещё свидетельство одного святогорского монаха: «Старец Евфимий был человеком благоговейным, серьёзным и одновременно очень мягким, радостным, трудолюбивым и очень любящим богослужение. Он был щедро наделён страхом Божиим, глубоко чувствовал своё монашеское призвание и своё служение монастырю.

Несмотря на то, что старец был очень открытым человеком, жил как простой монах и не пользовался атрибутами своего игуменского достоинства, по отношению к нему нельзя было потерять уважение, перейти грань и начать фамильярничать. Поскольку он был духовным монахом, деланием которого была непрестанная молитва, в общении с ним было ощущение, что он переживает духовные состояния.

Отец Евфимий всегда жил в заботах о своём монастыре, в котором остро не хватало братии, а многие здания требовали капитального ремонта. Однако, несмотря на все трудности, ему удалось сохранить монастырь от разрушения, потому что у него была вера в Бога, любовь к святому Георгию, и он, насколько мог, заботился и о материальном, и о духовном».

Один крайне нерадивый монах обращался с игуменом грубо и обзывал его ужасным словом «падаль». Старец ничего не отвечал. Впоследствии этот монах впал во многие искушения и ушёл из монастыря. Он был монастырским казначеем, а когда после его ухода провели ревизию кассы монастыря, то нашли недостачу. Некоторые из братии предложили донести на него в полицию и написать заявление в суд, однако незлобивый игумен встал на его защиту: «Это неправильно, братия, ведь мы монахи».

Игумен Евфимий был человек благоговейный. Он занимался внутренним тайным деланием и любил молитву. Он всегда творил Иисусову молитву и читал книги писавших о ней отцов, главным образом Исаака Сирина, а также житие и творения святого Паисия Величковского. Одному послушнику перед постригом старец говорил, что духовная книга подобна зеркалу, в котором читающий видит самого себя и своё состояние.

Старец всегда присутствовал на службе и, несмотря на свои игуменские обязанности, находил время исполнять обязанности духовные: поклоны, молитвы по чёткам, чтение Писания…

Однажды старец, собирая хурму, упал с дерева и попал в больницу. Даже в больнице он не оставлял своих духовных обязанностей и старался закончить молитву до того, как проснутся другие больные в его палате. Сидя на кровати, он пытался творить молитву побыстрее. И здесь в третий раз ему явилась Пресвятая Богородица. Старец видел Её ясно и отчётливо, хотя от благоговения и смущения не дерзнул поднять глаза выше, чтобы рассмотреть Её получше. Матерь Божия сказала старцу, чтобы он не торопился при молитве.

Об этом событии отец Евфимий был вынужден рассказать иеромонаху, который ныне является одним из митрополитов Болгарской Церкви. Старец поведал ему об этом, когда они совершали богослужение на конаке в Салониках и этот иеромонах читал службу быстро, чтобы успеть сделать необходимые дела.

Старец Евфимий любил всенощные бдения и с радостью принимал в них участие. Он пел очень сладко и с благоговением, хотя теорию византийской музыки знал не очень хорошо. Часто, когда старец пел какую-нибудь стихиру или тропарь, у него перехватывало дыхание от умиления и не хватало сил её закончить.

Игумен Евфимий был настоящим исихастом, несмотря на то, что весь день работал на всевозможных послушаниях. Один монах предложил старцу уйти из монастыря и ради безмолвия поселиться на монастырской пристани. Старец, сердцем своим стремившийся к исихии, отказался: «Безмолвие – это хорошо. Но оставить монастырь я не могу».

Старец был настоящим игуменом. Он буквально и всецело воплотил в своей жизни изречение: Кто из вас больше, будь как меньший, а начальствующий – как служащий. Он совершал все работы так, будто был последним среди монастырских рабочих. После богослужения надевал старый подрясник и шёл работать, например, расчищать дорогу к источникам, откуда монастырь брал воду, или латать водопроводные трубы. Однажды, когда водопровод сильно повредился, чинить его пошли многие из братии, но конца и края работе не было видно, и отцы один за другим стали уходить. В итоге остались двое – игумен и эпитроп. Они прокопали огромную траншею, чтобы найти, откуда уходит вода. Наконец нашли пробоину. Уже стемнело, однако старец в темноте с большим искусством соединил трубы, и лишь к часу ночи они с эпитропом вернулись в монастырь. Починенный ими водопровод работает доныне.

Своими руками старец перекрывал крыши монастырских зданий, собирал грецкие орехи и фрукты, до самой кончины лазая по деревьям. Он был пекарем и просфорником, делал вино, а по ночам перегонял ракию. Один или с мирским поваром по имени Мицос он носил для этого кипяток в баках, чтобы никого не беспокоить.

Когда из Болгарии в Зограф прибыл один монах для того, чтобы остаться на Святой Горе, отец Евфимий с монастырскими мулами спустился на пристань и ждал его. Он принял брата с любовью, поцеловал его руку и крепко обнял. Вместе они отправились в Кариес, чтобы оформить необходимые документы. На монастырском конаке в Кариес старец приготовил фасоль и предложил брату трапезу.

Некоторые обвиняли игумена, что он недостаточно занимается ремонтом монастырских зданий. Но в те времена положение дел было весьма непростым: даже при большом желании старец не смог бы сделать полноценного ремонта, поскольку и денег не было, и братии в обители не хватало.

Игумен Евфимий пытался благоустроить монастырь, однако его сердце не прилеплялось ни к чему материальному. Одному монаху, который предложил ему планы и программы по реставрации обители, старец сказал: «Все эти стройки, ремонты и тому подобное – дело, конечно, хорошее, но не будем ко всему этому чрезмерно прилепляться».

Старец отличался подвижничеством. Сильно уставая на послушаниях, он ел очень мало. Он любил, чтобы пища была приготовлена просто. Когда эпитроп предлагал отцу игумену сделать пищу повкуснее с помощью приправ, масла и тому подобного, старец отвечал: «Нужды в этом нет. У нас на трапезе всего достаточно. Мы ведь монахи. Мы должны питаться просто и скромно». Однако старец всегда следил за тем, чтобы на столах было много хлеба.

Иногда братия забывали приготовить ту пищу, о которой просил игумен, но и в этом случае он не делал никому замечания и ничего не требовал. Старец вкушал только за трапезой; если ему предлагали поесть что-то после повечерия, пусть и самую малость, он отказывался.

Старец никого не осуждал, злое слово никогда не выходило из его уст. Он отличался душевной тонкостью, благородством, ни о ком не говорил пренебрежительно.

Все братия обители хотя бы единожды, но побывали в Иерусалиме. Старец же ни разу в Иерусалим не ездил. В последний год своей жизни он сказал одному из отцов: «Каждая Божественная Литургия – это всё равно что паломничество в Иерусалим».

Игумен Евфимий всех любил одинаково. Об этом в один голос говорят болгары, греки, русские и все, кто его знал. Он горячо любил свою Родину, но любил её духовным образом, без национализма. Тогда в Болгарии господствовало коммунистическое безбожие. Старец по собственной инициативе издавал духовные книги и посылал их в Болгарию, чтобы поддержать верующих людей. Несмотря на то, что у монастыря было немного источников материального дохода, в те годы старец потратил на издание духовных книг около 3,5 миллионов драхм.

Отец Евфимий был абсолютно нестяжателен. В течение какого-то времени Священный Синод Болгарской Церкви посылал каждому из братии монастыря Зограф денежную помощь. Старец ни разу не прикоснулся к этим деньгам, он клал их в углу келии, а потом просил эпитропа забрать их и опустить в ящик для пожертвований в церкви.

Старец был всегда одет в старую одежду. Однажды он купил себе на зиму тёплую куртку. Один монах спросил его, почему он не купил такую же и ему. На следующий день отец Евфимий отдал эту куртку брату, а сам вновь надел свою старую. Он стирал свою одежду сам и делал это в холодной воде даже зимой.

Старец чрезвычайно любил Пресвятую Богородицу и благоговел перед Ней. Он часто с умилением говорил о том, как Она Сама в трёхлетнем возрасте поднялась по ступенькам храма.

Несмотря на то, что у старца было много талантов и достаточно знаний, он никогда не хвастался, а напротив, приступая к какому-то делу, спрашивал кого-нибудь ещё, как это сделать, чтобы не поступать по своей воле. На Духовном соборе монастыря игумен Евфимий всегда просто выражал своё мнение, но никогда не стремился на нём настоять. Он молча молился и в конечном итоге после обсуждений принималось его решение.

Ради большей аскезы старец крайне редко топил в своей келии печь. Когда он замерзал и был поздний час, то спускался в поварню и садился возле печи. Поскольку его всегда борол сон, то он тут же засыпал. Повар Мицос, благоговея перед старцем, стоял рядом и охранял его, чтобы тот не упал со стула и не обжёгся. Но и сам Мицос тоже клевал носом, так они и спали – один стоя, другой сидя.

Как уже говорилось, старец ни разу в жизни не прилёг на кровать для отдыха, но всегда отдыхал, сидя на стуле или на кушетке. Подобно солдату, он хотел всегда пребывать в состоянии боевой готовности. Так, в состоянии боевой готовности, сидящим на кушетке, отцы и нашли усопшего старца. Это было 21 ноября 1994 года, после всенощного бдения в честь Введения во Храм Пресвятой Богородицы. Чистая душа старца взлетела на небеса ко Христу, Которого он возлюбил с юного возраста и Которому многообразно служил всю свою жизнь.

Братия, убирая келию, увидели, что его кровать игумена покрыта огромным слоем пыли и паутины.

В сей жизни старец Евфимий не насладился сном и не отдохнул, но сейчас Праведный Судия Господь да упокоит его в нескончаемом блаженстве.

Знавшие старца с умилением вспоминают его как святого человека.

Благословение его и молитвы да будут с нами.

Аминь.