24. Старец Георгий, насельник монастыря святого Павла

Отец Георгий (в миру Герасим Мосхона́с) родился 6 сентября 1910 года в селении Хавда́та на острове Кефалония. Впервые он задумался о монашестве в связи с кончиной своего отца, который умер в возрасте 35 лет от аппендицита. «Увидев отца мёртвым, – вспоминал отец Георгий, – я сказал себе: “Всё, хватит. Нет ничего лучше, чем жизнь монашеская”».

Брат его отца, Кириак, взял на себя заботу о сиротах. Он очень много работал, чтобы вывести их в люди, а по прошествии 15 лет стал монахом. Обет стать монахом он дал ещё раньше, когда спасся на войне. В 1927 году Кириак прибыл на Святую Афонскую Гору в монастырь святого Павла, где принял постриг с именем Константин.

Юный Герасим трудился в Афинах и Пирее, также помогал своим братьям и сёстрам, особенно Антонию. «Если бы я остался в миру, – говорил старец впоследствии, – то стал бы крезом. Я много работал и получал кучу денег».

В 1935 году, отслужив в армии, Герасим, испытывая признательность дяде, приехал в монастырь святого Павла, чтобы его поблагодарить. Несмотря на то, что Герасим был энергичным юношей, на него оказала сильное впечатление жизнь монахов и его дяди, и он окончательно решил стать монахом. После послушнического искуса 20 декабря 1937 года он был пострижен в монахи с именем Георгий. Он усердно подвизался и возложенные на него послушания исполнял очень тщательно.

Отец Георгий был человеком, талантливым во всём. Он был лучшим поваром в монастыре, лучшим огородником. Без преувеличений можно сказать, что овощи с огорода отца Георгия можно было показывать на выставке! Когда отцы ночью шли на богослужение, отец Георгий с помощью двурогой мотыги вскапывал свой огород. Копал он очень глубоко, почти на метр, и при этом творил молитву Иисусову. Кусты помидоров вырастали настолько высокими, что нужно было ставить стремянку, чтобы собрать урожай. Кроме этого, отец Георгий был лучшим пекарем обители. Замешивая хлеб, он приговаривал: «Сейчас я вам испеку хлебушек такой вкусный, что вы его будете есть с хлебом вприкуску!» И действительно, хлеб получался необыкновенно вкусным. Кроме всего прочего, отец Георгий был искуснейшим рыбаком. Одним словом, всё, за что он брался, выходило совершенным и превосходным. Отец Георгий исполнял все послушания и нёс труды для того, чтобы доставить покой и радость братии монастыря.

В те годы монастырь святого Павла, не имея собственных певчих, приглашал на клирос отцов из других обителей и скитов и платил им деньги. Отец Георгий не мог с этим смириться, он отправился в Новый скит и научился византийскому пению у одного из тамошних певчих – отца Исихия. Потом отец Георгий передал свои знания нынешнему игумену монастыря святого Павла отцу Парфению и другим отцам. Так в монастыре появились свои певчие. Голос у отца Георгия не был выдающимся, однако теорию музыки он знал хорошо. Подшучивая над собой, он говорил: «Ну ладно, в протопсалты я не гожусь, это я признаю!.. Но и вторым певчим я тоже петь не согласен!»

Отец Георгий отдал множество сил, обустраивая монастырь святого Павла, мудро помогал в управлении обителью и хорошо справлялся с обязанностями антипросопа и эпистата.

В годы немецкой оккупации отец Георгий тайно вступил в ряды греческого Сопротивления. Вместе с другими афонскими монахами он помогал союзникам переправиться в Малую Азию и на Ближний Восток. Один румын предал отца Георгия немцам. Они схватили его и отправили в концлагерь «Павел Мела́с», где отец Георгий предстал перед немецким трибуналом. Судья-немец спросил его:

– Почему вы помогаете нашим врагам и отправляете их в Смирну и Египет?

– Потому что люди нуждаются в помощи. Если тебе в дверь постучит человек и попросит о помощи, что ты ему ответишь? Христос в Евангелии говорит, что тому, кто просит твоей помощи, надо помогать.

– То есть если к тебе придёт и попросит о помощи немец, ты ему тоже поможешь? – спросил судья.

– Если он нуждается, конечно, помогу! – ответил отец Георгий. – Зависит от того, что именно ему потребно. Однако вам никакая помощь не нужна. Вы залили весь мир кровью. Человечество обливается кровью по вашей вине.

Трибунал приговорил отца Георгия к смерти. Его перевели в тюрьму в Эптапиргио. Пробыв там два дня, он заболел малярией. Тогда его перевели в барак для больных заключённых, где находились два монаха, брата по плоти, Пантелеимон и Феофилакт Нанопулосы из келии Типографов в Кариес, а также отец Мелетий Сикеотис. У отца Георгия была очень высокая температура. В один из вечеров, как только зашло солнце, он пришёл в себя, сел на кровати и сказал: «Сейчас ко мне пришли преподобный Павел и великомученик Георгий и сказали, что освободят меня через три дня». Сказав это, он вновь потерял сознание. Слышавшие не поверили и решили, что он бредит. Через три дня отец Георгий, который до этого не мог пошевелить ногами от жара и истощения, в три часа открыл окно третьего этажа и сумел допрыгнуть до дерева, которое находилось за забором тюрьмы. На нём не было ни царапины. Тюрьма охранялась очень тщательно, однако его побега никто не заметил.

Оттуда отец Георгий отправился в сторону Святой Афонской Горы. Только там, в монастыре святого Павла, он был бы в безопасности, а вне Афона его могли арестовать. Он шёл пешком, не зная точного пути. Когда дошёл до селения Гомати, ему повстречался один грек, служивший у оккупантов, и сказал ему: «Ты арестован, потому что выглядишь подозрительно». Предатель вынул пистолет и заставил отца Георгия идти впереди себя. Идя по тропинке, старец в какой-то момент сделал вид, что споткнулся, и, резко обернувшись к своему конвоиру, выхватил у него из руки пистолет. Предатель стал умолять: «Не убивай меня, у меня жена и дети!» Отец Георгий оставил его в живых и продолжил свой путь на Святую Гору. Однако «железяку», как он называл пистолет, у себя оставил. На Дионисиатском подворье в Моноксилите старец вновь подвергся опасности – его чуть не узнал один из монастырских рабочих. Однако, проявив находчивость, отец Георгий смог ускользнуть и добраться до монастыря святого Павла, но внутрь обители не вошёл, а поселился в одной из пещер над монастырём. Об этом знали только игумен Серафим, иеромонах Андрей-трапезник и отец Давид. Иеромонах Андрей, служа по субботам Литургию в монастырской усыпальнице, тайно причащал отца Георгия. Они встречались в другой пещере – в пещере святого Павла, которая находится чуть выше монастырской башни. В пещере старец прожил 19 месяцев. Одна из зим была крайне суровой. Чтобы не замёрзнуть, отец Георгий прибегал ко всяческим ухищрениям. Огонь в пещере он зажигал только ночью, чтобы дыма не было видно. Тогда пещера хоть немного прогревалась. По ночам отцы спускали ему еду в корзине с монастырской стены.

Пещера отца Георгия находилась у западного подножия Святой Афонской Горы, и поэтому солнце освещало её поздно после обеда. Весной, желая согреться, старец залезал на скалу напротив пещеры, и там как-то раз его укусила ядовитая змея. Призвав на помощь святого апостола Павла, отец Георгий остался невредимым.

Однажды старец увидел, как под его пещерой по тропе в Кариес идут три человека. В одном из них он узнал румына, который предал его немцам. Это была хорошая возможность отомстить за предательство, поскольку при нём был пистолет, однако старец сказал себе: «Пусть идут с Богом».

Немцы приняли решение сжечь монастырь святого Павла, подозревая, что Мосхонас (они называли отца Георгия по фамилии) прячется там. Однако вместо монастыря святого Павла они прибыли в соседний – Дионисиат. Войдя в обитель, немцы дали монахам неделю на то, чтобы те собрали свои вещи и ушли. Оккупанты, поняв, что совершили ошибку, хотели идти в монастырь святого Павла, однако игумен монастыря Дионисиат отец Гавриил под каким-то предлогом задержал их и послал одного из братий уведомить соседей. Узнав о том, что немцы совсем близко, братия монастыря святого Павла поняли смысл слов, сказанных накануне отцом Софронием (Сахаровым): «Молитесь усердно в своих келиях, на монастырь надвигается великая беда». По совету секретаря обители святого Павла отца Феодосия быстро собрали Духовный собор, на котором вынесли формальное определение об осуждении отца Георгия и приняли решение при первой возможности схватить и предать его немцам. Как только оккупанты пришли в монастырь, братия показали им эти бумаги, и, таким образом, молитвами отца Софрония монастырь был спасён.

Когда немецкая оккупация закончилась и опасность миновала, отец Георгий вернулся в родной монастырь на прежнее послушание – огородника. Он говорил: «Я пережил тяжёлое время, однако такой душевной радости я больше никогда не испытывал. Это было благословение преподобного Павла и великомученика Георгия, которые меня спасли».

Один из спасённых отцом Георгием союзников был сыном высокопоставленного человека из Новой Зеландии. Как только война кончилась, этот человек приехал в монастырь отблагодарить отца Георгия, которого называл своим спасителем. Отец Георгий ответил:

– Это не я. Это Бог спас и тебя, и меня.

Новозеландец хотел вручить старцу мешок, полный золотых монет:

– Эти деньги, геронда, шлёт мой отец, присоединяя к ним всю свою любовь.

– Я в деньгах не нуждаюсь, я всё это оставил в миру.

– Тогда возьми их для обители.

– Наш монастырь в новозеландских деньгах не нуждается, – улыбнулся отец Георгий и денег не взял.

Позднее правительство Новой Зеландии прислало отцу Георгию благодарственную грамоту как человеку, оказавшему их стране огромную услугу.

Спустя ещё некоторое время старцу прислали орден из Великобритании и хотели дать ему ежемесячную пенсию золотыми английскими фунтами. Однако всё присланное старец отправил обратно. «То, что я сделал, я сделал для своей Родины», – повторял он. Также многие другие люди, которые были спасены отцом Георгием, благодарили его, хотели отплатить ему чем-то материальным, но старец не принимал абсолютно ничего – несмотря на то, что годы были тяжёлыми по причине нищеты и бедствий, обрушившихся на страну.

Отец Георгий какое-то время вёл подробный дневник, в котором день за днём описывал свои злоключения. Если бы он был опубликован, то несомненно стал бы бестселлером. Но однажды, совершив монашеское правило, отец Георгий бросил этот дневник в печку. «Все эти книжки – дело не монашеское», – объяснял он свой поступок.

Несмотря на то, что отец Георгий был человеком малограмотным, он справлялся с серьёзными поручениями на благо монастыря святого Павла, и справлялся великолепно. Как-то по поручению игумена он отправился в банк и взял там деньги для монастыря, не имея при себе ни паспорта, ни удостоверения личности. «Зачем вам паспорт? Вот он я!» – объяснил он изумлённым банковским служащим. В другой раз отец Георгий взял из банка золотые монеты и положил их в старую грязную монашескую сумку, сверху прикрыл эти монеты старой майкой и на обычном рейсовом автобусе повёз их в монастырь. Когда кондуктор стал настаивать, чтобы отец Георгий положил сумку в место для багажа, тот ни в какую не соглашался. «Дамы же не сдают свои сумочки в багаж! – горячился отец Георгий. – Вот и я – монах – имею при себе сумочку».

Каждый год монастырь посылал отца Георгия в Каликратию для того, чтобы купить пшеницу для обители. В какой-то год в Каликратии пшеницы не оказалось, и отец Георгий был вынужден поехать в Фессалию. Он сел на рейсовый автобус, который направлялся в Ла́рису. Вскоре на одной из остановок в автобус вошла женщина и села рядом с отцом Георгием. Помысл стал говорить отцу Георгию: «Взгляни на неё», – и тут же последовал такой диалог с помыслом:

– Ну и зачем на неё смотреть?

– Как зачем? Как зачем? Чтобы знать, с кем путешествую!

– Нет, не надо на неё глядеть. Ведь Евангелие что говорит? Если поглядишь на женщину с вожделением, уже прелюбодействуешь с ней в сердце своём.

– Да ладно!.. Что будет, если я брошу на неё всего один взгляд? Можно подумать! Что, от этого будет конец света?! Да может, она вообще моя родственница?

Они ехали от Салоник до Ла́рисы несколько часов. Всё это время отец Георгий ни разу не повернулся, чтобы взглянуть на соседку. Он не заговорил с ней, не поздоровался. Когда они добрались до Ларисы, старец подождал, пока женщина выйдет из автобуса, и только после этого, опасаясь увидеть её хотя бы со спины, поднялся с сидения. Отец Георгий пошёл покупать пшеницу, и вот тогда Бог его вознаградил. Он пережил неописуемое состояние: «Я почувствовал такое необыкновенное радование и веселие! Если нечто подобное люди испытывают в раю, то большего мне не нужно. И это не было кратковременным, а продолжалось несколько дней! Я уехал из Ларисы, вернулся в монастырь, но радость не оставляла моей души».

Отец Георгий был наделён многими талантами, и его душа была сильной. Во всём, за что бы он ни брался, был великолепен. Вполне естественно, что он преуспел и на монашеском поприще, продвинулся духовно. Огромную пользу старец получил от советов добродетельного игумена монастыря Григориат Афанасия. Его советы он чтил почти так же, как Евангелие, и соблюдал их буквально. Как-то раз игумен сказал ему: «Письма не пиши никому и никогда. Для тебя мир закончился». И действительно, оказывая послушание, отец Георгий во всю свою жизнь не написал ни одного письма. Поскольку некоторое время он нёс послушание на монастырской пристани, многие паломники его узнавали, присылали письма и поздравительные открытки. Старец, не открывая корреспонденцию, отдавал её одному брату со словами: «Посмотри, что там… Если хочешь – сам им ответь».

Также игумен Афанасий сказал ему как-то: «Монах должен наплевать на свою кровать», – имея в виду, вероятно, что место, где монах спит, должно быть в небрежении. Отец Георгий говорил, что и этот совет он исполнял с буквальной точностью…

И ещё один совет старца Афанасия отец Георгий выполнял буквально: «Не зажигай лампы. Ложись пораньше спать и как можно раньше вставай на монашеское правило». Духовник сказал это отцу Георгию всего один раз, и этот совет он исполнял всю свою жизнь буквальным образом. Лампы он не зажигал никогда.

Также старец Афанасий посоветовал отцу Георгию никогда не мыть тело водой. Отец Георгий выполнил и это. Исполняя послушание старцу, с того дня он вообще перестал мыться. Отец Георгий говорил: «Когда я жил у себя в деревне на острове, плескался словно дельфин! Ух, я так любил купаться! А с того дня, как пришёл в монастырь, я в море ни разу не вошёл». Также он говорил: «Ну, а с веником и половой тряпкой мы уже много лет как поругались».

При таком образе жизни ноги старца стали подобны ногам черепахи, они были словно покрыты чешуёй. Его голова выглядела так, будто старца взяли за шиворот и окунули в ведро с угольной пылью. Но при этом его тело оставалось чистейшим, от него вовсе не пахло. Однако необыкновенно грязный и неопрятный вид старца отталкивал людей. Отец Георгий был похож на драгоценный алмаз, сознательно брошенный в грязь. Этого старец хотел сам. Он делал всё это ради подвижничества, ради смирения, ради того, чтобы его презирали. Он пытался избегать всяких почестей. Руки он тоже никогда не мыл. Когда в поварне монастыря святого Павла на стену прикрепили сосуд с жидким мылом, то старец с любопытством спросил, что это за жидкость, и нажал на кнопочку. Как только ему сказали, что это мыло, он тут же отдёрнул руку, как от огня, и стал вытирать её о подрясник, громко и с удивлением повторяя: «Мыло!.. Ты только погляди: мыло!»

Новую одежду старец не надевал никогда. Он говорил: «Рабом одежды не буду. Монахом не делают ни ряса, ни монашеский постриг, но желание небесного и божественное жительство». Однако, выезжая в мир по монастырским делам, старец слегка приводил себя в порядок, чтобы никого не соблазнить. Когда же он был не в миру, а в монастыре, до его одежды невозможно было дотронуться. Майку под рясой он никогда не менял. Когда одна майка истлевала на его теле, то надевал сверху другую. Также у него был один порванный подрясник, который он «заштопал» толстой проволокой так, что её было видно. Если старцу были нужны шаровары (когда его собственные истлевали), он шёл к верёвке, где сушилось братское белье, и выбирал самые старые шаровары. Если они оказывались длинны, он обрезал их перочинным ножиком и тут же надевал на себя. Подобным образом старец Георгий поступал, когда ему была нужна обувь. Из тех башмаков, что стояли у дверей братских келий, старец выбирал себе пару по ноге. Потом он показывал башмаки брату, которому они принадлежали, и весёлым и радостным тоном торжественно объявлял: «Ну что же, Бог да простит брата, который потерял эти башмаки!» Когда один из братии, отец Герасим, ругал его: «Что ж ты творишь, отец Георгий? Может быть, ты это мои башмаки надел?!» – отец Георгий делал вид, что обижался, и говорил: «Ты что, отец Герасим?! Хочешь сказать, что я вор?»

Отец Георгий «вытворял» всё это для того, чтобы всегда носить только старую одежду и обувь. Он знал, что отцы могут легко пойти в рухольную и попросить себе необходимое. Способ, с помощью которого старец «одевался и обувался» был прекрасным, радостным и скрывал в себе духовную и монашескую глубину.

Отец Георгий не заботился ни о чём внешнем, включая деньги. Когда он нёс послушание на пристани, то упокоил старость одного монаха, после смерти которого нашли 70 золотых монет. Ни одной монеты старец себе не оставил, всё отдал в монастырь.

Один из насельников монастыря святого Павла подшучивал над отцом Георгием:

– Отец Георгий, моя учительница говорила, что чистота – это половина благородства!

– Ваша учительница, отец мой, говорила это для людей мирских!.. А вот авва Исаак говорит совсем другое, – моментально парировал старец.

Отец Георгий постоянно читал «Добротолюбие». Он называл эту книгу «большой брошюрой», потому что у него было только сокращённое издание. Также он много читал авву Исаака Сирина. Эти две книги он всегда имел при себе и свои слова подтверждал цитатами из аввы Исаака и других отцов.

Одному монаху старец говорил: «У меня была одна подруга. В трудные моменты я с ней советовался и никогда об этом не пожалел». Он имел в виду книгу «Добротолюбие». Несмотря на то, что старец окончил только начальную школу, он знал целые главы «Добротолюбия» наизусть. Его экземпляр книги от постоянного чтения распался на отдельные страницы.

Старец избегал давать советы. «Имут Моисея и пророков», – говорил он. Когда у него спрашивали совета, он отвечал: «Неужели я, отче мой, буду Вам советовать? Я недостоин. Каждый сам знает, как ему устроить своё спасение». Ко всем старец обращался «на Вы», включая самого последнего послушника. Он отличался природной вежливостью и благородством, каждому собеседнику он говорил: «Будьте добры» и остроумно оправдывал своё поведение: «Видите ли, у меня в деревне были две соседки, которых звали Евгении. Я не могу их обидеть».

Старец Георгий очень любил богослужение. Он приходил до «Благословен Бог наш…», а уходил после отпуста. Никогда не присаживался в стасидию, всегда стоял на ногах – в своё время игумен Афанасий дал ему заповедь не садиться на Божественной Литургии.

Как-то раз один старый прозорливый игумен видел, что после повечерия через стену монастыря внутрь запрыгивают бесы. Этот игумен говорил братии после повечерия: «Быстро по келиям, братия, быстро по келиям». Пономарь монастыря святого Павла, молодой монах, услышав эту историю, боялся ходить с колокольчиком и будить братию и зажигать лампады в церкви. Однако, спускаясь в церковь, он всегда заставал там отца Георгия, который приходил в храм ещё до начала первого звона. Отец Георгий сидел в на́ртексе и молился по чёткам. Присутствие старца утешало пономаря, и однажды он спросил его, почему тот приходит в церковь так рано. Отец Георгий по секрету рассказал следующее: «Когда я был молодым монахом, то два-три раза опоздал на службу. Я говорил себе: “Пусть закончится полунощница, я очень устал”. Тогда во сне я увидел преподобного Павла с посохом, который сказал мне: “А ну-ка, поднялся и быстро спустился в церковь! Или я сломаю посох о твою спину! Горе тебе!”»

Отец Георгий отличался строгой акривией. После повечерия он никогда не пил воды и ничего не вкушал. В храме после службы он прикладывался к иконам последним со словами: «Я свою очередь знаю, знаю… Иду прикладываться последним, чтобы оказаться первым». Он, конечно же, не верил, что будет первым, но этими словами прикрывал своё смиренное действие. Принимая из рук священника антидор или подходя под помазание на всенощном бдении, старец от благоговения не поворачивался к нему спиной, а отходил, оставаясь лицом к священнику.

Во время богослужения старец удостоился увидеть святителя Нектария Эгинского. «Я увидел архиерея в полном облачении, как он выходит из Царских врат. На моё недоумение внутренний голос ответил мне: “Это святой Нектарий!” Я подбежал к нему и положил перед ним земной поклон, испрашивая его благословения: “Благослови меня! Мы в монастыре совершаем в твою честь всенощное бдение!” Святитель перекрестил меня, и видение исчезло».

В другой раз старец рассказывал следующее: «Я стоял в нартексе, а братия выходила из храма после службы. Я увидел нечто странное. Одни монахи были облачены во всё монашеское: рясу, скуфью, куколь и схиму. На других не хватало куколя, на третьих – и скуфьи, на четвёртых – схимы… Кто-то был без рясы, а некоторые были вообще только в мирских одеждах. Тогда я услышал у себя над ухом голос: “Тебе открылось, что́ каждый из монахов получил на службе, в таком виде он с неё и выходит”».

Старец любил монашеское Предание, он избегал мирских вещей и технических удобств. Когда он был антипросопом, Священный Кинот обсуждал возможность прокладки автомобильных дорог на Святой Афонской Горе. Вероятно, это было незадолго до празднования 1000-летия Святой Горы. Отец Георгий был против прокладки автомобильных дорог на Афоне и не подписал этот документ. Он видел очень далеко. Старец и ещё весьма немногие монахи хорошо понимали, что дороги разрушат Святую Афонскую Гору, однако их не послушали. Отец Георгий, увидев, что дорогу подводят и к его обители, ушёл из монастыря святого Павла и полтора года подвизался в Керасии. Но один духовник посоветовал ему: «Ты поступил по совести, уйдя, однако советую тебе возвратиться в свою обитель, потому что может случиться так, что тебе осталось жить немного. А я видал несчастных монахов, умирающих вдали от обители своего пострига».

Отец Георгий вернулся в свой монастырь и увидел, что помимо той, уже проложенной, дороги, появляются и другие. Тогда он сказал себе: «Я из своего монастыря не уйду, однако на Святой Горе никогда не сяду в автомобиль, потому что я не согласен с прокладкой дорог. Ведь они разрушают Святую Афонскую Гору!» Слова старца не расходились с его делами. Когда он выезжал в мир по разным монастырским поручениям, то садился в автобусы и автомобили, однако, живя на Святой Горе, не сделал этого ни разу. Когда члены Духовного собора и эпистаты должны были по монастырским делам подниматься в лес на высокие горы, то старец отправлялся туда на пару часов раньше на муле. Когда он был антипросопом, из Дафни в Кариес он всегда шёл пешком. Такой он отличался акривией. Этой акривии он научился от «старушонки», как он ещё называл «Добротолюбие», чтобы другим не было понятно, что он читает.

Одно время старец страдал от грыжи, он отправился в монастырь Ватопед, чтобы поклониться там Честному Поясу Пресвятой Богородицы. Он усердно помолился, и Матерь Божия его исцелила. С тех пор и до самой кончины старец каждый год ходил в Ватопед на престольный праздник Честного Пояса Пресвятой Богородицы. Знакомые ватопедские отцы делали всё возможное, чтобы доставить старцу покой, а он отказывался и от келии, и от кровати, шёл в церковь и сидел в одной из стасидий нартекса. Путь от Дафни до Ватопеда и обратно старец проделывал пешком по горным дорогам, и совершал это паломничество до 1997 года, когда ему исполнилось 87 лет, в следующем году он отошёл ко Господу.

После того как в пекарне монастыря поставили тестомес, старец больше туда не входил. Он сделал исключение единственный раз, когда игумен благословил его помочь новому брату-пекарю, у которого не получался хлеб. Старец зашёл в пекарню и с первого взгляда понял, что́ брат делал не так. Дав ему совет, старец тут же вышел.

В келии отца Георгия были три вещи: часы, миска для еды и подрясник, до которого из-за грязи невозможно было дотронуться. Старец не разрешил проводить в его келию электричество и ставить паровое отопление. У него была печь-буржуйка, которая топилась дровами. Стены его келии были чёрные от копоти, поскольку он оставлял дверцу печки открытой и глядел на огонь. Старец предпочитал из подвала носить к себе дрова на верхний этаж, наотрез отказавшись от парового отопления. Он был против технических новшеств, против мирского духа и неоправданного для монаха комфорта. Всё это старец считал разрушительным.

Несмотря на то, что старец был человеком энергичным и трудолюбивым, он очень любил безмолвие, говорил: «Лучший спутник моей души – это одиночество». Когда старец был антипросопом и жил в Кариес, в одну из зим там 27 дней держался необыкновенно густой туман – настолько густой, что не было видно дерево, которое росло в нескольких метрах за окном. Но любитель безмолвия, отец Георгий не огорчился из-за таких погодных условий. Он считал их благословением и говорил: «Это были лучшие дни моей жизни. Я сидел в келии и молился по чёткам».

Один из монахов, нёсших вместе со старцем послушание в Священном Киноте Афонской Горы, свидетельствует:

«Из всех антипросопов афонских монастырей на меня произвёл наибольшее впечатление отец Георгий – антипросоп монастыря святого Павла. Он был очень хорошим монахом и человеком молитвы. Когда он был эпистатом, то выходил из кабинета, где сидели все эпистаты, и молился по чёткам в соседней комнате. Когда старца звали поставить подпись под каким-то документом, он приходил, подписывал и снова уходил, чтобы продолжить свою молитву. Он отличался рассуждением и благородством. По вопросам, с которыми не соглашалась его монашеская совесть, отец Георгий не ругался, не настаивал на своём и не стремился, чтобы его мнение возобладало».

Однажды, когда старец нёс послушание на монастырской пристани, к нему пришли три немца с просьбой принять их на ночлег. Они заблудились, идя в Дионисиат, а ворота монастыря были уже закрыты. Старец принял их, накрыл им стол, позаботился о них наилучшим образом, а утром немцы, поблагодарив его, ушли. Несмотря на то, что старец столько претерпел от оккупантов, он всё забыл, потому что был истинным учеником Распятого Господа, Который на деле учил нас любить и врагов.

Отец Георгий заботился о том, чтобы на пристани, где имелся свой домовый храм, время от времени совершалась Литургия. Однажды старец пригласил на Литургию игумена Андрея и отца Герасима. Как только Божественная Литургия закончилась, он сварил отцам кофе, а сам отправился к пирсу, чтобы проверить донки. Старец был уверен в том, что на донки попалась рыба, потому что просил об этом великомученика Димитрия, в честь которого освящён храм на пристани. «Вчера я положил перед святым великомучеником поклон и просил его угостить нас рыбкой», – сказал он, спускаясь к морю. И действительно, с одной из донок он вытащил довольно приличного окуня, длиной в две ладони. «Глядите-ка: святой Димитрий угощает вас обедом», – сказал старец, поднимаясь к отцам. Отцы восхитились его верой. Он испёк рыбу на углях, братья прославили Бога и поблагодарили святого.

Старец Георгий был человеком радостным и лёгким в общении. Обычно он украшал речь своими замечательными шутками и непереводимой игрой слов. Однажды старца некто из братии прервал грубыми словами: «Ты что, не понимаешь, что ты несёшь, дурак?!» Старец смиренно отвечал: «Большое Вам спасибо, отче, больше таких глупостей я говорить не буду».

Один человек хотел похудеть, и старец дал ему следующий совет: «Я пропишу Вам замечательное лекарство. Оно называется “неподвижные челюсти” – точно похудеете!»

Также, основываясь на собственном опыте, старец говорил: «Если ты оставляешь богослужение, монашеское правило и исповедь, то ты сам как бы облепляешь свою обувь глиной и грязью, и диавол выгонит тебя из монастыря».

Ничего ни от кого старец не принимал. Что бы ему ни давали, он отказывался. Когда у него спрашивали: «Почему?» – он отвечал: «Я имею основание для этого в службе Великого канона: губит себе мздоимец».

Как-то раз, когда старец выехал в мир, одна бабушка, увидев его дырявые башмаки, сказала: «Позвольте мне, отче, купить вам пару ботинок». Старец ответил: «Вот что, я из монастыря, у которого нет нужды в ботинках. Есть другие бедняки, помогите лучше им».

Странничество было для старца не просто понятием, а образом жизни. Приезжая в Афины по монастырским делам, он не навещал свою мать, хотя она с юности была вдовой. «Я, – говорил старец, – отказался от этого мира ради Христа. Если буду ездить и навещать своих родных, то другим монахам дам плохой пример». Старец не нарушал свои монашеские обеты и стремился не давать никому повода для этого. Однажды старец отправился в мир, сопровождая одного юного монаха к врачу. Брат сказал ему, что взял благословение у игумена, чтобы мать приехала навестить его на монастырский конак. Отец Георгий ответил: «Это дело Ваше, как Вы там договорились с игуменом, отче. Просто слушайте, что я Вам скажу: всё это – канаты, которые удерживают корабль у суши. Чем больше канатов мы отсечём, тем скорее корабль поплывёт к намеченной цели».

Когда старец был в Афинах, одна из его землячек, увидев его, закричала:

– Отец Георгий!

Старец, услышав, что его зовут, только прибавил ходу. Женщина побежала за ним и, догнав, спросила:

– Ты разве не отец Георгий?

– Перестаньте, сударыня моя, какой ещё отец Георгий? Кто этот отец Георгий? Вы совсем всех запутали.

– Ах, простите меня, – засмущалась женщина.

А отец Георгий продолжил свой путь, бормоча под нос:

– Подальше, подальше… Что, может, ещё сядем с тобой побеседуем? У нас и без неё дел полно.

Когда паломники спрашивали старца, откуда он родом, он остроумно и просто отвечал: «А я родом из ниоткуда, я, сударь мой, на корабле родился». Только расспрашивая братию в монастыре, паломники узнавали, что это и есть тот самый отец Георгий, который от всех прячется.

Однажды отец Георгий трудился на огороде. Один паломник заблудился и стал кричать: «Помогите, помогите!» Отец Георгий услышал его крики и помог человеку выйти на тропинку. На вечерне этот паломник, увидев отца Георгия в храме, подошёл его поблагодарить. «Меня, сударь, благодарите? – ответил отец Георгий. – Я ведь Вас не знаю. Вы ошиблись». Сказав это, старец поспешил уйти.

Когда отцу Георгию исполнилось 80 лет, он начал говорить: «Я свои аще в силах прожил. Чего мне ждать? Отсюда и дальше – токмо труд и болезнь».

После 80 лет отец Георгий уже перестал трудиться на послушаниях и проводил все дни в часовне на месте, где царица Маро, неся честны́е дары волхвов в монастырь, услышала предостерегающий голос Пресвятой Богородицы. В этой часовенке отец Георгий возжигал лампаду и молился по чёткам до вечерни. Он соорудил себе крохотное убежище из нескольких кусков кровельной жести и тростника, где сидел на маленькой скамейке. Чтобы не мёрзнуть, старец надевал нечто вроде кожаной куртки. Бесконечные часы он творил там молитву Иисусову – готовил себя к предстоящему великому путешествию. «Отче мой, а какая разница? – говорил он. – В среду ли, в субботу ли… Ведь этого не избежать. Я совсем не боюсь».

Старец избегал говорить с людьми, которые шли мимо часовни, или отвечал им юродством. Однажды мирской священник, проходя мимо, спросил его:

– Ты откуда, геронда?

– Да так, ниоткуда – прохожий человек.

– А как Вас зовут?

– Как нас зовут? Наша фамилия Колокифо́пулос.

Часто старец оставался на всю ночь в братской усыпальнице, и делал это даже зимой, когда было холодно. Однажды пономарь забыл открыть монастырские ворота перед началом полунощницы, и отец Георгий был вынужден стучаться, чтобы ему открыли.

Когда молодые монахи приходили в келию отца Георгия и спрашивали, в чём он нуждается, старец просил только одного: «Оставьте меня в покое». – «Почему, геронда?» – спрашивали братия. «Когда ты один, Бог присылает к тебе трёх ангелов, чтобы они были с тобой», – отвечал старец. До самой старости отец Георгий не поменял келии, несмотря на то, что она находилась очень высоко и ему было трудно подниматься по ступенькам. К тому же перед смертью старец почти ослеп и поднимался к себе в келию наощупь, опираясь о стену. Единственное, с чем он согласился – это чтобы в келию провели электричество, тогда при свете он мог хоть немного ориентироваться. Старец благодарил отцов: «Ну, по крайней мере, мимо своей кровати я теперь не пройду».

В последние месяцы старец страдал от болей в пояснице, однако ежедневно спускался в храм на богослужение. Однажды окончилось шестопсалмие, а отец Георгий на службу так и не пришёл. Тогда брат, ухаживавший за пожилыми монахами, поднялся к нему в келию и увидел, что старец скончался. Отец Георгий сидел на кровати с чётками в руке. Это было 23 июля 1998 года. В келии старца не нашлось одежды, чтобы облачить его перед погребением, поэтому отцы дали свои одежды и омыли его тело – впервые с того дня, как он стал монахом.

Блажен отец Георгий, который с помощью немытости и смирения смог сохранить нерасхищенным своё духовное богатство. Старцу удалось ещё одно достижение – он смог избежать фотообъектива, что в наши дни сделать чрезвычайно сложно. Ведь он столько лет жил в общежительном многолюдном монастыре, а также нёс послушание антипросопа и эпистата в Кариес. Смирение старца послужило причиной того, что мы не нашли ни одной его фотографии – даже в удостоверении личности и в медицинском полисе. Итак, пусть сейчас отец Георгий радуется и веселится там, где он находится, и молится, чтобы были прощены те, кто, судя поверхностно, его недооценили.

Благословение его и молитвы да будут с нами.

Аминь.