12. Старец Арсений, насельник монастыря Симонопетра

Родом отец Арсений был из Эпира. Он родился в 1913 году в селе Форто́са недалеко от города Я́нина. Родителей его звали Димитрий и Хрисавги́. Они были людьми незнатными и бедными, но при этом верующими и благородными. Мальчика крестили с именем Николай, воспитали в благоговении – традиционном для края зелёных полей и высоких гор. Получив начальное образование, будущий старец стал помогать родителям в разного рода домашних работах. Когда он был ребёнком, с ним случился несчастный случай: он неожиданно оказался под копытами молодого быка. Николай стал машинально призывать на помощь Пресвятую Богородицу, и бык прошёл над ним, не оставив на нём ни царапины. С этого времени мальчик стал считать Пресвятую Богородицу своей Покровительницей.

В юном возрасте Николай оставил родное село и переселился в Афины, где стал работать у своего дяди, владельца пекарни. По утрам, в ранний час, Николай вместе с дядей уже пекли хлеб и бублики. Мальчик клал выпечку на поднос и выходил на улицу, чтобы продать её спешившим на работу людям.

Как-то раз на одном из афинских перекрёстков его увидел архимандрит Иероним, который тогда был игуменом монастыря Симонопетра. Отец Иероним был человеком очень добродетельным и духовным. На просьбу мальчика купить у него что-нибудь из выпечки архимандрит с улыбкой ответил: «Не бублики мне нужны, а ты», – и купил предложенные бублики. Отчётливо распознав то, к чему сердечно тяготел юноша, отец Иероним стал рассказывать ему о Святой Афонской Горе, о Пресвятой Богородице, святых, подвижниках, монахах, о монастыре Симонопетра. От рассказов старца в мальчике возгорелся новый огонь, который разгорался всё больше и больше во время его последующих встреч со святым старцем Иеронимом. Эти встречи происходили на подворье монастыря в храме Вознесения на улице Байрона, когда отец Иероним приезжал в Афины со Святой Горы поисповедовать своих духовных чад.

Каждое монашеское призвание начинается чудесным и особенным для человеческой души образом. В случае с Николаем слово и пример старца Иеронима побудили его, совсем ещё ребёнка, задуматься об иноческом пути и о посвящении себя Богу. Размышляя об этом желании, возделывая его и почувствовав, что оно уже созрело, Николай решил оставить мир, прийти на Святую Афонскую Гору и стать монахом-подвижником.

Николай сумел выскользнуть из-под опеки своего дяди и приплыть в Салоники, а оттуда пешком дошёл до Афона. Путь занял три дня. Однако для того, чтобы попасть на Святую Гору, нужны были документы: свидетельство о рождении, паспорт и тому подобное. У Николая ничего этого не оказалось, а поскольку он был ещё и очень молод, полицейские не разрешали ему въехать на Афон. Николай как истинный уроженец Эпира – края, жители которого отличаются закалкой, мужеством и бесстрашием, пешком через непроходимый лес вошёл на Афон с северной стороны и по суше достиг монастыря Симонопетра. Это было в 1929 году. В монастыре юношу принял старец Иероним.

В те времена Святую Гору мучила немощь проклятой «местечковости». В каждом монастыре жили монахи только из одной местности. Если в монастырь хотел поступить брат из другого места – не земляк насельников этой обители, то его не принимали. Но даже если и принимали на время, то вскоре многими насмешками и издевательствами вынуждали брата уйти. В случае со старцем Арсением произошло то же самое. По причине календарного спора монастырь пережил глубокий кризис, в результате которого игумен Иероним, несмотря на всю свою духовность и вклад в возрождение обители, был изгнан из Симонопетра. Сначала после изгнания отец Иероним жил в монастыре Кутлумуш, а оттуда переехал на Вознесенское подворье монастыря. Его духовные чада, его постриженники, которые не были малоазитского происхождения, тоже были изгнаны из обители. Так, отец Арсений, к тому времени уже молодой монах, оказался на Кавсокаливии. Он поселился в этом месте, поскольку слышал, что там подвизаются святые монахи и подвижники. Отец Арсений поселился в каливе Благовещения и стал жить в послушании у старца Михаила.

Жизнь в скиту на Святой Афонской Горе жестка и болезненна. Живя вне общежития, монах должен усерднее трудиться, а если братство каливы или келии малочисленно, то бо́льшая тяжесть трудов ложится на плечи самого молодого монаха, который помимо ежедневных богослужений и личного монашеского правила должен выполнять необходимые повседневные работы. Кроме вышеперечисленного, монаху необходимо заниматься и рукоделием для того, чтобы заработать на хлеб насущный.

В каливе, куда поступил отец Арсений, рукоделием было изготовление деревянных ложек. Молодой монах легко научился этому ремеслу, однако чем больше он совершенствовался в нём и чем усерднее им занимался, тем слабее становилось пламя аскезы, постепенно затухавшее в его сердце. Так он стал просто хранить в своём сердце тлеющий уголёк подвижничества – в ожидании лучших дней.

На Кавсокаливии отец Арсений прожил 11 лет – с 1930 по 1941 годы. Эти годы прошли в труде, послушании и освящении. Однако война 1940 года, нехватка самого необходимого, голод, отсутствие спроса на рукоделие и другие беды вынудили подвижников искать иные пути, чтобы заработать на хлеб насущный. В горький 1940-й год Бог благословил масличные деревья обильным урожаем. В тот год на Афоне уродилось невероятное количество маслин. Подвижники из скитов и келий пришли на помощь монастырям и стали принимать участие в сборе маслин. Половину собранного они отдавали монастырю, половину забирали себе. И вот после 10 лет отсутствия отец Арсений оказался в своём любимом монастыре Симонопетра. Когда работы по сбору маслин закончились, он попросил разрешения отцов остаться навсегда, помня, что отсюда начал свой путь, что именно здесь его постригли. К тому времени самые старые отцы обители уже отошли в мир иной, а оставшиеся, видя нехватку братии в монастыре, согласились взять отца Арсения – к его великой радости и к их облегчению.

Однако своим внутренним духовным состоянием монастырь Симонопетра в то время не мог похвалиться. По причине немецкой оккупации монастырь покинул игумен Кесарий, обитель переживала тяжёлые дни. Отец Арсений трудился на многих послушаниях: в храме, в архондарике, в трапезной, на пристани, в Дафни. На всех послушаниях отец Арсений трудился с ревностью и готовностью, однако, как он сам говорил, «духовным не занимался и в духовное не углублялся». «Нынче день прожили, да и ладно, – говорил он, – а завтра как Бог даст». Тлеющий уголёк аскезы, ради которой он начал монашеский путь, быстро покрылся толстым слоем пепла от перегоравших ежедневно забот. Была опасность, что и этот уголёк потухнет. Но несмотря на то, что отец Арсений находился не в самом лучшем состоянии, страдал «головокружением» от множества ежедневных дел и забот, Господь подавал ему знаки Своего присутствия, открывал Свой Промысл. Бог ждал, когда отец Арсений вернётся к первой цели своего ухода из мира, по изречению его великого тёзки: «Арсений, ради чего ты ушёл из мира?»

Тогда послушанием отца Арсения было приглядывать за пристанью. Однажды он на лодке вышел в море ловить рыбу и в какой-то момент почувствовал, что лодка стала неуправляема. Морское течение потащило лодку в открытое море, она удалялась от берега всё дальше и дальше. Смеркалось. Отец Арсений уже потерял сушу из вида. Тогда он со слезами обратился к своей Покровительнице – Пресвятой Богородице и к святителю Николаю, в честь которого был освящён храм на пристани Симонопетра и перед иконой которого он ежедневно возжигал лампаду. Отец Арсений попросил их о помощи, и вдруг, паче чаяния, совершенно неожиданно оказался у пристани – но не монастыря Симонопетра, а в Дафни.

Шли годы. Этот чудесный случай тоже ушёл в прошлое. Отец Арсений продолжал жить в состоянии полного духовного равнодушия. «Я даже элементарных монашеских обязанностей не выполнял», – рассказывал он потом.

Монашеская жизнь требует постоянного побуждения – примером, словом, старанием. Как огонь, если не подбрасывать в него дрова, затухает, так и жизнь монашеская, если вышеперечисленного не хватает, начинает замирать. Тогда над монахом берут верх уныние, расслабление и духовная смерть.

Сам старец впоследствии рассказывал о том, как он вышел из состояния духовного равнодушия и вновь вошёл в ритм монашеской жизни. Это произошло чудесным образом – благодаря особому попущению Божию. Бог ведал глубины души отца Арсения и не хотел, чтобы он погиб. Итак, Сам Господь позаботился о том, чтобы отец Арсений оставил нерадение и вернулся на путь ревностной монашеской жизни.

«Я нёс послушание эконома в Дафни. В те годы на Святой Афонской Горе было много рабочих, потому что немецкая оккупация ещё не закончилась. Буквально за гроши эти люди были готовы трудиться где скажут. У меня там были сады, огороды, я даже держал кур и бройлерных цыплят, причём не только ради яиц, но и ради мяса. Всё это я продавал, а полученными деньгами расплачивался с рабочими. Представьте только: себе на зубы я поставил золотые коронки – тогда они были в моде! Абсолютно никакой аскетической жизни я не вёл. От сытной пищи и телесного покоя я отолстел, разжирел и отверг Возлюбленного Христа.

Потом меня перевели в монастырь, и я стал нести послушание трапезника. Но и там работы почти не было – в монастыре было мало отцов. У меня было много свободного времени, а, как известно, “праздность – матерь всякого зла”. Я вспомнил, как в детские годы в деревне ставил ловушки и силки на птиц. Видите: страсти и слабости любят возвращаться на прежнее место. Я снова попробовал сплести силки и в один вечер поймал сразу трёх диких голубиц! Я сварил их. Каждый насельник монастыря Симонопетра мог иметь в келии керосинку, чтобы в понедельник, среду и пятницу – дни, когда полагалась одна трапеза – приготовить себе чай. Вот на этой-то керосинке я и приготовил свою “добычу”. С аппетитом наевшись мяса, я выпил вина и завалился спать. Уснув, я вдруг почувствовал какую-то тяжесть и неприятное ощущение в области груди и живота. Словно пришёл кто-то невидимый и уселся на меня верхом. Открываю глаза и вижу дьявола – в страшном виде, с ярко-красными горящими глазами и двумя рогами на голове. Дьявол, уставившись мне в лицо, стал дразнить меня, высовывая язык и издевательски хохоча. Ужаснувшись, я пытался избавиться от него молитвой, но ничего не помогало. Наконец, мне удалось осенить себя крестным знамением и проклятый сделался невидимым.

Я поднялся в ужасе, весь дрожал. В ту минуту я чувствовал, что если бы сейчас умер, то пошёл бы в вечную муку. Я был растерян, не знал, что делать, куда бежать и у кого просить помощи. В этом состоянии меня увидел старец Афанасий – брат по плоти старца Иосифа Исихаста. Мы взяли в его монастырь “на работу” чтеца… Вот были времена: наёмный седмичный, наёмный чтец, наёмные все!.. Ну, а как вы хотите: по-другому мы “не успевали”.

– Что с тобой? – спросил он меня. – Почему ты так взбудоражен? Что случилось?

Я рассказал, что произошло.

– А, так это был лукавый, который застал тебя в нерадении, – сказал он. – Знай: это попустил Бог по Своей любви, чтобы ты положил начало спасению.

– И что же мне делать? – спросил я. – Сделаю всё, что ты скажешь – иначе попаду в вечную муку.

– Найди духовника и поисповедуйся. И после того, как исполнишь епитимию, которую на тебя наложат, причастись Святых Христовых Таин.

А надо сказать, что к тому времени я уже много лет не исповедовался и не причащался. Поэтому я воскликнул:

– Где же я найду духовника? Я же никого не знаю! Я пойду к тому духовнику, к которому ты мне скажешь!

– Я назову тебе трёх, – ответил старец Афанасий, – а ты сам выбери, к кому идти.

В те времена не было традиции исповедоваться игумену монастыря. В монастырь обычно приглашали духовника откуда-нибудь из пустыни.

– В Новом скиту, – сказал отец Афанасий, – исповедуют отец Ефрем (будущий игумен святой обители Филофей) и отец Харалампий (будущий игумен святой обители Дионисиат).

Оба эти духовника были духовными братьями отца Афанасия, то есть послушниками старца Иосифа.

– А на Катунаках исповедует ещё один отец Ефрем – Катунакский. Этих духовников я знаю лично и могу тебе их порекомендовать. А ты сам выбери, кого хочешь, и прими решение.

Что мне было делать? Я не знал, кого выбрать! Наконец, я решил совершить молебный канон моей Покровительнице – Пресвятой Богородице, написать на бумажках три имени и вытащить одно из них. “Кого вытащу, – думал я, – к тому и пойду на исповедь и сделаю то, что скажет духовник”. Я так и сделал и вытащил имя отца Ефрема Катунакского. Успокоившись, сказал самому себе: “Так хочет Бог”. Я пошёл на исповедь на Катунаки, но, придя туда, чуть не впал в отчаяние. Оказалось, что отец Ефрем был послушником, а не старцем, поэтому как духовник не мог взять на себя ответственность за другого монаха, который не принадлежал к их братству. Однако доброта отца Ефрема и его очевидная монашеская любовь меня утешили. Послушавшись его, я пошёл и поисповедался отцу Харалампию. После исповеди я был счастлив, моё сердце успокоилось. С того дня я стал пытаться ежедневно исполнять то, что сказал мне духовник. Каждый день я совершал 300 земных поклонов и две сотницы чёток, вкушал только то, что предлагалось на трапезе и ничего помимо неё, кроме пустого чая в дни с девятым часом. Причащаться я начал каждые две недели и перед Причастием три дня вкушал пищу без масла. Помимо своего обычного послушания – трапезника, я стал помогать как певчий на правом клиросе. Во мне вновь стала согреваться и разжигаться ревность к подвижнической жизни, ради которой я пришёл на Святую Гору. Я вновь начал читать акафист Пресвятой Богородице, который выучил наизусть, будучи новоначальным монахом, но совсем забыл из-за нерадивости».

Итак, отец Арсений стал жить согласно с правилом, которое дал ему духовник иеромонах Харалампий. Он начал читать творения святого Никодима Святогорца, однако ему было трудно принять преподобного Никодима как Отца Церкви. Также он читал творения Симеона Нового Богослова и другие аскетические книги. Отец Арсений стал потихоньку входить в образ и распорядок жизни новых отцов, которые пришли из Метеор и стали восстанавливать монастырь Симонопетра, он принимал этот распорядок всем сердцем, пытался жить по правилам монашеского общежития. Вторую келию, в которой у него была кухня, старец отдал монастырю. Всё лишнее тоже раздал. Чай стал пить, как и другие отцы, в общей кухоньке, которая была одна на этаже.

Отец Арсений доверил себя старцу Емилиану и приумножил свои подвиги. Подобно губке, он впитывал в себя каждое его наставление и поучение. Он совершал очень много земных поклонов, от которых по причине специфического и тесного строения Симонопетра происходил грохот на весь монастырь.

Напряжённые подвиги разбудили в отце Арсении и первое стремление его юности – любовь к аскетической жизни. И сейчас у него было для этого не просто желание, но и пригодные условия, а также вдохновитель в этой борьбе – старец Емилиан. Обсудив с ним своё желание, отец Арсений стал искать место для будущих подвигов. Он искал его в полном доверии Богу и старцу, твердо зная, что такое место обязательно найдётся. В поисках он пришёл в келию святого Модеста в местность Караваса́ры, но нашёл келию закрытой и принял это как знак, что жить ему там не нужно. Потом он направился в старый монастырский виноградник, но там не было воды и предстояло много работы. Кроме того, прекрасный вид на Эгейское море показался старцу не подходящим для аскетической жизни. Затем отец Арсений попытался поселиться на пристани, но через пристань проходило много людей, которые мешали ему пребывать в вожделенном безмолвии. Наконец, он остановился на келейке, которая называлась Калами́ца. Это был крохотный домик для рабочих – всего одна комнатка. Однако этот домик находился в таком безмолвном месте, как и желал отец Арсений.

По благословению игумена монастырь отремонтировал этот домик, так как в нём много лет уже никто не жил. Также была сделана небольшая цистерна для воды из пересыхающего летом ручья, поскольку родника близ этой келии не было. В первую седмицу Великого поста старец поселился там. Он начал жить действительно аскетично, безмолвно, вдали от посторонних глаз, таинственно переживая присутствие Божие.

Устав старца был следующим: с понедельника по субботу он находился в своей каливе. Всю неделю он постился, вкушая немного растительной пищи без масла. Каждую ночь он совершал бдение по чину старца Иосифа. Утром немного отдыхал и занимался рукоделием – плёл чётки, а также читал духовные книги. Около полудня в субботу отец Арсений поднимался в монастырь, вкушал вместе с отцами на трапезе, принимал участие в воскресном богослужении и Божественной Литургии. После воскресной трапезы, взяв с собой припасы на неделю, он пешком возвращался в своё безмолвное обиталище.

Келия, в которой подвизался отец Арсений, отстоит от монастыря на расстоянии полутора часов пешего хода. Она находится внизу, у самого моря, и идти к ней по крутому спуску невыносимо трудно, однако подниматься по этой тропе вверх ещё тяжелее, если подъёму предшествует неделя, проведённая в аскетических подвигах, посте и всенощных бдениях. Летом поток, откуда брал воду отец Арсений, пересыхал, соответственно пустела и его цистерна для воды. Поэтому каждое воскресенье один из отцов на мулах привозил ему две большие фляги по 20 литров, которых хватало на неделю.

Отец Арсений был всегда радостен, очень вежлив и благодарен старцу и отцам, которые о нём заботились. С его уст не переставали сходить молитвы, благодарения и благословения. Он был действительно человеком Божиим – смиренным, аскетичным, братолюбивым и благородным; был настоящим монахом, подвижником, живущим по аскетическому распорядку и имеющим монашеский образ мыслей. Он являл собой образец для всех молодых иноков, будучи жизнерадостным и молчаливым одновременно. В старце было что-то, отличавшее его от других монахов, хотя внешне он ничем не выделялся – невысокого роста, с круглым лицом, с короткой седой бородой. Когда он улыбался, были видны его золотые зубы. И зимой, и летом он носил белые толстые чулки с мягкими домашними туфлями и белую толстую святогорскую майку.

Следующий случай показывает тонкость и деликатность характера отца Арсения, то, как он возделывал свою совесть и как принимал волю Божию.

Когда старца Емилиана избирали игуменом монастыря Симонопетра, старец Арсений присутствовал при избрании, однако, имея некое смущение в совести, за отца Емилиана не проголосовал. Как только голосование закончилось, он подошёл к новоизбранному игумену, положил ему поклон и сказал: «Я за тебя не голосовал, но коль братство избрало тебя игуменом, то вот я целую твою руку, кладу перед тобой земной поклон. Знай, что я всегда буду твоим послушником».

Золотые зубы отца Арсения напоминали ему о прежних днях, когда он жил в нерадении. И вот однажды они заболели, и ему пришлось ехать в Салоники к зубному врачу. Врач сказал отцу Арсению, что какие-то зубы надо удалить, на некоторые поставить пломбы, где-то удалить нерв и тому подобное. Тогда отец Арсений предложил врачу радикальный выход: вырвать у него все зубы и сделать вставную челюсть. Он горячо убеждал врача в этом и, наконец, врач согласился. Когда были удалены все зубы, отец Арсений сказал врачу: «Забирай это золото себе и делай с ним, что хочешь. Я прошу только одного: верни мне остатки моих собственных зубов. Когда меня будут хоронить, их положат рядом со мной в монастырской усыпальнице. Выбрасывать эти зубы неправильно. Я хочу, чтобы там, где будет находиться всё моё тело после смерти, находились и они». Так впоследствии и произошло. Старец глубоко верил в то, что тело священно, что оно освящается всё без остатка, – а нам это показывает, насколько мы должны быть внимательны.

Когда старец Арсений переселился в свою келейку, у него появилось много свободного времени. Раньше он прожил в пустыне 10 лет, и жизнь на природе была ему по душе. В свободное время старец возделывал огород, ухаживал за виноградником, деревьями. Он занимался этим, чтобы немного отвлекаться от аскетических трудов. Недалеко от своей келии он нашёл старую виноградную лозу, которая осталась от прежних обитателей, стал ухаживать за ней, обреза́л её и подкармливал. Лоза ожила и очень разрослась. Неподалёку старец нашёл дикие смоковницы и захотел их привить. Насельник монастыря Симонопетра иеромонах Мирон показал ему, как прививать плодовые деревья, и дал ему привой. Несмотря на то, что смоковница почти всегда отторгает привой, все привитые деревья прижились. Также старец сажал на огороде овощи и собирал хороший урожай. Всё это отца Арсения радовало, однако, когда он шёл молиться или заниматься иным духовным деланием, его ум постоянно отвлекался на садово-огородные дела. Его сердце было окрадываемо, занималось не Богом, а земным – это старцу не нравилось. На исповеди он обо всём рассказал духовнику отцу Харалампию. Духовник напомнил ему о цели, ради которой он ушёл в пустыню. «Это лукавый заботится о том, чтобы всё у тебя хорошо росло, чтобы ум твой уходил от Бога», – сказал отец Харалампий. Тогда старец Арсений вернулся в свою келию и забросил свои огородные дела, возложив всё попечение на Господа, зная, что Тот его пропитает. Так старец обрёл внутренний покой и, ни на что не отвлекаясь, продолжил своё подвижничество.

Духовник посоветовал отцу Арсению читать творения преподобного аввы Исаака Сирина, тот послушался и его аскеза разгорелась с новой силой. Ночами напролёт он совершал земные поклоны и молился. Чтобы удерживаться на ногах, старец пользовался двумя верёвочными петлями, прикреплёнными к потолку, или опирался на патерицу. От многих поклонов на его лбу образовалась большая шишка. Когда старец снимал скуфью, эту шишку было видно, и на вопрос, что это такое, он отшучивался: «Вот эта голова – она во всём виновата! Сейчас пришёл её черед помучиться!»

Годы шли, а старец был очень радостен, тих и спокоен душой. Однако он стал терять зрение, читать становилось всё труднее и труднее. Игумен, узнав об этом, повёз его в Салоники к офтальмологу. Врач диагностировал катаракту и сказал, что надо оставить катаракту «дозреть», после чего удалить её хирургическим путём. Так и решили. Однако, когда пришло время ложиться на операцию, врач увидел, что кроме катаракты у отца Арсения ещё и глаукома, не поддающаяся лечению. Так отец Арсений узнал, что ему предстоит слепота. Он принял эту новость без ропота. Единственное, о чём он пожалел, так это о том, что уже не сможет жить в своей каливе. Когда об этом узнал игумен монастыря старец Емилиан, он воскликнул: «Да как же так? Надо было тебя отвезти к другому врачу!» Старец Арсений ответил: «Если бы это было к моей пользе, то Бог просветил бы тебя это сделать. Сейчас Он просветил тебя сделать по-другому, и произошло по-другому. Значит, Бог хочет от меня именно этого. Да будет препрославленно Его Имя». Отец Арсений переселился в монастырь и продолжал придерживаться своего аскетического распорядка, присовокупив к нему посещение богослужений в храме и частое Божественное Причащение. Своего духовника посещать он больше не мог, но отец Харалампий, несмотря на свои игуменские обязанности, видя преуспеяние отца Арсения и радуясь встречам с ним, приходил из Дионисиата и исповедовал его.

В начале святой Четыредесятницы 1981 года старец, по обычаю, не вкушал пищи три дня. В среду первой седмицы он причастился и чуть-чуть поел, но его вырвало, и он разволновался. Отец Арсений попросил, чтобы пригласили его духовника. Приехал отец Харалампий, поисповедовал, утешил его, приготовил к отходу в вечность и на прощание сказал: «Ничем не смущайся и причащайся часто». На следующей неделе у отца Арсения произошёл инсульт, и 15 марта 1981 года, в то время, как над ним совершали Таинство Елеосвящения, он как добрый подвижник предал душу в руки нашего Праведного Судии Христа.

Умираяй праведник, остави раскаяние. Подобно этому и старец Арсений в конце своей жизни подвизался от всего сердца и с полным самоотречением. Он ушёл в вечную жизнь, подготовив себя к ней и оставив нам превосходный пример покаяния и подвижничества.

Благословение его и молитвы да будут с нами.

Аминь.