Рассказ одного старца: «Однажды, когда я пел Херувимскую и дошёл до слов „и Животворящей Троице“, передо мной явились пять бесов и поклонились мне. Один из этих бесов был в высшем офицерском чине, он носил фуражку, какие-то бесовские знаки на груди, лампасы, а из-под фуражки торчали рога. А четверо других были маленькими, покрытыми шерстью. Все они упали передо мной на колени. Тот, что стоял в середине, похожий на офицера, стал на одно колено – как это делают католики. Он сказал мне:
– Ты восхитительный певчий! Удивительный! Никто из певчих даже рядом с тобой не стоял!
Он держал свою голову высоко, тогда как четверо склонили головы предо мной. Я начал повторять в себе: „Сейчас бесы заберут мой ум. Господи Иисусе Христе, помилуй мя. Господу Богу нашему поклоняемся и Ему Единому служим“.
Тут же бесы стали невидимы. Всё это произошло во мгновение ока. Я внутри себя испытал очень сильный гнев и подумал: „Тот, кто не хочет поклониться Богу и сказать «помилуй мя, Боже», пришёл, чтобы поклониться мне и сделать соучастником своей гордыни?“
Я полыхал на них гневом и начал петь „Троице!“ Папаникола́у. Когда я закончил, отцы начали говорить:
– Вот это Херувимская так Херувимская! Ты нам престольный праздник устроил!
– Да ладно, – отвечаю, – иногда само по себе так получается.
После трапезы я встретил во дворе монастыря одного святогорца не из нашей обители, который присутствовал на Литургии. Я поприветствовал его, и он сказал мне:
– Слушай, что это такое сегодня было?! Как ты пел! Ты нас на небо вознёс. Мы стояли и плакали.
– Это не я, – говорю, – это отец такой-то.
– Какой там ещё отец такой-то! Ты! Твой был голос! – и после этого монах наговорил мне много других похвальных слов.
Я поклонился ему и собирался уходить. И вот ко мне подходит сатана – я видел его своими глазами – и говорит:
– Когда я тебе говорю, ты слушай. Никто из певчих с тобой не сравнится. Это правда. Вот что: тебе надо поехать в мир и поступить в консерваторию, получить диплом и быть преподавателем византийской музыки.
– Отойди от меня, бес! – ответил я. – Эх, надо же было мне повстречать того монаха, который начал меня так нахваливать!
Я вышел из монастыря и направился к огороду. Диавол шёл рядом со мной. Я видел дорогу, шагал по ней, но, не знаю как, сатана взял мой дух и вознёс меня высоко, очень высоко. Я видел землю и мир внизу, как муравейник.
– Нет, – говорил мне сатана, – ты человек необычный. Ты сам не осознаёшь, чем ты наделён.
– Что ты несёшь, сатана?! Чем ты наделён, тем и я. Уйди от меня!
„Боже мой, помоги мне! Что же сегодня за день такой? Сатана лишит меня ума! Господи Иисусе Христе, помоги мне!!“
Я начал раздуваться от гордости, но при этом ещё немного понимал происходящее и сказал: „Боже мой, я не хочу таких возношений“.
Я увидел себя входящим в огород. Сатана шёл рядом. Он повторял своё, я повторял своё. Нет демона худшего, чем бес гордыни. Я пошёл вглубь огорода, ожидая, что он, может быть, отстанет. Но куда там! „Ну, всё, – сказал я себе, – я стану бесноватым“. Тогда прямо в рясе, в которой я был в церкви, я упал на землю и начал плакать. Я не придавал значения тому, что говорил мне сатана; он повторял своё, я повторял своё: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя“. Я лежал посреди грядок на солнце два с лишним часа и повторял это не переставая. „Я не хочу, – повторял я, – таких возношений, таких помыслов. Я хочу, Христе мой, поклоняться Тебе, висящему на Кресте. Я грешный человек и ничего больше“. А сатана тем временем повторял своё. Земля подо мной стала мокрой от слёз, словно прошёл дождь. И вот в какой-то момент нависавшая надо мной чёрная туча исчезла, и вместе с ней исчез сатана. Я понял, что я „приземлился“. Я почувствовал; что мне необходимо подойти к Распятию и поцеловать ноги распятого Христа. Я поднялся; поблагодарил Господа и Пресвятую Богородицу сделал несколько поклонов и ушёл, плача.
После этого я подумал: раз столько бесов пришли искушать меня с такой силой; я дал им какой-то повод. По всей вероятности; я уклонился в сторону эгоизма. Поэтому необходимо внимание и смирение».
Рассказ диакона Дионисия Фирфириса: «Однажды я поехал по делам в Салоники. Зашёл в одно кафе пообедать, снял скуфью, прочитал „Отче наш!“ и сел за стол. Рядом со мной сидела компания, один человек из которой дерзко сказал мне:
– Ну и что ты нам хочешь тут показать? Что за представление ты нам тут устроил?
– Слушай-ка, брат, – сказал я ему немного раздражённо, – помолчи лучше, чтобы я костью не поперхнулся.
Вскоре из-за стола, где сидела эта компания, послышался шум, и кого-то поспешно вывели на улицу. Я даже не повернулся посмотреть.
Прошло время, я вновь выехал в Салоники, и возле Белой башни ко мне подошёл один человек и поприветствовал меня, спрашивая:
– Ты не узнаёшь меня, отец?
– Нет, – ответил я.
– Неужели не помнишь? А ведь это ты сделал меня христианином.
– Нет, я тебя не помню.
– Помнишь, давно в одном кафе ты ел, и один человек сказал тебе то-то и то-то?
– Да что-то припоминаю.
– Ну вот, это был я! Погляди-ка на мою шею: я поперхнулся костью, она застряла у меня в горле и мне сделали операцию, чтобы её вытащить, – говоря это, он показал свою шею, на которой был шрам. – После этого я начал ходить в церковь, я исповедуюсь и молюсь. Благодарю тебя, отче, ты меня спас».
Некий благоговейный мирянин приехал на Святую Гору, чтобы стать монахом. Он пришёл к одному подвижнику и спросил его:
– Геронда, я постоянно держу девятый час, я могу стать монахом?
– Нет, – ответил подвижник. – Мне нужно только послушание. Если можешь оказывать послушание, оставайся. Если не можешь, иди куда хочешь.
Молодой человек со смирением согласился, остался и начал свой любочестный подвиг. Вначале старец испытывал его. Он заставлял его есть два и три раза в день. Но увидев, что тот отсёк свою волю, дал ему благословение поститься. Однажды молодой монах был болен, у него была температура, а каливу завалило снегом. Старец сказал ему подняться, чтобы они пошли колоть дрова, и тот сразу же вскочил с койки. Видя его готовность и расположение к послушанию, старец обрадовался и сказал: «Ничего, иди ложись, поколем дрова в следующий раз». Такими уроками мудрый старец отсёк всё своеволие послушника, и тот стал хорошим монахом и преуспел в умной молитве. Все отцы в округе восхищались его послушанию, и его кончина была благой и мирной.