На «Урале» проходил военный совет – как помочь крейсеру «Изумруд» добраться до Владивостока, как прорвать блокаду Лаперузова пролива. Семёнов, памятуя о нездоровых отношениях прежнего командира крейсера с офицерами, и конфликтах, «гремевших» на всю 2 ТОЭ, старался вовлечь мичманов и прапорщиков в планирование боевой деятельности корабля. Кавторанг не стеснялся «напроситься» на обед в кают-кампанию, где и рассказывал о задачах эскадры, «Урала», советовался, как лучше выполнить поручения командования, дабы не уронить честь флага…

Менее недели понадобилось Владимиру Ивановичу, чтобы «растормошить» офицеров крейсера и теперь он «пожинал плоды», выслушивая предложения одно другого хлеще.

Судя по заверениям радиста, передачи вели пять или шесть японских кораблей, а ведь, сколько то ещё и хранили «гордое молчание». Одно было ясно – враг серьёзно отнёсся к перекрытию пролива и точно знает, что русская эскадра выбрала обходной путь.

Офицерской молодёжи хотелось заявить о себе и громко и ярко: предваряя прорыв «Изумруда», включить на «Урале» прожектора, дать полный ход в 19 узлов, выписать петлю, с заходом в залив Анива. При этом так «раскочегарить», котлы, чтобы «Урал» «искрил» на десятки миль…

Одновременно в «ночных артиллерийских учениях» должны быть задействованы все орудия крейсера, а радист – забивать эфир, мешая осуществляющим блокаду пролива крейсерам и миноносцам поддерживать связь между собой. После такой часовой «вакханалии» следовало потушить огни и уходить в северном направлении…

Педагогических соображений ради Семёнов инициативы одобрил, похвалил за фантазии и «находки», но предложил не рисковать, тем более не идти вместе с «Изумрудом», ибо громадина «Урала» не приспособлена уворачиваться от юрких миноносцев, а мизерное артиллерийское вооружение не даёт возможности отбиться в случае минных атак. Да и пользы с «этой стороны» проливов от скоростного и автономного вспомогательного крейсера с мощнейшей радиостанцией несоизмеримо больше, чем во Владивостоке.

Для демонстрации же и «обозначения и отвлечения» командир предложил сжечь две японских рыбацких лодки, предусмотрительно загруженных на крейсер, несмотря на недовольство Клапье де Колонга, которому очень хотелось напугать японцев «летучими голландцами 20 века» без команд, в большом количестве появляющихся в их территориальных водах. Но оспаривать решение командира «Урала», фаворита двух адмиралов – и Рожественского и Небогатова, Константин Константинович не стал…

– Вот и пригодились японские посудины, – жизнерадостно заявил старший офицер «Урала», – скажите, Владимир Иванович, неужели вы для этих целей лодчонки загрузить приказали?

– Не совсем, но близко, – признался Семёнов, – была ранее мысль, в темноте подойти к Сангарскому проливу и там устроить пожар в ночи, чтобы адмиралу Того просигнализировали о странных огнях. Как знать, может это сообщение и оторвало бы Того и Камимуру от Цусимы…

– Да, по времени Николай Иванович должен быть во Владивостоке, или…

– Будем надеяться на лучшее, – поспешил прервать пессимистические излияния старшего помощника командир, – тем более столь оперативное и плотное перекрытие пролива Лаперуза даёт все основания думать, что в наш блеф поверили.

– Да если и поверили, если и удалось «бородинцам» проскочить – нам то что делать? С нашей инвалидной командой японские крейсера не обойти и от броненосцев Того не убежать, – будем вечно в океане скитаться как неприкаянные.

– Не всё так мрачно, Сергей Петрович, не всё так мрачно… Ну что там, Никифоров – будет гореть? – Семёнов наблюдал за боцманской командой, заливающей прямо в рыбацкие лодки, набитые деревом, парусиной и ветошью, мазут и керосин.

– Полыхнёт как надо, ваше высокоблагородие, не сомневайтесь! Сгорит и следа не останется. Япошки и не поймут откуда пожар случился…

В 23.45, когда ушедший к Хоккайдо «Изумруд» начинал набор скорости для броска, по сигналу Семёнова на «Урале», находясь в десятке миль юго-восточнее мыса Анива, запалили оба японских трофея и «побежали» на восток, щедро подбрасывая в топки заранее и заботливо приготовленную угольную пыль и передавая для Небогатова информацию, зашифрованную точками и тире морзянки. Устраивать артиллерийскую канонаду командир запретил, пообещав дать практику расчётам при утоплении вражеских судов, которые непременно попадутся на пути, ведь крейсерство «Урала» обещало затянуться…

Не обнаружив погони Семёнов повернул крейсер на север и, описав петлю, к 10 часам утра 20 мая снова вышел в точку недавнего сожжения рыбацких лодок, где вновь дал команду радисту начать передачу.

Примерно через час из залива Анива показались дымы, а затем и силуэты трёх японских миноносцев, которые начали заранее рассредоточиваться, чтобы атаковать огромный и слабо вооружённый вспомогательный крейсер с двух сторон.

– Стыдоба, от древних миноносок бегать придётся, – Владимир Иванович был человеком воспитанным, но сейчас ему хотелось изругать самыми последними словами умников, вооруживших «Урал» всего лишь парой 120-миллитметровых орудий и дюжиной малокалиберок, – да здесь десяток шестидюймовок можно воткнуть и не заметить, а сейчас побежим, как слон от мосек, уповая лишь на свежую погоду и скорость…

По команде командира крейсер начал отрыв от вражеских миноносцев дав сразу предельные (ну, почти предельные) 19 узлов. Волнение на море и довольно таки умелые действия расчёта кормового орудия, у которого собрались помимо Семёнова, почти все «свободные» офицеры «Урала» показали японским морякам, что так просто подобраться к махине бывшего лайнера не удастся. Тем более гонка в океане, на волне не сулила скорого сближения, а кормовая 120-миллиметровка, с «офицерским расчётом», стрельбой которой руководил целый капитан второго ранга, давала опасные и близкие накрытия.

Поизображав преследование около часа японцы отвернули…

Русский крейсер, после расставания с противником ещё час двигался на восток, а затем взял курс на север. Семёнову надо было точно знать, – удался прорыв Небогатова или нет. То, что в погоню за «Уралом» не были отправлены крейсера, было плохим знаком.

Значит пролив Лаперуза перекрывался только парой дивизионов устаревших миноносцев, а основные силы японского флота по прежнему сторожили Цусиму.

Впрочем, крейсера могли и увязаться ночью за «Изумрудом». За Ферзена и его корабль Семёнов почему то не переживал, тем более радиосообщений от быстроходного «камешка» так и не было. Следовательно, на «Изумруде» хранили режим молчания, пока была надежда проскочить незамеченными.

Чёрт! Слишком много «если бы» и «следовательно». Нужна информация, должны же остаться в живых хоть кто-то из русского гарнизона, не всех же убили или взяли в плен в Корсакове!

Семёнов, убедившись, что преследователи отстали, приказал идти на север, не удаляясь более чем на пару миль от восточного побережья Сахалина и внимательно осматривать берег каторжного острова.

Капитан второго ранга знал, что с 1904 года в Корсаковском посту была оставлена команда с «Новика» при батарее орудий, снятых с полузатопленного лёгкого крейсера, убежавшего из Порт-Артура, но до Владивостока кружным путём так и не дошедшего. А значит – были там и офицеры. Что должен сделать грамотный морской офицер, ожидающий прихода русской эскадры, но подвергшийся внезапному нападению противника? Он обязан изыскать возможность подать сигнал своим, дать знак опасности! Так наставлял Семёнов молодых офицеров «Урала», выставив их в помощь сигнальщикам, по левому борту и призывая быть зорче и внимательней.

– Три сигнальных костра по левому борту, направление на мыс Великан, – крик молоденького прапорщика, отвлёк командира крейсера от прокладки курса до устья Амура…

– Ход три узла, глядеть в оба, нам подвиг «Богатыря» повторять никак нельзя. Курс на дымы, боевая тревога, расчёты к орудиям, – Семёнов предпочитал перестраховаться, хотя и не верил в то, что пехота противника заняла Сахалин. Пока у России есть флот, пока идёт война в Маньчжурии, микадо поостережётся от крупных десантов на российскую землю. Но всё же, всё же…

– Семафорят, ваше высокоблагородие, – к кавторангу подбежал старшина сигнальщиков.

– Наши, флотские, с «Новика»!

На командира с благоговейным трепетом смотрели матросы и с нескрываемым уважением офицеры. После захвата «Ольдгамии», «предсказанного» Семёновым, давшим наиподробнейшую инструкцию досмотровой партии: как искать военный груз, обычно тщательно упрятываемый, где промышляющие военной контрабандой капитаны хранят документы – авторитет нового командира «Урала» взлетел до невиданных высот. А Владимир Иванович далее только повышал уважение к себе и своим познаниям в военно-морском деле. Вот и сейчас – сказал, что должны объявиться моряки с «Новика» – а они тут как тут!

На старой «на живую» законопаченной лодке на крейсер прибыл усталый, но по-флотски щеголеватый офицер с левой рукой на перевязи.

– Мичман Максимов, – представился он, – командир батареи крейсера «Новик». Ждали вас, третьи сутки как в Корсакове хозяйничают японцы, мы отошли на побережье, подаём сигналы. Радиостанции нет, к сожалению, приходится мудрить с кострами…

Семёнов упреждая вопросы офицеров крейсера, повёл мичмана в свою каюту.

– Что известно об адмирале Небогатове, Александр Прокофьевич?

– Прошёл Цусимой Николай Иванович: пять броненосцев, шесть крейсеров, восемь миноносцев во Владивостоке!

– Минус миноносец, вполне терпимо, огромный успех! – Семёнов ещё на палубе, по репликам новиковских матросов, прибывших с Максимовым, понял, – ПОЛУЧИЛОСЬ! Но кавторангу хотелось знать подробности, хотя откуда мичман, законопаченный волею начальства на каторжанский Сахалин, может досконально изложить ход прорыва.

– Точно не знаю, господин капитан второго ранга, – Максимов болезненно скривился, – чёрт, отдаёт в плечо, здоровенный осколок ребята вытащили. Но было передано – прошли Цусиму без потерь, счастливо избегнув встречи с неприятелем.

– Когда это произошло?

– Да в обед 18 мая, пришли известия о прорыве Небогатова и инструкции нам, по встрече второй части эскадры, идущей Лаперузовым проливом. А через пару часов в залив вошла эскадра Камимуры и как на учениях раскатала нашу батарею и все укрепления, которые были устроены. Били чётко, знали куда стрелять. Удивительно как раньше нас не раздолбали, чего японцы ждали? Мы только три выстрела в ответ успели сделать и всё. Сравняли с землёй батарею крейсера «Новик». Семь человек погибли, двенадцать ранены. Столько времени готовились и всё напрасно…

– И японцы готовились, Александр Прокофьевич. Судя по всему, зевнув при Цусиме, узкоглазые подданные микадо плотно перекрыли и Сангарский и Лаперузов проливы. У адмирала Того выбора нет – уничтожить отряд Клапье де Колонга, либо вспороть себе живот по древнему самурайскому обычаю…

– Эскадру ведёт Клапье де Колонг? – Максимова сей факт невероятно поразил.

– А чему вы удивляетесь, господин мичман, огромная нехватка адмиралов в воющем российском флоте, да и Дмитрий Густавович Фёлькерзам на госпитальном «Орле» последние деньки доживает…

– Господин капитан второго ранга, Владимир Иванович! Прошу – примите на «Урал» меня и всех новиковцев, за исключением раненых, конечно. Не смотрите на мою руку, орудием я командовать вполне смогу!

– Александр Прокофьевич, пару десятков ваших орлов, я с удовольствием взял бы на борт прямо сейчас, да и вас, как опытного, боевого офицера, невзирая на ранение. Общеизвестно, у моряков раны быстрее в море затягиваются. Но дело вот в чём. Вы сейчас на суше нужнее. Оставайтесь здесь, оборудуйте наблюдательный пост. Новиковцы уже огромное дело для флота совершили, дав столь нужную информацию идущей на прорыв эскадре. Я думал, до Николаевска на Амуре сбегать придётся, а теперь сразу к Клапье де Колонгу поспешу. Но пока расскажите по возможности более подробно, какими силами противник блокирует пролив, какие суда участвовали в обстреле Корсакова, какие высаживались десанты – моряки с кораблей, или же пехотные части…

– Были четыре броненосных крейсера, уничтожившие батареи, это, как я думаю, «Идзумо», «Якумо», «Ивате» и «Асама». Потом они ушли, появились миноносцы, «Акаси», «Нанива», и чёртова «Цусима». С миноносцев высаживались десантные партии, а орудия крейсеров подавляли сопротивление нашей пехоты. Вглубь острова японцы не удалялись, сначала хотели поджечь уголь, но делать этого не стали, только взяли угольный склад под охрану.

– Испугались задымить все окрестности, нас насторожить, – понимающе усмехнулся Семёнов.

– Да, я тоже так подумал и, поставив в известность сухопутное начальство, передал на их попечение раненых и двинулся на побережье, решил сигнальными кострами предупредить эскадру. Полковник Арцишевский телеграмму о необходимости содействия флоту читал, с его стороны возражений не последовало. Тем более орудия наши разбиты. А пользы от моряков на суше немного…

– Не наговаривайте на себя, Александр Прокофьевич, связь с эскадрой вы обеспечили, решали и поступали как зрелый и ответственный офицер, думаю, недолго задержитесь в чинах мичманских. Ждите нас в этом же месте, через несколько дней заберём всю вашу новиковскую братию. Мне боевые друзья порт-артуровцы во как нужны!

Семёнов рассмеялся и проводил мичмана к лодке.

– Ну, ребята, – обратился кавторанг к четырём матросам с героического крейсера, – вас я следующим рейсом отсюда заберу. А пока доставьте мичмана на берег в-о-о-о-н на той шлюпке. На ваш плавучий хлам смотреть страшно. Боцман, распорядись, да не жадничай, она к нам через несколько дней вернётся, с лучшими в мире моряками!

Пока матросы с «Урала» весело матерясь спускали шлюпку, Семёнов благодарил высшие силы за невероятную удачу. Встретить в каторжном краю толкового морского офицера, давшего пусть неполную, но стратегически важную информацию дорогого стоило. Теперь нет необходимости рвать машины крейсера, обходя Сахалин, чтобы узнать о делах Небогатова. Ай да Николай Иванович! Везение конечно, невероятнейшее везение, однако и точный расчёт и создание всех условий, чтобы так сказочно повезло. Главное, как можно скорее вернуться к Клапье де Колонгу, чтобы взбодрить Константина Константиновича, да и остальных порадовать.

И конечно же, уберечь от попытки идти Лаперузовым проливом. Нет, теперь, после фантастического прорыва Небогатова японские адмиралы перекрыли Лаперуз намертво, две ближайшие недели – так точно соваться сюда категорически не рекомендуется. Что ж, такой вариант обговаривался с Небогатовым, а значит – пойдём промерять устье Амура. Того за Клапье де Колонгом долго гоняться не будет – пять современных русских броненосцев, с опорой на базу могут натворить немало дел. Противнику надо отныне держать в уме даже возможный русский десант на японские острова. После такого нахального и блистательного прохождения Цусимы от Небогатова в Токио будут ждать любой, самой невероятной каверзы. И Николай Иванович ещё покажет сынам страны Ямато. У контр-адмирала вдобавок к броненосцам два таких рейдера как «Громобой» и «Россия», что им стоит побережье Японии прошерстить, да ещё с «Олегом» и «Жемчугом» за компанию. А если ещё и «Изумруд» прорвался…

Тут слегка замечтавшегося капитана второго ранга, вернула к действительности процедура прощания с мичманом Максимовым, переживающим, что клятые япошки могут подорвать его «Новик».

Пока новиковцы слаженно, красиво шли на вёслах к берегу, «Урал» брал курс на пролив Фриза, на соединение с отрядом Константина Константиновича Клапье де Колонга, волею судеб и газетчиков прославившегося на весь мир как «бесприютный адмирал», в отличии от «хитроумного адмирала» Небогатова.

Но ни Клапье де Колонг, ни спешащий ему навстречу Семёнов о такой внезапной и всемирной «адмиральской славе» скромного каперанга, «потерявшегося» на просторах Тихого океана, ничего не знали.

А «Изумруд» прорвался. Легко, даже играючи, вызвав непонятную досаду у Василия Николаевича Ферзена, который ждал от себя, от команды и от крейсера, (втайне почитаемого кавторангом за живое существо) каких-то невероятных, героических преодолений, страданий и подвигов. Но ночью крейсер двенадцатиузловым ходом, прижимаясь к острову Хоккайдо, свободно прошёл Лаперузовым проливом, наблюдая японские крейсера и миноносцы, ведущие оживлённые переговоры как по радио, так и при помощи сигнальных фонарей.

Почему то японцы на «Изумруд» обратили внимание только тогда, когда крейсер, проходя в пяти милях от Вакканая начал набирать ход. У Ферзена сложилось стойкое впечатление, что не сдай у него нервы, не прикажи он дать самый полный – так бы и шёл бы незамеченным до самого Владивостока на экономическом.

Судя по всему, основные силы блокирующей пролив эскадры отстаивались ночной порой в гавани и за русским крейсером с получасовым опозданием устремились только четыре тени.

Через час погони, с рассветом они «оформились» в «Цусиму» и три эскадренных миноносца. Однако «Цусима» несмотря на «молодость» понемногу отставала от «скорохода-камешка», а миноносцы без поддержки старшего собрата связываться с улучшенным вариантом «Новика» не посчитали разумным.

Ферзен не снижая скорости вёл «Изумруд» во Владивосток, понемногу прижимаясь к столь теперь близкому и желанному берегу Российской империи, пока радист крейсера, не получил ответную депешу от вице-адмирала Небогатова, ухватившего вторую, но самую нужную часть послания с радиостанции «Урала» и поспешившего навстречу.

У залива Ольга «Жемчуг», высланный адмиралом вперёд встретил «одноклассника» и два изящных лёгких крейсера радуя глаз тысяч моряков с «России», «Громобоя», «Олега» и «Риона» повели отряд во Владивосток. Небогатов, полагая, что его выход не остался незамеченным неприятелем, и уже сыграл свою роль, вынудив Того и Камимуру отреагировать, стронуть броненосные корабли с бочек, счёл задачу выполненной, тем более был осуществлён прорыв «Изумруда», вымпелов в эскадре прибыло и первый выход в новом звании был более чем успешен.

Небогатов выматерился, вспоминая, как провёл почти двое суток на телеграфе, получая вперемешку высочайшие поздравления и указания-нотации. Похоже, царь, генерал-адмирал и все прочие не знали, что делать с новоявленным героем. Да и героем ли? С одной стороны, – достоин адмирал награды, с другой – половина эскадры всё ещё в океане. Всё же Николая Ивановича, с натугой (даже в ленте телеграфных сообщений эта натужность и неловкость ощущалась) но поздравили вице-адмиралом и кавалером Ордена Святого Георгия четвёртой степени. Также Небогатов становился младшим флагманом Тихоокеанского флота, но ему настоятельно рекомендовали к приезду командующего Бирилёва собрать во Владивостоке все вымпелы Второй Тихоокеанской эскадры.

Да, легко выдавать мудрые советы по телеграфу, а что делать, если из пяти броненосцев только три более-менее на ходу? «Бородино» угодил в ремонт минимум на месяц, у «Осляби» тоже всё «полетело», чудом дошёл броненосный красавец до порта назначения через три океана, чтобы надолго встать к стенке, ибо в док попасть нереально. Придётся сделать из «Осляби» и «Бородино» что-то вроде «отряда береговой обороны залива Петра Великого», присоединив к ним ветерана «Донского».

К приезду Бирилёва собрать все вымпелы во Владивостоке?! Как же, побежали исполнять. Наоборот, три-четыре эскадренных миноносца надо перекинуть в Николаевск на Амуре, коль там будет базироваться «ветеранская эскадра». Чёрт побери, снова повторяется ситуация с двумя портами, только вот до Николаевска на Амуре Клапье де Колонгу надо ещё дойти. Но Семёнов опытнейший офицер, должен у сахалинцев узнать о делах владивостокских и правильно сориентировать нерешительного Константина Константиновича. А мы пока тройкой броненосцев пощекочем нервы Того. Выйти в сопровождении «России», «Олега», «Громобоя», «Авроры» и «камешков», сымитировать движение на север, а самим провести демонстрацию у западного входа в Сангарский пролив…

А «Риону» нечего делать в Японском море, разве что в быстроходный угольщик переделать – стократ пользы больше. Но не дадут уменьшить флот на целую «боевую единицу», пусть даже и состоящую из парохода, надо перегонять вспомогательный крейсер на восточное побережье японских островов. Но как?

Ладно, хватит, разнылся. В океане, когда впереди Цусима маячила, куда хуже было. Ничего, справились, прорвались. Теперь вот осталось ещё Константина Константиновича довести до «земли обетованной», пусть даже и будет это Татарский пролив. Вице-адмирал стоя на мостике наблюдал за офицерами «Олега», оживлённо спорящими. Молодёжь сравнивала «Жемчуг» и «Изумруд», выбирая из двух «родных братьев» наибыстрейшего и наикрасивейшего…