Книга: Злоба
Назад: Глава 22. Новые пути
Дальше: Глава 24. Подготовка

Глава 23. Преодоление

— Эрик?
Я сидел у входа в жилой блок, не желая заходить внутрь. Устал от ощущения общей апатии, а здесь света больше и хоть какое-то движение. Группы подростков, как рабов страха, так и злости, сновали то в одну сторону, то в другую. Встречались и взрослые, идущие по своим делам. Хмурые, усталые, ни одного радостного лица.
— Да? — повернулся я к Майки.
— Хотел поговорить. Можно? — посмотрел он на место рядом со мной.
— Конечно.
Майки — второй вежливый человек в этом городе. Сразу говорить он не стал. Помолчал, помялся, постукивая пальцами по коленям... Сидели мы прямо на полу, кресел и скамеек здесь нет.
— Как ты держишься? — наконец задал он вопрос.
Благодаря магического интерфейсу, который моя мама, темный маг, установила за день до своей смерти.
— Ты про что? — уточнил я, не зная, что сказать и думая, что ещё пару месяцев и научусь врать.
— Как ты не погружаешься в апатию? Над тобой издеваются, но держишься ты лучше остальных. Да и помогаешь многим... Работаешь тогда, когда другие сдаются.
— Мне кажется люди сдаются не из-за усталости. Точнее не только из-за неё. А из-за апатии, неверия в себя и в то, что может стать лучше.
— А может? — оживился парень.
— Я не знаю.
— Но ты действуешь, не смотря ни на что?
— Говоришь так, будто я делаю что-то выдающееся, — улыбка наползла на лицо от этой шутки.
— Разве нет? — удивился парень, — Наверное, у тебя талант, иммунитет к злобе. Ты сильнее, чем другие, — заявил он уверенно, чем удивил.
— Не придумывай, — ответил я слегка напряженно.
Залог выживания — оставаться незаметным. Но даже если наивный парень Майки обращает на меня внимание, этот пункт опрометчивым образом нарушается...
— Говорю то, что вижу, — обиделся парень. — Может дашь совет, как держаться?
— Придумай себе смысл. То, ради чего живешь. То, ради чего тяжело трудишься. У тебя есть цель?
— Нет... — голос прозвучал растерянно.
— А чего бы ты хотел?
— Вернуться к семье.
— Так вернись. Зачем тебе этот город?
— Не могу.
— Почему?
— Моя семья мертва, — голос прозвучал совсем глухо, — Племя отдало меня, потому что я им не нужен. Некуда возвращаться. Я как Карл.
— Тогда тебе нужна другая цель, — ответил я, чувствуя, как задрожал голос.
— Например? — парень вроде интересовался, но скорее вопреки апатии, чем благодаря тому внутреннему огню, что должен толкать его жить.
— Не знаю. Выбраться отсюда. Заработать денег. Устроиться на нормальную работу. Жить лучше, в конце концов.
— У меня не получится, — обреченно прошептал он.
— Почему? — повернулся я к нему и уставился на эту опущенную макушку. В полумраке он выглядел, как бледная тень от человека.
Что это за мир такой, что за место и что за город, если здесь люди теряют себя?
— Ну... — не нашелся он с ответом.
— Поэтому ты и в апатии, — неожиданно из меня вырвалось раздражение, — Жалеешь себя, не ищешь свой смысл. Некуда возвращаться, так придумай себе другую цель. Каждый день тяжел? Так радуйся этой тяжести, потому что она закаляет тебя.
Слова прозвучали, как пощечина. Майки дернулся, сжался ещё больше. Но потом распрямился, посмотрел прямо, куда-то вдаль... А я испугался, что обошелся с ним слишком резко. Да и правильны ли мои слова? И кому я говорил, ему или себе?
Если некуда возвращаться, если у тебя нет дома, так создай это место. Найди его в мире. Если нет причин жить, то создай их. Найди свой смысл.
Какой смысл у меня?
Выжить, продержаться, стать сильнее, устроиться в мире, а там посмотрим. Смыслы простые, но это лучше, чем ничего. Глобальные планы у меня тоже найдутся. Я обязан продолжить род и передать наследие родителей. Быть может именно в этом была цель матери? Придумать систему, что поможет развиваться магам? Над эти тоже стоит подумать.
Дальше разговор не задался. Я посидел ещё немного. Майки не шевелился. Через полчаса или час, я встал и ушел, отправился спать. Завтра будет ещё один тяжелый день, который надо пережить.
***
Благодаря Рику я научился падать. Главное заранее увидеть, что он хочет сделать, приготовиться и... Сгруппироваться и минимизировать последствия.
Но сейчас полетел не я. Рик насколько разошелся от того, что я продолжал смотреть на него с вызовом, что толкнул... Майки. Мы находились в шахтах, опять таскали бесконечную руду, для неизвестно каких целей. Видимо что-то случилось, потому что с нами здесь было несколько групп и ещё рабов злости нагнали. Рик прихватил с собой десяток друзей, чтобы заняться нашим отрядом.
Стоит ли говорить, что больше всего «внимания» получал именно я? Мне нельзя уйти и ответить им. Им нельзя убить или покалечить меня. Точнее можно, но за это будет штраф. Вот такая своеобразная игра, где я должен молчать, а они могут кричать на меня, оскорблять, толкать и бить. Главное — не покалечить и не шибко мешать рабочим процесса. А то один шахтер уже накричал на рабов злости, когда заметил, что те больше мешают, чем помогают.
После этого, стоило мужику уйти, Майки и попал под раздачу. Я возвращался с пустыми ведрами, когда это произошло. Парня только что нагрузили, Рик шагнул ему навстречу и... Майки бы легко увернулся, если бы не два тяжелых ведра, духота и усталость. Мы тут несколько часов, под постоянным физическим и психологическим давлением. Парень не успел среагировать и Рик, шагнув навстречу, врезался в него плечом.
Майки полетел назад, не отпустив ведра. Это и стало ошибкой. Упал на камни, он сам себя этими ведрами и приложил, закричав от боли.
Сразу стало понятно, что без последствий не обошлось. Не кричат так люди, просто упав. Я бросил ведра и подбежал к парню. Тот плакал и баюкал руку.
— Что с тобой?
— Кисть! Болит! — стонал он, захлебываясь слезами и болью.
— Что тут происходит? — подбежал старший.
— Рик толкнул его, — бросил я злой взгляд на ублюдка.
И опять эта связка. Проблеск страха, вины и... Злоба поглощает это, разжигает в нем агрессию.
— Ну уж нет! — заорал Рик, — Этот недоумок сам напоролся на меня! Надо смотреть, куда идешь, урод!
Группа собралась вокруг. Нас двадцать человек, а их десяток. Рабы злости не работают. Они — надсмотрщики. Но набросься мы сейчас все вместе на Рика — ему мало не покажется. Да хотя бы возмутиться, обвинить его и тогда эту сволочь оштрафуют! Но нет... Вижу по лицам, что ничего не будет.
Мнется старший, поглядывая то на меня, то на Рика. Мнутся остальные, молча наблюдая и фоня липким страхом. Рик это видит и усмехается всё больше. С каждой секундой отряд теряет капли веры в себя, а этот урод наоборот, чувствует превосходство.
— Ты сам напал на него! — поднимаюсь и указываю пальцем на Рика, — Все мы свидетели! Ты толкнул его, когда он работал!
— Заткнись! — Рик отреагировал мгновенно, ударив меня в челюсть.
Я падаю прямо на старшего и Майки. Тот кричит ещё больше: я задел его руку. Тихо ругается Арчи. Когда он пытается подняться, то шепчет мне зло, чтобы я заткнулся и не высовывался.
— Что тут происходит? — в шахте гулом разносится ещё более злой голос. — Рик, какого хера работы прекратились? Наведи порядок, пока я вас не оштрафовал! Сукины дети, чтоб вас!
После этих слов Рик начинает орать на всех, пинками заставляя работать. Арчи... Он помогает ему. Не бьет, но тоже покрикивает, заставляет людей отмереть и продолжить трудиться.
— И ты тоже работай! Тебе ещё надо за Майки отработать, если хочешь, чтобы ему досталась еда! — шипит мне старший.
В его голосе столько ненависти, что я замираю, как громом пораженный. Почему так? Что за несправедливость! Ловлю взгляд Рика. Он торжествует. Сделал гадость и оказался безнаказанным.
Старший уводит Майки. Я знаю, что ему помогут, зафиксируют руку, выдадут мазь и бинты... И повесят долг на парня, за который придется расплачиваться.
Никогда ещё я не чувствовал себя так погано. Во мне рождается гнев. Это несправедливо! Почему одни уроды не работают, издеваясь над другими?! Почему у них прав больше, чем у нас?! Почему все молчат, когда надо бороться за свои права?!
Я знаю ответы на вопросы. Не хочу их признавать, но знаю. Люди боятся. Они давно перестали верить, что их ждет что-то хорошее. Они просто хотят, чтобы ещё один бессмысленный день их жизни закончился. Большего они ничего не желают. Им не нужны конфликты, поэтому они застряли среди рабов страха. Страх и апатия — вот их удел. Ни капли самоуважения, ни капли веры в себя, ни капли веры в светлое будущее. Даже старший... Он не уставший... Он так плохо выглядит, потому что давно сдался, но продолжает тянуть лямку.
По щекам текут слезы. Я чувствую вину за то, что пострадал Майки. Я чувствую гнев за несправедливость. Я чувствую обиду за то, что мир так обходится с нами. И я чувствую жгучую ненависть в сторону Рика, искренне желая, чтобы он умер.
Прячу лицо, тайно вытираю слезы, заставляю прекратить себя плакать. Враг не должен видеть моей слабости.
Если остальные сдались, то я — нет.
***
На следующий день выпадает относительно легкая работа. Мы весь день драим очередной склад, выносим хлам. Майки остался в жилом блоке, его рука опухла и он не способен работать. Старший выдает ему один паёк, но второй не даст.. Бонусы мы сегодня тоже не получили, как бы я не выкладывался. Сама работа не предполагала, что можно переработать.
Свой второй паёк отдаю Майки. Тот отказывается, я настаиваю, в итоге разделяем поровну. Чувство голода мучает меня, но я затыкаю его и иду спать. Раз уж силы остались, надо заняться практикой.
Через три дня старший не выдерживает, вытаскивает меня на разговор. Смотрю на него одним глазом, второй заплыл. Моё тело покрывают синяки и ссадины. Сегодня Рик поймал и развлекся по-полной, не забыв позвать друзей. Я чувствовал, что если до этого они действовали неохотно, не особо желая играть в его игры, то сегодня вошли во вкус. Их точно так же бесит моё сопротивление.
— Зачем ты это делаешь? — старший настолько раздражен, что прижал меня к стене.
— Что именно?
— Сопротивляешься! Чем больше ты бунтуешь, тем сильнее это заводит Рика! Майк из-за этого пострадал! Другим тоже достается! А сам ты? Видел бы ты себя, — зло цедит он слова.
— Почему? — во мне поднимается волна гнева. Слишком легко она приходит и я отталкиваю старшего.
Тот смотрит неверяще, до него с запозданием доходит, что он первым начал агрессию. Или не доходит и он просто в шоке, что я его оттолкнул.
— Может потому что я в отличие от тебя не сдался? — из меня так и брызжет яд и холод. Увидь я себя тогда со стороны, никогда бы не поверил, — Ради чего вы создавали отряд, а? Напомнишь? Чтобы не терпеть издевательств? Так почему вы их терпите?! Почему ты не обвинил Рика, когда Майки из-за него пострадал?! Это он виноват, а не я!
— Да что ты понимаешь... — он пытается возмущаться, но в нем нет сил, голос звучит слабо, едва слышно, — Если бы я обвинил Рика, нам бы пришлось в десяток раз хуже!
— Хуже — это как? Рик чувствует безнаказанность, он упивается ею! То, что ты и остальные промолчали лишь развязывает ему руки!
— Ты... — качает он головой, смотря на меня, будто я его предал, — Не понимаешь... За Риком стоит Цер. Если мы привлечем его внимание, всё станет в сотню раз хуже! Ты хочешь, чтобы весь отряд погиб?! Из-за твоего упрямства? Что тебе мешает склонить голову и не бунтовать?!
Я молчу. В горле застревает ком обиды. Что мешает?! Если я прогнусь, то потеряю себя. Зачем так жить, если ты должен подчиняться подонкам?
— Потому что так жить — неправильно. Ты предал свои идеалы. Ты предал своего друга, с которым уходили, чтобы жить лучше. Поэтому ты не поймешь.
Старший не выдерживает. Он замахивается, сжимает кулак, но... Ему не хватает решимости ударить меня. В ответ я смеюсь. Это так глупо и печально... Арчи давно потерял себя, он не может ударить, не может защитить никого. Ни себя, ни отряд.
Он смотрит мне в глаза и понимает, что я о нём думаю. Его кулак опускается, как и плечи, взгляд потухает. Парень молча разворачивается и уходит. Я стою рядом со стеной, чувствуя, как сильно бьется сердце.
Что я делаю? Куда иду? Ради чего боюсь?
Когда возвращаюсь, то чувствую отчуждение. На меня смотрят все. Запоздало понимаю, что наш разговор слышали. Говорили то рядом с проходом... Кто я для этих людей? Новичок, из-за которого их жизнь стала хуже. От этого ощущения тошно вдвойне. Чувствую одиночество, как никогда.
Но я не сдамся. Ни за что. Уж лучше смерть.
***
— Ты злишься? Обижен? — Карл присел рядом на следующий вечер.
С недавних пор у меня завелась привычка сидеть рядом со входом. Чем меньше нахожусь в жилом отсеке, тем лучше. Здесь лучше воздух, да и атмосфера не такая гнетущая. День прошел, как обычно. Удивительно, насколько можно привыкнуть к любым условиям, даже к чужим издевательствам.
— Ты про что? — повернулся я к мужчине
Садился он аккуратно. У Карла отсутствовала ступня. Её заменял металлический протез, непонятно, насколько длинный. Выше ступни шла штанина, которая и прятала подробности увечья.
— Вчера вся группа слышала, как вы ругались с Арчи.
— И это значит, что я злюсь? — постарался улыбнуться Карлу, но тот не повелся и смотрел чуть грустно, устало и равнодушно.
— Не знаю. Пришел спросить.
— Зачем? — заинтересовался я.
Я привык, что никто не хочет общаться. Разговоры в царстве апатии почти также редки, как солнечный свет.
— Ты часть отряда, — ответил буднично Карл, чем озадачил и удивил меня.
— Но разве отряд не страдает из-за меня? Разве я для вас всех не проблема?
— Проблема, — кивнул мужчина, от чего подступило чувство удушья и тошноты.
Я и правда проблема. Фактор, усложняющий всем жизнь.
— Я давно здесь, — вздохнул Карл, — Восемь проклятых лет, а может и больше. Если честно, то когда я говорю восемь, то это слова наугад. Понимаешь? В этом месте время течет по своим законам.
Ох как я его понимаю. Если бы специально не считал, то и сам бы давно потерялся, сколько тут нахожусь.
— Знаешь, это были на удивление бестолковые года, сколько бы их не было, — продолжил Карл.
Я не понимал, что он хочет сказать, но слушал внимательно. В месте, где все молчат, обычный разговор — ценность сама по себе.
— Я привык. Понимаешь? Привык к этому дерьму. Одна и та же бессмысленная жизнь, раз за разом. Я видел и издевательства, и травлю, и как новички убивали себя, и как они на других нападали. Всякое бывало. Это место, где люди теряют надежду, веру на что-то хорошее.
— Что ты хочешь сказать? — не удержался я. От его сентиментальности и грусти в голосе стало как-то неловко.
— То, что ты делаешь — не плохо. — заявил он, чем озадачил меня ещё больше, — Хорошо, когда кто-то даёт отпор ублюдкам. Правда, делаешь ты это отстойно, — смех у Карла, как у висельника, — Жаль, что нельзя дать лопатой по голове этому Рику и столкнуть его в канаву.
Да, я думал об этом. Но вслух сказал совсем другое.
— Это у тебя агрессия?
Агрессия это табу. Даже старший, когда я задел его, причинил боль словами, испугался и не смог меня ударить. Да и сам я не лучше. Стоит себе признаться, что мало того, что я не умею драться, я ещё боюсь стать таким, как Рик. Рабом злости. Тупым существом, которое постоянно ищет, куда слить агрессию.
— Тебя это удивляет? — спросил Карл, — Я тебе так скажу. В каждом человеке есть злость и ненависть. На мир, на судьбу, на тех, кто рядом, на тех, кто причиняет страдания.
— Я больше замечаю апатию и страх, чем агрессию.
— Они спрятаны. И это плохо.
— Чем?
Ответы мне известны но почему-то кажется, что Карл скажет что-то другое.
— Лабиринтом. Он совсем скоро. Я не знаю, когда точно, каждый раз — неожиданно.
— Я уже не в первый раз слышу про лабиринт. Что это такое?
— То, что выворачивает людей.
— От твоих слов понятнее не стало, — хмыкнул я.
— Это... — его руки задрожали, — Я не могу объяснить. Там теряешь себя. Скрытая агрессия легко выходит наружу. Люди становятся зверями....
От Карла фонило страхом, стыдом и виной. Настолько сильной концентрацией, что и я испугался. Не за себя, а за него. При сильных эмоциях легко себя потерять или мутировать, превратиться в чудовище.
— Болтаете? — в проходе появился старший.
Выглядел он напряженным и хмурым, не знающим, что говорить, но явно желающим что-то сказать.
— Как видишь, — глянул на него Карл.
— Расскажи новичку, чего будет стоит его бунтарство.
— Он в этом не виноват, Арчи, ты знаешь. Быть может он единственный делает то, что надо.
— Ты знаешь цену этого, Карл. Расскажи.
— Хорошо... — обреченно опустил он голову, а у меня внутри появилось гадкое чувство и ожидание, что я сейчас услышу что-то плохое. — Лабиринт проходит раз в три месяца. Так говорят. Но на самом деле это как решит Цер. Бывает чаще, бывает реже.
— Зависит от того, как много людей набралось, — вставил Арчи.
— Ага... — задумчиво отозвался Карл, — Ещё Цер решает, все пойдут или только новички и добровольцы. Если ты уже бывал в лабиринте, то есть шанс отказаться, но... Зависит не от тебя.
— Добровольцы? То есть в лабиринт хотят и сами попасть? — удивился я.
От слова лабиринт отдавало какой-то гнилью, поэтому я не думал, что есть добровольцы.
— Конечно, — сказал Арчи, — Хватает тех, кто хочет возвыситься.
Последнее слово прозвучало, как оскорбление.
— Что плохого в возвышение?
— Ты... не понимаешь, — тяжко вздохнул Карл, — В прошлый раз Цер заставил идти всех. В нашей группе тогда было тридцать человек. Осталось пятнадцать.
— Половина прошла дальше?
— Половина погибло, — сказал Арчи, роняя на меня погребальную плиту.
— И это нормально?! Всех посылаются... на смерть?!
— Тебе уже сказали, новичок, — холодно ответил Арчи, — Ты многого не понимаешь, но считаешь себя крутым, думаешь, что у тебя есть право идти против всех.
— Арчи, не вини его, — покачал головой Карл, — Но доля правды есть. Ты, Эрик, не знаешь, что тут к чему.
— Дело в том, — с каким-то злорадством произнес старший, — Что много рабов страха никому не нужно. Ты и сам видел, что не всегда есть работа. Поэтому когда часть умирает, то остальные облегченно выдыхают. Это значит, что следующий месяц они смогут нормально питаться.
— Но сколько же сюда народу приходит и сколько гибнет, если... всё так? — я прибывал в легком шоке, совсем иначе взглянув на то, что здесь творится.
— Как я сказал ранее, не всегда отправляют всех, — ответил Карл, — Цер сам регулирует. Я здесь достаточно живу, чтобы заметить тенденции... Когда людей много, он отправляет всех. Когда мало — только новички и добровольцы. Есть мнение, что проще возвыситься, когда меньше народу.
— Паршиво то, что Цер и просто так отправить может. Например тот отряд, который его раздражает. Понимаешь?
— То есть, наш отряд? — понял я, к чему всё идет.
— Да. Мы в прошлый раз потеряли много людей и если бы не Икар, то...
— А он тут причем?
— Скажем так... Я неплохо с ним общаюсь, — уклончиво ответил Арчи, — И попросил привезти мне новичков. Чем меньше людей, тем меньше шансов получить работу. Понятно, почему это важно?
— Если нас всех снова загонят в лабиринт... — прошептал Карл.
— То многие снова погибнут, нас останется мало и... Отряд на этом прекратит существование. Выжившим придется разойтись по другим отрядам и ничего хорошего их там ждать не будет.
— Отказаться нельзя?
— Нет. Если будет нужно, тебя силой в лабиринт закинут, — ответил мрачно Арчи.
— Хм... А если пройти лабиринт, то что?
— Ты не понимаешь, что это такое, парень, — прошептал Карл, — Но если повезет, если хватит силы, чтобы возвыситься, то станешь рабом злости. Скажи, ты хочешь этого? Оно тебе надо?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Вот и лично мне не хочется иметь ничего общего с этими ублюдками.
Прозвучало это как угодно, но уж точно не гордо.
Назад: Глава 22. Новые пути
Дальше: Глава 24. Подготовка