ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Принцесса Комороса
В дверь опочивальни негромко постучали. Майя сидела у окна и глядела на внутренний двор, где царила обычная суматоха. Встав, она подошла к двери и открыла. За дверью, комкая в руках бархатный берет, стоял ее мажордом Николас Крид. Вид у него был виноватый.
— Что случилось, Николас? — встревожилась Майя. — Что-то с твоей женой? С детьми?
— Леди Майя, — удрученно выговорил Николас, — у меня дурные вести.
Майя разом побледнела.
— Матушка умерла?
— Нет! Клянусь кровью, нет!
Майя облегченно вздохнула.
На лестнице застучали сапоги.
— Так что за вести, Николас?
— Мне велено увезти вас, леди Майя. Вы больше не живете во дворце.
Ее сердце тревожно сжалось.
— Куда? — она сжала руку мажордома. — Меня посадят в башню Пент?
— Нет, что вы!
— У тебя мрачный вид, Николас. Это ведь еще не все вести, правда?
Он прикусил губу.
— За вами скоро придут. Я не могу ослушаться. Простите, леди Майя, я тут ни при чем. Ваш благородный отец назначил вас фрейлиной вашей сводной сестры, леди Мюрэ. — И с этими словами Николас угодливо поклонился.
Майя не верила своим ушам.
— Что? Николас, я не понимаю…
Он сглотнул и снова принялся мять в руках берет.
— Ваш отец подписал указ, в котором говорится, что дети леди Деорвин — его законные наследники. Леди Мюрэ объявлена принцессой Комороса. А вы… — он буквально выдавливал из себя эти слова, — вы теперь зоветесь леди Майя, дочь короля.
— И отец это подписал? — в отчаянии спросила Майя. — Значит, я… я теперь бастард?
Николас Крид жалобно кивнул.
— Меня послал управляющий королевского двора. Вам воспрещается носить придворные платья и тому подобные наряды. Вы должны сдать всю свою одежду, украшения, посуду, сокровища. Все это переходит к леди Мюрэ. Вы отправитесь в поместье Хэдфилд и будете ждать ее там.
У Майи подкосились ноги.
— Хэдфилд — это поместье родителей леди Деорвин!
— Да. С этого дня они — ваши господа. С этого дня указом вашего отца вам запрещается именовать себя принцессой даже на письме или упоминать этот титул иным образом. У страны есть лишь две принцессы — леди Мюрэ и леди Иолесия, и два принца — их братья.
Отряд уже поднялся по лестнице и строевым шагом направился к Майе.
— Кто эти люди? — резко спросила Майя.
— Они заберут ваши платья и одежду, чтобы вы не испортили добро. То, что на вас, вы тоже должны отдать.
— Что же мне надеть? — в ужасе спросила она.
— Одежду служанки, — печально сообщил Николас. — Мне так жаль, леди Майя. Я больше не ваш мажордом. Вы должны как можно скорее прибыть в Хэдфилд и занять подобающую вам отныне должность.
Ее глаза вспыхнули.
— Ты видел этот приказ, Николас? Своими глазами? Или распоряжение исходило от леди Деорвин?
— Я слышал, как сам король отдал этот приказ, — кивнул Николас и шагнул в сторону, потому что в комнату начали протискиваться солдаты. Они несли с собой деревянные сундуки и корзины. Покои Майи были невелики, и солдаты управились быстро. Окаменев, Майя смотрела, как они заталкивают в сундуки одежду и немногочисленные пожитки. У нее было такое чувство, словно солдаты крали ее память. Майя в ужасе прикрыла рот рукой. Комната была разграблена в считанные минуты.
Как мог отец так поступить с ней? Она давно его не видела — он то путешествовал, то выезжал на охоту, — что же заставило его наконец отречься от Майи как от законной дочери? Живот резануло болью, и Майе показалось, что ее стошнит прямо на тростник, которым был устелен пол.
Сундуки и корзины были закрыты, перетянуты ремнями и выволочены из комнаты. Следом вынесли подушки и покрывала с кистями. Майя осталась в пустой комнате. Одна лишь мысль крутилась в голове: надо узнать, по чьей воле все свершилось на самом деле. Был ли то и впрямь приказ отца или же коварный ход леди Деорвин. Неужели в отцовском сердце нет больше места для дочери?
— Помоги мне, Николас, — шепнула она.
— Что я могу, госпожа моя? — с болью в голосе ответил тот. — Я всего лишь слуга короля.
— Отнеси ему письмо от меня. Пожалуйста, Николас!
Он бессильно пожал плечами.
— Ничего из этого не выйдет, моя госпожа.
— Тогда скажи ему, что я прошу встречи. И умоляю о рассмотрении моего дела.
Николас помялся.
— Я попробую. Но ничего не обещаю. Простите меня, моя госпожа. Вы не заслуживаете… — его голос стих. Николас не осмелился закончить фразу.
Рядом вырос один из солдат и грубо приказал:
— И одежду тоже давайте. Нам велено забрать все до последней тряпки.
Майя посмотрела ему в глаза. Николас ее предупреждал, однако наглость приказа возмутила девушку.
— Вы что же, снимете его с меня силой?
— Надо будет, так и силой. У меня приказ от леди Шилтон. Вы должны явиться к ней в платье служанки. Давайте, снимайте.
— Нет, — возразила Майя. — Я — принцесса Комороса.
Николас болезненно скривился.
— Моя госпожа, вы же не будете оспаривать королевский приказ.
— Вы больше не принцесса, — ухмыльнулся грубиян. — Не отдадите по доброй воле…
Он протянул руку. Майя шарахнулась прочь.
— Дай мне переодеться, нахал! Убери руки!
Отзываясь на клокочущую в сердце ярость, кистрель на груди налился теплом. Надо было успокоиться. Усилием воли Майя смирила поднимающуюся внутри волну силы. Нельзя, чтобы глаза налились серебром: солдаты сразу все поймут. И если они сорвут с нее платье, то увидят висящий на шее кистрель и лепесток тени на груди. Тогда — смерть.
— Как хотите, — сухо отозвался грубиян.
— Позвольте же ей хотя бы уединиться! — потребовал Николас. — Или мы дикари? У кого платье на замену? Ах, вот оно. Давай сюда, ну же.
Николас вырвал у солдата из рук платье, серое с прозеленью. По воротнику и по краю рукава шел узор, но больше ничем оно украшено не было. Майя дико уставилась на тусклый бесформенный наряд. Леди Деорвин хотела, чтобы унижение было полным и окончательным. Девушка сжала зубы и решительно взяла платье.
— Выйдите, — твердо велела она. Солдаты попятились наружу и захлопнули за собой дверь. Майя прижалась к ней спиной и попыталась усмирить болезненные спазмы в животе. Чтобы не заплакать, девушка зарылась лицом в грубую ткань, приказывая себе сохранять спокойствие и невозмутимость. Платье пахло ничуть не лучше, чем выглядело — пылью и плесенью.
Понимая, что солдаты ждать не станут, Майя быстро сбросила платье. Не было даже зеркала — его уже унесли. Майя закрыла глаза и постаралась овладеть собой. В дверь громко постучали.
— Нам тянуть не велено! — это определенно был голос грубияна.
Майя натянула платье служанки. Оно не прикрывало ни щиколоток, ни запястий и было тесно в груди. До шнуровки на спине было не дотянуться. Однако медальон и темный лепесток были надежно скрыты. Майя открыла дверь.
— Помоги мне, Николас, — попросила она.
Крякнув, грубиян подобрал с пола сброшенное платье и сунул его под мышку.
Николас нахмурился, кивнул и неловкими пальцами, путаясь, взялся за шнурки. Майя горела от унижения, однако старалась сохранять спокойствие. Когда Николас закончил, она поблагодарила его.
В последний раз, в тоске, она окинула взглядом свою комнату; новый наряд был непривычен и тесен. В сопровождении Николаса она спустилась во внутренний двор, где ждал эскорт, чтобы увезти ее в Хэдфилд. Она узнала нового графа Форши, Корда Шальера. Старый граф был лишен титула и брошен в башню Пент со всеми своими сыновьями — всеми, кроме одного. Майя знала, за что новый граф получил титул. Он раболепно подчинился ее отцу и исполнял любые его приказы. От него сочувствия ждать не приходилось.
Новый граф Форши был крупным мужчиной с крючковатым носом и серыми, как сталь, волосами. Спрыгнув с седла, он окинул Майю равнодушным взглядом и улыбнулся.
— Вы готовы принести заверения в своем почтении принцессе Мюрэ, леди Майя? — свысока спросил он, и уголок его губ дрогнул в улыбке.
Майя выпрямилась и посмотрела ему в глаза. Взгляд ее разил как кинжал.
— В Коморосе есть лишь одна принцесса, и это я. Дочери леди Деорвин не имеют никаких прав на этот титул.
Как ни странно, этот ответ доставил графу удовольствие.
— Что ж, посмотрим, сколько вы еще будете упрямиться. Поглядим, поглядим.
* * *
Жизнь в Хэдфилде обернулась кошмаром.
Майя носила титул фрейлины, однако комнату ей выделили худшую во всем поместье: на чердаке, с треснувшим окном, сквозь которое проникал холодный ветер. Камина в комнате не было. Леди Шилтон отказалась выдать Майе наряд по размеру, и весь гардероб девушки составляло то самое короткое и тесное платье, которое ей швырнули, когда уводили из покоев. Очень скоро выяснилось, что леди Деорвин велела своей матери, леди Шилтон, унижать Майю при всяком удобном случае. Ни одна трапеза не обходилась без разговоров о том, что Майя — незаконная дочь; при всяком удобном и неудобном случае ей напоминали о том же. Она вынуждена была смотреть, как ее платья перешивают для Мюрэ, украшают их драгоценными камнями и кружевами. Новая принцесса всячески демонстрировала свое презрение к Майе и третировала ее, заставляя исполнять самую грязную, самую унизительную работу.
Холодная враждебность окружения сокрушила дух Майи. Девушка стала часто болеть, и в груди у нее поселился непреходящий кашель. Во всем поместье не было человека, который сочувствовал бы ей. Слуги сторонились ее и боялись помочь, опасаясь, что одно появление рядом с Майей навлечет на их головы шквал дополнительной работы.
Даже с безродными в аббатствах обращаются лучше, с горечью думала Майя. За трапезой хозяева дома были так грубы с ней, что Майя стала плотно есть за завтраком, после чего сказывалась больной и не выходила к обеду, прося лишь, чтобы ей на чердак принесли хлеба с молоком. Эта уловка выручала ее на протяжении нескольких недель, но потом о ней прослышала леди Деорвин, и Майю вновь вынудили есть вместе со всеми и подвергаться насмешкам и издевкам.
Впрочем, Майя не желала признавать своего печального положения. Она понимала, что все происходящее — это попытка вынудить оставшуюся в Муирвуде мать согласиться на развод. Майя была лишь средством в этой борьбе, и, как бы отец ее ни любил, он решил принести ее в жертву во имя собственных интересов. Это было низко, и мысли об этом причиняли Майе боль.
Произносить свой титул вслух Майя не осмеливалась, ибо за это леди Шилтон всякий раз отвешивала ей пощечину. Несколько хлестких ударов заставили Майю замолчать, однако признавать себя бастардом она все равно не желала, что бы там ни шипели вокруг.
Краем сознания Майя понимала, что это сон, что горькие дни в поместье леди Шилтон остались позади, но проснуться она не могла. Это было все равно что плыть на утлой лодчонке, увлекаемой медленным речным течением. Сон был как тюрьма, сон не выпускал ее из забытья, как бы она ни билась, и загонял обратно в кошмар тех дней под властью злобной леди Деорвин и ее дочерей.
Течение сна ускорилось, и Майя поняла, к чему идет дело: впереди был отцовский визит в Хэдфилд. От известия о предстоящем приезде отца у Майи счастливо закружилась голова. Отец увидит, как она страдает, сердце его смягчится, и он вновь призовет ее ко двору. Платье ее совсем изорвалось и было испятнано копотью. Никакого сменного наряда, пусть даже самого простого, ей не дали, и потому всякий раз после стирки, пока платье сохло, Майе приходилось заворачиваться в одеяло. Поэтому стирать приходилось по ночам, после того, как слуги лягут спать и не увидят, как Майя высушивает платье, призвав на помощь огненный яр-камень. О, всего одна встреча, и отец прекратит эту жестокую пытку, истинной мишенью которой была его настоящая жена — мать Майи.
Гости прибыли. Майя нашла окно и с едва сдерживаемым ликованием наблюдала за происходящим. Впрочем, ее почти сразу же поймал старший над прислугой и велел убираться на чердак. Дверь чердачной комнаты заперли, и выйти Майя не могла. Она колотила в дверь, пока не разбила руки в кровь — ей не дали даже приблизиться к отцу! Потом она ходила по комнате, слушая эхо собственных шагов. Нет, конечно же, отец в конце концов призовет ее к себе. Зачем бы еще он приехал в Хэдфилд?
День близился к вечеру, надежд уже почти не оставалось, как вдруг на лестнице загремели шаги. Сердце Майи пустилось вскачь. Она встала напротив двери и стала ждать. Вошли двое, но узнала Майя только одного. Он был хорош собой, одет по-солдатски, на камзоле у него красовался королевский герб, а на поясе висел меч. То был один из рыцарей ее отца, Кэрью. Его спутник был одет как дворянин, а на плечах у него лежала накидка, говорившая о том, что ее обладатель занимает не последний пост в службе канцлера.
Не смутившись ее лохмотьями, гости чопорно поклонились.
— Приветствую вас, леди Марсиана. Это капитан Кэрью. Меня зовут Крабвелл. Вы знаете, кто я?
— Новый королевский канцлер? — спросила Майя.
Он горделиво кивнул.
— Я служил писцом у канцлера Валравена. Валравен хорошо о вас отзывался. Он говорил, что вы умны и у вас дар к языкам, — тут он перешел на дагомейский. — Не утратили ли вы этот дар?
— Не утратила, мой господин, — ответила она, тоже по-дагомейски, тщательно подбирая подходящие случаю слова.
— Замечательно, — равнодушно отозвался канцлер. Темные глаза его были посажены глубоко, и если бы не седина в волосах, он ничем не походил бы на Валравена. Новый канцлер был широк в плечах, но невысок.
Он потуже натянул перчатку.
Леди Шилтон сообщила мне, что вы упрямо цепляетесь за свой прежний титул и отказываетесь повиноваться указу о наследовании.
Майя посмотрела ему в лицо. Все ее надежды рассыпались в прах. Она устало вздохнула, и плечи ее опустились.
— Скажите, лорд канцлер, кто дал вам этот титул?
— Король. Ваш почтенный отец, — твердо ответил канцлер.
— Значит, если мой отец того захочет, он может лишить вас этого титула, как и ваших предшественников?
— Разумеется, — ответил канцлер. — Он король, и это его право. И, возвращаясь к указу о наследовании…
Майя перебила канцлера.
— Но мой титул пожаловал мне не король, — твердо сказала она. — Этот титул невозможно отнять никаким указом. Я — принцесса Комороса, ибо мать моя — королева Комороса, а отец — король Комороса. И коронованы они были Альдермастоном, — тут Майя покачала головой. — Как же я могу подчиниться указу, исходящему из иного источника?
Рыцарь незаметно ухмыльнулся и одобрительно кивнул Майе.
Острые глазки канцлера впились в Майю.
— Следовательно, леди Майя, дочь короля, вы согласны отказаться от титула, если таково будет распоряжение Альдермастона? — он насмешливо улыбнулся. — Что ж, это можно устроить. Ну, хорошего вам дня. Идемте, капитан Кэрью, нам пора возвращаться на службу его величества.
— Постойте! — воскликнула Майя и схватила его за рукав. Канцлер брезгливым взглядом смерил ее грязную руку. — Позвольте мне увидеться с отцом и поцеловать его руку! Я не буду с ним говорить. Я только хочу его увидеть.
Канцлер Крабвелл вырвал рукав.
— Леди Майя, дочь короля, это зависит исключительно от вас. Для того чтобы немедленно — сегодня же — вернуться ко двору, вам нужно лишь объявить, что вы отказываетесь от титула принцессы. Вас удерживает здесь лишь ваше крайнее упрямство.
— Такова воля моего отца? — надломившимся голосом спросила Майя.
— О да. Приятного вам дня, леди Майя, дочь короля.
Он кивнул капитану Кэрью, и гости вышли. Дверь за ними закрылась, щелкнув замком. На сердце было тяжело; Майя смотрела в стену, покрытую шелушащейся краской, и молчала. Шаги на лестнице звучали все тише, и тут она осознала, что вскорости отец уедет, не повидавшись с ней. Майя упрямо закусила губу. Нет! Отец узнает, как здесь обращаются с его дочерью. Он не уедет, пока не увидит, на какую муку он ее отправил. Майя бросилась к окну и распахнула ставни. Из переплета выпал непрочно сидящий осколок стекла.
Майя вылезла в окно и осторожно перебралась на крышу, всполошив ворковавших там голубей. Чуть дыша, девушка добралась до самой верхней точки, перевалила через конек и спустилась по другой стороне к стрельчатому окошку, точной копии ее собственного. Внизу ржали лошади, скрипели колеса повозок — хозяева вышли во двор проводить гостей. Ветер, развевавший флаги и штандарты, бросил Майе волосы в лицо. Как давно она не выходила на улицу! Хозяева запрещали ей выходить даже в сад, даже на улицу, придумывая на то тысячи причин. А она так соскучилась по солнцу.
Добравшись до противоположного конца крыши, Майя приметила внизу выступающий балкончик хозяйской спальни. Балкончик выходил во внутренний двор. Ощупывая непрочно закрепленные черепицы, Майя подползла к краю крыши и выглянула вниз. Отец шел по двору, а идущие следом Крабвелл и Кэрью что-то горячо ему доказывали. На мгновение Майе стало страшно, но она была преисполнена решимости. Одним прыжком она перенеслась с крыши на балкончик внизу. Ноги ударили о камень, шум падения привлек внимание тех, кто был внизу.
— На крыше кто-то есть!
— Смотрите, он спрыгнул!
— Ах, какой ужас, осторожней!
Майя заставила себя встать на ноги, подошла к краю балкончика и посмотрела вниз.
— Отец! — закричала она.
Он поднял лицо. Пышный, даже слишком пышный наряд, кричащие драгоценности, берет с неправдоподобно огромными перьями… Он смотрел вверх, и на лице его читалось недовольство и удивление открывшимся ему зрелищем дочери, грязной, растрепанной, в рваном, до дыр изношенном платье.
Майя упала на колени, склонила голову и в немой мольбе стиснула руки.
Толпа ахнула. Зазвучали удивленные и недовольные возгласы. Взгляд Майи встретился с отцовским взглядом.
— Отец, отец! — шепотом взмолилась девушка. — Не оставляй меня здесь! Я здесь умру!
Он бросил на нее еще один взгляд, и лицо его омрачилось печалью. Коротко поклонившись, он коснулся пальцами бархатного берета с плюмажем, взлетел в седло и, так ни разу и не оглянувшись, послал коня вскачь.
