ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Страхогорище

Ледяное дыхание гор кололо путников тысячью кинжалов. Майя порадовалась, что Джон Тейт заставил ее надеть оба платья, поскольку во время изнурительного подъема в горы Пелийе это оказалось очень кстати. Открывавшийся на долину вид был великолепен, однако путь был тяжел и потребовал от Майи всех ее сил и решимости.

Джон Тейт предупреждал, что из-за позднего начала восхождения они едва ли успеют миновать страхогорищ до темноты. Но выбора у Майи не было. Пережидать ночь в долине было нельзя, ведь сон грозил бедой. Она чувствовала, что сидящий в ней Бесчисленный не дремлет, но мысли их так переплелись, что теперь, даже зная о его присутствии, она не могла разобрать, какая кому принадлежит.

Горные тропы круты и опасны, поэтому лошадей они оставили в долине. Для такого перехода гораздо лучше подошли бы мулы, но мулов не было. Майя закуталась в оба платья и в плащ Кольера, но даже висящий за спиной мешок не спасал от холодного горного воздуха. В ногах болезненно стучала кровь, но Майя твердо намерена была одолеть перевал вовремя.

Как будто мало ей было Бесчисленного в голове — а вот теперь приходилось думать еще и о Финте Кольере. Для того чтобы не думать о том, где он и с кем, приходилось сосредоточиваться, однако Майя не сдавалась, и в конце концов его голос стих.

Шагая, она думала о том, почему не сказала ему правды о своем трудном положении. В первые мгновения после пробуждения она не понимала, где находится, была растерянна, испугана и не могла думать. Но почему она ничего не сказала ему теперь? Он был убежден в том, что Майя — хэтара. Иного объяснения клейму у нее на плече не было. Однако Майя не принимала никаких клятв по доброй воле, более того, даже не помнила, чтобы клялась. Пусть это произошло помимо ее воли, когда она была без сознания или когда власть над ее телом взял незваный гость, но ведь она могла объяснить все это Кольеру. Пусть он не поверил бы, но разве это причина для того, чтобы молчать? Но твердо ответить себе на этот вопрос Майя не могла, как ни старалась.

Горная тропа круто уходила вверх. Майя остановилась и отпила воды из фляги. Ничуть не запыхавшийся Джон Тейт остановился и стал ждать, зацепившись большим пальцем руки за широкий пояс. Аргус сосредоточенно обнюхивал землю и камни. Оглянувшись, Майя увидела кишона — тот, как всегда, внимательно следил за каждым ее движением. Какой же приказ на самом деле дал ему отец, задумалась Майя. Можно спросить, но даст ли он честный ответ?

Она прицепила фляжку к заплечному мешку и кивком дала понять, что готова продолжать путь. Узкая каменистая тропа змеей вилась между упавших с горы валунов и огибала редкие островки зелени. Деревья на такой высоте не росли, а осколки камня были так остры, что резали кожу. Ветер донес запах ослиного уха, но запах растаял в воздухе, и как Майя ни искала глазами растение, так его и не нашла.

Они шли и шли, и Майя вновь пыталась понять, отчего же она не сказала Кольеру всю правду. Она не доверяла королю Дагомеи. По закону он был ей мужем, но построен этот брак был на хитрости. Он не мог похвалиться репутацией человека надежного, а ведь обнажить душу и поведать о своем стыде и бедах можно лишь перед тем, кому доверяешь. Быть может, если бы прошло некоторое время, если бы Кольер доказал, что ему можно довериться, Майя все рассказала бы. Хотя… нужен ли ей муж, который нарочно искал себе в жены хэтару?

Солнце стало опускаться, однако вершина была еще далеко впереди. Под башмаками хрустел снег и лед, и на белом этом поле четко выделялись темные фигуры путников — легкая цель. Нос у Майи замерз и покраснел, воздух становился все разреженней, каждый шаг давался все труднее. Стало ясно, что вскоре силы ее совсем иссякнут.

— Сколько еще идти? — спросила она, с трудом догнав Джона Тейта.

Он одарил ее мрачным взглядом:

— Эх, говорил я вам: дураки мы будем, коли сунемся в горы позже рассвета.

В глазах его стояла тревога. Привычной жизнерадостной улыбки как не бывало.

— Я могу идти, — сказала Майя. — Нас никто не заметил.

— Ясное дело, идти — что ж тут еще остается-то? Только если эти самые страшилы нас достанут, нам всем крышка. Уж вы постарайтесь их прогнать.

— Мы уже в Моне? Или еще в Дагомее?

— В Дагомее, — ответил он и рукавицей вытер нос. — Тутошние горы длинные, с севера на юг идут. Мон на востоке, дотудова нам еще топать и топать. А Крюи северней. Мы должны выйти на тропу вдоль кряжей. На которую никому нельзя, вот ту самую. Все, что ниже, стерегут с дагомейской стороны.

Он умолк и внимательно уставился на тропу. Поспевать за ним было нелегко, но Майе это удалось.

— Зачем нам Альдермастон? — тихо спросил он. — Да еще именно этот?

Вопрос ей не понравился.

— У меня есть на то свои причины, Джон Тейт.

— Знаю. Только вы все твердили, вам-де к нессийцам надо, а тут вдруг бац, и подавай вам аббатство.

— Я больше ничего не могу сказать, поверь, — ответила Майя.

Он вздохнул, но больше вопросов не задавал.

Серебристая луна в заиндевелом кольце светилась на небе, словно холодный драгоценный камень. С каждой минутой воздух становился холоднее, и с каждым выдохом изо рта спускавшихся путников вырывалось облачко пара. Они одолели перевал около полуночи, по колено в снегу. Ноги у Майи болели от холода, пальцы на ногах казались скорей камнем, нежели плотью. Майя обняла себя за плечи и решительно зашагала вперед. В небе загадочно мерцали звезды, скрывая в своем расположении тайны бытия.

— Ах ты ж! — выругался Джон Тейт, резко остановился и подхватил Майю, не дав ей упасть.

— Что такое? — спросил кишон.

Тейт ткнул пальцем вперед, туда, где на тропу выползало густое облако тумана. Даже яркий лунный свет не в силах был проникнуть в его толщу.

Аргус вздыбил загривок и низко зарычал.

— Обычные облака, — пожал плечами кишон. — Мы поднялись очень высоко.

Джон Тейт покачал головой:

— Что-то не видал я никогда таких облаков. Да и что это за облака посредь склона? Облака здесь высокие, разве что вершину зацепят, и несут с собой снег. А это что? Нет, это вам не облако.

Аргус отрывисто гавкнул.

— Чут! Тихо ты, псина!

Майя почувствовала, как в сердце заползает страх, как иссякает отвага.

— По крайней мере, со спины они не нападут, — ровным голосом сказала она, чувствуя себя круглой дурой. Она-то надеялась, что достаточно будет пройти перевал, и они спасены.

— Это уж точно, — согласился Джон Тейт, доставая из-за пояса топор, и фыркнул. — Коли страхогорища хотят заполучить мои кости, пусть сначала со мною справятся. Обратно не пойдем, эти черти все равно быстрее. Я слыхал, что стоит им почуять добычу, и от них не отвяжешься.

— Примем бой? — спросил кишон.

— Нет, — ответила Майя. — Это я вас сюда привела, я и проведу мимо. Они нас пропустят.

— Я слыхал, что усмирить эту нечисть могут только мастоны, — ворчливо заметил Джон Тейт. — Что ж, понадеемся на ваш амулет.

Не слушая его, Майя вышла вперед. Джон Тейт попытался обогнать ее, но она одним движением руки отослала его к себе за спину. С каждым шагом Майя призывала силу кистреля. И сила жадно откликнулась, омыв Майю волной радости с привкусом корицы.

В голове у нее тотчас же зазвучал голос Кольера:

— Майя, что случилось? Где ты? Я чувствую, что тебе холодно и страшно.

Не обращая внимания на его шепот, Майя призвала всю силу и мощь амулета. Взметнувшийся ветер разметал полы ее платьев. Она знала, что глаза ее светятся серебром, и надеялась, что зрелища этого будет достаточно, чтобы отпугнуть притаившегося обитателя тумана.

Из-за туманной пелены донеслось отрывистое пыхтение. Аргус заскулил от страха. Майя почувствовала, как щупальца страха сжимают ее сердце, однако воззвала к силе и прогнала это чувство, сбросила, словно старый плащ. Страху нет пути в ее сердце. В тумане мелькали странные тени. Воздух кипел от ярости, но Майя бестрепетно шла вперед.

— Клянусь Чишу, — севшим голосом прошептал Джон Тейт. Почувствовав владевший им страх и благоговение, Майя послала силу назад и прогнала испуг, влив в Джона отвагу. Кишон остановился в снегу и дрожащими руками потянул из ножен кинжалы. Даже он был испуган. Майя снова воззвала к кистрелю и вымела страх из души спутника.

В туманном облаке воздвиглась одна-единственная тень. Она была велика и грузна, и снег тяжело хрустел под ее шагами. Фигура достигала по меньшей мере восьми пядей в высоту, а шириной превосходила самый большой валун. Фигура запыхтела, и из рыла у нее повалил пар. Аргус испуганно заскулил.

— Стойте где стоите, — распорядилась Майя. Туманная фигура не просто была страшна сама по себе — она излучала силу, внушающую страх. Закрыв от нее товарищей, Майя приняла удар на себя. Сердце девушки было твердо как кремень. Она бесстрашно встала перед чудовищем, не сводя с него глаз, и поднимающийся ветер раздувал плащ у нее за спиной.

Чудовище фыркнуло, но осталось неподвижно, словно камень. В его повадке явственно проглядывала готовность драться. Чудовище защищало свое логово.

Его животный разум был остер, цепок и изобретателен. Ком мышц, жил, теней — чудовище сделало шаг вперед.

Майя не отступила. Сила чудовища не имела над ней власти, однако девушка понимала, что единственным имеющимся у нее оружием остается магия кистреля.

«Уходи, или умрешь», — подумала она и послала вперед эту острую, словно осколки стекла, мысль.

«Дай мяса. Один человек, один страх. Остальные пройдут».

Мысль была груба и невнятна, но Майя без труда поняла ее смысл. Страхогорище требовало жертвы от идущих. Чудовище хотело забрать жизнь. Оно питалось страхом и отчаянием. Ему было все равно, кого ей отдадут, Тейта или кишона. Лишь бы только отдали.

«Нет, — возразила Майя, и мысль ее окрасилась гневом. — Не отдам. Я убью тебя».

Чудовище мысленно расхохоталось:

«Я съем мясо. Я пожру страх. Мое!»

Вытянув передние лапы, оно двинулось к Майе. Как это было глупо — вступить в схватку в его собственном логове, да еще ночью, когда силы тьмы властвуют над землей. Пыхтенье переросло в раздирающий уши рев. Чудовище ощерилось, выставило когти, с клыков капала слюна. И только кистрель не давал Майе побежать прочь.

— Майя! — в отчаянии закричал Джон Тейт, выскочил вперед и метнул в голову чудовища топорик. Оружие угодило точно в цель, но никакого эффекта удар не возымел. Топор упал в снег. За ним последовал и второй — просвистев в воздухе, он ударил в рыло чудовищу, но беспомощно отскочил.

Майя чувствовала торжество, завладевшее примитивным разумом чудовища. Девушка ударила магией, вложив в нее все свои чувства, всю ярость. Проголодался? Получи, во имя Чишу! В каньоне завыл ветер, взметнувшиеся волосы бросились в лицо, плащ яростно захлопал. Чудовище отбросило Джона Тейта и попыталось было схватить Майю, но бывший начеку кишон оттолкнул девушку и принял удар на себя. Когти вспороли его плащ, рубаху, рассекли руку, и из раны повалил пар. Кишон сделал выпад и ударил чудовище кинжалом в шею, но клинок не сумел даже пробить кожу.

Мороз впился в обнаженные ладони, и Майя вновь вскочила на ноги, посылая в чудовище горячий шар, в точности такой же, каким она угостила ужас, охранявший кости павших близ утраченного аббатства. Вместе с памятью пришло осознание. То, другое чудовище схватило нескольких солдат и ушло. Но ушло оно не потому, что испугалось Майю: чудовище приняло свою долю страха, пожрало его и отпустило остальных.

Когтистая лапа ударила кишона, и тот закричал от боли. Когти вонзились ему в бок и приподняли его над землей.

— Нет! — закричала Майя и выбросила вперед руки, стремительно копя силу. Надо уничтожить чудовище, но как? Воющий ветер хлестал ей щеки, и в его вое Майя слышала собственный страх и ярость. Страхогорище потянуло кишона за собой, оставляя на снегу дымящиеся пятна крови.

Аргус с рычаньем вцепился в сапог кишона и уперся лапами, не отдавая. Чудовище даже не замедлило шага.

Майя закричала от ярости: ее защитников уводили прочь! Ей хотелось убивать. В небе высоко над ними загрохотал гром. Страхогорище, не останавливаясь, брело в туман, волоча за собой кишона. Не в силах противостоять чудовищу, Аргус выпустил из зубов сапог кишона.

Майя упала на колени. Глаза жгли слезы. Из тумана выскочили волки, обычные лесные волки, но серебристого цвета. Они бросились за страхогорищем и закружили вокруг него, щелкая зубами. Это выл не ветер. Это выли волки. Стая окружила исполинское чудовище, волки с рычаньем подскакивали, нападали, отскакивали прочь. Под оглушительное рычанье и вой они на глазах у Майи изводили страхогорище. Привлеченные запахом крови Бесчисленные вились вокруг, тыкались рылами, принюхивались. В небе вдруг возникли летучие мыши — они поднимались с деревьев, падали с неба, словно туча стрел.

Волки бросались на страхогорище со всех сторон, и наконец чудовище извернулось и с рычаньем замахало лапами, разрывая огромными когтями одного волка за другим. Страшные зубы вспарывали плоть, но волков было много, невероятно много — на место упавшего всякий раз заступал новый и с рычаньем и воем бросался в бой.

Не веря своим глазам, Майя смотрела, как Аргус потащил кишона прочь от схватки, к своим. Джон Гейт бросился вперед, перекинул кишона через плечо, словно раненого барана, и потопал прочь, всем своим видом давая понять, что жизнь ему дорога. Вскочив с истоптанного снега, Майя бросилась следом. Яростная схватка лесных обитателей со страхогорищем не утихала. Торопливо догоняя Джона и стараясь не упасть, Майя увидела, как к схватке присоединилась новая стая, потом еще одна. Вой терзал ночное небо, и Майя поняла, что это она призвала волков на помощь магией кистреля.

Снова вспомнился кабинет Валравена и полчища крыс и мышей, явившихся на зов. Умение подчинить — и даже послать на смерть — любое живое существо оказалось страшным даром. Страшным и могучим. Волки и летучие мыши покорились ее воле, позабыв обо всем на свете.

За спиной раздался оглушительный рык. Рык хищника, упустившего добычу.