ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Бесчисленные
— Говорите, пароль — «Коморос»?
Задрав голову, Майя смотрела на высоко сидящего в седле капитана. Это был крупный мужчина с очень коротко остриженными светлыми волосами и ухоженной остроконечной бородкой. Улыбка у него была незлая, но глаза смотрели цепко, пронизывающе. Уголок рта дрогнул, но в остальном лицо оставалось непроницаемо.
Майя остро ощущала присутствие Бесчисленных. Они были повсюду, они тянули рыла к солдатам, принюхивались, вились вокруг. Маслянистая чернота окутала ее сердце. Далеко, на грани слуха, родился тягучий ноющий звук, тонкий вой тетивы, которую приложили к струнам лютни и повели под немыслимым углом. От этого звука в зубах рождалась тягучая боль, а в животе что-то сжималось.
Джон Тейт взвесил в руке топор. Аргус угрожающе зарычал.
Солдат была ровно дюжина, все — верхом, в королевских мундирах, вооруженные. У троих имелись арбалеты.
— Пропустите нас, — сказала Майя, но даже ей самой собственный голос показался неубедительным.
Командир всадников смерил ее горящим желанием взглядом.
— Собаку и охотника — прикончить. Эту — ко мне в палатку.
Джон Тейт мгновенно принял стойку и метнул топор в ближайшего к нему солдата с арбалетом. Лезвие топора раскололо арбалет, и в руках у всадника остались бесполезные щепки. Аргус, хрипя и захлебываясь лаем, бросился на лошадей, заметался то вправо, то влево, кусая их за ноги, а могучие скакуны храпели и брыкались.
Джон Тейт выхватил второй топор и послал его в грудь второго арбалетчика. Солдат сполз с седла.
Из теней на краю дороги ударил кишон. Едва заслышав приближение лошадей, он отпрянул в темноту, но теперь снова был тут как тут. Его кинжал глубоко вошел в ногу командира, и тот взвыл от боли.
Чья-то грубая рука ухватила Майю за волосы и потащила. Девушка ударилась о лошадиный бок и едва не упала. Было невыносимо больно голове. Майя забила руками, вцепилась в обтянутое перчаткой запястье у себя за спиной и попыталась стащить обидчика с лошади, однако добилась лишь того, что снова ударилась о конский бок.
— Попалась!
Не обращая внимания на боль, Майя извернулась, чтобы разглядеть нападавшего, и тут увидела болтающийся у него на поясе кинжал. Отпустив запястье, она схватила кинжал и рывком извлекла его из ножен.
Ее ударило в другой бок. Две руки подхватили ее под мышки и потянули вверх. Майя потеряла равновесие, зато нападающему пришлось отпустить ее волосы. Она билась и вырывалась, но ее легко бросили лицом вниз на конскую шею и дали коню шпоры. Быстро и отчаянно Майя ударила всадника кинжалом в голень, выдернула лезвие и ударила снова, в бедро. Всадник вскрикнул от боли, бросил поводья и схватил ее за руку, чтобы предотвратить третий удар. Он бранился, и в голосе его звучали ярость и боль.
Кто-то вцепился в ее башмак и стащил ее с лошади. Майя тяжело упала на дорогу, задохнувшись от удара. Над ней стоял Аргус. Он щелкал зубами и яростно рычал.
— Во имя Крови, всех убить! — взревел командир.
Майя с трудом встала на колени и сквозь разрывающую грудь боль попыталась дышать. Солдат было слишком много. Копыта били о землю в опасной близости от нее, одним лишь чудом не раздавив ей руки. Майя хватала ртом воздух и пыталась совладать с нахлынувшим ужасом.
Поднятая в воздух пыль ела глаза. Майя свернулась в комок, стараясь быть как можно меньше, но конские копыта по-прежнему были слишком близко. Ее затопчут. Рядом заскулил от боли Аргус.
Майя чувствовала, как, привлеченные страхом, стекаются к ней Бесчисленные, как жадно пожирают ее ужас. Их были сотни, нет, тысячи. Они были в лошадином безумии, в исходившем от солдат вожделении, в каждом клинке и каждой травинке вокруг, и не было конца и края их полчищам, нависшим над миром, как нависало звездное небо с серпом месяца у нее над головой. Майя чувствовала, как они тычутся ей в одежду, проникают под кожу, жадно стремясь завладеть ею, стать ее частью, проникнуть в каждый уголок ее души. Сердце Майи сжалось от ужаса, но тут на груди вспыхнул жаром кистрель.
Майя вскинула голову и призвала его силу.
Одним ударом она отбросила Бесчисленных прочь от себя, разметала их, словно листья, подхваченные ураганом. Отбросив режущую боль, она встала на ноги. Обхватив рукой живот, она подняла голову и посмотрела в глаза раненому командиру. Его ответный взгляд был исполнен ужаса. Она знала, что ее глаза светятся серебром, а значит, командир поймет: она взывает к кистрелю.
Один миг — и похоть погасла в нем, как гаснет брошенная в воду свеча. Отвага, ярость, удалое молодечество — все поглотили переплетенные серебряные жилы кистреля. Конь его в ужасе попятился, и командир, лишенный всего, что делало его мужчиной, сполз с седла и упал на дорогу, оставшись лежать вздрагивающей, мучимой ужасом кучей.
Солдаты тоже увидели ее глаза и поняли, кто перед ними.
— Клянусь Кровью! — вскричал кто-то.
— Убейте ее! Убейте!
Один из арбалетчиков все еще был жив. Он вскинул свое оружие и прицелился девушке в сердце. Майя ударила страхом, исторгла его из своей души и веером швырнула вокруг, как разлетаются во все стороны осколки стекла от разбитой бутылки. Осколки страха пронзили солдат. Арбалетчик заморгал, отбросил арбалет и пришпорил коня, торопясь скрыться. Майя ударила по лошадям, заставила их поверить, что на них сейчас бросятся львы. Не подчиняясь ни шпорам, ни поводьям, охваченные ужасом лошади во весь дух помчались прочь.
Майя стояла, словно маяк, истекающий светом — плечи расправлены, плащ бьется за плечами. В вышине рокотал гром. Ветры стекались к девушке, как послушные псы, а от Бесчисленных не осталось и следа. Они бежали прочь, скрываясь от ее гнева.
Аргус заскулил и попятился. Заметив это, Майя разорвала связь с кистрелем и почувствовала, как сила медленно оставляет ее. Привычное уже изнеможение медленно вступало в свои права. Лежащие на земле солдаты слабо шевелились, и кишон ходил между ними, добивая раненых.
Джон Тейт мрачно собрал свои топоры. Покончив с этим грязным делом, он молча поглядел на Майю и пошел туда, где все еще скулил от ужаса командир всадников. Ростом Джон был невелик, однако, стоя над поверженным врагом, он выглядел великаном.
— Не трожь чужих собак, — ровно, без выражения сказал он и занес топор. Майя отвернулась.
* * *
Той ночью на привале Майе вновь снилось прошлое. Сон был так ярок, что, даже проснувшись, она чувствовала себя так, словно ей только что рассказали о смерти Валравена. И даже годы не в силах были стереть из ее памяти слова, написанные канцлером для нее.
«Служи я Истоку хотя бы вполовину так самоотверженно, как служил вашему отцу, мне не пришлось бы бессильным стоять перед врагом.
Прощайте. До встречи в Идумее».
По обычаю короли и королевы избирали советника из числа мудрейших и опытнейших своих подданных. Существование Тайного совета было традицией, овеянной веками, зародившейся в годы исхода мастонов из старых земель. Председательствовал в этом совете канцлер, и потому, хотя сила и влияние Валравена не всегда были очевидны, его рука ощущалась во всем происходящем. Он был самым могущественным дохту-мондарцем в стране… но это не главное. Ведь в первую очередь он был верным защитником и другом Майи.
Воспоминания несли с собой боль.
Майя открыла глаза и огляделась, чтобы отбросить сон. Она лежала в тени упавшего дерева, обнаженные корни которого свивались и переплетались подобно лозам. Рядом, в зарослях папоротников, сидел с закрытыми глазами кишон. Неглубокое дыхание срывалось с его губ. Неподалеку журчал ручеек.
День уже почти достиг полудня, но сон не принес Майе отдыха. Стремясь оставить место резни как можно дальше, они шли всю ночь. Несколько раз они слышали в лесу звуки охотничьего рога. Сомнений больше не было: королевская армия объявила на них охоту. Отыскав подходящее укрытие в папоротниках под упавшим деревом, Джон Тейт пошел назад, чтобы спрятать их след и проложить новый, фальшивый. Охотник до сих пор не вернулся.
Тихо, чтобы не разбудить кишона, Майя потерла глаза. Аргус лежал рядом, положив голову на передние лапы. Майя потянулась погладить его: ей было жаль, что прошлой ночью она так напугала пса.
В кронах деревьев пели птицы, пляшущие в воздухе мошки создавали иллюзию покоя. Майя знала, что в лесу солдаты короля. Но ведь лес такой большой! Поди еще найди в этом лесу человека, который очень старается спрятаться!
Поглаживая Аргуса, Майя снова стала думать о Валравене. Воспоминания о канцлере были окрашены теплотой и печалью. Его действия — его жертва — привели к тому, что орден Дохту-Мондар был изгнан из страны. Валравен знал будущее. Он понимал, что все это очень плохо кончится.
С его смертью поползли слухи о пробуждении зла. Король призвал Валравена в Коморос, дабы судить за измену. Все понимали, что канцлер будет осужден и казнен, ибо король не простит ему предательства. Но по дороге в столицу Валравен заболел лихорадкой и умер, не достигнув цели своего путешествия. Его тело было помещено в костницу, над которой выстроили мавзолей. Поговаривали, что канцлера отравили, однако расследование этого не подтвердило. Он умер изменником, и его земли и богатства отошли короне. Прочие дохту-мондарцы под страхом смертной казни покинули страну в двухнедельный срок.
С их уходом начали твориться страшные вещи.
Пришла весть о том, что в самом сердце страны завелись дикие кабаны, которые стаей нападают на деревни и убивают детей. На борьбу с кабанами были отряжены охотники; охотники ничего не смогли поделать. В лесах свирепствовали волки. Многие яр-камни в отсутствие дохту-мондарцев не могли служить людям, и потому простолюдинам пришлось своими руками таскать воду и заготавливать дрова. Конечно, среди мастонов тоже были те, кто умел обращаться с яр-камнями, однако таких людей было значительно меньше, нежели дохту-мондарцев. Изнурительный труд озлоблял, и настроения в народе бродили самые мрачные.
Вскоре по всему королевству начали вспыхивать восстания, однако это было еще не самое худшее: поползли леденящие душу слухи, один страшнее другого. Какой-то крестьянин взялся за серп и вырезал полдеревни. Мать утопила в колодце троих детей. Мальчишка поджег общий амбар с зерном, один на всю деревню, — а ведь зима на носу! Страшные слухи ползли и множились, им не было числа, и придворные сплетничали о последних событиях, а король издавал все новые и новые законы, которые запрещали то и это. Но как ядовитый ручей отравляет любого, кто выпьет из него воды, так и безумие захватывало всех без разбора. Никто не знал, где оно расцветет в следующий раз, ибо безумие расползалось хаотично и предсказать, кого оно поразит, было невозможно. Все случившиеся трагедии объединяло лишь одно: при дохту-мондарцах ни о чем подобном и слыхом не слыхивали. Но дохту-мондарцы были изгнаны, и Коморос стал другим. Пошли слухи о новой Гнили.
Майя убрала назад волосы и прислушалась к стрекоту каких-то неизвестных насекомых, которые переговаривались друг с другом среди бескрайнего леса.
Вдруг Аргус поднял голову и навострил уши. Светлая шерсть на загривке вздыбилась. Пес низко, утробно зарычал.
Майя тронула кишона за колено.
Кишон сразу же открыл глаза.
— Прошу прощения…
Она прижала палец к губам в немом призыве: молчи.
Кишон потер глаза, перекатился на одно колено, вздернул голову, прислушиваясь. Жестом приказав Майе оставаться на месте, он ступил в мягкую грязь ручья. Не доходившая даже до колен вода скрадывала шум шагов; кишон пригнулся, прошел под упавшим стволом дерева и был таков. В горле у Аргуса клокотало; Майя погладила его, пытаясь успокоить. Но пес все так же прижимал уши и даже не пожелал вильнуть хвостом.
Очень скоро кишон вернулся и жестом велел Майе идти за ним по ручью. Схватив заплечный мешок, девушка ступила в холодную воду, и из-под башмаков у нее поднялись облака грязи. Пригнувшись и подобрав плащ и юбки, она пролезла под упавшим деревом и вышла на залитый солнцем берег по другую его сторону. Мимо с задорной трелью пронеслась какая-то птаха.
Кишон ждал ее за деревом.
— Я слышу голоса. Оттуда, — шепнул он ей на ухо. — Пригнитесь и идите за мной.
Майя послушно пригнулась и потрусила за кишоном. Он все так же шел по ручью, пряча звук своих шагов за журчанием воды. Росшие по берегам папоротники почти не скрывали беглецов. Сердце грохотало от страха. Бежавший за Майей Аргус вдруг завилял хвостом и уставился куда-то за деревья.
Через несколько секунд Майя услышала голос Джона Тейта:
— Говорю же вам, никогошеньки не видал, почитай уж три дня один брожу, вот разве что вас повстречал. Что я, врать буду? Лесоруб я, валю себе лес потихоньку, никого не трогаю. А вам лесоруб не нужен? Я и дрова колоть могу, у меня рука легкая…
— Помолчи! — грубо приказал кто-то. — Болтун!
— Как скажете, господин мой, как скажете. Мое дело маленькое, только ведь солдаты кострами не брезгуют, а где костер, там и дрова надобны. А уж я колоть умею, вы обуться не успеете, а у меня уж поленница готова…
Майя не смогла сдержать улыбки. Джона Тейта схватили, а он нашел способ их предупредить и стал болтать как можно громче.
— Молчать! — оборвал другой голос.
Аргус зарычал.
Майя попыталась схватить его за ошейник, но Аргус юркнул в густые заросли папоротника и бросился к хозяину.
— Собака! — закричал кто-то.
Кишон вполголоса выругался.
За спиной хрустнула ветка. Выхватив кинжал, кишон развернулся, но тут что-то просвистело в воздухе и ударило его в голову. Кишон упал и остался лежать. Майя бросилась на колени рядом с ним и перевернула бесчувственное тело. Она боялась увидеть стрелу, но стрелы не было. Кишон лежал неподвижно.
Снова раздался свист. Что-то ударило Майю в висок.
В глазах у нее потемнело, и девушка без крика упала в папоротник рядом с кишоном.
