Глава 19. Во имя спасения

– Это рискованно, – сказал Шлях-Успенский, обведя нас всех взором.

Еще как рискованно, кто ж говорит иное.

Я откинулась на спинку стула и демонстративно сложила руки на груди. Делайте что хотите, господин Речи Шветной и всего остального, но наши ведьмы просто так не отступают.

Пани Валевская подняла тонкую руку с зажатой между пальцами сигаретой. Не потребовалось даже просить, чтобы ей прикурили – князь оказался сама галантность. Правда, Змеевский, стоящий у окна, почему-то хмыкнул. Ох уж эти аристократические отношения.

Надо отдать должное пани Валевской: перед князем она не робела, хоть и вела себя предельно уважительно. Ее, конечно, шокировало, когда ни с того ни с сего пришлось оказаться посреди моей комнаты. Хорошо, что она в этот момент не принимала ванну, или там мужчину, а то вышло бы очень неловко. Но Мария словно чувствовала, что произойдет нечто из ряда вон выходящее, поэтому прибыла в изумительном платье вишневого цвета. Ее светлые волосы были убраны в аккуратную прическу.

Видимо, все же у нее были непростые отношения с императором Налионом, раз так спокойно сидит в обществе Князя Претемных.

Правда, вот моя просьба… заставила ее забеспокоиться.

– Алина, – начала она, сделав затяжку, – перевоплощение второй раз… я никогда такого не делала. Возможно, ничего не выйдет.

Шлях-Успенский молчал. С одной стороны, он не хотел терять смоль, с другой… эксперимент с прыжками между мирами – это ненамного хуже. Даже лучше! Пусть не узнали деталей, кто такая смоль, не распилили ее на кусочки, но в то же время есть возможность понять, как бороться с этой дрянью.

– Надо когда-то попробовать, – тихо сказала я. – Иначе как мы узнаем? К тому же сейчас есть все предпосылки. Наша тесная, кхм, эмоциональная связь; Алина, в которой…

Я запнулась. Пришлось все рассказать князю. Но я до сих пор не понимаю: поверил он или нет? Фиг разберешь этих полудемонов на престоле.

– Меня другое беспокоит, – подал голос Змеевский, и все как по команде повернулись к нему. Он закусил губу, явно что-то обдумывая. – Смотрите, даже если не удастся второй раз провести ритуал перевоплощения – это половина беды. Смоль либо останется в Скорбуте, либо войдет в Алину.

Я попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. Вот же ж змей… Но, увы, говорит правильно. В случае неудачи у князя все равно будет прекрасный материал для исследований.

– Но? – мягко подтолкнул его Шлях-Успенский.

Змеевский чуть склонил голову набок, белые волосы заструились по плечу. Красивый, гад. Но красота эта холодная и чужая, не для таких, как простые ведьмаки и ведьмы. Разве что красиво смотрится рядом с князем, который будто соткан из тьмы и ночной бездны.

– Как уговорить смоль перейти в тело Алины? Если ей неплохо и в том, которое она сейчас занимает?

– Физической близостью, – буркнула я, краснея.

Во всяком случае, замысел именно таков. Разжечь страсть, заговорить зубы смоли и предложить свое тело. И именно в этот момент дело за Валевской, которая вольет в меня нужное зелье и поможет вылететь в другой мир, как пробка из-под шампанского.

– Это все хорошо, – усмехнулся Шлях-Успенский. – Только опасаюсь, что смоль совсем неглупа. Ведь она могла забрать тело Алины еще в склепе, но почему-то не сделала это.

– Потому что… – я запнулась, вспоминая слова Лешека. – Она говорила, что ей стало сложно после того, как мы с Виславой поссорились и я вернулась из лекарни.

Шлях-Успенский медленно поднялся и подошел к Змеевскому. Некоторое время в комнате царила тишина. Только казалось, эти двое ведут безмолвный диалог. Как будто что-то знают, но не хотят озвучивать. Или же…

Я прокашлялась, привлекая внимание обоих мужчин.

– У вас есть предложения, господа?

Валевская только чуть нахмурилась. Похоже, она чувствовала, что от князя и его советника не стоит ждать чего-то хорошего. Или же просто не представляла, что такого они могут предложить, чтобы хоть как-то помочь ситуации.

На бледных губах Змеевского появилась улыбка.

– Мой князь, почему бы и нет? В конце концов… это вариант. Вряд ли получится еще раз это повторить.

Шлях-Успенский колебался какое-то время, но потом кивнул.

– Что ж, мы ничего не теряем. Единственное, смоль может заподозрить неладное.

– В темнице у нее особо нет выбора, – заметил Змеевский.

Я аж заскрипела зубами. Интриганы кузяковы. Можно иметь совесть и быть хорошими мальчиками?

– Может быть, вы нам все расскажете? А то вдруг мне надо завещание писать, а я тут сижу и место занимаю.

– Панна Алина… Точнее, пани Скорбута-Каторжинская, прошу прощения, – снова сногсшибательно улыбнулся Змеевский. – И в мыслях не было заставлять вас нервничать, но сами понимаете, все не так просто. И для князя это тоже непростое решение.

Теперь нахмурилась Валевская. Выдержка у нее посильнее моей, но все равно не железная.

– И что? – напряженно спросила она.

Шлях-Успенский подошел ко мне. В черных глазах плясало загадочное багряное пламя. Он протянул мне руку и тоном, не терпящим возражения, произнес:

– Иди со мной, Алина.

* * *

Мне было страшно.

До чертиков. До кузяков востроносых. До угольных шахт Марка Горневича.

Но сейчас я стою возле двери в камеру. Такая гордая и сногсшибательная. В бархатном плаще цвета пролитой крови. И внутри все сжимается от страха и возбуждения. После того, что сделал со мной князь, пути назад нет.

Выпитое зелье пани Валевской будоражит кровь, в голове немного шумит… и только пальцы настолько ледяные, что можно заморозить любого, кто пожелает неосторожно схватить меня за руку.

Справиться. Я должна справиться.

Прикрыв глаза, приказала бурлящей во мне силе угомониться. Тьма, которой щедро наградил меня князь, пойдя против всех правил Выданья, рвалась на волю и требовала свободы.

Я вставила ключ, дверь дрогнула. Потом заскрипела и медленно открылась, пропуская в камеру. Набрав затхлого воздуха, я шагнула вперед.

Будь что будет.

Все тот же Лешек. Сидит на кушетке, руки и ноги в кандалах из какого-то неведомого металла, по которому то и дело пробегают сиреневые искры. Что-то блокирующее возможность колдовать, как мне объяснил Змеевский.

Поднял голову, посмотрел на меня. На губах появилась обворожительная улыбка. Улыбка, при виде которой сердце забилось быстро-быстро. Да, точно мой Лешек, даже эти чертовы кандалы на нем так элегантны, словно это не какой-то глупый тюремный аксессуар, а часть наряда на карнавале.

Только вот глаза… В них холод неведомого мне существа, которому плевать на любовь и тепло. Ему нужна сила и оболочка, больше ничего.

– Кто нас почтил своим визитом, – улыбнулся он, ироничное приветствие заставило сжаться все внутри. – Ты уж извини, дорогая, покои не совсем те, что подобают молодой супруге, но князь решил, что нам под стать именно эти.

Стало мерзко, но я тут же поборола это чувство, велев себе играть роль, а не показывать истинные чувства.

– Нам? Или вам, молодой супруг? – ласково поинтересовалась я, медленно приближаясь к нему.

Едва заметная морщинка появилась между бровями Лешека. Так-так, смоль насторожилась.

Но я подошла еще ближе, замерла возле него. Скользнула взглядом сверху вниз, провела по губам кончиком языка. Потом склонилась, коснулась кончиком носа его шеи.

– Что, не ждал, дорогой? – шепнула я. – Думал, я не приду?

– Нет.

Честность смоли подкупает. Значит, не все в ней такое уж и плохое.

– А я пришла.

Заглянула ему в глаза и улыбнулась.

– Нам не дали договорить. Но ты и сам должен понять, что выбрал неправильную методику. Зачем приходил ко мне в Палланке и требовал развода? Зачем таскал в склеп? Я, конечно, девушка необычная, но вот ничего против спокойных романтичных ухаживаний не имею. Поэтому ты был… неправ.

Чернота в глазах плеснула словно нефть в воде, так же вязко, предвещая опасность. Но в то же время он не мог отрицать: я озвучиваю простые истины.

– Почему ты не пришел просто поговорить?

Вопрос повис в воздухе. Растерянность на лице. Похоже, смоли не такие уж умные, как можно подумать.

– Признайся, – шепнула я, проскальзывая ладонью под его светлую рубаху и оглаживая крепкий пресс, – ты испугался, как обычный человек. Раз стало невозможно проникать в мое тело, то тут же появилось желание напугать, подчинить, скрутить… Да?

Глаза аж полыхают. То ли от гнева, то ли от…

Жажда, господи! Смоль чует эту безумную силу князя. Вот и штормит. Только еще не понимает, что тут стоит не прошлая Алина, а та, которая получила подарочек от Шлях-Успенского.

Лешек потянулся ко мне, его ладони скользнули по моим бокам – пока мягко, едва касаясь бархата плаща.

– А ты бы поверила?

Хороший вопрос, но сейчас не до правды.

– Поверила, – сказала как можно искреннее. – Я тебе разве когда-то не верила?

– Скорее, недоговаривала, – медленно произнес он, и… послышалась горечь.

Пришло осознание: это сейчас сказала не смоль, а Лешек. Мой Лешек, который много чего не знал про Алину, умудрившись в нее влюбиться.

– Как и ты, – не растерялась я, оглаживая его грудь. – И знай, мне все равно, какой ты. Потому что я тебя люблю.

Он вздрогнул. Сквозь тьму в глазах стала прорываться изумрудная зелень. Да, по законам романтики не мне бы это говорить. Только тут все серьезнее, тут спасение жизни.

– Я хочу, чтобы ты оставался моим мужем. И хочу, чтобы у нас была дочь с твоими глазами и улыбкой.

Его рука сжала плащ с такой силой, что послышался треск ткани. Еще чуть-чуть – сдернет к кузяковой бабушке.

– Смоль и смоль. Я пережила собственную смерть, не думаешь ли ты, что такое присутствие меня испугает? Я сама живу чужой жизнью. Тебе ли не знать?

Лешек не знает, а смоль – знает. И снова чернота затапливает зрачок.

А потом плащ отлетает в сторону, и он забывает как дышать. Потому что на мне только невесомое черное кружево и больше ничего.

Его губы накрывают мои. Целуют жестко, страстно, не давая думать о чем-то другом. Но мне и не надо. Сама набрасываюсь на него с такой же безумной страстью, будто занимаюсь любовью в последний раз.

Хотя почему «будто»?

– Алина, – хрипло прошептал Лешек. – Алина…

– Потом, – выдохнула я и снова прижалась к его губам.

Огонь пробежал по всему телу, дышать стало просто невозможно. Но мне все равно. Я целовала своего мужчину с такой страстью и желанием, что вмиг на задний план отошло все на свете.

И чем сильнее полыхала страсть, тем страшнее бушевала во мне тьма князя. Страсть опаляла, губы и руки Лешека обжигали, а сила бурлила безумным потоком, который того и глядя разорвет изнутри.

– Возьми… – хрипло прошептала я. – Войди в меня, стань со мной единым целым.

И насколько же это двояко. Слова, в любой другой ситуации бы имевшие эротический окрас, сейчас еще и прямой призыв.

Лешека долго уговаривать не пришлось. Он подхватил меня, усадил к себе на колени.

Мысли спутались, кружа безумным хороводом. И когда я уже была готова закричать от пронзившего тело удовольствия, в ушах вдруг зашумело, а перед глазами все завертелось с такой скоростью, что пришлось зажмуриться.

Внутри будто вспыхнула новая вселенная, руки и ноги онемели, потеряв всякую чувствительность. Меня накрыла ледяная волна, а потом в ушах раздался дикий визг.

Я закричала от ужаса, но с губ не сорвалось ни звука.

«Лешек, Лешек! – билась мысль. – Помоги, спаси!».

Но он не слышал, не мог слышать.

А меня подхватил гигантский смерч и снес в чудовищную бездну. На этот раз исчезла вся чувствительность, крик застрял в горле. Меня крутило и швыряло, как крохотную пушинку.

Вокруг что-то ревело и рыдало нечеловеческими голосами. Еще чуть-чуть – и накинется на меня, сомнет, сожмет и… все.

– Твар-р-рь, – прорычал кто-то на ухо. – Ненавижу тебя. Смогла все же! Ненавижу! Подыхай тут теперь, на границе между мирами!

Рычание превратилось в визг, по телу пронеслась волна острой боли. Я все же заорала и наконец-то потеряла сознание. Только даже после этого чувствовала: кто-то ненавидит меня с такой силой, что… что все мои неприятности только начинаются.

Убаюкивающая тьма протянула ко мне руки и крепко обняла, лаская и укрывая от жуткой действительности.

Спать… спать, только спать теперь.

* * *

Голова болела так, словно кто-то очень долго бил ею о стену. Отдельно от тела.

Я с трудом разлепил глаза. Виски пронзила такая боль, что я, застонав, сжал их пальцами.

– Доброе утро, пан Скорбута, – прорвался через эту красную раскаленную боль голос Шлях-Успенского. – Вы живы, хоть и выглядите отвратительно. Поздравляю, вы практически вдовец.

Тут же стало не до боли. Я повернул голову и встретился взглядом с пронзительными черными глазами князя, сидящего в кресле напротив.

– Водички? – ласково предложил он, протянув мне стакан.

– Спасибо, – хрипло произнес я, схватил стакан и осушил его одним махом. Немного полегчало. – Какой еще вдовец? Где Алина?

– Под присмотром лекаря, – сказал Шлях-Успенский. – Но шансы невелики. Что вы помните?

Что я помню?

Стало совсем дерьмово – помню я все с отвратительной четкостью. И от этого к горлу подкатила дурнота. Только вот самое последнее как в тумане.

– Что произошло? – еле слышно спросил я, запуская пальцы в волосы. – После того, как я, как мы…

– Достигли пика наслаждения? – с готовностью подсказал он.

– Мой князь, если бы не субординация, я бы сказал что-то другое, но… могу сказать только одно – да.

Раздражение и гнев пришлось затолкать подальше. Ссориться с князем, который сейчас владеет нужной мне информацией, – верх глупости. Пусть и очень хочется подойти и просто по-человечески дать в морду.

Шлях-Успенский усмехнулся.

– Произошло прекрасное, я даже не ожидал такого эффекта. Слушай…

Оказалось, Князь Претемных поделился с Алиной своей силой. Точнее, передал княжеский дар, который обычно достается в качестве благословения кому-то из ведьм, явившихся на Выданье. Сила была очень желанной, а смоль именно к ней и стремилась.

Поэтому под завязку наполненная тьмой Алина пришла ко мне. Во время эмоционального накала и оргазма смоль рванула в нее. Но в тот же момент подействовали заклятье и зелье пани Валевской, направленные на перевоплощение.

Я стиснул зубы.

Ведь знал же, прекрасно понимал, что это за ритуал. Сам никогда не проходил, но сталкивался по работе. А это… это может значить, что Алина никогда не встанет. И от этого стало настолько страшно, что все бои с нежитью и прочими тварями показались детской забавой.

– Как вы могли на это пойти?

Собственный голос показался чужим. Улетучилась вся осторожность и все почтение к князю. Теперь я готов придушить его своими руками.

Шлях-Успенский явно почувствовал мое настроение. Правда, трусом он никогда не был, поэтому только поднялся с кресла.

– А как могли не пойти? Смоль опасна, пан Скорбута. Подставлять под удар гостей, а то и всех жителей Речи Шветной я не собирался.

– Но у вас был я, – шумно выдохнув, сказал ему. – Можно было просто уничтожить…

– Заткнись, мальчик, – ласково приказал он и вышел из комнаты.

Я ухватил стоявший рядом на столе подсвечник и запустил им в кресло, где еще недавно сидела влиятельнейшая персона государства.

Уничтожу. Удавлю прямо на его гребаном троне, если не будет способа вернуть Алину к нормальной жизни. Я…

– И чтобы через полчаса был у меня в кабинете, вандал кузяков! – донеслось из коридора.

* * *

Время шло. И мы ничего не могли сделать.

Алина лежала бледная и безмолвная. Князь поместил ее в кокон своей силы, которая не давала отойти в мир иной, но этого было мало.

– Перевоплощение – вещь странная и непредсказуемая, – хмуро говорила Валевская, и я не знал, радоваться или печалиться.

При виде этой женщины возникают смешанные чувства. С одной стороны, она прогнала смоль. С другой… уже дважды от ее действий страдает Алина. Думать о том, что Алина сама к ней приходила и просила делать то или иное, совершенно не хотелось.

– В теле Алины нет души. Но в то же время я чувствую, что не все потеряно. Такое впечатление, что ее тут что-то держит, – закончила Валевская и вздохнула.

Малгожата была сама на себя не похожа. Говорила мало и очень скупо. Следовавший за ней тенью Горневич был не лучше, но, кажется, он просто не хотел оставлять ее одну. То, что между ними что-то есть, видно невооруженным глазом. Вислава тоже выглядела отвратительно. Все-таки тогда, в жилище волколака, я неслабо ее приложил. И сначала она бодрилась, но потом ведьмовский ресурс дал сбой, и во всей красе проявились боль, синяки и желание никого не видеть.

Волколак…

Я замер на месте. А куда он, собственно, делся?

Эта мысль заставила отодвинуть на задний план все черные мысли и безвыходность. Он постоянно ошивался возле Алины, он же кинулся на ее поиски. Да, понятно, обоняние у волколака куда лучше, чем у ведьмака, но все же… Может, он что-то знает?

Я крутанулся на месте и помчался к князю. Правда, эту сволочь отыскать не удалось, зато очень удачно попался на глаза Змеевский.

– Волколак? – задумчиво спросил он. – Хм, это неплохая идея. Правда, говорить с ними сложновато, но можно что-то придумать. Пан Скорбута, вам повезло.

Хоть я не особо пылаю восторгом от его компании, вынужден признать: светлый ведьмак-поисковик – это очень хорошо.

Волколака пришлось искать до поздней ночи. Спасло только то, что он не успел далеко уйти, спрятавшись в лесу на окраине Краковара. Правда… может быть, он не собирался уходить?

Увидев нас двоих, волколак зарычал.

Я поднял руки, показывая, что мы пришли с добрыми намерениями.

– Мы не причиним зла. Нужно поговорить.

Волчьи глаза злобно сверкнули, внушительные зубы обнажились в оскале. Но потом… раздался по-настоящему человеческий вздох.

Мы со Змеевским переглянулись. Волколак махнул лапой и побрел куда-то вглубь леса. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Шли полчаса, не дольше. В итоге оказались возле заброшенной хижины – видимо, здесь когда-то жила ведунья или босорканя. Из тех, которые не любят большие города и толпы людей.

Волколак ткнул лапой на стол. Я чуть прищурился, потом с изумлением понял: там лежит кулон в виде летучей мышки и лист бумаги, исписанный мелким почерком и… залитый чем-то красным.

Стоило подойти ближе, как я понял: кровь. Кто бы ее ни пролил, это было не просто так. Обычно ведьмы и ведьмаки так скрепляют свои проклятия. Змеевский встал рядом, чуть нахмурился.

– У Алины фамильяр – летучая мышь. А это… Я подобное видел у Тадеуша Каторжинского, когда мы случайно встретились в Варшавинце.

Я закусил губу. После того как во мне пожила смоль, остались некоторые знания. О том, что Алина – вовсе не та подруга детства, которую я знал и в которую потом влюбился. И что это совсем другой человек… Но именно потому, что чуждое создание прочно держало в узде мои эмоции и мысли, шок от этого осознания был слишком вялым и бледным. А потом… потом все стало неважно.

Это моя Алина. И я не собираюсь ее терять.

Я поднес ладонь к мышке. Тут же появилось слабое алое пламя – цвет Каторжинских. Плохо. Глянув на волколака, хрипло спросил:

– Откуда это у тебя?

Он не ответил, но в голове будто что-то зазвенело. Зверь пытался донести информацию. Пытался сказать.

Мне стало нехорошо. Волколаки не говорят. Значит, это… это не просто чудовище в волчьей шкуре.

– Бенедикт, – хрипло произнес я. – Он заколдован. Что-то насильно удерживает его в теле волколака.

Змеевский нахмурился. Оказалось, он читал письмо, поэтому его мысли были далеко. Тряхнув головой, он прошипел что-то неразборчивое.

– Да. Еще как удерживает. Посмотри сюда.

Я хотел было взять лист, но, снова увидев кровь, передумал. Хватит с нас одной Алины, которая висит между жизнью и смертью.

Волколак тем времени медленно подошел к столу. Спина сгорблена, плечи опущены, глаза потускнели. Он ждал помощи. Нашей помощи.

Я взял летучую мышь и сжал ее в руке. Кожу словно обожгло.

– Это кулон Алины?

Волколак кивнул. Сердце заколотилось быстрее. Не Тадеуша, а Алины. Это пока мало чему может помочь, но уже появилось то щекочущее чувство, которое шепчет: «Верный путь найден. У нас все получится».

– Она его потеряла?

Снова кивок. И такой полный отчаяния взгляд на кулон, что захотелось отойти в сторону. А то и вовсе оказаться подальше от Краковара и его проклятых тайн.

Я медленно опустил взгляд на строки, написанные мелким убористым почерком. И, затаив дыхание, просто рухнул в сладко-ядовитые события прошлого.