Ночевать пришлось в том же овраге, только забравшись в него как можно глубже. Искра, конечно, умеет ходить лесными тропами, но спуститься по склону в сумерках и выбраться наверх в полной темноте – все-таки очень разные вещи!
Впрочем, Аластор даже порадовался: устроиться на ночлег без припасов и палаток, с одними только попонами Искры и Луны, оказалось той еще задачей! Совсем некогда было думать ни об отряде, брошенном на милость посланцев Бастельеро, ни о сестричках.
Подходящее место для ночлега, правда, нашлось быстро. Относительно ровное, да и ручей неподалеку журчал. Просто подарок какой-то! А вот развести огонь оказалось не из чего – не идти же за дровами в полной темноте! Да и хворост среди ночи не соберешь…
Аластор все же обрубил у нескольких ближайших деревьев нижние ветви, уложил на землю и сверху бросил попону Искры. Так Айлин точно не замерзнет, особенно, если укроется второй попоной, а рядом ляжет Пушок. А у него, Аластора, имеется отличный теплый плащ! Вот если бы еще все-таки развести костер… Впрочем, толку от костра, если нет ни вина, чтобы подогреть его на огне, ни еды… ни даже котелка! Хоть бы и сгоревшего!
Отогнав мысли об огне и горячем ужине, Аластор кивнул Айлин на лежанку.
– Ложись. Пойдем дальше на рассвете.
– А ты? – тихо спросила подруга, и Аластор снова почувствовал странное смущение, от которого вдруг стало тепло, даже, пожалуй, жарко!
– А я… покараулю, – буркнул он, опуская взгляд себе под ноги, точнее, на усевшегося прямо перед ним Пушка.
Синее свечение собачьих глаз показалось Аластору удивленным, а то и насмешливым. Пушок даже голову склонил набок и вывалил язык, словно говоря: «Охранять – это мое дело, а вы, люди, все равно в этом ничего не смыслите».
– Глупости, – фыркнула Айлин. – До утра караулить будешь, а потом в седле спать? Лучше я щит поставлю… – И вдруг осеклась. Помолчала и совсем другим голосом пробормотала: – Ложись лучше слева. Я – справа, а посередине Пушка положим. Он теплый, хоть и умертвие. Ну и плащами укроемся. Не замерзнем.
Аластор открыл было рот и собрался заявить, что не может позволить себе подобной близости к леди… но тут же одумался. Какого Проклятого? Сам же еще недавно вздыхал о потерянной легкости! Спать сидя, завернувшись в плащ, это последнее дело перед дорогой, тут Айлин совершенно права. Да и не первый раз они заснут рядом…
От воспоминания о прошлом разе заполыхали уши, и Аластор сердито мотнул головой. Глупости! Сейчас все совсем иначе. Он совершенно трезв, а что до репутации леди – их ведь никто не увидит!
К тому же… Невероятно, до свинцовой тяжести век хочется спать!
«Ведь прошлой ночью мы почти не спали, – удивленно осознал Аластор. – И с рассвета в седлах, а привал был совсем короткий… а Айлин еще и дралась! И одна она, пожалуй, действительно замерзнет, это мне случалось ночевать в лесу, а магессе – едва ли!»
– Ладно, – согласился он, понимая, что пауза неприлично затянулась. – Ставь щит. А Пушок предупредит, если что.
Снисходительно посмотрев на него, мертвый волкодав запрыгнул на расстеленную попону и плюхнулся на нее ровно посередине, четко разделив пополам. Айлин с облегчением хихикнула и, разувшись, легла рядом с Пушком, чутко насторожившим уши, совсем как живая собака. Аластор укрыл ее второй попоной и сверху – плащом, сам торопливо стянул сапоги и нырнул под попону с другой стороны. У Пушка действительно был теплый мохнатый бок, и от шерсти совсем не пахло псиной, так что лежать рядом с ним оказалось очень уютно. Да уж, с этикетом в походе придется туго. А уж когда они вернутся, и все узнают…
«Когда мы вернемся, я просто вызову на дуэль любого, кто посмеет оскорбить Айлин, – устало подумал Аластор. – Если у кого-то язык повернется сказать гадость о девушке, рискующей собой ради Дорвенанта…» Он прикрыл глаза и словно провалился в темную прохладную пустоту.
Проснулся Аластор еще до рассвета, небо едва начинало сереть, но неподалеку уже вовсю пересвистывались ранние птицы.
– В котелок бы вас, – буркнул Аластор негромко, чтобы не разбудить Айлин.
Пусть поспит, пока есть время! А он пока… ох, доберется до ручья и хотя бы ополоснется! Вчера так устал, что совсем об этом не подумал, зато сегодня запах целого дня дороги и лошадиного пота так и бил в нос! Хорошо, что хотя бы лошадок чистить не обязательно – вон, как помята трава, явно покатались сами.
Бросив взгляд на лошадей, Аластор тихо фыркнул: испачканная травяным соком Луна приобрела приятный зеленоватый оттенок. Ничего, в ближайшем же городе он купит щетку и скребницу, а пока придется обойтись так.
– И гриву тебе тоже заплетем, – пообещал Аластор Луне, и та нежно заржала в ответ.
Поднявшись с лежанки, Аластор потянулся, прислушался к беспечному птичьему гомону и направился в сторону журчащего ручья, но шагов через десять налетел на что-то… что-то твердое, но невидимое!
– Ал? – услышал он в тот же миг и резко обернулся.
Растрепанная со сна Айлин сидела на попоне и глядела на него с недоумением.
– Я… к ручью, – пробормотал он, чувствуя себя болваном. – А тут… это и есть твой щит?
– Ну да! Он незаметный и берет совсем мало сил… Ой, Ал, извини, сейчас я его сниму.
Подруга беззвучно шевельнула губами, прищелкнула пальцами, и Пушок, до того смирно лежащий рядом с ней, поднял лохматую морду, поставив уши торчком и поворачивая их в стороны. Вскочил и в два прыжка – только земля из-под лап брызнула! – метнулся за кусты.
«Как будто всю ночь честно ждал, когда же пустят погулять!» – подумал Аластор и усмехнулся: Пушок так старается казаться живым, что у него это отлично получается! И тогда приходится напоминать себе, что он – умертвие.
Ручей был совсем недалеко от магического щита, шагах в десяти, и Аластор невольно поежился, то ли прохладой веяло от воды, то ли раньше щит укрывал еще и от ветра. Но желание помыться было сильнее холода. Он поспешно разделся и быстро, чтобы не успеть передумать, окунулся, выругался сквозь зубы и окунулся в неглубокий, примерно по пояс, ручей еще раз, яростно растерев себя ладонями. Ох, Пресветлый Воин, благослови месьора д’Альбрэ за то, что бегать и обливаться под его началом приходилось в любую погоду, кроме, разве что, зимы!
На одежду Аластор посмотрел с тоской: натягивать потное белье на чистое тело было ужасно неприятно, а стирать… ну не просить же, в самом деле, Айлин! Не говоря уже о том, что сушить вещи негде и некогда, а ехать в мокрых подштанниках… Бррр, даже подумать противно! Вот, значит, нужно купить еще и пару смен белья. И столько всего, что мысли разбегались, когда Аластор попытался сообразить, без чего в дороге не обойтись. Матушка расстроится, когда узнает. Она с такой любовью собирала для отряда все необходимое!
Да, пока придется потерпеть. Натянув несвежую, но хотя бы сухую одежду, он еще раз пожалел, что к седлу Искры были приторочены только секиры и плащ. Хоть бы маленький котелок! Да что там – хоть бы фляжку взять с собой догадался! Вот у предусмотрительного месьора д’Альбрэ всегда при себе чеканная серебряная фляжка, которую вполне можно подогреть на углях и попить горячего.
Вспомнив о месьоре, Аластор еще сильнее помрачнел. Только бы вспыльчивый фраганец не высказал лорду Бастельеро все, что думает! В великодушие бывшего главнокомандующего, а ныне лорда-протектора, нисколько не верилось. Когда Бастельеро узнает, что беглецы ускользнули, не захочет ли он сорвать злость на их спутниках? Это по закону д’Альбрэ ровным счетом не в чем обвинить, но сейчас для всего Дорвенанта один закон – воля лорда-протектора. «Я ничего не могу сделать с этим, – угрюмо подумал Аластор. – Значит, нечего и думать. Пока что моя забота – Айлин и дорога к Озерному краю».
– Ал! – звонко и почему-то очень радостно позвала его Айлин, будто услышав мысли. – Смотри, что у меня есть! Твоя матушка была так заботлива!
Вернувшись к лежанке, Аластор увидел, что в руках у сияющей подруги сверток, из которого выглядывает подрумяненный бок пирожка. Он невольно сглотнул слюну, а в животе предательски заурчало.
– Знаешь, я что-то не очень голоден, – постарался сказать Аластор как можно небрежнее. – Ешь сама.
Карта тоже осталась у д’Альбрэ, но Аластор отлично ее помнил и знал, что ближайший город в двух днях пути. А в лесах вокруг Дорвенны не так уж много дичи. И времени для охоты у них нет.
– Ал, не морочь мне голову, – очень взросло вздохнула Айлин и решительно протянула ему пирожок. – Тебе силы нужны не меньше, чем мне. Тут еще на обед парочка осталась, – заглянула она в сверток, – а там видно будет.
Она улыбнулась, достала пирожок и откусила от него, а Аластор почувствовал, что его переполняет горячее восхищение и благодарность. Какая замечательная девушка досталась ему в спутницы и подруги! Ни слова жалобы, а ведь она не может не понимать, как изменилось их положение с потерей отряда.
Он сел рядом и принялся уплетать холодный, но все равно восхитительно вкусный пирожок с мясом, стараясь не торопиться и растянуть его подольше, чтобы обмануть желудок.
Задумчиво съев полпирожка, Айлин вдруг встрепенулась, повернулась и уставилась на Аластора загоревшимися глазами.
– Ал, ты знаешь вольфардель?
От неожиданности Аластор сунул в рот огрызок пирожка целиком, укусил себя за пальцы и горячо возблагодарил всю Семерку Благих, что набитым ртом никак не может выпалить того, что только что пришло ему в голову!
– Нет! – выдохнул он, как только пальцы перестали ныть. – То есть… Наш кузнец Долгий Мартин иногда говорит что-то на вольфарделе, но мне кажется… это не совсем то, что принято повторять в приличном обществе.
«Особенно если вспомнить, как горят уши у сыновей кузнеца, когда батюшка переходит на родную речь!»
– Да? Жаль, – огорченно откликнулась подруга. – Значит, будешь немым.
«И, может быть, прямо сейчас!» – подумал Аластор, прикусив на этот раз язык. Но, видимо, его взгляд был достаточно выразительным, потому что Айлин смутилась и поспешно заговорила:
– Нас ведь ищут! И теперь, когда мы отбились от милорда Кастельмаро, мэтр Бастельеро… он точно приложит все усилия, чтобы нас найти! А двое молодых дворян без сопровождения, но с такой большой собакой – очень приметная компания, правда? Вот я и подумала: пусть его люди и дальше ищут пару дворян, а не купеческую дочку под охраной вольфгардского наемника! У тебя вольфгардские секиры, и ты сам очень похож на…
Она осеклась, словно сказала что-то лишнее. Но Аластор понял и оценил ее деликатность. Конечно, теперь ему известно, на кого он в действительности похож. На короля Малкольма, ведущего род от северянина Дорве!
– На вольфгардца! – выпалила Айлин. – Особенно если я заплету тебе косу! Вот только борода… У вольфгардцев принято носить короткую бороду, а ты…
– Могу пока не бриться, – мрачно буркнул Аластор. – Без горячей воды это даже удобно. Но почему немой?
– А если тебе встретятся настоящие вольфгардцы? Их же часто нанимают в охрану. А у вольфгардца может быть хоть вольфгардский волк, хоть невийский волкодав. И уж купеческую дочку я точно изображу! Я столько лет живу в одной комнате с Иоландой, а летние каникулы провожу у тетушки Элоизы. Точно! Если кто-то спросит, назовусь госпожой Арментрот. Тетушка наверняка не обиделась бы! А ты будешь…
Она задумалась, и Аластор, не дожидаясь, пока некромантская фантазия подскажет подруге что-нибудь непотребное, торопливо предложил:
– Могу быть Ульвом. У Долгого Мартина так зовут старшего сына.
– Ульв?
Айлин покатала имя на языке и решительно кивнула.
– Отлично! Главное, не забудь, что ты не разговариваешь. Ну и придется тебе держаться так, будто я – главная.
Она виновато посмотрела, словно опасаясь, что Аластор обидится, но он лишь усмехнулся и кивнул. Изобразить охранника вовсе не оскорбительно. Всем известно, что вольфгардцы – жестокие воины, но не лишены понятий о чести. Да вся старая дорвенантская знать ведет от них свой род! Ну не забавно ли? Изображать северянина, которым Аластор себя не считает, хотя на самом деле, если хорошо проследить родословную, он как раз и есть северянин.
Вздохнув, Аластор отбросил эти сложные и непонятно куда ведущие умозаключения, отцепил с пояса кошелек и протянул его Айлин, пояснив:
– Раз ты хозяйка, тебе и расплачиваться, а то странно будет выглядеть…
Знакомое шипение Пушка прервало его на середине фразы. Аластор удивленно обернулся, а за его спиной громко ойкнула Айлин. И было отчего!
Все еще белое, но с изрядно перемазанными лапами и мордой, умертвие выскочило из кустов и гордо село перед ними, а из пасти у него бессильно свисало что-то большое, длинное, непонятное! Длинная шея, как у гуся, но покрытая чешуей, кожистые крылья, птичьи лапы с огромными когтями, криво загнутыми и опасно острыми. Голова чудища заканчивалась отвратительной пастью, где торчали зубы. Даже нет, зубища! Ровные, жуткого вида клыки, ослепительно белые и треугольные.
– Это что… демон? – растерянно спросила Айлин. – Они… такие?
«Точно, она ведь их не видела, – сообразил Аластор. – Впрочем, именно таких я и сам не видел».
Пушок, уронив добычу на землю, склонил голову и умильно вывалил язык. Теперь было видно, что пасть изнутри у него перепачкана черной кровью твари, а шея демона перекушена, как у обыкновенного гуся, до которого добралась сорвавшаяся с цепи собака.
«Ну, я же молодец? – читалось в ярко-синих глазах. – Вот, принес! Ну, похвалите же меня!»
– Хорошая собака, – согласился Аластор и почесал за белым мохнатым ухом. – Очень хорошая. Знать бы еще, сколько их там было…
Овраг вдруг перестал ему казаться таким уж тихим и безопасным, да и Айлин зябко поежилась. Нет, надо выбираться отсюда и побыстрее. Чего доброго, теперь по их следу пустят не гвардейцев, а следопытов из королевских егерей – от тех в лесу и мышь не спрячется.
– Хорошая собака, – повторил он. – Но в следующий раз лучше лови зайца или рябчика. Мы его на костре…
Он сглотнул слюну и постарался отогнать видение кролика на вертеле. С хрустящей золотистой корочкой, м-м-м… Это и без котелка можно.
– Слышал, Пушок? – серьезно сказала Айлин и брезгливо потрогала демона носком сапога. – Ищи по дороге кролика! А то от этой твари никакой пользы. Мы ведь не в Академии. Ух, там бы за него алхимики передрались!
Она подняла свой плащ и бережно свернула. Потом потянулась к Луне, но арлезийка капризно отскочила и с ужасом покосилась на дохлого демона. Искра презрительно фыркнула, и Луна, устыдившись, позволила поймать себя за недоуздок, виновато посмотрев на Айлин.
– А что, они и правда такие дорогие? – заинтересовался Аластор, собирая попоны.
Денег у них пока достаточно, да и не тащить же с собой дохлятину, но… любопытно!
– Только клыки и когти, – ответила Айлин и глянула на демона с неожиданной хозяйственностью. – Хочешь – выдерни! Если по дороге попадется лавка алхимика или артефактора, нам за них золотом заплатят. А клыки, они ведь не тяжелые.
«Да и промыть их можно в ручье, – прикинул Аластор. – Не завоняются. Зато можно будет не думать, хватит ли денег на все необходимое».
Он уже оценивающе посмотрел на оскаленную пасть демона, растопыренные лапы… Ну а что такого! Обычная охотничья добыча! Сам же собирался продать в столице тех демонов, которые сейчас лезут в поместье.
– Молодец, Пушок! – потрепал он блаженно прищурившегося пса. – Но на кроликов тоже посматривай!
– Ваши заслуги перед Дорвенантом неоспоримы, лорд Бастельеро, – уронил канцлер, когда молчание стало совершенно невыносимым. – Но вынужден признать, что умение договариваться – не ваша сильная сторона.
– Договариваться? – опешил Грегор. – Простите, милорд… о чем и с кем?
Аранвен, все время его подробного рассказа простоявший у окна и глядящий в залитый обеденным солнцем сад, повернулся и взглянул неодобрительно. Видеть его здесь, в обычном преподавательском кабинете, было странно, да Грегор на подобное и не рассчитывал. Напротив, он нарочно послал письмо с описанием своих действий, а не явился к канцлеру сам, чтобы выиграть немного времени. Последнее, что ему требовалось перед штурмом Академии демонами, это политические разговоры. Конечно, в письме Грегор обещал прибыть во дворец, как только представится возможным, искренне полагая, что немолодой и тщательно соблюдающий этикет Ангус Аранвен ни в коем случае не явится сюда сам. Зачем? Несообразно его положению и попросту опасно, ведь о грядущем прорыве Грегор ему тоже написал. И ошибся. Аранвен примчался в Академию лично и так быстро, словно бросил ради этого все дела.
– Для начала – хотя бы со мной, милорд, – проговорил он обычным прохладным тоном, но Грегор увидел, как на виске лорда под тонкой, почти полупрозрачной кожей бьется синяя жилка. – Я выслушал ваши аргументы касательно крови Дорвеннов еще на Малом совете. Неужели вас не удивило, что я ни слова не сказал о королевском бастарде?
«Еще как удивило! – мрачно подумал Грегор. – Вы все-таки ведете свою игру, Аранвен. Не ошибся ли я теперь, обратившись к вам?»
Канцлер едва уловимо нахмурился и покачал головой.
– К вашим услугам лучшие маги Оранжевой гильдии, а вы не дали им даже попытаться что-то сделать! К тому же, насколько я понял слова лорда Эддерли, есть небольшой шанс, что маг, устроивший Разлом, все еще жив? Если не ошибаюсь, он как раз некромант? Во имя Благих, милорд, почему вы даже не попытались его найти, прежде чем приговорить к смерти принца? Ведь существуют поисковые артефакты. Или в Дорвенанте больше нет Синей гильдии?
– Простите, Ангус, – процедил Грегор, сдерживая кипящее бешенство и напоминая себе, что он собирался просить у канцлера помощи, а вовсе не наживать себе еще одного противника. – Но вы рассуждаете как профан. Найти Денвера, даже если он еще жив, мы не сможем, об этом и думать нечего! Для изготовления поискового артефакта необходима телесная частица человека: кровь или, скажем, волосы, но Денвер… – Он осекся, не желая напоминать, какой пост этот мерзавец занимал в Ордене. – Был крайне осторожен. А искать его без артефактов… Ангус, это практически невозможно! Что касается стихийников, Райнгартен заявил, что на изучение заклятия ему потребуется не меньше месяца, а то и двух!
– Но вы не дали ему и дюжины дней, – бесстрастно уронил канцлер. – Грегор, я глубоко уважаю вас и только поэтому напоминаю: однажды вам придется сложить полномочия лорда-протектора и отчитаться за все, совершенное на этом посту. Когда станет известно, что вы пожертвовали последним принцем крови, даже не попытавшись найти другое решение… Благие боги, да главы родов будут просто обязаны потребовать суда!
«А возможно и казни, – с ледяным спокойствием подумал Грегор. – Как было с лордом-протектором Сазерлендом в свое время. Видит Претемнейшая, я никогда не боялся отвечать за собственные проступки, но как же мерзко думать, что расплачиваться головой придется за спасение страны! И тех самых лордов, которые пальцем не шевельнули, чтобы сделать хоть что-то. И во время войны, и сейчас!»
– Значит, вы мне не поможете? – уточнил он, стараясь, чтобы голос звучал так же ровно и бесстрастно, как у Аранвена, но канцлер чуть приподнял брови.
– Разве я это сказал? Я согласен, что юношу следовало вернуть в столицу. Но уж конечно, не таким образом. Мои люди за пределами Дорвенны получат соответствующее распоряжение. Времени мало, но у моей службы есть… некоторые возможности быстро передать приказ.
Он замялся, и Грегор понял, что канцлер не собирается раскрывать суть этих возможностей. А было бы весьма любопытно как он собирается опередить беглецов, если порталами пользоваться нельзя. Но Ангус продолжил:
– Юный лорд Вальдерон… и леди Ревенгар, конечно… вернутся в столицу, а вы, Грегор… – Канцлер на мгновение умолк и с силой провел рукой по бледному лбу. – Постарайтесь найти другое решение. Поверьте, я не хуже вас понимаю, что времени крайне мало! И все же ради памяти его величества Малкольма и ради вашей собственной жизни, прошу вас – попытайтесь.
«Ради памяти Малкольма, – подумал Грегор, чувствуя, как болезненно сжалось его сердце. – Я должен спасти его страну. Даже если в итоге придется шагнуть в Разлом самому».
– Дюжина дней, – холодно сказал он вслух. – Ангус, дюжина дней – это большее, что мы можем себе позволить. И кто знает – не станет ли тогда поздно. Ткань мироздания в Дорвенне истончается. Сегодня мы прикроем столицу собой, но разломы будут возникать снова. И если стихийники не найдут иного решения…
– Тогда мы официально объявим о пресечении рода Дорвеннов, – закончил канцлер, словно постарев еще больше в одно мгновение. – И возведем на трон нового короля. Короля рода Бастельеро. А затем… Затем, Грегор, вы сделаете то, что считаете нужным. Если нет иного выхода.
– Кровь Дорве Великого течет в Аранвенах, – непослушными губами проговорил Грегор. – Королем должен стать Аранвен! Если не вы, то юный Дарра…
– …который будет вынужден судить вас и отправить на плаху, если того потребует Совет, – устало повторил Ангус. – А вы слишком нужны Дорвенанту. Неподсуден лишь король, поэтому вы станете королем и женитесь на ее величестве. Вам ведь понадобятся наследники.
Жениться? На Беатрис? На миг Грегору показалось, что он видит наведенный кошмар, ведь не может Аранвен предлагать ему такое всерьез?! Проклятье! Канцлер должен понять, что некоторым словам лучше было бы остаться непроизнесенными! Но, может быть, он возьмет это чудовищное предположение обратно?
– При всем уважении, милорд, – уронил он тихо. – Моей женой может стать только одна девушка, и это не Беатрис Итлийская… Мои слова кажутся вам смешными?!
– Ну что вы, милорд Бастельеро, – тускло улыбнулся Аранвен, глядя на Грегора потяжелевшим взглядом. – Я всего лишь вспомнил, как двадцать три года назад в другом кабинете эти же слова произнес его величество Малкольм. А вы помните?
Грегора будто ударили под дых. У него даже в глазах потемнело. Помнит ли он?! Да он сам успокаивал Малкольма! Недавно взошедший на престол друг рвал и метал, кричал, что не собирается приносить свое счастье в жертву никаким государственным интересам, будь они неладны. Что женится по собственному выбору или не женится вообще! В конце концов, зачем нужны канцлер и целый Совет бездельников из Трех Дюжин, если они не могут найти деньги иначе, не продавая своего короля, словно породистого жеребца на случку?
Он кричал, а Грегор с Ангусом Аранвеном пережидали бурю, благо у Малкольма они никогда не длились долго. А потом канцлер, волосы которого тогда еще блестели чистым светлым золотом без примеси серебра, склонил голову и так же негромко, как сейчас, произнес:
– Если вашему величеству угодно, я готов сегодня же оставить свой пост. Возможно, кто-то другой предложит лучшее решение. Например, поднять налоги, разоряя крестьян и убивая будущее Дорвенанта в колыбели. Или взять кредит у Фраганы под проценты, которых постыдится самый жадный итлийский банкир. Безусловно, тогда вы сможете жениться, на ком захотите. Но вашим детям от этой женщины останется разоренная и отданная в залог страна.
– Да будь оно все проклято, – прошептал Малкольм, стихая и упираясь в стол широкими ладонями, которым была бы впору секира его предка, но ничего, тяжелее охотничьего ножа, король сроду не держал. – Грегор, а ты что скажешь?
И Грегор сказал то, что помнил до сих пор. Что сочилось в его сердце кровью долгие годы, словно он вырезал эти слова на собственной плоти ритуальным некромантским лезвием.
– Кольм, – сказал он, в упор глядя в измученные глаза друга. – Я присягал тебе как своему королю. И я не хочу презирать своего короля за слабость. Вспомни, кто ты. Ты Дорвенн, слава и честь Дорвенанта. Какие могут быть собственные желания, если речь идет о судьбе страны?!
– Судьбе страны… – эхом отозвался Малкольм и поник головой, а потом, не поднимая ее, глухо сказал: – Готовьте брачный договор, Ангус. Я согласен. А сейчас уйдите. И ты, Грегор, тоже. Видеть никого не хочу.
«Не в тот ли день он впервые напился, – с режущей сердце виной подумал Грегор. – Или все-таки позже? После того проклятого неудачного свидания с Джанет? Но какая теперь разница? Я не позволю себе того, в чем отказал когда-то своему другу и королю. Проклятье, но я должен жениться на Айлин! Я… виноват перед ней. Я лишил ее невинности. Я… люблю ее! Кольм, ради Благих, прости нас всех. Как можно выбрать, если при любом выборе чувствуешь себя подлецом?!»
Он очнулся от резкой боли и лишь тогда понял, что ногти впиваются в ладонь, так сильно сжаты кулаки. Ангус смотрел на него, бесстрастный и все понимающий. А потом уронил:
– Милорд Бастельеро, я буду молиться, чтобы прорыв в Академии принес как можно меньше жертв. Пожалуй, я даже рад, что вы так необдуманно распорядились моим сыном. Надеюсь, когда он вернется, все будет закончено? А еще я буду молиться, чтобы лорд Райнгартен и его стихийники нашли иной способ, не требующий жизни последнего Дорвенна. Но если уж нам придется сделать этот выбор…
«То я не позволю тебе забыть, кто придумал пожертвовать жизнью мальчишки, а не своей собственной», – прочитал Грегор в холодном рыбьем взгляде канцлера.
Разумеется, ему не позволят! Он взойдет на трон, женится на женщине, которую ненавидит и презирает, и до конца своих дней будет расплачиваться за то, что совершил. Кто сказал, что короли и королевы рождаются для иного счастья, чем благополучие их страны? И неважно, кем они были раньше.
В памяти ярко вспыхнули изумрудно-лиственной зеленью глаза Айлин Ревенгар. Влюбленные, смущенные, сияющие, гневно-яростные… Предать эту чистую нежную девушку? Отказаться от нее? Невозможно! Жениться на Беатрис и сделать Айлин своей фавориткой? Грегор убьет того, кто ему это предложит! Он разбил ей сердце и, возможно, искалечил судьбу, но так оскорбить ее он никогда не посмеет. И выхода нет! Просто нет!
– Я тоже буду молиться об успехе лорда Райнгартена, – шевельнул он губами и склонил голову, а когда выпрямился, услышал за своей спиной шаги канцлера и звук закрывающейся двери.
Защитные щиты Академии, напитанные силой, продержались почти до вечера, даже больше, чем обещал Райнгартен. Осунувшиеся стихийники метались по коридорам, аудиториям и холлам оранжевыми языками пламени, а сам Райнгартен на вопросы Грегора только огрызался, утратив обычную вежливость и лоск. Ну не знает он, когда все начнется! Демоны расписанию не подчиняются! Но вот-вот…
Грегор невольно ждал обычного азарта боя, хорошо знакомого по фраганской кампании, однако тот все не приходил. Похоже, за годы, прошедшие с тех пор, в нем что-то необратимо изменилось. Он больше не хотел побеждать! И если бы Райнгартен сказал, что ошибся, что вся эта лихорадочная подготовка была напрасной, Грегор был бы самым счастливым в Академии человеком. Ему до одури, до тоскливой жути не хотелось даже думать, скольких адептов и преподавателей он недосчитается через несколько часов и сколько их останется калеками. И все ради чего? Ни славы, ни блага государства, всего лишь спасение собственных жизней от жестоких бессмысленных тварей.
– Зачем Барготу демоны? – спросил он рассеянно идущего рядом Ладецки. – Падший, хоть и проклят, все-таки существо несравнимо более великое. А эта дрянь… Они не звери, потому что убивают не ради пропитания. Они не мыслят, с ними нельзя договориться. Так зачем они Барготу, который соблазняет человеческие души?
– Хороший вопрос, коллега, – хмыкнул Ладецки и кивнул очередному посту из юных боевиков, старательно вытянувшихся и отдавших честь. – Слышал я версию, что демоны не живут в том мире, который для создал себя и своих присных Баргот. Они вроде диких зверушек, что мечутся в Бездне, которая нас разделяет. А когда случается прорыв в нашу сторону, их просто выкидывает сюда. Но правда это или нет, никто не знает. Разве что сами Благие и Баргот. Ну, или Странник…
– Странник? – поморщился Грегор. – Ладецки, это всего лишь легенда. Если Странник действительно существует, почему он себя никак не проявляет? Все эти россказни о путнике, который попросился на ночлег и вознаградил добродетельных хозяев – это же крестьянские сказки. Дарование удачи, надо же! Как это можно проверить?
– Сказки, говорите? – снисходительно усмехнулся высоченный магистр сверху вниз. – А я вот лично видел и слышал, как один отъявленный лгун поклялся именем Странника в очередном обмане. И что вы думаете? Часа не прошло, как упал с крыльца и свернул себе шею. Трезвехонький, полный сил!
– Совпадение, – раздражаясь, возразил Грегор. – Вы еще скажите, что верите в святость брака, заключенного в его часовнях. И что в них нельзя принудить никого из новобрачных. Как по мне, это просто уловка для всяких авантюристов! Я бы запретил подобные браки законодательно! Если двое не могут пожениться в храме Благих, как положено, значит, с этим союзом что-то не так. Семеро Благих каждый день многократно являют себя через магическую силу. Да все мы просто знаем, что они существуют! И Баргот существует тоже. А кто видел Странника? Любой рассказ о нем на поверку оказывается хвастливой болтовней, чтобы придать себе значимости! И я вам скажу, что… Погодите, а он здесь откуда?
Взгляд Грегора зацепился за знакомые светлые волосы, скуластое лицо и широкие плечи. У сторожевой горгульи, отмечающей переход из общежития в учебное крыло, группой боевиков распоряжался не кто иной, как Саграсс. Оставленный, между прочим, самим Грегором в карцере службы безопасности!
– А что такого? – хмыкнул Ладецки, правильно поняв его удивление. – Я распорядился его выпустить. Ради Пресветлого, Бастельеро, это попросту расточительно! У нас каждый мальчишка-адепт на счету, а один из лучших боевиков Ордена будет прохлаждаться за решеткой? Да вы и сами знаете, что не так уж он виноват.
Саграсс, тоже их заметив, поклонился и ответил Грегору взглядом в упор. Выглядел он подтянутым и собранным, только глаза нехорошо и лихорадочно блестели. Грегор невольно подумал, не собирается ли бывший подчиненный Денвера искать смерти в бою, чтобы очистить свое доброе имя. Вспомнился Адальред, который предпочел мерзкую участь самоубийцы…
– Лионель! – окликнул он боевика, не без труда вспомнив его имя. – Когда это все закончится, я буду ходатайствовать о вашем помиловании.
– Благодарю, милорд, – с неожиданной холодностью ответил Саграсс. – Но я готов к любой участи, которую для меня сочтут заслуженной. Не беспокойтесь, я здесь под честное слово и после окончания боя вернусь обратно в камеру. Милорд магистр Ладецки был очень великодушен, поверив мне и позволив сражаться.
– Как знаете, – ответил Грегор, про себя поморщившись.
Гордец! А ведь ему и правда грозит плаха. Вот будет забавно, если они с Саграссом встрется в итоге на эшафоте! Неудачливый боевик, случайно погубивший одного принца крови, и лорд-протектор, принявший решение пожертвовать вторым.
Мимо пробежала стайка целителей – курс десятый-двенадцатый, почти взрослые. Его кузины со стороны Мэрли среди них не было, но даже если бы Грегор вспомнил о ней раньше, он не стал бы отправлять девочку домой. Да, жестоко, но чем она лучше остальных? И кто знает, вдруг именно ее силы не хватило бы, чтобы спасти кого-то другого? Сегодня, прав Ладецки, каждый человек и вправду на счету.
Ах, как же не хватает Воронов! Его умных, талантливых, сильных и умелых Воронов, гордости Фиолетового факультета! Но Аранвен, пожалуй, прав… Ни Дарра, ни Саймон не остались бы в стороне, а они наследники своих родов, истинная золотая кровь Трех Дюжин. И кто знает, может, Аранвен-старший еще изменит свое решение и на трон взойдет его сын?
Грегор вдруг понял, что не верит в благополучный исход. Конечно, стихийники постараются найти решение. Но судьба неизменно проверяет человека самым жестоким и неприятным способом, который только может выбрать. И ни Благие, ни Баргот, ни выдуманный Странник не могут встать между человеком и его выбором.
«Я не женюсь на Беатрис, – подумал он с холодной смертельной ясностью. – Кто угодно, только не я. Если Аранвены откажутся от короны, пусть возведут на трон любого из Трех Дюжин. И кто бы ни стал следующим королем, пусть он судит меня за все, что я сделал. Плаха так плаха, Бастельеро умеют отвечать за свои дела. Жаль только Айлин… Она заслуживает лучшей участи, чем стать вдовой, едва оказавшись женой. Но ее необдуманный порыв будет хотя бы прикрыт и оправдан честным браком, пусть недолгим. А если повезет и решение окажется в мою пользу, я сумею искупить свою вину и сделать ее счастливой. Она – единственная, кого я могу и хочу назвать своей женой…»
Мир вокруг замер и пошатнулся. Грегор почувствовал, что на миг оглох, но тут же слух вернулся. Академия дрожала, как испуганная лошадь, каждым камнем до самого основания. Стены вибрировали, стекла дребезжали в рамах.
– Началось, – с угрюмым удовлетворением сказал Ладецки и поправил на запястье браслет-накопитель. – Господа маги! – обратился он к боевикам. – Мы жили честно, а придется – умрем доблестно. За Орден и Дорвенант!
– За Орден и Дорвенант! – рявкнули боевики.
Грохнуло второй раз, уже ближе, и Грегор понял, что прорыв снова случился в Большом Зале Совета.
– За Орден и Дорвенант, – выдохнул он и почувствовал странную легкость в душе.
Никакой политики, всего лишь еще один бой, который непременно нужно выиграть. А судить победителей будут потом.