Главную героиню фашисты начали пытать минут через пятнадцать после начала фильма, и Ян подумал, что теперь опасно ходить в кино на что попало – особенно, когда речь идет о фестивальных работах. Просто Кэт устала бродить по городу, хоть и не подавала вида, но Ян это чувствовал. За тот месяц, который прошел после его возвращения, он научился очень хорошо ее чувствовать. Когда ей спокойно, когда грустно, когда неприятности на работе, или когда она просто устала. Ему нравилось проводить время с Кэт. Все время.
Первые недели после возвращения Ян еще отлеживался, последствия драки давали о себе знать. Он выходил из дома на час, затем на два, отсчитывая минуты, как таблетки. Кэт его сопровождала, держала под руку. В этом не было необходимости, но ее забота умиляла, и Ян не противился.
Он был упорным в своем желании поправиться. Знала бы Кэт истинную причину! Теперь, чтобы не выдать своих желаний, взгляд приходилось отводить ему.
К первой их близости – тогда, после рассказа о Маше, – Ян едва ли Кэт не принудил. Нет, не силой. Но другими невинными уловками, умелой игрой, когда почти не остается шанса отказать. Он хотел, чтобы в следующий раз это случилось по ее воле.
Ян наблюдал за знаками, которые, не отдавая себе отчета, Кэт оставляла повсюду, как бабочка, зажатая в ладонях, оставляет пыльцу. Бретелька платья, случайно упавшая с плеча – и не поправленная. Локон, который Кэт завивала на палец, глядя Яну в глаза. Ее взгляды украдкой в отражении оконного стекла. Это было даже волнительно: наблюдать за ней, пока она наблюдает за ним.
Ян много раз представлял себе их вторую близость: очень медленную вначале, с долгими взглядами глаза в глаза, когда каждая секунда, томительная и сладкая, переворачивает нутро. Фантазировал о том, что Кэт наденет легкое платье до колен, с длинным рядом пуговиц. Она встанет перед Яном, изнывая от желания, а он, опытный мужчина, умеющий обуздывать свои эмоции, будет сидеть на краю кровати и расстегивать эти пуговки, одну за другой.
Но однажды, когда Ян заваривал кофе, Кэт обняла его сзади. Секунды спустя раздался треск ткани, и пуговки ее платья, звеня и подпрыгивая, вмиг разлетелись по полу. Тогда, на кухне, и мысли не возникло о долгих взглядах. В тот день по квартире еще долго витал запах сбежавшего кофе.
А потом, когда Кэт опустилась на его плечо, все еще горячая, со сбитым дыханием, он подумал – с неуместным для такого вывода спокойствием, – что, возможно, его тело больше не захочет другой женщины.
Кэт работала в казино по двенадцать часов, два дня через два. Ян легко перенял ее график. Не спал по ночам, когда она уходила на смену, и завтракал во время позднего обеда. Они вместе слушали музыку, гуляли по улицам, занесенным опавшими листьями. Остро пахло осенью. Воздух был чистый и прозрачный, словно ключевая вода.
К концу октября золотая осень закончилась. Погода портилась, хмурилась, а Кэт расцветала. Без давления, без страха, без необходимости выполнять желания – она преображалась. У нее появился лоск леди. Она научилась смотреть ему в глаза, а когда опускала взгляд, это означало уже нечто другое. При этом Кэт во многом оставалась той же наивной квартиранткой, с которой когда-то ему захотелось сыграть в кошки-мышки.
Несколько раз он ловил себя на мысли, что ему не нравится ее работа: по ночам, среди азартных игроков, из которых казино вытаскивало все самое плохое. А еще Яну не нравилось, что на нее стали обращать внимания мужчины, прямо кулаки чесались. С другими женщинами было наоборот: смотрите, какой трофей. А Кэт хотелось заслонить от чужих глаз. От таких людей, как он сам.
Это чудесное время портило одно обстоятельство: у Яна не было денег. Он продал «Ролекс», костюм и золотые запонки – деньги растаяли. Сдал в макулатуру все книги, что у него были, – эти крохи едва ли почувствовал. Ему еще удавалось убедить себя, что безденежье временно, удача скоро вернется, как возвращалась всегда. Но по ночам все чаще снились жуткие вязкие сны, после которых приходилось менять промокшее от пота белье.
Временами Яну казалось, что он мчится на полной скорости по трассе, которая вскоре оборвется пропастью. Избавиться от этих мыслей не помогали ни холодный душ, ни прогулки, ни алкоголь. Только джаз. После часа такой терапии он возвращался к Кэт привычным для нее Яном.
Она делала вид, что это нормально, – содержать мужчину. Покупала продукты, а он готовил. Как-то незаметно приноровилась оплачивать счета. За билет на этот занудный фильм тоже заплатила она. Это было почти не больно. Ян знал, что вернет ей все с лихвой. Но не знал, когда и что для этого должно произойти.
Однажды Кэт обмолвилась, что ее знакомый крупье открыл фирму и набирает менеджеров. Из обязанностей – лишь общение по телефону, никакого личного контакта с клиентами. Такой тонкий намек, что шрам не помеха.
В какой-то момент Ян даже собрался послать к чертям гадалку, предсказавшую, что он никогда не будет на кого-либо работать. В конце концов, эта шарлатанка навязала ему в жены и золотоволосую иностранку. Но вечером Ян нашел на своей кровати новенький костюм. От такого подарка свело скулы.
Из кармана пиджака торчал лист, вырванный из блокнота, с именем и номером телефона. Контакты будущего работодателя. Приятель Кэт. Бывший крупье, к которым Ян всегда относился с пренебрежением. А как отнесутся к нему, бывшему игроку, когда он наберет номер и сформулирует суть вопроса? В казино, где теперь работала Кэт, Яна знали все.
Но денежный божок не возвращался. Никто не терял портмоне, не оставлял ему наследство. Ян пытался выбить долги – теоретически он был весьма богат, но через неделю безуспешных попыток раздробил о стену телефонную трубку.
Только Ян и без денег знал, как сделать Кэт счастливой. Вот и сейчас ощутил: ей стало не по себе от того, что происходило на экране. Ян взял ее за руку и потащил к выходу. Они спустились на этаж ниже, но, когда до прозрачных дверей оставались считанные метры, он развернулся – и повлек Кэт через лабиринт ночного клуба, потаенными коридорами. Ян сбегал от Мариши, которую только что увидел. Приведение из прошлой жизни.
– Откуда ты знаешь, куда идти? – просила Кэт, сворачивая из узкого тусклого тоннеля в другой, точно такой же.
Ян только сильнее сжал ее ладонь.
Одна из дверей оказалась приоткрыта, Ян завел Кэт туда. Посреди комнаты стоял длинный стол с яствами. Похоже, здесь собирались потчевать гостей фестиваля. Ян протянул Кэт бутерброд с тунцом, такой же запихнул себе в рот и схватил бутылку шампанского. Они выбежали на улицу. Ян все не отпускал ее ладонь, пока они не оказались под мостом. Величаво текла река. Было тихо словно на окраине, а не в центре города. Они улыбались друг другу, доедая бутерброды. Потом Ян откупорил шампанское – пенистая жидкость стекла по ладоням на асфальт – отпил и передал бутылку Кэт.
– Твоя очередь.
Едва она сделала глоток, Ян выхватил бутылку и швырнул в стену. Кэт, вскрикнув, зажмурилась. Зазвенело стекло, зашипело шампанское.
– Что?! Что ты сделал?! Ян! Зачем?!
– На счастье, моя милая Кэт.
И они пошли по набережной, обнимаясь и смеясь, словно опьянели от того единственного глотка.
Кате нравился его шрам. Да, кривой. Да, заметный. Но он добавлял красоте Яна особую притягательную свирепость. И шарм. От этого слова, когда его произнесла Катя, Ян едва не захлебнулся смехом.
На него, бывало, оборачивались люди. Дети плакали, когда видели Яна вблизи. И вряд ли Катя осмелилась бы снять у него комнату, предстань он перед ней таким в первый день. Но… Ян все равно казался ей красивым. Даже, возможно, красивее, чем раньше.
Теперь каждая минута рядом с Яном получалась насыщенной, как целая жизнь. Катя упивалась их бесконечными прогулками, совместными завтраками, ломаным графиком, из-за которого казалось, что они плывут против течения города. Это было так упоительно: плыть против течения вместе с Яном. Ради такого удовольствия она отказалась и от работы расклейщицы, и от работы уборщицы, хотя деньги приходилось экономить. Она посещала курсы английского не чаще раза в месяц, впервые в жизни примеряя роль прогульщицы.
Родители волновались: Катя стала редко им звонить и комкала разговор, когда звонили они. Просто не хотелось тратить время на синонимы к слову «отлично», если эти драгоценные минуты можно было провести, обнимая Яна, гуляя с Яном под дождем или слушая музыку, прижимая ухом почти к самому его сердцу.
Катя открыла для себя, что до встречи с Яном даже толком не умела целоваться и теперь все поражалась, сколько удовольствия можно доставить мужчине лишь поцелуями. Она прилежно и с воодушевлением постигала эту приятную науку – как и другую, более интимную, более доверительную.
Это было хорошее время. И хотя Катя знала, что так не может продолжаться вечно, пока она ощущала себя ребенком, который катится на велосипеде по лесной дороге, раскинув руки и подставив лицо солнцу. Она ничего не боялась, просто наслаждалась теплым ветром, бьющим в лицо, запахом сосновой смолы и диких цветов.