Глава 18. Долгая ночь

Катя сидела в парикмахерском кресле салона красоты, где, судя по рекламе, творили чудеса. Чудо предположительно и стоило нереально дорого.

Недалеко от кресла стояли разноцветные бумажные пакеты с новой одеждой, впервые купленной не на рынке, а в стеклянных магазинчиках-ловушках модного торгового центра, где консультантки выглядели так, как мечтала выглядеть Катя.

Шуршащие юбочки. Легкие паутинки-платьица. Блузки и маечки из такой нежной ткани, что к ним хотелось прикоснуться щекой. Из длинных пестрых рядов Марго снайперским взглядом выбирала именно ту вещь, которая идеально подходила Кате, ожидающей в примерочной кабинке. А еще в фирменных пакетах томились бусы, цепочки, сережки, ремешки и даже шляпа.

Кроме того, Катя сходила на первый сеанс в студию загара. Правда, особого эффекта не заметила.

Чтобы позволить себе все это, сегодня утром она достала из обувной коробки последние деньги: и «неприкосновенный запас», и «на будущее». Она не искала причину, почему решила поступить именно так. Причина могла стать еще одним разочарованием.

Здесь, в парикмахерском салоне, все удивляло и завораживало. Ароматы красоты, щекочущие нос. Стилисты, порхающие возле стульев клиентов, как мотыльки вокруг лампочек. Город, плывущий в панорамном окне, смотреть на который было куда интереснее, чем в предложенный глянцевый журнал.

После часа колдовства ее волосы стали короче на ладонь и приобрели оттенок «темного каштана» – всего на полтона темнее, чем было. Сияющие пряди вились и пружинили, как в телевизионной рекламе. Катя смотрела на себя в зеркало и не могла налюбоваться. Правда, появилось ощущение, что к волосам не подходило все остальное тело.

Марго, заметив Катю, перестала листать журнал и одобряюще присвистнула. Она согласилась насчет «всего остального тела» и помогла разобраться с воланами и подъюбником нового платья, в которое Катя переоделась в туалете. Затем достала косметичку и подвела ей глаза, мазнула по скулам кисточкой с румянами, подкрасила сиреневым веки – в тон платью. Щелкнув коробочкой с тенями, Марго протянула ее Кате.

– Это подарок. Добро пожаловать в наш мир, – и уже в дверях, вместо прощания, добавила: – Кроссовки не забудь снять, Золушка.

Катя вызвала такси.

Перед дверью, волнуясь, поправила прическу. Отряхнула платье. Проверила, не потерялись ли сережки-ниточки.

Она представляла, как Ян выйдет из комнаты, зажжет свет – и тогда Катя увидит его взгляд. Тот, который так давно мечтала увидеть.

Пакеты поставила на полу в коридоре. Туфли не снимала, чтобы не портить образ.

Смотреть в глаза.

Но Ян не выходил.

– Есть кто дома? – наигранно весело спросила она.

Тишина.

Включила свет.

Сняла туфли. Затащила пакеты в свою комнату. Опустилась на кровать.

Яна не было.

И вдруг стало так тоскливо…

Она прижала ладонь к солнечному сплетению, чтобы растереть ноющее болезненное пятнышко, набухающее глубоко внутри.

* * *

Ян не спеша шел вдоль реки по затухающему городу. От воды веяло прохладой, но плитка все еще хранила тепло. По обе стороны реки стояли изморенные жарким летом клены. Их листья устало нависали над дорогой, словно забытые после праздника флажки. Фонари отражались в реке, указывали путь по воде последним катамаранам и лодкам, которые направлялись к пристани. Звуки затухали тем быстрее, чем дальше Ян отходил от центра города.

Он испытывал это чувство десятки раз: ощущение скорой удачи. Сердце билось чуть быстрее и громче, в голове царила особенная ясность. Наверное, нечто подобное испытывал древний охотник на мамонтов, когда еще не видел добычу – зверя во много раз превосходящего его по размеру и мощи – но уже чувствовал напряжение в воздухе. Крылья носа подрагивали. Глаза сужались. Ладонь крепче сжимала копье. Он был готов.

Сегодня в полночь Кэт выйдет на работу в казино. У Яна оставалось несколько часов, чтобы надеть свой «рабочий» костюм, сделать последнюю ставку и вернуться за Кэт.

Его последняя ставка. Возможно, он даже выберет число – у него было хорошее предчувствие. Число могло сработать.

Из заднего кармана джинсов Ян достал портмоне. Купюру с самым большим номиналом отложил в отдельный отсек и пересчитал деньги. Обычно остаток он тратил на себя, но сейчас – Ян оглянулся – рядом не было ни магазинов, ни кафе. Только старушка на пристани продавала миниатюрные подвявшие букеты. Символично. Когда-то Кэт купила охапку роз со своего первого выигрыша. Она считала, нужно помогать тем, кому удача не улыбнулась.

Старушка уже складывала цветы в сумку. Увидев покупателя, она засуетилась, протянула несколько букетов, что-то бормоча себе под нос, но Ян на цветы не взглянул. Просто положил на картонную коробку разноцветный веер – все деньги, что у него оставались. Кроме последней купюры.

Старушка не сразу поняла, что произошло. Потом заохала, осенила его крестом, стала кланяться. А Ян пошел дальше, боковым зрением уловив, что от кленов, стоящих чуть поодаль, отделилось несколько теней.

Он не сразу придал этому значение: шел, окрыленный, представлял, как ждет его Кэт, как она готовится к первому рабочему дню. Точнее, рабочей ночи. Волнуется, румянец на щеках. До нее оставалось совсем близко: пройти по берегу озера, а потом – через парк, а там и его дом.

Начало озерной набережной ознаменовалась тремя разбитыми фонарями. Под ногами захрустело стекло, и Ян, вынырнув из мыслей, заметил, что тени, которые преследовали его от старушки, приблизились.

У следующего фонаря Ян остановился.

Шаги незнакомцев затихли у него за спиной.

– Закурить не найдется? – услышал он мужской голос, жесткий, с насмешкой.

Ну и где ты, мой бог удачи?

Ян медленно повернулся. Перед ним стояли четверо подростков, одинаково в черном, бритые. На вид – не старше шестнадцати. Один совсем тощий, но трое остальных – настоящие боровы. У каждого – кастеты. У самого крупного – еще и металлический прут.

Ты не просто отвернулся от меня. Ты, гаденыш, вышел из комнаты!

Ян расплылся в улыбке.

– Не курю.

Он вычислил лидера и ударил первым: кулаком в скулу, снизу вверх, под углом, так, как учил отец. Но то ли вычисления были неверны, то ли закон, по которому стая поверженного лидера отступает, не сработал, только Ян даже не увидел, как тело противника рухнуло на землю. Первый удар пришелся ему под ребра. От боли картинка перед глазами взорвалась, и Ян услышал свой крик. Почти сразу – второй удар, уже за порогом боли, в голову. А затем нахлынула тьма.

* * *

Время стало тягучим, со всполохами лиц и света фар. Катя не помнила, как ехала в автобусе, как спускалась на эскалаторе в метро. Сидела она или стояла в вагоне. Много ли было людей. Главное, что они были. В толпе волнение, такое отчетливое, острое, притуплялось.

У дверей казино Катя убедила себя, что волноваться за Яна, конечно, не стоило. За ним всегда присматривали Ангел на одном плече и Черт – на другом. Потому что по какой-то причине он был нужен им обоим.

Уже в стаффруме, когда Катя надевала рабочий костюм – строгое темно-синее платье, – беспокойство за Яна сменилось волнением перед первой игрой.

Катя открыла дверь и на мгновение застыла, вбирая в себя воздух, свет, краски живого зала, совсем не похожего на утренний муляж.

С высоты верхней площадки винтовой лестницы поток гостей казался живым, бурлящим месивом. Море людей. Шум. Азарт. Нервные игроки, вымотанные крупье.

У покерного стола волнение усилилось настолько, что Катя не могла заставить себя взглянуть на игроков, только на спину дилера, которого ей предстояло сменить. Высокий, прямая осанка; очень четкие, быстрые, сотни раз отработанные движения.

Она стала рядом, чуть позади него. Крупье повернул голову. Черноволосый, светлокожий, голубые глаза. Уголки его губ приподнялись.

– У вас новый дилер, – сообщил он игрокам и, уступая место Кате, едва слышно шепнул: «Удачи!»

Магическое слово. После которого все будто стало немного проще.

Лица первых игроков Катя не запомнила. Она смотрела на них, но думала только о том, как правильно нарезать стеки, раздавать карты, считать выигрыш. Катя затылком ощущала острый взгляд инспектора, особенно внимательно следившего за новенькой. Руки дрожали, голос не слушался, и казалось, что все до единого знают о ее первом дне. За четверть часа, пока следующий крупье не коснулся ее плеча, она прожила пару жизней.

Перерывы проскакивали по щелчку пальцев, время у игорного стола растягивалось, как жевательная резинка. С каждым выходом, казалось, получалось все хуже, все медленнее. К счастью, она ни разу не ошиблась. И, к счастью, проигравшие были, скорее, расстроены, чем агрессивны. Хорошо, что никто не запустил в нее пепельницей – она бы не увернулась.

В конце смены Катя чувствовала себя такой изнуренной и разбитой, словно неделю курьером разносила по городу документы. Даже после дня беспрерывного копания картошки в огороде она не испытывала такой физической усталости. Катя сидела на скамейке, прислонясь к гардеробному шкафчику, и ей казалось, будто что-то тяжелое и теплое обволакивает ее голову, мешает думать, притупляет ощущения.

– Как тебе музыка? – услышала она мужской голос и открыла глаза. Странное чувство: словно ее разбудили в собственной постели.

Голос принадлежал голубоглазому дилеру, которого она сменила за столом в покер. Катя не смогла вспомнить, какое имя было написано у него на бейдже, сегодня тест на внимательность она бы точно не прошла.

– Какая музыка?..

– Ну, музыка, которая играла сегодня в зале. Французский хип-хоп. У нас новый ди-джей.

Она не слышала музыки, только считала и смотрела на руки – свои, игроков, на фишки и карты. Считала и смотрела. Считала и смотрела.

– …А под утро он поставил колыбельную. Шутник. И темп игры сразу замедлился. Заметила?

Катя улыбнулась, чтобы не отвечать «нет».

– Мы идем с ребятами расслабиться после смены. Пошли с нами, – не унимался дилер.

Катя прикрыла глаза.

– Не могу. Меня ждут дома.

– В такое время дома все спят. Лишнего часа никто и не заметит. А если не будешь расслабляться после такой работы, через месяц сбежишь. Или крыша поедет.

– В другой раз.

– Ладно.

Катя почувствовала, как что-то холодное коснулось ее руки, и открыла глаза. Дилер протянул ей стеклянную бутылку с пивом.

– Обещай, что выпьешь. Не хочу, чтобы через пару дней тебя заменили на какую-нибудь грымзу.

– Обещаю, – Катя подтвердила обещание глотком. Стало легче.

Вышла на улицу. Долго стояла, допивая пиво. Дышалось легко. Идеальная погода: не жарко и не холодно, не ясно, не дождливо. Воздух пах свежестью, проникающей ночью с полей.

Мимо промчался пустой троллейбус.

Катя поднесла прядь к носу и вдохнула.

Ну и гадость.

Даже от Яна во времена курения пахло лучше.

Улыбнулась.

Где этот Ян? Дрыхнет?

Сделала еще несколько глотков, стоя на том самом крыльце, рядом с которым когда-то скупила у старушки едва ли не все цветы. Потом медленно пошла в сторону дома.

Светало.

* * *

Он очнулся от странного звука: что-то позвякивало в ухе. Звук быстро нарастал. Ян скривился, ощутив холод металла под щекой, и с трудом разлепил оплывший глаз. Второй не поддался.

Ян лежал на рельсах. Поезд мчался на него из темноты. Доли секунды понадобились, чтобы понять, что к чему. И еще какое-то время, чтобы заставить тело ему подчиниться. Ян сбросил себя со шпал, а дальше по инерции кулем скатился с насыпи. Еще до того, как он коснулся травы, мимо промчался поезд, хлестнув по лицу теплом и запахом мазута.

Некоторое время Ян еще лежал, глядя на небо, высокое, черное. Луна то венами проступала сквозь облака, то снова пряталась. От земли тянуло холодом.

Странно, что его не утопили прямо там, в озерной жиже.

Тогда бы наверняка. Может, спугнул кто?

Попробовал нащупать в кармане бумажник. Каждое движение отзывалось болью в ребрах и висках так сильно, что Ян едва сдерживал стоны, кусая опухшую, с привкусом крови, губу.

Бумажника, конечно, не оказалось. Мобильного тоже. И не было сил поднять голову, чтобы выяснить, где он находится. Ян так и лежал с закрытыми глазами, пока от холода не начали стучать зубы. Тогда, опираясь о локоть, он заставил себя сесть. Было ветрено, Яна покачивало. Или просто в голове гудело, а тело жило своей жизнью.

Встал на четвереньки. Усмехнулся, представив себя со стороны, и поплатился за это острой болью в уголке губ. Смешок прервался тяжелым грудным кашлем. Застонав, Ян прижал руку к груди – в том месте, где, казалось, осколки ребер пытались проткнуть легкие.

Дополз до столба. Опираясь о него, кое-как приподнялся. Чернота. Только где-то вдали то ли мерещилось, то ли тусклая луна и в самом деле высвечивала деревню – без единого огня. Ян, полусогнутый, прижимая ладони к грудной клетке, двинулся дальше. Вдохи и выдохи старался делать пореже и потише, чтобы облегчить боль.

Казалось, с каждым шагом деревня удалялась. Но через очень долгое время – час, два, три – Ян дошел до крайней хаты. Оперся о калитку, сполз по ней. Отдышался.

Теперь еще бы найти живую душу.

Снова поднялся. Дотащился до крыльца, по капле выжимая из себя последние силы, и увидел, что дверь заколочена. Как и окна соседнего дома. Липкий холодный пот стекал по шее и позвоночнику. Если деревня мертвая, он может живым и не выбраться.

Оторвав от забора штакетину, висящую на одном гвозде, уже не сдерживая стонов, Ян оперся на нее, как на костыль, и поплелся дальше.

– Эй… Кто-нибудь… – хрипел он, но вокруг стояла леденящая тишина.

Доковылял до железных ворот, саданул пару раз кулаком. Металл отозвался гулом. С ближайшей вишни взметнулись, осыпав в темноту ягоды, мелкие птицы.

– Эй… – крикнул он снова и осознал, что голос звучал только в его голове.

Ян сделал еще несколько шагов, понимая, что боль сейчас – это цена его жизни. А потом отбросил штакетину. Сил не осталось, колени подкосились. И в этот момент Ян увидел свечу.

Свеча двигалась по улице к нему навстречу. Прищурившись, Ян разглядел сморщенное, как старая картошка, лицо старухи, освещенное робким огнем. Старуха – вся в черном, в платке, повязанном, как у монашек – сухим скрюченным пальцем позвала его за собой.

Это и есть Смерть?..

Ян поднял штакетину и, выдыхая стон при каждом шаге, двинулся за свечой.