Опыт этнографических интервью с участием рабочих

Жанр интервью, которые мы проводили с рабочими в проекте «Быт и культура индустриального рабочего», можно назвать этнографическим [Spradley, 1979]. Этот способ сбора данных предполагает, что интервью сопровождается интенсивным наблюдением за повседневной жизнью информанта, фактически «погружает» исследователя в его быт и дополняется детальными дневниковыми записями и визуальными данными.

Интервью с рабочими имели общую логику и процедуру. Они проводились двумя исследователями, т. е. были тандемными. Сначала мы предварительно созванивались, договаривались либо подтверждали встречу с рабочими. Далее при встрече рассказывали о нашем проекте, подписывали информированное согласие об участии в исследовании, где были подробно прописаны этические моменты, учитывающие работу с записью, фото- и видеоматериалами. Далее одна из нас (обычно та, кто созванивалась и была в основном контакте с информантом) проводила интервью по следующим темам: детство и трудовая биография, жизнь в районе, работа на заводе, социальные практики, образ жизни, а затем просила заполнить бланки для проективных методик (круги общения, ментальная карта района) [Полухина, 2017а]. Таким образом, после обсуждения детства, трудовой и семейной биографии информанта нас интересовало, какими капиталами (социальным, экономическим, культурным) он обладает и как он их использует, каковы его практики [Bourdieu, 1980; Savage et al., 2015].

Во время интервью с рабочими второй исследователь делал записи, заполнял анкету с социально-демографическими характеристиками (возраст, место рождения, должность, длительность работы на заводе, семейное положение, жилищные условия и др.). После интервью мы предлагали некоторым участникам сде-лать завершающую прогулку по району (подробнее о биографической прогулке см. [Стрельникова, 2012а; 2017]). В среднем одно интервью без прогулки занимало около полутора-двух часов, с прогулкой – около трех. В некоторых случаях интервью начиналось с прогулки. В одном случае из 15 мы перенесли прогулку на другой день.

Домашние интервью проводятся в жилом пространстве информанта и предполагают получение данных о месте проживания индивида, его идентичности.

В итоге места проведения 15 интервью были распределены следующим образом: дома (11), в саду (1), на работе (1), в кафе (1), во дворе (1). Сравнивая эти ситуации, я понимаю, что контекст дома рабочего дает «богатую» визуальную информацию, возможность понять, «как живут» индивиды. Однако роль «гостеприимного хозяина» часто конфликтует с ролью «информанта»: участник проекта отвлекается, так как думает, как угостить исследователей, переживает по поводу ремонта, чистоты в доме, суетится. В основном домашние интервью были проведены с женщинами, а мужчины предпочитали нейтральные места встречи – кафе, двор. А те мужчины, у кого были проведены домашние интервью, в основном отказывались от фото. Дома часто возникают «помехи», «третьи лица», отвлекающие от рассказа, такие как родственники или животные (кошки, собаки).

Признаться честно, опыт домашних интервью предполагает получение исследователем обширного сенсорного, эмоционального опыта: домашние животные с непрерывным желанием общения с новым человеком дома (их шерсть, слюни и т. п. обязательно напомнят о себе и после интервью); тапочки, которые мне настойчиво предлагали надеть, только что сняв со старшего сына; угощение, которое желательно хотя бы попробовать из приличия, и др. Поэтому интервью на нейтральной территории (кафе, двор) кажутся менее эмоционально затратными для исследователя, но более рефлексивными, сфокусированными, дающими насыщенные нарративы, но без детальной визуальной информации.

К примеру, запись в дневнике иллюстрирует «помехи» со стороны родственников во время домашних интервью:

Э. является представителем группы рабочих-интеллигентов. Он не склонен к общению с людьми, сам в этом признается. Не завершив получение высшего образования, он работает на заводе и относительно неплохо зарабатывает. В интервью постоянно вмешивалась его мама – дама лет 70. Она, скорее, хотела помочь, но одновременно с этим она несколько опекала Э., и он был этим недоволен: «Мама, иди…» (дневник, 24.05.2017).

Приведем ниже фрагмент нашего общения с Э. и его мамой. Коммуникация «два исследователя – два информанта» выглядит вполне обыденной и информативной. В этих ситуациях могут появиться неожиданные аспекты из-за комментариев «третьих лиц».

Исследователь 1: Как принималось решение, что именно эта мебель будет выбрана?

Исследователь 2: Что светлая такая будет.

Информант: Мам! Да. Я настоял на светлой. Искал по Интернету.

Исследователь 1: А как мебель выбирали в квартиру? То есть как Вы интерьер планировали?

Информант: Я выбирал.

Исследователь 1: Почему решили, чтобы светлая она была?

Информант: Ну, захотел светлую, и все!

Исследователь 1: Вам нравится просто светлая?

Информант: Мне нравится светлая. Я и одежду тоже в основном стараюсь [покупать светлую]. Но не всегда получается.

Мама информанта: Кроме работы – у него все светлое.

Я полагаю, что таким акцентом на «несветлой» работе мама информанта Э. предположительно напоминает сыну о его неоконченном высшем образовании – причине работы на заводе. Хотя не исключаю, что мама оговорилась и под «светлым», она имела в виду только одежду, т. е. не работа несветлая, а одежда для работы, и тем самым она просто подтверждает его слова о предпочтении светлых тонов.

В нашей выборке было мало интервью на самом заводе. Часть из них носила характер экспресс-бесед. Мы проводили их с рабочими в цехе, когда нам удалось попасть на завод. Но одно запланированное интервью все-таки состоялось на рабочем месте, в удаленном и малолюдном цехе. Наш информант был чрезвычайно открыт и эмоционален, подписал согласие на участие и разрешил, чуть ли не повсеместно, публиковать фото и видео с ним. Однако я думаю, что он не предполагает, как быстро сейчас распространяется информация и насколько «узок» наш цифровой мир. Его коллеги могут оперативно узнать о том, как он проводит время на рабочем месте. Участие в подобных исследованиях на заводе не особо приветствуется. Из опыта могу заметить, что запланированные интервью на рабочем месте, когда информант приглашает исследователя, проходят обычно в отдельном кабинете или изолированной комнате, без участия третьих лиц. Информанты сами предлагают удобное место для интервью и в такой ситуации комфортно себя чувствуют, на удивление не торопятся и живо рассказывают о себе. Видимо, у этих информантов режим труда предполагает длительное нахождение на рабочем месте, и есть возможность для подобных бесед.

Несколько интервью с мужчинами-рабочими были проведены на нейтральной территории – в кафе и во дворе района. Выбранные ими места для интервью – это места их повседневной жизни, поэтому они тоже были информативны для нас, позволяли реконструировать культуру современных рабочих. Особенно удивил нас информант И., который, выбрав кафе для интервью, отказался пить там чай, так как для него это было дорого. И. также отказался от чая, которым мы хотели его угостить, так как считал, что девушки не должны платить в кафе. В такой ситуации районные места, где информанты живут и работают, являются стимулами к повествованию и в некотором смысле провоцируют нарративы о прошлом.

Общение с рабочими не всегда было легким, многие истории были трагичными, а интервью многочасовыми. Но в целом у рабочих есть ряд личных качеств, которые способствуют легкому, открытому и длительному общению. Они ответственные и трудолюбивые: ни разу не опаздывали, не задерживались, своевременно брали трубки, открывали двери и были крайне гостеприимны. «Конечно, все в силе! Жду!» – обычная для них фраза, когда мы подтверждали встречу по телефону. Они открыты общению, говорили искренне, эмоционально, «без купюр» даже о сенситивных вещах – финансы, личная жизнь и другие подобные темы легко и детально обсуждались нами в беседах (см. подробнее о результатах проекта: [Polukhina, Strelnikova, Vanke, 2017]). Многие из них излишне эмоциональны, а те, кто обладал только школьным образованием, испытывали трудности с выполнением проективных заданий. «Как район нарисовать? Как он на листке-то поместится?». Однако после небольшого инструктажа проективное задание выполнялось [Ваньке, 2017].

Единственным нашим «несложившимся» информантом по данному проекту был мастер завода, который постоянно переносил интервью, неохотно договаривался, и в итоге мы так и не встретились. Возможно, он был занят, либо не совсем был заинтересован в нашем проекте и не до конца понимал, зачем ему в нем участвовать.