Глава 3

Культурное прикрытие

В квартире, находящейся напротив маленького кабинета, в котором я работаю, есть панорамное окно, всегда приковывающее мой взгляд. Из него наружу смотрит неподвижный манекен женщины в фартуке с широко распахнутыми глазами. Руки у нее сложены, и так она стоит годами. Сторожит место, ждет. Напоминает мне и другим прохожим, что дома никого нет. Может быть, это пародия на ностальгию по «мамочке» из 1950-х, поджидающей детей с молоком и печеньями в ту эпоху, когда матери еще сидели дома.

Возможно, жилец этой квартиры так шутит о мрачной реальности, которая скрывается за образом женщины с развевающимися волосами – с портфелем в одной руке и ребенком в другой. Кажется, он говорит: «На самом деле дома никого нет, только фальшивая мать». Она приглашает нас снова обратиться к распространенному образу работающей матери, тому, что этот образ прячет. На обложке New York Times Magazine от 9 сентября 1984 года представлена работающая мать, возвращающаяся с дочерью домой. Эта женщина молода. Красива. Она улыбается. Дочь тоже улыбается, держась за мамин портфель. Так складывается ролевая модель, девочка – уже сама супермама в миниатюре. Если бы картинки могли говорить, эта бы сказала: «Женщины могут сочетать карьеру и детей». Она бы ничего не сказала о «лишнем месяце в год», о мужчинах, о гибком рабочем графике. Она все это скрывает.

Ни следа стресса, ни намека на то, что мать нуждается в чужой помощи. Она не задергана. Она занята, а в занятости есть особый шик. Образ динамичной работающей матери очень похож на гламурный образ занятого руководителя высшего звена. Дефицит времени у нее напоминает такой же дефицит времени у него. Но они находятся в диаметрально противоположных ситуациях. Руководитель в постоянной спешке на работе, потому что его (или ее) время очень дорого стоит. Дома он в спешке, потому что работает допоздна в офисе. Наоборот, работающая мать постоянно спешит, потому что ее время на работе стоит дешево и потому что дома у нее нет прислуги. Намек на аналогию между двумя этими образами скрывает разрыв в оплате труда на работе и способствует разрыву между ними дома.

Статья в Times создает впечатление, что у работающей матери все хорошо в силу ее личной компетентности, а не благодаря разумному общественному устройству. Образ ее частных качеств в действительности маскирует недостаток публичной поддержки работающего родителя. В этом отношении у образа сегодняшней работающей матери есть некоторое сходство с образом чернокожей матери-одиночки в 1960-е годы. Приветствуя образы личной силы, наше общество культивирует иронический героизм. Оно переносит на представительниц среднего класса вариант женственности, похожий на тот, что предлагался малоимущим цветным женщинам.

Говоря о чернокожих матерях-одиночках, комментаторы и ученые иногда использовали термин «матриарх», уничижительное для американской культуры выражение, попавшее в фокус общественного внимания после полемического правительственного доклада Дэниэла Патрика Мойнихана: «Негритянская семья: предмет для вмешательства государства». В главе «Клубок патологий» Мойнихан приводил цифры, доказывавшие, что чернокожие девочки лучше успевают в школе, чем мальчики. Он также показал, что 25 % жен в чернокожих семьях с обоими работающими супругами зарабатывали больше мужей, при том что среди белых женщин эта цифра составляла лишь 18 %. Мойнихан цитировал социолога Дункана Макинтайера: «недостаточная занятость чернокожих мужчин и компенсирующая ее более высокая потребность в труде у чернокожих женщин… расширяют роль матери, подрывая статус мужчины и превращая многие чернокожие семьи в матриархальные по сути своей». Подразумевалось, что чернокожие женщины должны перенять стандарты белых женщин: получать более низкие оценки и меньше зарабатывать, чем их супруги. Прочтя это, чернокожие социологи, такие как Элейн Каплан, отметили, что чернокожую женщину будут «осуждать, если будет работать, чтобы содержать семью, и если не будет, ее тоже будут осуждать». Чернокожих женщин предостерегали от излишней «матриархальности». Но как матери, работающие на низкооплачиваемых работах и не имеющие особой поддержки от мужчин, они вполне справедливо чувствовали себя жертвами высокого уровня безработицы среди мужчин. Хотя они находились внизу тотемного столба, описывались они так, как будто были на его вершине. Эти женщины подчеркивали, что «берут на себя» семью не потому, что хотят доминировать, но потому, что, если бы они не платили за квартиру, не покупали бы еду, не готовили ее и не ухаживали за детьми, никто бы не стал этим заниматься. Чернокожие женщины и рады были бы разделить свой труд и принятие решений с мужчинами. Но доклад Мойнихана создавал впечатление, что их доминирование является проблемой самой по себе, а не результатом проблемы.

Распространенный портрет супермамы также внушает, что она энергична и компетентна потому, что это ее личные качества, а не потому, что ей приходится приспосабливаться к очень сложному графику. В обоих случаях скрывается дополнительное бремя, лежащее на женщинах. Разница между портретом чернокожей работающей матери как матриарха у Мойнихана и современным портретом белой супермамы заключается в бессознательном расизме. Супермаму стали воспринимать как хорошую и героическую фигуру, а матриарха – как плохую и негероическую.

Точно так же дополнительную нагрузку, которую несли женщины, скрывали в Советском Союзе, крупном индустриализированном государстве, где с давних пор работало более 80 % женщин и где, согласно исследованию Александра Салаи (о котором говорилось в гл. 1), женщина работала лишний месяц в год. Героиня легендарной повести Натальи Баранской «Неделя как неделя», 26-летняя Ольга – младший научный сотрудник в московской научной лаборатории по испытанию стеклопластика, жена и мать двоих детей. Начальник хвалит ее за то, что она настоящая советская женщина – супермама. Но на просьбу заполнить анкету о ее хобби Ольга отвечает: «Мое хобби – бег, туда-сюда…». Как и в случае чернокожей женщины-матриарха и супермамы, образ настоящей советской женщины сводит социальную проблему к области личных качеств характера.

В образ супермамы не укладываются воспитательницы детских дошкольных учреждений, няни, домработницы – женщины, занимающие положение рабочих, которым пары, состоящие из офисных служащих, делегируют если не всю, то большую часть второй смены. Супермама почти всегда белая и принадлежит к среднему классу. В действительности, воспитательницы, няни, бебиситтеры, служанки и домработницы часто также являются частью работающей супружеской пары. Эта растущая армия берет на себя те аспекты материнской роли, от которых отказываются работающие женщины. Большинство домработниц и нянь остаются в этой профессии пожизненно. Но кто может позволить себе уборщицу? В 2010 году медианный доход домохозяйства составлял около 50 000 долларов. Число домработниц и уборщиц составляло 1 470 000, а население – 312 000 000 человек. Для среднестатистического американца привлечение сторонней рабочей силы – не выход.

В мире рекламных образов домработницу часто заменяет техника. Например, в телевизионной рекламе мы видим, как элегантная женщина лишь слегка касается своего нового холодильника или микроволновки. Может быть, муж не помогает ей по дому, но техника-то помогает. Они с ней – одна команда. В реальном мире, однако, машины не всегда экономят время. Как указывала в своем сравнительном исследовании домохозяек в 1920-е и 1960-е годы социолог Джоан Ванек, даже при наличии экономящей время бытовой техники последние тратили на бытовые заботы столько же времени, сколько первые. В 1960-е годы женщины тратили меньше времени на уборку и мытье дома, в этом им помогали приборы. Зато у них уходило больше часов на покупки, ремонт бытовой техники, стирку (поскольку требования к чистоте стали строже) и на расчет бюджета. 85 % работающих пар, которых я интервьюировала, не пользуются наемным трудом регулярно, работа по дому лежит на них и на их «механических помощниках». Поскольку поддержание стандартов ведения домашнего хозяйства требует времени, которого у них нет, многие ослабили свои требования.

Образу женщины с развевающимися волосами недостает еще одного элемента: мужа. При отсутствии домработницы и учитывая, что на бытовую технику тоже уходит время, помощь мужа становится важной. Но в популярной культуре образ работающего отца по большей части отсутствует, а вместе с ним отсутствует и сам вопрос о разделении работы по дому. С исчезновением этого вопроса исчезают из вида и идеи борьбы и семейных конфликтов. В одной рекламе нам показывают только что вернувшуюся с работы женщину, которая стряпает ужин из риса Uncle Ben’s. Человек, с аппетитом поедающий этот ужин, – мужчина. В исследовании телевизионной рекламы, проводившемся в 1978 году Олив Кортни и Томасом Уипплом, отмечалось, что обычно мужчин показывают демонстрирующими продукты, помогающие выполнять домашние обязанности, но не использующими их. Часто показывают, как женщины и девочки подают еду мужчинам и мальчикам, но не наоборот.

В мире печатных изданий мужчина как часть работающей супружеской пары также часто остается невидимым. Существуют десятки книг с рекомендациями для работающих матерей, где рассказывается, как «стать организованной», «составлять списки», «расставлять приоритеты», но я не нашла ни одной такой книги для работающих отцов. В своей книге «Иметь все» Хелен Гёрли Браун, придумавшая «девушку журнала Cosmopolitan» и написавшая книгу «Секс и незамужняя девушка», в непринужденном тоне, как бы «между нами девочками», рассказывает о том, как, начав с офисной работы, дорасти до звезды и как сочетать успешную карьеру с женственностью и браком. Она дает неординарные советы о том, как добиться успехов на работе, не утратив сексуальности, но почти не касается призвания быть хорошей матерью. В мире Браун у женщин могут быть слава и богатство, романы на работе, инъекции силикона и роскошная дизайнерская одежда. Но есть одна вещь, которую эти женщины, очевидно, не в состоянии получить, – мужчина, наравне с женщиной занимающийся работой по дому. О собственном муже Браун пишет: «То, помогает ли мужчина по дому или нет, по словам Кэрол (подруги), зависит от его матери. Мой не помогает. Его также ни в коем случае нельзя посылать на рынок… Он придет оттуда со всякой ерундой вроде особого уксуса, оливок и паштета – но ему бесполезно объяснять, что нет рагу, которое можно было бы во всем этом тушить. Обычно мужчины находят способы компенсировать свой бытовой идиотизм – ну там, любят вас и оплачивают много счетов».

В еще одной книге «Синдром суперженщины» Марджори Хансен Шаевич чистосердечно признается, что проиграла битву за приобщение мужа к домашнему хозяйству: «Я долго таила злость на его упрямство. Сделала шаг вперед, рассудив, что, если он меня по-настоящему любит, то увидит, как много я работаю, как я устала, и с веселой изобретательностью придет мне на помощь. Надо ли говорить, что этого так и не случилось?».

Шаевич слишком много работала, замоталась и вышла из себя. Ответ? Надо составлять списки, расставлять приоритеты и нанять домработницу. Шаевич предлагает иметь меньше детей, заводить их в более зрелом возрасте и желательно подряд, потому что «так у родителей остается больше времени на карьеру и другие занятия». Она замечает, что «некоторое облегчение может принести наличие чадолюбивого супруга», но предупреждает, что «многие женщины лишены такой роскоши…». Какие изменения предлагает Шаевич? Чаще просить друзей об одолжении, а самой делать их реже. В самом деле, сам принцип взаимности для работающей женщины – «проблема». Как она поясняет: «Суперженщина не просто побаивается просить людей о помощи, порочный круг состоит в том, что она чувствует, что за эту помощь придется расплачиваться самыми разными способами. А это означает перестать контролировать свою жизнь». Таким образом, ей не следует делать такие вещи, как «соглашаться подвезти ребенка друзей на школьную пьесу» или «выслушивать жалобы подруги на мужа и детей».

Шаевич не считает, что делить домашний труд плохо, просто женщина не может на это рассчитывать. В четырехстраничном эпилоге «Синдрома суперженщины» ужасный вопрос о разделении труда всплывает в обмене репликами между Шаевич и ее мужем Мортом, на удивление мрачном:

Марджори: Думаю, что между мужчинами и женщинами все будет непросто, пока первые не начнут немного больше принимать участие (обрати внимание, я сказала немного) в домашнем хозяйстве и заботе о детях. Не думаю, что блестящие, компетентные, образованные женщины будут мириться с мужчинами, не желающими участвовать в отношениях, в которых домашние обязанности делятся между супругами. Заметь, я говорю «делятся», а не «делятся поровну». Многие женщины признаются мне, что хотят, чтобы в их жизни был мужчина, но не хотят быть теми, кто в отношениях только дает. Они не хотят мужчину, которому надо только, чтобы его обслуживали. В этом случае легче и приятнее жить без него.

Морт: Марджори, для большинства мужчин это оскорбительно. Совершенно ясно, что они делают больше, и эта тенденция дальше будет только развиваться. Но им трудно принять, что их никак не благодарят за то то, что они делают, и при этом существует бесконечный список жалоб на то, что они не делают. Мужчины и женщины могут отдавать по-разному. Женщины продолжают устанавливать базовые правила для того, что они ожидают, чего хотят и в какой форме желают получить. Уверяю тебя, большинство очень компетентных, успешных мужчин – того типа, который женщины всегда ищут – просто не будут отвечать такому списку требований.

Марджори: …Если жена в одиночку будет заниматься домашним хозяйством, она в результате станет раздражительной, обидчивой, может быть, даже заболеет.

Морт: Парам нужно разбираться в конкретной ситуации, когда жена показывает на мужа пальцем. Ты знаешь, что это тоже не работает. Думаю, многие мужчины с радостью «отпустили бы ее» – они найдут кого-нибудь другого, кто о них позаботится.

Марджори говорит о «многих женщинах», а Морт говорит о «большинстве мужчин», но кажется, что диалог так или иначе отражает их собственную борьбу друг с другом. В конце Морт Шаевич туманно говорит об образе женщины, «получающей помощь отовсюду — от мужа, детей и общества», обезличенной толпы, среди которой Суперженщина снова вышагивает в одиночестве. «Иметь все» и «Синдром суперженщины» дают советы о том, как жить, если мужчины не меняются, как быть не похожей на свою мать, будучи замужем за человеком, немногим отличающимся от собственного отца. Добавив к слову «женщина» приставку «супер» и лишив смысла слова «все», эти авторы рассказывают женщинам, как им поизящнее приспособиться к забуксовавшей революции.

Было два ответа, полемизировавших с идеей супермамы. Первый – высмеять ее. Второй – предложить альтернативу, «нового мужчину». Юмористический ответ можно найти в сборниках анекдотов, блокнотах, на брелоках, пепельницах, салфетках и кофейных кружках, которые продаются в магазинах сувениров, особенно на День матери. Этот ответ критикует супермаму, делая из нее посмешище. В одной юмористической книге под названием «Книга работающей женщины», написанной Барбарой и Джимом Дейл, дается следующий совет: «Если вы хотите иметь хорошие отношения с детьми, первый шаг – запомнить их имена». В разделе «Что вы можете делать» в главе о воспитании детей «Синдром суперженщины» на полном серьезе рекомендуется: «А. Поговорить со своим ребенком. Б. Поиграть с ним в игру. В. Сходить на спортивное мероприятие…», а в разделе «Проявите свою любовь при помощи…» дается дельный совет: «А. Объятий. Б. Поцелуев…».

Или вот еще: «Знаменитые “Летающие Валленда” прославились следующим подвигом: семь членов клана Валленда стояли на тонкой доске, которую держали на себе всего четыре члена семьи Валленда, в свою очередь опиравшиеся лишь на одного сильного, надежного, целеустремленного Валленда… без сомнения, миссис Валленда».

На одной кружке изображена работающая мать с неизменным портфелем в одной руке и ребенком в другой. Но никакой летящей походки, улыбки или развевающихся волос. Губы у нее сжаты. Волосы растрепались. На одной ноге красная туфля, на другой – синяя. В одной руке ребенок, заливающийся ревом, в другой – портфель, из которого высыпались бумаги. Внизу подпись: «Я работающая мать. Я чокнутая». Нет ничего гламурного в том, что у тебя ни на что нет времени. Кружка как бы говорит: «Я несчастна. Мне не хорошо». Подразумевается, что она критикует саму эту замотанную супермаму, а не ее жесткий график, нехватку детских садов и то, с какой черепашьей скоростью меняются наши представления о «настоящем мужчине». У нее были отличные варианты, а безумием (комичным) стало ее решение пойти работать. Вот что делает из лишнего рабочего месяца в году шутку! Так коммерческая версия работающей матери инкорпорирует смягченную критику самой себя, от души над ней смеется и продолжает в том же духе.

Параллельно с юмористической идет серьезная критика супермамы, и в популярной журналистике этот серьезный подход, по-видимому, вытеснил многие другие журналистские подходы к женскому вопросу. Например, в книге «То вверх, то вниз: женщина и ее успех» Хилари Козелл горько сожалеет о том, что слишком сосредоточилась на карьере, почти не оставлявшей времени для мужа и лишившей ее возможности завести детей:

И вот я приходила домой после 10–12-часового рабочего дня, совершенно убитая, и воспроизводила поведение тех успешных отцов, которых помню по своему детству. Всех тех мужчин, за которых я поклялась себе никогда не выходить замуж, когда вырасту, и тем более не становиться такими, как они… Мужчин, которые приходят домой из офиса, опрокидывают пару стаканов, падают на диван, уминают ужин и становятся непригодными ни к чему, кроме самого бытового и бессвязного разговора. И вот я тоже заливаю в себя пару рюмок водки со льдом, запихиваю в рот ужин из размороженных полуфабрикатов и плетусь принять ванну, посмотреть «Блюз Хилл-Стрит» и заснуть под Теда Коппела. Чтобы утром встать и повторить все сначала.

Подобно измотанной матери с кофейной кружки, Козелл не скрывает, что испытывает стресс. Как и эта мать, она оплакивает «неправильное решение» вступить в бешеную гонку, но не ставит под сомнение неписаные правила этой гонки. И юмористическая, и серьезная критика супермамы говорят нам, что что-то пошло не так, но, как и образ работающей матери, который они порицают, они полны фатализма. «Такова жизнь», – утверждают они.

Вторая культурная тенденция молчаливо критикует образ супермамы, предлагая альтернативу – нового мужчину. Книги, статьи, фильмы и комиксы все чаще рисуют положительный образ человека, чувствующего, что время, проведенное с детьми, и работа по дому не противоречат представлениям о настоящем мужчине. На фотографии над своей газетной колонкой о первом годе отцовства, которая позднее легла в основу популярной книги «Доброе утро, солнышко», Боб Грин показан с дочерью Амандой на руках. Его не подловили между домом и работой. Он явно находится дома, где работает и пишет. На нем рубашка с коротким рукавом, а не пиджак и галстук – нет необходимости соблюдать формальности профессионального мира за порогом дома. Он улыбается, а дочь у него на руках смеется. Он успешен – он пишет колонку и книгу. Он освещает «мужские» темы, например выборы мэра Чикаго. Он заботливый отец. Но он не домашний муж, как мужчина из фильма «Мистер мама», который на некоторое время поменялся ролями со своей женой, к своему ужасу и забавы ради, – обмен ролями издревле был юмористической темой. Жена Грина, Сюзан, тоже находится дома с Амандой. Боб помогает жене, но не заменяет ее в бытовых делах, о чем он рассказывает в своем дневнике:

Сегодня с раннего утра я работал над колонкой о грядущих выбора мэра Чикаго. Мне пришлось съездить на далекую северную окраину города, чтобы взять интервью. Вернувшись в центр, я должен был несколько часов проверять факты по телефону. Надо было внести кое-какие коррективы в уже написанный текст. Когда я закончил, давно стемнело. Я все еще был возбужден после того, как без перерыва собирал материал и писал, у меня в голове все еще крутились обрывки истории. Сюзан сказала: «Сегодня Аманда научилась пить из чашки». Я пошел на кухню, чтобы увидеть это. Я смотрел, как Аманда пьет из чашки, и все остальное было уже не важно.

Новый мужчина «имеет все», так же как супермама. Он – мужская версия женщины с развевающимися волосами. Боб Грин – заботливый отец и при этом добился успеха в сфере с высокой конкуренцией. Однако когда он пишет о своем крайне нетипичном опыте, Грин подспудно проводит идею, что у мужчины нет конфликта между работой и ребенком.

На самом деле большинство работающих отцов, которые полностью разделяют эмоциональную ответственность и физический уход за ребенком, также сталкиваются с большими трудностями. До тех пор пока «женский труд», выполняемый некоторыми мужчинами, в обществе девальвирован, пока он называется женским трудом и впихивается в обычный рабочий день, у мужчин, которые им занимаются, тоже будут поджаты губы и взлохмачены волосы, как у мамы на кофейной чашке. Образ нового мужчины похож на образ супермамы: он тоже скрывает напряжение.

Образ супермамы и в меньшей степени образ нового мужчины попадают в странный замкнутый круг. Сначала все больше мужчин и женщин образует работающие пары. Заметив, что такие мужчины и женщины представляют определенный рынок, рекламные агентства окружают их образами – на сайтах в Интернете, на обложках журналов, в телевизионной рекламе – преимущественно образами женщины, которая все успевает. Затем журналисты пишут о ней статьи. За ними следуют книги с советами, и наконец, с большой помпой, о них начинает говорить наука. В результате этой цепочки интерпретаций работающая пара видит свое отражение в длинном зеркальном коридоре.

То, что работающие матери лицезреют в зеркале культуры, во многом определяется тем, что их заставляют в нем искать встающие перед ними дилеммы. Когда работающие матери, с которыми я говорила, задумывались об образе супермамы, они представляли себе необыкновенно эффективную, организованную, энергичную, умную и уверенную в себе женщину. Казалось, быть супермамой – это очень хорошо. Когда тебя так называют – это комплимент. Она не была реальностью, но была идеалом. Нэнси Холт, социальный работник и мать сына по имени Джоуи, сочла идею супермамы на удивление полезной. Она стояла перед ужасным выбором между стабильным браком и равным браком, и выбрала стабильность. Она изо всех сил старалась подавить конфликт с мужем и выстраивала эмоциональное прикрытие. Образ супермамы понравился ей, потому что он предлагал культурное прикрытие, подходящее к эмоциональному. Он придавал ее компромиссу ауру неизбежности; маскировал кризис, которые они с мужем переживали из-за второй смены, сам этот конфликт и ее попытки подавить его ради сохранения брака – оставляя на их месте обманчивый, светлый, кажется, подмигивающий ей образ женщины с развевающимися волосами.