Послесловие

Приход миллионов женщин на оплачиваемую работу стал важной вехой революции для американской семьи в XX веке. Но истории, которые я услышала, говорят о «помехах» на пути этой революции. Устаревшее представление об отцовстве – одна помеха. Отсутствие ориентированной на семью политики на работе – другая. Пренебрежительное отношение к небольшим жестам внимания, которые, собственно, и образуют заботу, – третья. Я начала понимать, что разговариваю с парами, оказавшимися в ловушке забуксовавшей гендерной революции 1980-х годов.

Но лучше ли стало родителям в сегодняшней Америке? Пост Катрины Элкорн 2010 года на сайте Huffington Post, одновременно смешной и серьезный, предлагает реакцию одной конкретной женщины и показывает, что ответы ищут не в том месте. Элкорн описывает, на какие ухищрения ей приходилось идти, чтобы одновременно занимать ответственную должность, ездить на работу каждый день и заботиться о маленьких детях. Незадолго до первого дня рождения ее младшего ребенка у нее начались панические атаки и бессонница. С этими проблемами она пошла к психиатру, который выписал ей антидепрессант. Препарат вызвал у нее потливость по ночам, головные боли, сухость во рту и еще бо́льшую бессонницу, для лечения которой психиатр назначил снотворное. Элкорн по-прежнему не могла спать, и у нее дергался глаз.

Тогда ее отправили в «лабораторию сна», где специалисты диагностировали у нее остановку дыхания во сне и подключили к новейшему аппарату искусственного дыхания. По ее описанию, это машины «размером с коробку для ланча… с гибким шлангом, обернутым вокруг головы, и тремя тонкими ремешками, удерживавшими на лице резиновые затычки для носа… Кислород поступал по шлангу на голове, напоминавшему шланг пылесоса, и через носовые затычки. Когда я открывала рот, воздух с шипением выходил наружу, словно я была машинкой для уборки листьев». Через две недели у Элкорн возникла страшная головная боль, она больше не могла дышать через нос и была на грани простуды. В конце концов вдумчивый пульмонолог сказал, что длительный прием снотворного мог вызывать проблемы с дыханием, антидепрессанты – бессонницу, а аппарат искусственного дыхания мог высушить носовые пазухи и вызвать насморк.

В итоге Элкорн бросила пить таблетки, оставила свой аппарат, делавший ее похожей на Дарта Вейдера, почувствовала себя лучше и пришла к следующему мудрому заключению: «Это бред – ставить родителей в безвыходное положение, в котором они обречены сходить с ума, а потом делать вид, что они сами виноваты в своем безумии». Многие работающие родители, утверждает она, внешне выглядят замечательно: сияющие, ухоженные, с огоньком в глазах, но она была близка к эмоциональному срыву, делая то, что Тина Фей назвала «чечеткой на минном поле». Подобно тому, как многие американцы живут с огромным финансовым долгом – невыплаченными кредитами на обучение, заложенными и перезаложенными домами, взятыми в кредит автомобилями – на многих висит эмоциональный долг. Во времена забуксовавшей революции культурный идеал уверенной в себе женщины с развевающимися волосами заставил многих жить «не по эмоциональным средствам». Поэтому мы должны обратить свой взгляд на главные причины – то, что в целом не позволило двигаться дальше.

Насколько же далеко мы продвинулись с 1989 года? Начать с того, что увеличилось число американцев, отплясывающих ту самую чечетку. Например, в 1975 году работала половина матерей с детьми младше восемнадцати лет. Но к 2009 году эта цифра составила почти три четверти. В 1975 году оплачиваемым трудом занималась треть матерей с детьми моложе трех лет. В 2009 году работало уже около двух третей – из которых 73 % были заняты на полный день. Кроме того, для многих рабочий день стал длиннее.

Итак, если больше матерей работают вне дома, стало ли больше отцов, готовых взять на себя бытовые заботы? По сравнению с 1980-ми американские мужчины сильнее поверили в разделение второй смены и стали меньше цепляться за традиционные гендерные роли. В 1970-е большинство мужчин, родившихся до бебибума, соглашались: «Для всех лучше, если муж работает, а женщина заботится о доме и семье». Но к 1990-м с этим была согласна только половина мужчин, а среди рожденных после бебибума, – четверть. Кроме того, меньше мужей стало осуждать высокие заработки жен.

И все-таки многие пары чувствовали, что, сколько бы папа ни помогал по дому, его работа важнее, чем у мамы. Затем наступила Великая рецессия 2008 года. Хорошо оплачиваемые работы сварщиков, машинистов, сборщиков на автомобильном конвейере – обычные мужские профессии – оказались более уязвимыми для режима экономии за счет автоматизации и перевода производства за рубеж, чем стабильные работы сиделок, администраторов или воспитательниц детских садов, на которых трудились женщины. Итак, хотя спустя 25 лет больше мужчин поверило в разделение второй смены, экономические тенденции заставили их с тревогой наблюдать за своими грозящими вот-вот исчезнуть рабочими местами.

Итак, правда ли, что мужья работающих женщин участвуют во второй смене больше, чем мужчины в 1980-е, которых я описываю в этой книге? Две сотни исследований, проведенных в период с 1989-го, когда вышла в свет моя книга, по 1999 год, дают некоторые ответы на этот вопрос. Самое последнее, тщательное и подробное исследование Мелиссы Милки, Сары Рэйли и Сюзанны Бьянки – основанное на двух общенациональных опросах – рассказало современные истории работающих родителей с детьми-дошкольниками, похожие на те, что приводятся в этой книге. В одном исследовании, проводившемся в 2003–2005 годах, 3500 матерей и 3000 отцов согласились периодически отвечать на звонки в течение суток. Каждый раз родителей спрашивали, что они в данный момент делают, сколько времени это занимает, где они и с кем. Во втором исследовании, проведенном в 2000 году, родителей просто спросили о том, как они используют свое время, в том числе, например, об их отдыхе.

Ученые выяснили, что в сравнении с работающими отцами занятые на полный день матери с детьми-дошкольниками трудились лишних пять часов в неделю (в первом исследовании) или семь часов дома (во втором). Это создавало еженедельный разрыв в досуге в пять-семь часов, или лишние две недели круглосуточной работы в год. В моем исследовании, проводившемся в 1980-е годы, я выяснила, что в сравнении с отцами матери трудились четыре лишние недели в год. Таким образом, за прошедшие 25 лет женщины так и не смогли полностью освободиться от второй смены – однако ее продолжительность сократилась вдвое.

В 1989 году я выяснила, что работающие матери чувствовали себя более замотанными, чем работающие отцы. И как показали новейшие исследования, эта тенденция не изменилась: половина матерей (52 %) и треть отцов (34 %) «всегда чувствовали себя замотанными». Я также выяснила, что женщины чаще делали две-три вещи одновременно. Женщины по-прежнему чувствуют себя более перегруженными, чем мужчины, хотя и стали делать меньше. Я выяснила, что женщины меньше спали, чем их мужья, и меньше занимались с детьми «ради удовольствия». Сегодняшние женщины спят столько же, сколько мужья, и не реже их занимаются приятными вещами с детьми. Но мужья на 2,7 часа в неделю больше смотрят телевизор и на 7,5 часа в неделю больше проводят свободного времени без детей.

Итак, стали ли супружеские пары счастливее в результате этих изменений? Это важно: если семьи не получают удовольствия от жизни дома, значит, мы так и не смогли сдвинуть с места забуксовавшую революцию. Результаты, полученные Милки и коллегами, неутешительны. Ученые сравнили матерей, работавших полный рабочий день (35 часов или более) с занятыми на неполный или домохозяйками. По сообщениям матерей, работавших полный день, они смеялись с детьми реже, чем все остальные участницы исследования – занятые на полставки, безработные мамы, и все папы. Как ни странно, отцы, женатые на женщинах, работавших полный день, – отцы, чья помощь требовалась больше всего, – читали, смеялись или хвалили своих детей реже, чем отцы, чьи жены работали на полставки или сидели дома. И занятые полный день матери (25 %) с меньшей вероятностью были удовлетворены тем, «насколько хорошо их детям в жизни», чем женщины, работавшие на полставки (35 %) или сидевшие дома (58 %). Около трети отцов были «удовлетворены» – соотношение не менялось от того, сколько часов работали их жены. В целом большинство родителей – 59 % матерей, 66 % отцов – не были «полностью удовлетворены тем, насколько хорошо их детям».

Но почему это происходит? Не может ли быть так, что эти обеспокоенные родители реагируют на реальность американской жизни в целом? Подсказку можно найти в докладе ЮНЕСКО 2007 года, в котором американские дети сравниваются с детьми из 20 других развитых стран. В докладе рассматриваются здоровье, школьное обучение, социальные отношения и уровень счастья, о котором заявляют дети в возрасте от 11 до 15 лет. США занимают 20-ю строчку в рейтинге из 21 страны. Америка оказалась на последнем или предпоследнем месте по таким параметрам, как здоровье детей, материальное положение, семья и отношения со сверстниками, вероятность опасного поведения (распитие алкогольных напитков, прием наркотических веществ, драки) и личные отношения.

Респондентам также раздали картинки и сказали: «Вот лестница. На самом верху с 10 баллами самая лучшая возможная для тебя жизнь, внизу – самая худшая. Как ты думаешь, какую ступень этой лестницы ты сейчас занимаешь? Поставь галочку в том месте, которое больше всего соответствует твоему нынешнему положению». По доле детей, отметивших клеточки выше середины лестницы, Соединенные Штаты, самая богатая страна в мире, заняли 18-е место.

Итак, почему же США так отстают от большинства развитых стран по благосостоянию собственных детей? Не связано ли это с занятостью матерей? В конце концов, родители в нашей стране привыкли чувствовать себя виноватыми за то, что работа матери делает детей несчастными. Но если это так, непонятно, почему Норвегия может одновременно похвастаться и самым высоким уровнем занятости матерей, и одним из самых высоких уровней благосостояния детей. 75 % норвежских женщин занимается оплачиваемым трудом, и при этом Норвегия на 7-м месте среди 21 страны по общему благосостоянию детей. Одним словом, в Норвегии произошла гендерная революция, и ее ничто не застопорило. В Норвегии родители новорожденных или только что усыновленных детей получают 11-месячный оплачиваемый отпуск, а новоиспеченным отцам предоставляется месячный оплачиваемый отпуск (они лишаются его, если не используют). Родители получают денежное пособие на детей в возрасте от года до трех лет, если не могут найти для них места в государственном детском саду. Если заболевает пожилой родственник, человек, имеющий работу, может встать на учет в своем муниципалитете, чтобы получать «зарплату по уходу», и взять отпуск на работе, чтобы ухаживать за больным. И в довершение всего, полная рабочая неделя в Норвегии составляет 35 часов.

Американцы недоверчиво качают головами, глядя на норвежскую страну чудес с ее короткой рабочей неделей и семейными льготами. Это очень маленькая страна, говорят критики, а ее экономика процветает на потраченных с умом доходах от добычи нефти в Северном море. Но в соседних, более крупных, странах – Швеции, Дании и Финляндии – нефти нет, однако их экономики все равно процветают, а государственная политика поддерживает семью. От них не отстают Франция, Германия, Нидерланды, Бельгия и другие европейские страны. Короче говоря, женщины могут в одно и то же время работать и растить счастливых детей в обществах, полных решимости смести все препятствия на пути забуксовавшей революции.

Чтобы США смогли догнать своих более успешных соседей, мы должны пересмотреть некоторые наши представления об обществе и государстве. Многие американцы выступают против государственной помощи, понятой абстрактно: они хотят починить забуксовавшую революцию частным порядком. Но когда заходит речь о деталях, у них загораются глаза. Оплачиваемый семейный и медицинский отпуск для родителей, у которых родился ребенок или болен родственник? Хорошая идея. Доступные субсидируемые детские сады? Отлично! Обмен игрушками или банк навыков, позволяющий соседям оказывать друг другу бесплатные услуги – ремонт компьютера в обмен на выкошенную лужайку, помощь с математикой в обмен на свежеприготовленную лазанью? Супер! Государственные стимулы для компаний, предлагающих гибкий график и разделение работы? Конечно. Но никто из нас не может добиться этих реформ в одиночку.

На праздновании Национальной недели удаленной работы Джоан Блейдс, основательница интернет-организации MomsRising, снова выступила с призывом создавать гибкие места – возможность работать из дома или из коворкингов в своем районе. Как показывают исследования, по сравнению с работой в офисе, те, кто работают из дома, больше успевают и экономят компании деньги. Трудясь дома, мы также уменьшаем пробки на дорогах, экономим бензин и делаем нашу страну более экологически чистой, при этом получаем бесценное время для того, чтобы повеселиться дома с детьми.

Но, по моему мнению, в основании успешной гендерной революции лежит особая ценность заботы: вкусные обеды, совместные проекты с детьми, эмоционально вовлеченная семья и друзья. Большинство женщин в Америке сегодня перестали быть домохозяйками. Но встает выбор – станем ли мы обесценивать эту роль или, наоборот, оценим по достоинству ее эмоциональную сущность и разделим с мужчинами? И здесь нам нужно обратиться к странному дисбалансу между двумя ценностями, ассоциируемыми с началом женского движения. По мере развития – в те дни, когда я начала набрасывать заметки для этой книги – оно выдвинуло две большие идеи. Первая – получение женщиной прав, эмпаурмент, – идея, что женщины могут выражать свои таланты, свободно выбирать сферу деятельности и быть равными мужчинам. Второй большой идеей стало признание ценности обязанностей, связанных с заботой о других, и равное разделение этих обязанностей.

Однако капитализм со временем поддержал идею о предоставлении прав и обошел идею заботы (и мы этого не заметили). Таким образом, в отсутствие противодействия забота стала работой, перекладываемой с одного на другого. Мужчины перекладывают ее на женщин. Женщины с высокими доходами – на женщин с низкими доходами. Трудовые мигранты, ухаживающие за американскими детьми и стариками, перекладывают заботу о собственных детях и стариках на оплачиваемых сиделок, а также на бабушек и прочих родственниц на Филиппинах, Шри-Ланке, в Мексике и других странах глобального Юга. А эти сиделки с Филиппин, из Шри-Ланки и Мексики, находящиеся в самом конце этой цепочки, спихивают заботу о детях на старших дочерей. Большой вызов грядущего времени – а именно он стоит в центре этой книги – оценить по достоинству и разделить заботу о близких людях. Когда мы обратим на это внимание, мы сможем – почему бы и не при нашей жизни? – наконец порадоваться миру, преодолевшему забуксовавшую революцию.