Глава 10

«Его» и «ее» участие:

Грег и Кэрол Элстон

В воскресенье утром, в 7:45, я медленно еду в своем автомобиле по недавно заасфальтированной улице, вдоль которой выстроились молодые деревья и группки двухэтажных домов, образующие кривую над холмом, смотрящим на залив Сан-Франциско. Здесь чувствуется атмосфера нового района: кусты, высаженные вдоль дорог, везде подстрижены в одном и том же стиле. Улицы носят названия Старвью, Оверлук, Бэйсайд. И хотя автомобильное движение в основном внутрирайонное, через каждые полквартала стоит знак об ограничении скорости до десяти миль, словно бы на неформальное понимание полагаться не стоит. Между группами по шесть домов каждая разбиты лужайки с ивами, переходящие в большие общественные пространства, а почтовые ящики собраны под небольшим навесом, тоже единым для микрорайона. Так застройщик пытался создать дух сообщества.

В этот час на пустых тротуарах перед домами там и сям уже лежат воскресные газеты. В другое время днем я замечаю здесь только работников – садовника-китайца, подстригающего деревья, мастера-мексиканца, чинящего освещение, двух белых грузчиков, заносящих рулоны коврового покрытия из машины в дом. По словам Кэрол Элстон, половина зданий заселена пенсионерами, а другая половина – семьями с обоими работающими супругами. «Пенсионеры не слишком часто беседуют с молодежью, а работающие пары слишком заняты, чтобы поддерживать дружеские отношения. Район мог бы стать добрососедским, но не стал».

Дверь открывает Грег Элстон, 37-летний мужчина с повадками мальчишки. У него песчаного цвета волосы, очки в золотой оправе, а одет он в поношенные джинсы и футболку. Рядом с ним у дверей трехлетний Дэрил, пухлощекий и улыбчивый. Он стоит босиком, ботинки держит в руке. «Кэрол еще спит, – говорит мне Грег, – скоро проснется Беверли [их трехмесячный ребенок]». Я устраиваюсь в гостиной, стараясь казаться незаметной, как если бы я была их псом, и прислушиваюсь к тому, как просыпается дом. Грег встал в 7:15, в 7:30 – Дэрил, а теперь, в 8:00, просыпается Беверли. Пока внизу только Грег и Дэрил. Отец просит сына завязать шнурки, а Дэрил обсуждает тонкие различия между Бэтдогом, Спайдербэтом, Акваменом и Аквабоем. Вскоре Кэрол одевается и зовет меня. Я помогаю ей заправить постель. Она кормит грудью Беверли и кладет ее в качели, подвешенные на стойках рядом со столом в столовой. Качели приводятся в движение механическим медведем, вес которого, когда он постепенно сползает по одной из опор, приводит в действие механизм. Пока Кэрол убирает стол и моет посуду, она рассказывает мне о непослушном двухлетнем ребенке своих друзей, которого они брали с собой в Океанариум и который бросил железную машинку в их малыша. На завтрак Кэрол готовит панкейки с орехами пекан и яблоками. Грег внизу чинит лопнувший водяной матрас. Каждый родитель занят одним из детей.

Кэрол 35 лет, на ней спортивный костюм и кроссовки. У нее коротко стриженные волосы, на лице никакой косметики, маленькие серьги-гвоздики. В ее внешности есть приятная серьезность, и при этом у нее заразительный смех. С Грегом они женаты вот уже 11 лет, и это поразительно счастливый брак.

Кэрол не пытается согласовать семейную жизнь с требованиями стремительной корпоративной карьеры, как у Нины Танагава. Тремя годами ранее она уволилась со своей «настоящей» работы, как она сама ее называет, где быстро росла в качестве системного аналитика, и начала работать фриланс-консультантом, по 25 часов в неделю. В детстве Кэрол всегда представляла, что у нее будет карьера (так и случилось). По ее словам, домашние заботы всегда разделялись по принципу «50 на 50». «Не знаю, назову ли я себя феминисткой, – говорит она мне, словно бы изучая этот термин с некоторым отстранением, – но да, мы с Грегом всегда делили работу по дому и никогда об этом не спорили, пока я, конечно, не ушла на неполный рабочий день».

С самого начала Грег хотел, чтобы Кэрол работала, и, как он сам мне сказал, по-настоящему «расстроился», когда она ушла на фриланс, поскольку семье не хватало одной зарплаты. В течение 7 из 11 лет брака, работая системным аналитиком, Кэрол получала столько же, сколько муж зарабатывал как врач-стоматолог. На самом деле, сейчас, трудясь на неполную ставку, она имела почти столько же, сколько Грег – на полную. «Чем больше у нее доход, – сказал Грег, – тем раньше мы сможем уйти на пенсию».

В течение последних трех лет с тех пор, как родился Дэрил, стратегия Кэрол состояла в том, чтобы сокращать рабочее время и эмоциональную вовлеченность в свою профессию, а также выполнять бо́льшую часть второй смены. Однако она рассказала о планах совместно заниматься домашним хозяйством со следующего ноября. Супруги собирались осуществить то, о чем мечтали 11 лет, – сбежать от автомобильных пробок на дорогах, наркотиков и расового насилия в школах, переехав в небольшой городок в горах Сьерра-Невады под названием Литл-Крик. Там Грег тоже начнет работать неполный рабочий день. Элстоны всегда любили сплавляться на байдарках и ходить в походы. В Литл-Крик они смогут наслаждаться природой, подражая уходу от цивилизации в духе Руссо. Супруги принадлежали к тем немногим американцам, которые могли себе позволить такое бегство. Короче говоря, были созданы все финансовые и идеологические условия, чтобы Элстоны действительно занимались бытовыми тяготами на равных.

Помимо работы по дому Грег и Кэрол делили и жизнь дома. Если бы дом мог говорить, он много рассказал об их близости и о том, насколько важны для них дети. Это удобный, без претензий обставленный дом в стиле «ранчо», спроектированный так, что, если закрыть все двери, Грег на кухне все равно сможет видеть Кэрол в столовой или гостиной. Над каминной полкой висит картина с мечтательным ребенком, который дует на луну, похожую на воздушный шар. Внизу расставлены фарфоровые кубики с буквами, немецкая пивная кружка, фотографии со свадеб братьев и сестер. По всему дому заметны признаки присутствия детей: колыбель в окружении кресел, качалка в спальне, рисунки Дэрила, прикрепленные к холодильнику, крючок, на который он вешает свою шапку Бэтмена. На втором этаже, над столом Кэрол прикреплен ее диплом колледжа в рамке, сертификат аудитора, сертификат управления по делам аудита. Рядом с этими регалиями – соответствующие документы Грега, рисунок Дэрила, фото Кэрол и Грега на байдарке. В гараже подвешены две самодельные «танцующие» байдарки. («Мы сделали их с друзьями, такими же любителями сплавляться, как мы, – сказала Кэрол. – Я с подругой приготовила мясной рулет, а потом целый день красили».) Комната Дэрила также была обставлена обоими родителями. Кэрол повесила на дверь сына «таблицу со звездочками», распечатанную на компьютерной бумаге: мальчик заработал одну звезду за задание «Почистить зубы», три звезды – за «Собрать вещи», и ни одной – за «Положить газету в ящик», «Отнести сумку Беверли» или «Раздеться». Грег спроектировал встроенную детскую кровать Дэрила и лестницу, собрал игрушечную железную дорогу. Кэрол купила лампу со слоном, у которого на голове между ушами колпак и разноцветная тряпичная кукла на крупе. Всё со всем сочетается.

Заметна лишь одна грустная нота: в коридоре в рамке под стеклом висит композиция из свадебных приглашений от четырех пар, их ближайших друзей. В середине, словно бы соединяя все пары вместе, прикреплена 20-долларовая банкнота. Она передает момент выдумки и радостного возбуждения, а также азартной игры. «Мы поспорили, что тот, кто женится последним, заплатит остальным 20 долларов», – объяснила Кэрол. Потом немного погрустнела. «Тим и Джейн – те, что сверху справа, – развелись, а у Джима и Эмили, снизу слева, проблемы». Переезд Элстонов в Литл-Крик определенно решит проблему с пробками, но, возможно, они надеялись еще и на то, что он позволит им избежать сложностей современного брака.

Каждый из супругов часто что-то делал для другого. Когда Кэрол держала на руках Беверли, она могла попросить Грега: «Покорми кошку сухим кормом, ладно?». Когда же Грег занимался ремонтом в спальне и зазвонил телефон, он сказал: «Можешь снять трубку?». Оба могли и на звонок ответить, и с соседом поговорить.

С обычными проблемами за ужином они справлялись точно так же. Когда родители за обеденным столом заводили свой разговор, Дэрил тут же встревал в него. «Майкл еще не подписал контракт», – говорил один из взрослых. «Майкл из моей школы?», – вмешивался Дэрил. – «Нет, другой Майкл, знакомый папы и мамы», – отвечает Кэрол. За ужином Грег отвечал на вопросы Дэрила не реже, чем Кэрол.

Когда муж бывал дома, он тратил столько же времени на хозяйство, сколько и жена, при этом он старался находиться дома как можно больше. По выходным, чем бы они не занимались, они вкладывали в свою работу равное количество времени. В целом Грег был больше вовлечен во вторую смену, чем Эван Холт, Фрэнк Делакорте, Питер Танагава, Роберт Майерсон или Рэй Джадсон. И Кэрол, и Грег считали, что сложившаяся у них практика работает хорошо.

С другой стороны, они не делили домашние заботы поровну. Когда родилась Беверли, Кэрол сократила свое рабочее время и скорректировала отношение к своей карьере, тогда как Грег признался мне, что для него мало что изменилось. Если реальное разделение работы по дому означает распределение ежедневных и еженедельных обязанностей, тогда получалось, что они не делили их между собой. Независимо от того, сколько работала Кэрол – полный рабочий день, полтора дня или полдня, она отвечала за готовку, покупки и стирку, в дополнение к таким делам, как покупка одежды для детей, поздравления по случаю дня рождения, уход за комнатными растениями и семейные фотосъемки. Список домашних работ Грега в основном состоял из нерегулярных задач: ремонт, оплата счетов и починка обоих автомобилей.

Кэрол не была супермамой, как Нина Танагава. Также она не занималась пассивным переопределением супружеских ролей, подобно Кармен Делакорте, «изображавшей из себя неумеху». С другой стороны, она не выдвинула «ультиматума совместного ведения хозяйства», что сделала Нэнси Холт, когда предложила свою схему: «В понедельник готовишь ты, во вторник – я». Но со временем Кэрол стала использовать другие стратегии. Во-первых, когда профессиональные требования росли, ее производительность дома падала. Она объяснила это так: «Когда я работала на полную ставку, мы оба обедали на работе, а Дэрил – в детском саду, так что я не готовила». Кроме того, Кэрол сократила свое присутствие в офисе, а также время от времени обсуждала семейные роли с Грегом, пытаясь их переопределить. Я перечислила три стратегии – но у Грега была и четвертая. И муж, казалось, сравнял счет: он следил за тем, какое количество времени уходит у Кэрол на готовку, уборку и занятия с детьми, и занимался своими деревянными поделками до тех пор, пока она тоже не заканчивала свои дела. Таким образом, Грег работал «столько же», сколько и Кэрол, но только над своими проектами. Это не были хобби, как у Эвана Холта, который возился с чем-то «внизу». Грег часто обсуждал свои идеи с Кэрол и реализовывал их в том порядке, который предлагала она, советовался с ней по поводу цвета, размера и формы предметов, которые делал. Поделки Грега были интересны обоим супругам, однако это не означало, что муж участвует в повседневной рутине, и не позволяло снять часть груза с Кэрол.

ВНУТРИ «РАВНОГО ВРЕМЕНИ» В ВОСКРЕСЕНЬЕ

В сравнении с Кэрол Грег меньше занимался детьми и больше – домом. Он был настоящий мастер. На каминную доску он смотрел глазами плотника. Он задумал починку септической емкости на заднем дворе их дома в Литл-Крик. Зато Кэрол замечала, что на штанах Дэрила образовалась и растет дырка. В какой-то момент, вытаскивая пылесос, Грег сказал мне: «Кэрол же женщина. Она давно не пылесосила, ей пришлось бы учиться заново. Мужчина с этим справится лучше». Но на самом деле, в 80 % задач, которые он выполнил в этот день, он стоял на мужской стороне гендерной границы.

К тому же, когда Кэрол была с детьми, она больше на них концентрировалась, чем Грег. К примеру, когда каждый родитель временами переставал беседовать со мной, обычно рядом был Дэрил, пытавшийся встрять (ему нравилось говорить в мой диктофон) или перехватить внимание папы и мамы. Кэрол обычно уделяла Дэрилу какое-то время. («Да, Дэрил, я думаю, что Супермен может летать выше Бэтмена. А ты что думаешь?»). Грег же говорил так: «Папе надо побеседовать с Арли», «Если ты не перестанешь шуметь, мне придется отвести тебя в твою комнату» или «Иди к маме».

Поскольку Кэрол кормила Беверли грудью, это давало ей естественное преимущество в плане формирования тесной связи с ребенком. Некоторые отцы младенцев укачивают их, помогают срыгнуть, меняют пеленки и вообще делают все, пока ребенок не начнет пить из бутылочки, и возможности родителей общаться с малышом сравниваются. Другие мужчины, похоже, избегают новорожденных, сосредоточиваясь на более взрослых детях, если они у них есть, пока ребенка не отлучат от груди. Грег выбрал средний путь. В основном он сконцентрировался на Дэриле. Именно он обычно помогал мальчику надеть пижаму, устраивал с ним «состязание» в туалете (которое Дэрилу очень нравилось) и подворачивал одеяло, когда укладывал его в кровать.

Грег время от времени занимался и Беверли, когда Кэрол это было нужно; однако он держал дочку в руках как футбольный мяч, а когда она плакала, порой немного подбрасывал ее в воздух, от чего она начинала кричать еще сильнее. Теперь, когда Грег брал ее на руки, в половине случаев она лежала спокойно, а в половине – ворочалась и шумела. Семейное объяснение этого факта сводилось к тому, что «Беверли не любит мужчин». Не вдаваясь в подробности, Кэрол сказала мне: «Беверли очень волнуется, когда ее на руки берут мужчины, если только это не дедушка». Но единственные мужчины, которые брали Беверли на руки, – это Грег и дедушка.

Было ли это какой-то врожденной чертой трехмесячной Беверли? Или же дело в «природной» неловкости мужчин, то есть Грега? Я задалась этим вопросом, когда наблюдала один показательный эпизод. Беверли сидела в своей качалке – в розовом платьице и ботинках. Кэрол готовила ужин. Спустя какое-то время Беверли завозилась, а потом заплакала. Грег вытащил ее из качалки и взял на руки, однако она не перестала плакать. Он сел с ней за стол в столовой, пытаясь читать журнал по стоматологии. Она совсем разревелась. Грег позвал жену: «Мама, иди сюда!», и снова объяснил мне, что «Беверли не любит мужчин». Я вспомнила, как успокаивала своего сына – медленно качая его вниз-вверх и вперед-назад (мы называли это «ездой на верблюде»), спросила его, могу ли я попробовать, потом показала этот прием, и девочка успокоилась. Грег ответил: «А, про это я знаю. Хорошо работает. Но я не хочу все время вскакивать. Знаете, когда Кэрол проводит свои занятия по вечерам в четверг, я сижу с ней весь вечер и не хочу, чтобы она к этому привыкла». Но чтобы немного разгрузить Кэрол, Грег «все равно» часто брал Беверли на себя. Впрочем он, судя по всему, бессознательно сопротивлялся дополнительным усилиям, необходимым для такого ухода за трехмесячной Беверли, который бы ей нравился.

Родители могут установить контакт с ребенком уже самой манерой речи. Кэрол могла, к примеру, сказать: «Сегодня наденем на тебя серые штаны» или «Хочешь, разрежу тебе яблоко?». Ее голос выражал благожелательную привязанность. То есть она говорила «голосом первичного родителя». Есть несколько способов, позволяющих внушить ребенку чувство безопасности, – и голос стоит в одном ряду с готовностью усадить ребенка на колени и поворачивать голову так, чтобы всегда видеть, где находится малыш. Грег в течение этого дня тоже иногда говорил голосом первичного родителя; но Кэрол говорила им постоянно.

Однажды в четверг, когда у Кэрол было вечернее занятие в бизнес-школе, я услышала, как в гараже хлопнула дверь и как Грег скребет на кухне форму для пиццы. Вскоре на кухню пришел Дэрил, и они вдвоем уселись смотреть телевизор. Когда кончилась передача о мультфильмах «Mousterpiece Theater» и начался увлекательный документальный фильм об экспедиции на Эверест, который сразу же приковал внимание Грега, Дэрил перешел к воображаемой игре с автомобилем. Он начал рассказывать длинную историю о лягушке, которая, «ква-ква», ехала на машине. Документальный фильм приблизился к драматическому моменту, когда команда альпинистов почти добралась до вершины. Врач объяснял одному крайне важному члену экспедиции, что его легкие не выдержат подъема. Грег вполуха слушал «ква-ква». Он попытался привлечь внимание сына к программе, как положено отцу, объясняя что-то про яков и снежные пещеры, но ничего не вышло. Дэрил принес карточки и сказал: «Папа, давай поиграем». Грег ответил: «Я не умею». «Ты можешь прочитать правила», – предложил Дэрил. «Нет, – сказал Грег. – Дождись мамы. Она умеет».

Кэрол рассказала, что в тот период, когда ее рабочий день был длиннее, чем у Грега, «бывали вечера, когда я приходила домой, и видела, что у Дэрила на ужин попкорн». «Он решил побаловать сына?», – спросила я. «Нет, просто ленился», – ответила она с усмешкой.

Грег был очень хорошим помощником, но он не был первичным родителем. Его общение с Дэрилом часто сводилось к тому, что он его пугал, а потом обращал все в шутку. Например, однажды вечером, когда Дэрил закончил макать печенье в молоко и ждал, когда его, перепачканного молоком, снимут с детского стула, Грег игриво вытер ему руки полотенцем, снял мальчика со стула и перевернул его вниз головой. «Сейчас я буду тебя мыть в посудомоечной машине». «Нет!». «Да! Запру тебя внутри, чтобы ты хорошенько отмылся». «Ай!». Мальчик частично понимал, что отец шутит, но в то же время был напуган. Только когда в голосе Дэрила усилился сигнал тревоги, Грег перевернул его обратно и перестал дурачиться. В другой раз, когда Грег чинил водяной матрас плоскогубцами, он протянул плоскогубцы Дэрилу и сказал: «Ими удобно выщипывать ресницы». «Нет!». «Очень удобно!». Только когда мальчик взял плоскогубцы и направил их отцу в лицо, тот сказал: «Ладно, это опасно».

Бывали и более безобидные шутки, которые Дэрил понимал сразу. «Папа сейчас заберет у Дэрила нос и съест его». Или: «Я выброшу твой нос в мусорное ведро». Но другая часто повторяющаяся шутка казалась рискованной: «Ой, ты меня ударил. А сейчас я тебя тоже ударю в ответ». Дальше, как правило, следовала небольшая потасовка, громкие протесты Дэрила и серьезное объяснение отца, что это «была просто шутка». По-видимому, эти жесты бессознательно нацеливались на то, чтобы закалить сына, сделать ему прививку от страха, превратить в маленького бравого солдата.

Кэрол почти сразу предупредила меня, что «некоторые думают, будто у Грега специфическое чувство юмора». Когда я говорила с ним наедине, он вдруг сказал: «Порой Кэрол не понимает моих шуток. Как и Дэрил. Но такой уж я человек». «Юмор» Грега был нехарактерен для семей, которые я изучала, но лишь до определенной степени. Отцы чаще использовали «грубые» шутки, чем матери.

Некоторые папы отвечали на детский плач не так охотно, как мамы, и это объяснялось иной психологической установкой. Один отец работал дома в кабинете, кидая взгляды в гостиную, где сиделка занималась его девятимесячным сыном. На вопрос, не мешают ли ему крики ребенка, он ответил: «Нет проблем, я на самом деле хочу, чтобы он упал и немного ушибся. Я не хочу, чтобы он жил в совершенно безопасном мире». Когда мы закончили интервью, муж спросил жену (которая тоже работает дома), как бы она ответила на тот же вопрос. Она тут же сказала: «Я просто не выношу, когда он плачет».

Похоже, что многие родители попадают в замкнутый круг, в котором отец передает «воинское воспитание», полученное им самим в детстве, поскольку знает, что более элементарные потребности ребенка в тепле и заботе будет удовлетворять жена. Когда он знает, что она рядом, ему самому меняться не нужно. В то же время, поскольку муж с детьми ведет себя грубее, жене становится некомфортно оставлять с ним малышей, а потому круг замыкается. Грег дальше других отцов зашел в этом воинском воспитании, однако в их случае этот замкнутый круг заслонял их общий уклад, в котором, как им казалось, Грег и Кэрол «делили поровну» вторую смену.

Первичная функция родителя связана с формированием сильной, устойчивой и доверительной привязанности к ребенку. В случае маленьких детей режим постоянного «закаливания», судя по всему, не представляется удачным вариантом поведения первичного родителя. Однако Грег мог позволить себе такие «шутки», поскольку Кэрол всегда была готова вмешаться – своим мягким голосом, внимательным взглядом, – чтобы сгладить их эффект.

Ирония состояла в том, что Грег был более уверен в своем родительском поведении, чем Кэрол – в своем. Грег сравнивал себя со своим отцом, который был сдержаннее, чем он сам, тогда как Кэрол сравнивала себя с няней, которую считала более терпеливой и более соответствующей идеалу матери. Ни муж, ни жена не сравнивали себя друг с другом.

У МЕНЯ ЖЕ ЕСТЬ MBA!

Основная стратегия, которой придерживались оба родителя, состояла в том, что Кэрол уволилась со своей работы на полную ставку, и это привело к важным для нее последствиям. Сама она объяснила это так: «Когда родился Дэрил, я сидела дома шесть месяцев и поняла, в какой степени мое самоуважение завязано на деньги. Поскольку я не работала, я казалась себе какой-то ущербной. Когда приходила утром в супермаркет, чувствовала себя толстой [она не сбросила вес после беременности] и тупой. Я хотела выйти к людям между торговыми рядами и сказать: „У меня есть степень магистра делового администрирования! У меня есть MBA!“. Я не хотела, чтобы меня относили к разряду тупых домохозяек».

Подобно переехавшему в город крестьянину, возвратившемуся в родную деревню, Кэрол теперь чувствовала все сразу – презрение, зависть, сочувствие к этим домохозяйкам, которые закупались в супермаркете. Она размышляла: «Я научилась не осуждать. Если раньше я видела женщину с ребенком, я часто думала: “Что она делает? Почему она не использует свою жизнь для чего-то более продуктивного?”. Думаю, что я в какой-то мере еще и завидовала. Вы приходите в магазин посреди дня, и там полно 30-летних женщин, которые делают покупки. Я имею в виду, вопрос в том, откуда у них деньги. Я не могла не спрашивать себя, нет ли какого-то более легкого способа их заработать».

Спустя какое-то время Кэрол начала чувствовать сродство с этими женщинами, которые не работали вне дома:

Не знаю, может быть, я рационализирую, чтобы мне самой было хорошо, пока я не работаю, или, может, наоборот, нашла в себе глубочайшую истину. Однако моя точка зрения изменилась. Мне не хватало собственно активной части бизнеса, когда можно пойти пообедать, поговорить о больших сделках, о вещах, которые «на самом деле важны». Только в последние годы я поняла, насколько поверхностна такая жизнь. Если говорить о жизни в целом, важно вот что – Дэрил, Беверли, Грег и мои друзья, в том числе и несколько коллег, останутся со мной до самой смерти. Теперь у меня просто другая идентичность. Мне не кажется, что надо обязательно иметь работу. И Грегу тоже не обязательно, чтобы она у него была.

Однако ни обычная жизнь Грега, ни его точка зрения не слишком сильно изменились.

ЧТО СТОИТ ЗА ГЕНДЕРНЫМИ СТРАТЕГИЯМИ

Кэрол предпочла бы, чтобы Грег не перебарщивал со своими шутками «с плоскогубцами», «ты меня ударил», со всей этой отцовской ролью, которая требует закаливать ребенка. Она предпочла бы, чтобы Грег давал Дэрилу на ужин не только попкорн. Короче говоря, Кэрол хотела бы, чтобы муж вел себя больше как первичный родитель. Однако она не наседала на него с требованиями измениться. Она была благодарна за то, что по утрам в субботу он просыпался вместе с Дэрилом и не увиливал от второй смены.

Кэрол и Грег являют собой определенный парадокс. Оба верили в то, что надо совместно заниматься и домашним хозяйством, и уходом за ребенком. Это одна сторона парадокса. С другой стороны, в психологической ткани домашней жизни Кэрол играла намного более важную роль. И та и другая сторона парадокса ставит вопросы. Во-первых, почему супруги верили в совместное ведение хозяйства и совместный уход за ребенком? В конце концов, Делакорте, Танагава, да и почти 40 % женщин и три четверти мужчин в этом исследовании в это не верили.

У Кэрол в ее личной истории был важный опыт, который, возможно, подпитывал ее сильное желание быть независимой женщиной с карьерой. Он же, вероятно, заставил ее усвоить такой взгляд на совместное участие в работе до дому, который к концу 1980-х годов в ее профессиональном круге соответствовал этому желанию сделать карьеру. Кэрол вспоминает свою мать – жену флотского офицера, которая по полгода сидела одна с двумя маленькими детьми, приводя ее как пример той женственности, которой следует избегать. Кэрол поняла это так: «Я помню, как она весь день ходила в ночной рубашке, постоянно вздыхая. Сестра говорит, что у нашей матери были мысли о самоубийстве. Этого я не помню. Но она действительно пыталась бросить нас. Мы с сестрой обычно шалили и не хотели идти в кровать. И мать тогда говорила: “Хорошо, я ухожу”. Она выходила за дверь. Я помню, как сказала сестре: “Не волнуйся, я умею варить суп”».

Когда Кэрол исполнилось 20 лет, она почти не думала о браке или детях, а Грег завоевал ее сердце тем, что по-рыцарски отказался от серьезного предложения работы в другом городе, чтобы остаться с ней. (Многие женщины, состоявшие в счастливом браке, говорили, что подобный жертвенный жест на ранних этапах романа убедил их в том, это тот самый мужчина.) «Я была энергичная, – рассказывала она, – и хотела, чтобы у меня был мужчина, который меня не подведет». Представление о том, что Грег никогда не «подведет» ее, возможно, было частично связано с тем, что он всегда принимал участие в домашней жизни.

Со своей стороны, Грег хотел, чтобы Кэрол работала и участвовала во второй смене. Кэрол предполагала, что причина в том, что мать Грега трудилась на полную ставку с тех пор, как ему исполнилось пять лет. «Я благодарю Мег [мать Грега] за то, что она показала ему пример того, насколько независимой может быть женщина». Когда ему исполнилось пять, его отец уволился из армии, получил диплом учителя и преподавал математику и труд в средней школе, и когда Грег возвращался после уроков, он уже был дома. Его мать работала сверхурочно секретаршей, чтобы свести концы с концами, и отец наравне с ней занимался домашними делами.

Другая сторона парадокса состоит в том, что несмотря на их современное представление о том, что работу дома надо делить поровну, Кэрол и Грег на практике осуществляли эту идею во вполне традиционном ключе. Некоторые традиционные мужчины, такие как Питер Танагава, на самом деле были для своих детей бо́льшими «матерями», чем Грег. И опять-таки, в чем же причина этого? Грег прокомментировал эту ситуацию так:

Отец почти никогда не прикасался ко мне. Возможно, он боялся. Кроме того, он был молчаливым, как и я. Он все держит в себе. Я думал о том, почему я не обнимаюсь с отцом. Около шести месяцев назад, когда он был здесь, я случайно его обнял. Я рад, что сделал это. Он это прокомментировал, сказав, что я не обнимал его многие годы. Раньше он часто в шутку боролся со мной, но потом перестал, когда мне исполнилось 14 лет и я стал его побеждать. После этого мы друг к другу практически не прикасались. Не знаю, в ком тут причина, в нем или во мне, но это прекратилось.

Возможно, неловкость, с которой Грег держал свою дочь, и его агрессивные шутки в общении с сыном выражали страх близости. Вероятно, этот юмор стал вербальной заменой прежних боксерских схваток. Однако время внесло свои изменения.

Грег теперь каждый вечер целовал Дэрила в щечку, а время от времени и обнимал (когда возился с малышом). Грег сам чувствовал, что гораздо сильнее физически выражал свою привязанность к Дэрилу, чем его отец – к нему.

Грег уступал многим мужчинам в роли первичного родителя, да и Кэрол стремилась сделать его таковым гораздо меньше, чем другие женщины. Вероятно, Кэрол поняла, что ей нравится выполнять функцию мамы. В конце концов, она откладывала мысли о детях до 30 лет, а через несколько месяцев после рождения сына передала его няне, которая сидела с ребенком по 10 часов в день. (Даже теперь она требовала от матери Грега, чтобы та поселилась по соседству с ними в Литл-Крик, чтобы помочь с «воспитанием детей».) В отличие от некоторых других женщин, у Кэрол не было идеи играть роль главного родителя, пока не появился второй ребенок. Теперь функции мамы стали для нее важнее – очевидно, потому, что она нашла в них способ стать родителем для самой себя.

Вероятно, опыт Кэрол иллюстрирует теорию, предложенную Нэнси Чодороу в книге «Воспроизводство материнства». Ученая утверждает, что у женщин вырабатывается более сильное желание быть матерью, чем у мужчин – быть отцом. Причина в том, что в детстве большинство как мальчиков, так и девочек воспитывают матери. В социальном плане это не обязательно должно быть так. Когда ребенок родился, отцы могут, по ее словам, заботиться о детях точно так же, как и матери. Однако поскольку матерями являются именно женщины, у мальчиков и девочек формируются разные «гендерные личности», которые влияют на их более поздние мотивы и способности. И девочки, и мальчики первоначально отождествляются с матерью. Однако когда девочки вырастают, они стремятся воспроизвести это более раннее слияние с матерью, сами становясь матерями. Когда же вырастают мальчики, они пытаются воспроизвести это первоначальное слияние, найдя себе женщину, «похожую на мать». Причина, по которой дети разных полов воспроизводят это первоначальное слияние по-разному, состоит в том, что девочки – женского пола, как и матери, а потому им проще идентифицироваться с матерью, чем мальчикам. По Чодороу, поскольку матери являются объектом ранней привязанности ребенка, мальчики и девочки отличаются в еще одном аспекте «гендерной личности». Девочки больше способны к эмпатии, они лучше мальчиков понимают то, что чувствуют другие, хотя им сложнее, чем мальчикам, соблюдать четкую границу между собой и другими людьми.

В теории Чодороу рассматриваются семейные корни мотивации мужчин и женщин, объясняющей, почему они стремятся стать родителями. К 35 годам материнство для Кэрол было более важным элементом идентичности, чем отцовство – для Грега, и, возможно, причина была именно в этом.

Однако в теории Чодороу все женщины оказываются примерно одинаковыми. Ее концепция не объясняет того, почему такие женщины, как Эдриэнн Шерман, не испытывают никакой потребности играть роль первичного родителя, у Кармен Делакорте всегда присутствовало это необоримое желание, а Кэрол Элстон ощутила его, только когда ей исполнилось 35. Кэрол не так страстно, как Нэнси Холт, хотела, чтобы муж участвовал в работе по дому, однако она, очевидно, не стремилась «защитить» его от бремени родительских обязанностей, как это делала Энн Майерсон, и в то же время не желала, чтобы супруг присутствовал в доме только для того, чтобы служить авторитетом, как в случае Кармен Делакорте. Очевидно, что мотивы женщин существенно различаются в силу многих других вещей.

В теории Чодороу все мужчины более или менее похожи друг на друга. Поэтому нам не известно, почему Эван Холт или Сет Стейн были настолько безразличны к роли отца, тогда как Арт Уинфилд или Майкл Шерман с такой страстью слились с ней. Очевидно, здесь сказывается влияние других факторов – качества первоначальных связей человека с матерью и отцом, а также более общих культурных смыслов, относящихся к отцовству и материнству. Понятие гендерной стратегии дополняет теорию Чодороу интерпретацией значительных различий, которые мы обнаруживаем как между мужчинами, так и между женщинами.

Чтобы понять, почему у Кэрол и Грега Элстон не такой подход к родительским обязанностям, как у прочих пар, мы должны учесть и другие мотивы – в частности, желание Кэрол отличаться от своей матери, отделиться от нее и вместо этого слиться с Грегом. Вполне вероятно, что для Кэрол мать была более важной фигурой, чем отец, и неважно, плохо это или хорошо. Она критиковала свою мать и не любила ее. Однако она говорила о матери намного чаще и с бо́льшим чувством, чем об отце. Так что в этом отношении Кэрол укладывается в теорию Чодороу. Однако поскольку это слияние для Кэрол оказалось проблематичным, на раннем этапе своей взрослой жизни она затратила огромные силы на то, чтобы уклониться от материнства. Теперь же, когда Кэрол пробовала себя в материнстве, ей было непросто стать матерью-но-не-как-ее-мать: это пугало. Любая поддержка со стороны Грега помогала; и возможно, именно поэтому она хотела, чтобы Грег был дома рядом с ней, и верила в возможность быть родителями на равных.

С удовольствием участвуя в зарабатывании денег, но не слишком заботясь о быте, она освободила Грега от необходимости быть кормильцем семьи. Выражая благодарность за все, что он делал по дому, она поощряла мужа делать еще больше. Сознательно или нет, но Кэрол следовала стратегии, позволявшей привлечь Грега на свою сторону, чтобы супруг помог ей решить задачу – быть матерью-но-не-как-ее-мать.

Чтобы понять чету Элстон, нам нужно то, чего нет в теории Чодороу, а именно культура. Мать Кэрол не показала ей хорошего примера материнства, но даже когда Кэрол была маленькой девочкой, у нее было определенное представление о том, что делают «нормальные» мамы: за стенами ее дома существовала определенная культура материнства, и она выросла в этой культуре. В некоторые периоды детства Грега его отец выступал для него первичным родителем – что исключается теорией Чодороу, – однако в роли такого первичного родителя он мог обнимать сына только в боксерской схватке. Этот стиль отцовства, несомненно, многим связан с представлением отца Грега о мужественности.

Хотя культурные сдвиги и возможности 1980-х привели к тому, что Кэрол и Грег жили жизнью, которая в идеологическом и финансовом отношении была далека от патриархального порядка, эта более старая и давно устоявшаяся система все равно влияла на них. Поскольку в целом условия для женщин были хуже, чем для мужчин, Кэрол ощущала больше благодарности Грегу, чем он – к ней. Супруги любили друг друга, однако признательность испытывала главным образом жена. Хотя Кэрол многие годы зарабатывала больше Грега и выполняла основную часть работы во вторую смену, сам Грег редко заговаривал о том, что он благодарен жене за это.

Кэрол когда-то составила список «дурацких бойфрендов», с которыми встречалась в колледже и которым она стирала белье и готовила ужин по выходным. В сравнении с этими возможными партнерами, Грег был просто золото. Но он никогда не стирал белье своим подругам, выбор у него определенно был богаче. И опять же, Кэрол объясняла это так: «Боже мой, эти матери-одиночки, у которых мужья не видятся с детьми и не платят алименты. Не знаю, как они вообще живут. Быть матерью-одиночкой – это самое страшное, что может с вами случиться, не считая рака». Грег бы никогда ее не бросил; и Кэрол была ему за это благодарна. Однако Грега не преследовал ужас одиночества, чувство того, что «это может случиться со мной». Он не мог вообразить себя в качестве отца-одиночки. Совокупное предложение мужской готовности к совместному участию в работе по дому было намного ниже женского спроса на него. В силу того что этот факт имел место в обществе в целом, патриархальный уклад склонял часу весов и внутри брака Элстонов. Результатом стала дополнительная благодарность со стороны Кэрол.

По той же причине она не могла выдвинуть дополнительные претензии Грегу, который и так очень неплохо справлялся в сравнении с другими мужчинами. У Кэрол был «список пожеланий», в котором совместное выполнение обязанностей первичного родителя шло где-то пятым или четвертым пунктом после физического и психического здоровья Грега, его верности и способности зарабатывать. У Грега тоже был «список пожеланий», примерно такой же. Однако в силу того что в целом судьба женщин тяжелее, из-за перевеса чувства благодарности и долга у Кэрол ей приходилось мириться с бо́льшим, чем у Грега, количеством невыполненных пунктов в своем списке. В этом отношении супруги Элстон были похожи на все остальные пары, с которыми я общалась. Грег и в самом деле был необычным, а если учесть редкость подобных мужчин, Кэрол совершенно «справедливо» испытывала к нему благодарность. У нее было просто меньше вариантов. Сколь бы равными они себя ни чувствовали, груз второй смены ложился в основном на плечи Кэрол. Следовательно, «его» и «ее» доли участия в совместном домашнем хозяйстве косвенно определялись не чем иным, как более общей, по существу социальной, системой неравенства полов, которая находилась за пределами их брака – устойчивого и счастливого.