Шаг четвёртый. Попытка первая

Я был не против названия «школа насильственного просветления». И не только потому, что братья Фот, которые несколько раз навещали нас с Костей Лейбой на Алтае, уверяли, дескать, такое название привлечёт больше желающих прийти на наши семинары, но и потому что в нем была часть правды. Ведь, в конце концов, макушки нашим жаждущим просветления приходилось действительно размягчать насильно.

Каково же было моё разочарование спустя некоторое время после первых семинаров, когда стало ясно, что размягчённые макушки ни на что не влияют. И только потому, что люди не спешили продолжить свой путь к ясности уже самостоятельно. Поначалу они довольствовались тем, что получили, а вскоре теряли зачатки обретённой на семинарах ясности, что могла привести их к свободе.

Многие из них настолько возгордились собой, что начали вести какие-то тренинги, открывать школы йоги, кто-то бросился писать книги о саморазвитии, а несколько человек даже основали собственные школы, которые по факту были обыкновенными сектами. Неведение их было настолько глубоким, что никакое размягчение макушек не могло помочь в принципе. Немало меня стал удивлять и Костя Лейба. Если замысел братьев Фот хоть и был примитивен, но оставался честным – заработать денег, – Лейба же вроде как откровение для себя получил и собирался чуть ли не святым стать. Я видел, что у Лейбы точно нет никакой ясности, даже несмотря на то, что, в отличие от наших подопечных, он макушку размягчил себе сам, а значит, обладал хоть каким-то талантом или, вернее было бы сказать, предрасположенностью.

Немало меня настораживала злость, которую я начал различать в мыслях Кости Лейбы. Сначала я думал, что причина злости в зависти, в чём была доля правды, но на самом деле суть Костиной злобы оказалась в другом, а именно в том, что я поставил под сомнение эффективность размягчения макушек для достижения высшей цели. Тем самым я как бы обесценил опыт Кости Лейбы, ведь он считал, что я не только его спаситель, но и что он – мой учитель. Это же он дал мне практику. Лейба был уверен, что до этой практики я был обычным человеком, а теперь я, видите ли, берусь судить о том, что эффективно, а что нет. Ох уж эти выверты человеческого сознания. Узнав самую малость, люди тут же бросаются учить всех вокруг, и ничего, что сами они ещё не разобрались, а только нахватались верхушек.

Тогда я решил, что Костину враждебность, граничащую со злостью, можно использовать. Ведь что я знаю о человеческой злости? Да ничего, по сути, не знаю. То, что принято называть злодеянием, при ближайшем рассмотрении таковым не является. Даже самые, казалось бы, бесчеловечные поступки, такие поступки, что совершившего их с лёгкостью можно назвать источником абсолютного зла, прежде всего были только идеей и зла в себе не содержали. Более того, они куда чаще были продиктованы необходимостью нести благо. А настоящая злость, настоящая злоба всегда мелкая и ничтожная. Она в человеке совсем на поверхности, несмотря на то что корни её так глубоко, что он сам не понимает, откуда эта злость взялась. Костя Лейба – прекрасный образчик такой вот зарождающейся злости, а значит, он будет мне полезен для изучения зла.

Косте понравилось, как я собираюсь использовать тех, кому размягчил макушки. Ему понравилась идея насилия. Для меня же дело было не в насилии как таковом. Ничего мне не могли дать человеческие смерти, но понять, способны ли мягкомакушечные творить такое, на что ни один человек в трезвом рассудке не решится, было необходимо. Мне нужно было быть уверенным, что, когда придёт время, они сделают именно то, что от них требуется. Я пока не знал, что им предстоит сделать, но то, что один я бессилен, было ясно, я нуждался в послушной, по возможности не обременённой моралью армии.

Наверное, вы поняли, что инцидент на теплоходе, где во время нашего очередного семинара погибли люди, был частью моего плана. Просто пришло время сворачивать эту мягкомакушечную деятельность. Да, я немного не просчитал последствий, но в конце концов всё вышло даже лучше, чем я мог надеяться.

Конечно, Костю Лейбу, да и не только его, а всех, кто был участником событий, я в свои планы не посвятил. И когда после Костиных пассов двадцать человек на теплоходе разом упали замертво, всем стало ясно, что пришёл конец. Лейба понял, что это я вынес сознание людей на теплоходе и не позволил вернуться обратно, что это я их убил, и, естественно, воспринял ситуацию как предательство с моей стороны. В этот момент я почувствовал, что у него и злость теперь ко мне, и ненависть. Мне хотелось, чтобы его ненависть переросла в большее – в ненависть к самой идее, источником которой я был. Что мне ненависть ко мне как к человеку? Пусть Костя выполнит своё предназначение – тонуть в дерьме. «Дай мне, друг, настоящую ненависть, такую, чтобы я удивился», – подумал я тогда.

Ненависть и любовь – две основные энергии, которыми люди никак не могут управлять, хоть и являются их источником. Отсюда, наверное, их пословицы и поговорки о любви и ненависти. И если любовь для меня была пока не познана, и мне мало было любви человеческой – любви женщины ко мне, я всё же был уверен, что время придёт и я познаю такую любовь. Такую любовь, что выше всего, любовь, пронизывающую саму суть существования и бытия. А пока буду довольствоваться изучением ненависти.

Вам кажется сейчас, что я уж совсем какая-то беспринципная, эгоистичная тварь? Но не спешите судить. Нет таких слов, которыми я мог бы описать всё точно так, как это происходило в моей голове. Я могу только разуметь, могу видеть ясно и беспрепятственно, но я не могу опуститься до такого миропонимания, чтобы то, что я знаю, можно было объяснить на пальцах. Тем более, я не собирался творить философский труд или концепцию нового учения и уж ни в коем случае религию. Моя мотивация проста – я хочу, чтобы всё, что произошло, было хоть как-то зафиксировано. Я даже не могу пока объяснить, зачем мне это нужно. Может, потому что я не уверен, что задуманное получится, и, если всё пойдёт не так, как я хочу, останется больше вопросов, чем ответов, после меня. Тогда эти записи могут оказаться полезными. Я не знаю, сколько вам лет, но представьте, что я в мире совсем недавно, я младенец по сравнению с вами, младенец, только-только начавший постигать мир, пусть и необычный младенец, а с чистым, как сама истина, сознанием.

Я знаю, что многие из моих формулировок не похожи на те, с которыми вы уже знакомы из первых двух частей этой книги, но учитывайте, всё, что выше сказано – сказано не мной и мной никак не контролировалось, а я не могу нести ответственность за чьё-то искажённое мировосприятие. Тем более нести ответственность за чужие заблуждения.

Итак, любовь и ненависть, ненависть и любовь. К любви я ещё собирался вернуться, и у меня даже вызрела идея, как сделать так, чтобы почувствовать любовь выше, чем может быть любовь между мужчиной и женщиной, а человеческая половая любовь станет катализатором, который позволит мне познать любовь абсолютную, как я в тот момент полагал – любовь ко всему сущему. Иначе как я могу быть уверен в правильности своих действий, если не испытываю любви к тем, ради кого это делаю? А Костя Лейба должен был помочь мне разобраться с ненавистью. Одного я не учёл, и это оказалось фатальной ошибкой. Я был уверен, что могу управлять сознанием Кости Лейбы, как и любым из мягкомакушечных, а значит, считывать его, но оказалось, что если макушку размягчал не я, то и доступа к ней у меня нет.