Революция 3.0

Приземление едва не закончилось мокрым делом. Махаллат чуть не оказалась в воде. Вдруг подул восточный ветер, и её почти унесло из «Москва-Сити» в Москву-реку.

Давно она не летала на спортивном парашюте. Немного потеряла навык, но общий налёт в двадцать два прыжка всё же пригодился. Спасибо андалусийцу Мигелю и тому времени учёбы в Гранаде, когда жила испанским, любовью, вином, фламенко и самолётами. Кто знал, что помешанность испанского бойфренда на малой авиации и парашютном спорте так пригодятся? И, конечно же, спасибо Иуде. Его проницательность и чутьё иногда просто зашкаливали. Именно он притащил ей накануне парашют и сказал: «Может пригодиться».

Пока Махаллат распутывала стропы и освобождалась от парашюта, к ней стали подходить люди из палаточного лагеря протестующих. Едва ли не у каждого в руках находилась листовка с её изображением. Махаллат поначалу чуть испугалась, а затем поняла, что бояться нечего. Она дома. Все эти люди не просто её узнали, они её ждали, а увидев, как ангел спустился с небес, не могли произнести ни слова. Некоторые протягивали к ней её же фотографии. Кто-то жестом просил расписаться, а кто-то просто прикладывал фото или прикасался сам, словно к божеству. Никто не смел попросить о селфи. Лишь молча фотографировали и выкладывали в сеть. Кто-то снял видео её приземления, и оно почти мгновенно стало самым популярным роликом в сети под хештегом #полетсвободы3.0

Из толпы вдруг вынырнул Иуда. Он подбежал к Махаллат, схватил её за локоть и тихо, чтобы слышала только она, произнёс:

– Думал, ты спустишься на лифте, но так даже эффектней… Не ожидал, что полковник захочет тебя арестовать. Надо вычеркнуть его из нашего план-графика. Я думал, он мудрее, но, видно, ошибся…

«А мне он нравится, – подумала про себя Махаллат. – Честный полицейский, каких мало. Пытался меня вразумить, местами даже жалел, но в итоге все же почуял неладное и решил остановить… Поступок!»

– Все уже готово, чтобы сделать его фразу крылатой, – усмехнулся Иуда. – Монтируем ролик, запускаем в сеть и на большой экран…

Махаллат огляделась и увидела, что часть башни «Империя», обращённая к реке, превращена в огромный экран. Превращение стало возможным благодаря мощному проектору, установленному на берегу.

– На баркасе привезли, – пояснил Иуда. – Речных войск в стране пока нет, только рыбнадзор. Так что движение по реке полностью свободно.

Экран вдруг вспыхнул яркими красками, словно салют, и там появилось изображение – нет, не Махаллат и даже не протестующих. Там вдруг возник полковник Панфилов.

«Думаю, вам дадут лет пятнадцать, не меньше. А то и пожизненный срок. Сидеть будете на «строгаче», как того заслуживаете. И все ваши подельники тоже», – строго говорил с экрана полковник. Затем был показан прыжок свободы и удивленная толпа.

Махаллат даже не знала, радоваться или огорчаться. Да, она ловко заманила полковника в ловушку. Вывела из себя, заставила погорячиться. Тот не подозревал, что ведется видеозапись. Подлости подобного уровня он точно не ждал. Честный служитель фемиды разом превратился во вселенское зло, ведь все вокруг восприняли его слова на свой личный счёт. Ролик был смонтирован так, что именно они – протестующие выглядели теми самыми подельниками, «заслуживающими» пожизненный срок.

Махаллат куда-то шла. Куда и сама не понимала. Иуда маршрут контролировать не пытался, просто следовал рядом.

Из образовавшейся вокруг толпы то и дело выходили люди и приглашали к своим палаткам. Демонстрировали плакаты, показывали петиции, выговаривались, плакали, радовались, обнимались.

Девушка из Крылатского показала фотографию своего друга, повесившегося из-за долгов. Парень из Алтуфьево рассказал о бабушке – ветеране труда, которой несправедливо срезали пенсию. Молодые супруги из Орла продемонстрировали файлик со свидетельством о смерти их дочери, пытаясь понять, почему та погибла на обычной прогулке в детском саду. Молодёжь из Минска рассказала, как трудно пробираться через «железный занавес» в Москву, чтобы увидеть друзей. Рыбаки Камчатки показали клешню последнего камчатского краба. Металлурги Магнитки вытащили из карманов последние российские подшипники. Кадровый военный из подмосковного Монино высказался насчёт развала военной авиации. Школьники московских школ поведали о тирании преподавателей и глупости родителей. Студенты «Вышки» сказали, что у них неподалеку на набережной общага, но тут намного веселей. Московская шпана с окраин, демонстрируя оружие, сообщила, что всё заколебало и буржуев пора раскулачивать Представитель какой-то партии тоже с оружием в руках рассказал, кого именно нужно раскулачивать, на что интеллигентного вида барышня возразила, что разбираться во время революции некогда, придётся вешать всех подряд на фонарных столбах…

Так Махаллат оказалась у причала, возле самой кромки воды, где горел костёр. Рядом сидели люди с гитарами и воодушевленно пели:

 

Тошно душе

Среди равнодушных стен,

Холод клише,

Сумерки перемен.

Они за столом поют

Что-то про свой уют

В сытую ночь,

К чёрному дню.

 

 

Серая ночь,

В окнах дымит рассвет,

Солнце взойдёт,

А может быть, больше нет.

Ночь без любви – пусты

Между людьми мосты,

Нет ничего,

Есть только ты.

 

 

Свобода, свобода, так много, так мало,

Ты нам рассказала, какого мы рода,

Ни жизни, ни смерти, ни лжи не сдаёшься,

Как небо, под сердцем в тоске моей бьёшься…

 

Махаллат стало не по себе. Она вдруг осознала, что явилась сюда, чтобы предать и обмануть этих людей. Ей было плевать на их тягу к свободе, на мечты и надежды. Да, вокруг полно алчных, корыстных глаз, много запутавшихся, тёмных и откровенно мерзких душ. Но эта кучка, поющая у костра, неожиданно посеяла смятение.

А тут ещё откуда ни возьмись батюшка, то ли монах, то ли священник.

– Не желаете ли к нам в вагончик? – предложил тот. – Мы тут небольшой молельный дом организовали. Раньше в палатке молились, а вчера нам строители с соседней стройки вагончик выделили. Оцепление пропустило. На благое ведь дело. А вы у нас крещёная ль?

Махаллат кивнула, но так и не смогла вспомнить: была ль крещёной. Она ни разу не слышала в доме разговоров о вере, боге или церкви. Темы будто не существовало.

Она была поздним и единственным ребёнком. Отец и мать работали с утра до вечера в каком-то управлении при каком-то карьере, носившем смешное название «Камушки». И это было всё, чем они занимались и о чём разговаривали в свободное время. Однажды в «эру перестройки и гласности» их предприятие закрыли. С карьером рухнула и их карьера. Они превратились сначала в живущих на пособие безработных, а затем в выживающих на пенсию пенсионеров.

При воспоминании о родителях Марию всегда охватывала скука. Бабушка и дедушка умерли ещё до её рождения и побаловать внучку не успели. Родители же никуда не ездили, ни с кем особо не дружили, в дом гостей не звали, сами по гостям не ходили. Их дочь ни разу не была в детском лагере, не ездила в деревню на каникулы, не ходила в походы, не путешествовала на море, на юг, на север, никуда вообще.

Семья Монаховых жила в нищете, как и многие семьи, так и не сумевшие приспособиться к перестройке и новому капиталистическому укладу. Они оказались из тех родителей, кто едва сводил концы с концами, но не давал своему ребенку это сильно почувствовать. Родители сделали так, что дочь считала их скучными, а не бедными. Единственный очаг культурного досуга, который они могли себе позволить, – шахматный клуб. Отец увлекался шахматами и даже играл в небольших турнирах за деньги. Из разговоров на кухне Маша знала, что отцу чуть-чуть не хватило, чтобы стать гроссмейстером. Естественно, деве юной все эти «ферзевые гамбиты» и «сицилианские защиты» казались настоящей тюрьмой разума, скучнейшей скукой.

Наверное, оттого, едва выпорхнув из школьных стен и из отчего дома, Мария Монахова пустилась в большое путешествие. Помогла лёгкость в изучении иностранных языков. Первым пунктом путешествия стала Испания, куда она отправилась исключительно потому, что туда легче всего получить визу. По прилёту в Мадрид прямо в аэропорту она встретила свою первую любовь – Мигеля. Он увез её к себе на юг – в столицу фламенко Гранаду. Каким-то неведомым образом она поступила там в Гранадский университет на факультет бизнеса и экономики. Ей казалось, что взяли её туда исключительно из-за экзотики, так как русских студентов, кроме неё, больше не было. Три года бакалавриата, расставание с Мигелем, магистратура в португальской Коимбре, стажировка в Париже в Сорбонне. Ну а далее калейдоскоп: Париж, Лион, Тулуза, Москва, Мюнхен, Кёльн, Леверкузен, Москва, Болонья, Парма, Пьяченца и снова Москва.

Она точно помнила момент, когда решила остаться работать и жить в Москве. Однажды, пробегая по делам из гостиницы «Украина» на другой берег Москвы-реки в сторону Дома Правительства, она вдруг остановилась на Новоарбатском мосту. Остановилась впервые за много лет… Внимание привлекла надпись красной краской на асфальте: «Место, откуда стреляли танки». Ей стало интересно. Какие ещё танки? Здесь? Погуглив, с удивлением обнаружила, что действительно в 1993-м, как раз в год её рождения, тут проходила настоящая линия фронта. На том самом месте социализм вступил в последнюю схватку с капитализмом и проиграл. Выстрелы из танков по Дому Правительства ознаменовали приход новой эры. Россия шагнула из социалистического строя в капитализм, в самый пик переходного периода от второй к третьей промышленной революции. Но Маша Монахова тогда ещё лежала с мамой в роддоме, и ей точно было не до танков и не до капитализма с его промышленными революциями.

Однако вовсе не исторические катаклизмы взволновали Машу там на мосту. Оттуда она впервые увидела небоскрёбы «Москва-Сити». Логистика повседневной жизни долгие годы мешала их встрече. Родители жили в Кузьминках, жилье она снимала в Котельниках, улетала и возвращалась через Домодедово. Башни умело прятались от взора. Или же просто она не поднимала голову вверх, смотря, как и многие, лишь себе под ноги.

Маша не могла оторвать взгляда от башен. Солнце светило ярко, отблески полированных стёкол разлетались лучами в разные стороны. Мария спустилась на набережную имени Тараса Шевченко и пошла вдоль берега Москвы-реки навстречу тем лучам. Перед мостом «Багратион» она остановилась и наделала сотни фотографий, заполнив ими все социальные сети. Далее совершила променад до Дорогомиловского моста, перешла на другую сторону реки и, как завороженная, ходила вокруг небоскрёбов, изучая каждую деталь, каждую трещинку.

Когда она очутилась в башне «Федерация», увидела экскурсионный ларёк и через двадцать минут уже находилась на смотровой площадке. Полюбовалась видами из окон, повеселилась с проекционным 3D-шоу, посетила самую высокую в мире фабрику мороженого и где-то на третьем пломбире решила, что обязательно будет здесь работать. Затем спустилась вниз, нашла отдел кадров, заполнила анкету и через неделю заступила на пост администратора сорок третьего этажа.

– Хорошо, что вы крещёная, Машенька, а то пресса всякое пишет, – услышала она вдруг снова голос священника.

Махаллат очнулась от воспоминаний и заметила, что находится в плотном кольце людей. Все сбежались взглянуть на спустившееся с небес чудо. Многих она узнавала, а может, так лишь казалось.

– Отличный прыжок, прямо «прыжок веры», как тогда в аудитории! – сказал кто-то.

Махаллат говорящего вспомнила. То был тот самый лектор, от которого узнала про «Индустрию 3.0» и прочие промышленные революции.

– Я вообще-то историк по образованию, – сообщил тот. – И темой моей кандидатской диссертации, как это ни странно, были раскопки, которые велись как раз в этих местах. Вы знаете, что здесь раньше было?

Махаллат покачала головой.

– Раньше на этом месте располагались Дорогомиловские каменоломни, тут добывали известняк. Есть версия, что в четырнадцатом и начале пятнадцатого века каменоломни использовали как подземную тюрьму. Представляете, что это было за местечко – настоящая преисподняя.

– Сейчас не лучше, – пошутил кто-то.

Батюшка принялся креститься. Остальные засмеялись.

– Через реку находилось Дорогомиловское кладбище, – продолжал историк. – Его открыли по приказу императрицы Екатерины II в 1771 году. Тогда вышел запрет на захоронения в пределах Москвы. Хоронили на нём низшие сословия, так как дороги из центра к кладбищу долго не было. Мостовая заканчивалась где-то за версту. В 1812 году на кладбище похоронили много солдат – участников Отечественной войны, в том числе французов. Закрыли кладбище только в двадцатом веке, когда застройка жилыми домами добралась до этих мест. Родственникам предложили перенести захоронения на другие кладбища, но много могил осталось. При строительстве набережной рабочие постоянно натыкались на останки.

Батюшка снова перекрестился, а историк продолжил экскурс в прошлое.

– Ну а во времена Советского Союза территория «Москва-Сити» была промзоной, большую часть которой занимал карьер. На месте башни «Федерация» как раз находилось заводоуправление карьера. Так как здесь добывали камень, то весь ближайший район в шутку прозвали «Камушки».

Махаллат вздрогнула.

«Вот, оказывается, где трудились родители».

Она взглянула на башню.

«Вот из-за чего они потеряли работу».

Её снова охватили сомнения. Всё ли она правильно делает? И делает ли что-то в принципе? Происходящее больше напоминало заплыв по течению. Причём заплыв по реке, воды которой становятся всё полноводней, а течение неуправляемым. Ещё немного, и волны захлестнут, выбраться на сушу будет уже невозможно.

– Мы готовы. Говори, что делать? – услышала вдруг Махаллат.

Отряхнувшись от сомнений и воспоминаний, она увидела, что воды той реки уже не переплыть. Это уже и не река вовсе, а людской океан. Вокруг плечом к плечу стояли едва ли не все, кто находился на набережной. А по третьему транспортному кольцу, по улицам, по бульварам и переулкам к «Москва-Сити» стекалась огромная человеческая масса. Люди словно получили сигнал, что именно здесь и сейчас начинается нечто важное. Никакие кордоны и оцепления не могли тому помешать.

– Не молчи, говори, что делать? – вновь прозвучал голос.

Она присмотрелась и увидела, что вопрошающим был Ариэль. Рядом плечом к плечу стояли Гавриил, Михаил и несколько ребят с «Серпа». Их лица были суровы и в то же время испуганы. То ли от бессилия сопротивляться настроению толпы, то ли от понимания надвигающейся катастрофы.

Подпитавшись испугом, Мария снова обратилась в прежнюю Махаллат. В лучшего на свете оргменеджера, гениального администратора, умеющего скрупулезно, без единой помарки справиться с самым сложным ТЗ. Возможно, именно по этой причине дьявол выбрал именно её. Бывают времена, когда не нужны герои или злодеи – нужны администраторы апокалипсиса.

Махаллат медленно двинулась в сторону ближайшей из башен. Той самой, что сделала её детство таким скучным.

Рядом шёл Иуда. Тот, как и все остальные, не вполне понимал, куда и зачем идёт. Он просто верил.

А в голове Махаллат тем временем всё окончательно прояснилось. Выстроился план действий, тайминг и логистическая схема, состоящая из башен, лифтов, эскалаторов, переходов, тоннелей и этажей.

Свобода или несвобода? Добро или зло? Ад или Рай?

Все это стало не важно. Путы неопределенности свалились, обнажив тело истины. Её предназначение – выполнить ТЗ.

Махаллат прибавила шаг.

Толпа стала расступаться, пропуская девушку вперед.

«Хорошо бы Волак оказался под рукой – он лучше знает западное крыло», – подумала Махаллат, и, как по волшебству, из толпы выскочил заклинатель змей.

Она чувствовала, что где-то рядом и остальные члены Ада. Они просто не могли проспать момент. Настал тот час, когда всё написанное в таблицах и план-графиках следовало воплотить в жизнь.

«Не важно, чем будет заниматься основная масса людей, важно, как себя проявят посвящённые в тайный промысел лидеры, – диктовала мысленное заклинание администратор апокалипсиса. – Все должны исполнить свои ТЗ, обеспечить полное уничтожение банковской инфраструктуры. Ни один офис, ни один сервер, ни один килобайт хранилищ баз данных не должен уцелеть».

«Мордор», он же Рай, должен быть разрушен!»

Подлетающий к башням на вертолете конвой беспомощно наблюдал за тем, как тот, кого они собирались арестовать, строит из людей атакующий рой. Не пчелиный, скорее, змеиный.

Они видели, как рой без малейшего сопротивления преодолевает оцепление, вбирая в себя часть новобранцев из числа полицейских. Наступление происходило в какой-то странной, жуткой тишине. Ни выстрелов, ни команд, ни речей, ни флагов, ни транспарантов. Словно проснувшиеся после зимней спячки змеи тихо расползались по скалам в поисках добычи. Еды в тех скалах было предостаточно…