19

Последние приготовления

Бог дал мне способность. Остальное зависит от меня. Верить. Верить. Верить.

Билли Миллс, индеец оглала-сиу из Южной Дакоты

Чтобы пробежать 100 км за шесть с половиной часов – я рассчитывал примерно на это, – мне нужно было бежать со средней скоростью одна миля за 6 минут 17 секунд на протяжении всей дистанции. Масштабы этой задачи казались просто пугающими. В то же время я думал, что смогу это сделать, и не хотел, чтобы ушли впустую мои 2000 км тренировок – начиная с 16 км в неделю после операции на коленях до более чем 200 км в неделю в течение последних пяти недель. На следующих выходных я уже бегать не буду – а может, и никогда больше. Только качество имело значение, и чтобы сделать дело один раз, и сделать правильно, нельзя было полагаться на случайность. Не было места для ошибок. Намерения не совершать никаких ошибок было недостаточно. Это был вопрос воли: убедиться, что каждая чертова вещь, которая может пойти не так, не случится и что все, что может пойти так, как надо, идет хорошо.

Я уже сделал ставку на тренировочный режим, предполагавший прием углеводов/жидкости во время гонки, и теперь пошел еще на один риск: я решил испытать стрессовый режим углеводной разгрузки и нагрузки. Теория заключается в том, что если гликоген печени и мышц полностью исчезает, то эти органы чрезмерно компенсируют потерю, поглощая при появлении новых углеводов из рациона больше, чем они обычно запасают. Это похоже на быстрое и естественное насыщение после прежних лишений.

Режим углеводной разгрузки рискован, потому что мы становимся уязвимы к гриппу и другим инфекциям. Хотя в начале забега я мог бы отлично бегать без небольшой добавки еще нескольких калорий гликогена в мои мышцы и печень, эта щепотка тоже могла бы стать решающей. В это нужно было верить.

Была еще одна причина, по которой я рискнул пройти через режим углеводной разгрузки и нагрузки. Я решил избавиться от углеводов не только физическими упражнениями, но и переходом на строгую жировую диету с небольшим содержанием белка. Так я рассчитывал подтолкнуть мой механизм сжигания жира.

Сжигание жиров из адипозных или подкожных отложений зависит от триглицеридной липазы – фермента, который активируется гормоном. Для его запуска из неактивной формы b в активную a требуются адреналин, глюкагон и норадреналин, а также капля инсулина в крови. Тренировки, голод и диета могут привести к удвоенной или утроенной активности липазы, и, кроме того, я ожидал, что волнение перед забегом также повлияет на мой гормональный профиль. Повышенная активность липазы в результате высвобождения адреналина приведет к снижению утилизации глюкозы, увеличению запасов гликогена и отсрочке усталости.

Не все сверхмарафонцы верят в углеводную разгрузку. На вопрос, какой диеты он придерживался на 50-мильной гонке, ультрамарафонец Джим Пирсон ответил: «Однажды меня обогнал парень, который ел сэндвич с арахисовым маслом, и на нем была футболка с надписью: “Я лучше буду есть червей, чем голодать”». После того как я пару дней не ел почти ничего, кроме сыра, жирного мяса и масла, в том числе арахисового, меня подташнивало, и я даже подумал, что, может быть, есть червей не такая плохая идея (оглядываясь назад, я бы не рекомендовал и свой способ. Следующие два раза, когда я это попробовал, я заболел гриппом и вынужден был провести несколько дней в постели прямо перед забегом, поэтому бежал очень плохо).

Согласно моему дневнику, я «хорошо поел» в ночь на 28 сентября, а на следующий день поставил рекорд тренировки – 1:53 на 20-мильной дистанции. К концу я ощущал приток сил и «возможно, продержался бы на 15–20 миль дольше». Поскольку мой средний темп составлял 5:39 за милю, я почувствовал, что с гоночным адреналином я потенциально был в состоянии пробегать милю за 6:17 на протяжении всех 100 км – расстояние более чем в два раза превышающее дистанции, которые я пробегал раньше. Но не было возможности узнать, смогу ли я продержаться после въезда на неизвестную территорию, пробежав около половины пути. Я поднажал, чтобы ускорить процесс истощения гликогена, который надеялся завершить полностью на следующий день, 29 сентября, за шесть дней до начала гонки.

Окончательное истощение 29 сентября было действительно страшным. На завтрак я поел только сыра и арахисового масла, а затем собрался дважды пробежать свою 20-мильную тренировочную петлю без остановок, кроме питья воды на полпути. Я начал с небольшой скорости – 7:00 за милю. На 25-й миле я «ослаб», на 34-й я все еще думал, что смогу добежать до финиша, «приложив усилия». Но на 35-й миле меня сильно зашатало, и дальше я просто шел пешком. Вот и все. Я сдох.

Чтобы яд сомнений проник в мозг и парализовал волю, не нужно многого. Ведь моя цель состояла не только в том, чтобы выжить на такой дистанции. Я должен был не просто выдержать ее. Нужно было бежать весь путь, и единственное, что действительно имело значение, – скорость. Но я не был новичком. Снова и снова, неделю за неделей я пробегал небольшую часть дистанции в тренировках и достигал такого изнеможения, что передвигался едва ли не ползком. Это было трудное время: физическое ощущение усталости сопровождалось осознанием того, что на тот момент пробежать еще десяток километров было совершенно невозможно, а гоночная дистанция была в два раза длиннее. В такие моменты возникал соблазн сдаться, сказать себе, что это невозможно. Но почему-то мы продолжаем путь, в основном думая, что сделаем все возможное, а остальное оставим судьбе в надежде на то, что к началу забега что-нибудь да улучшится. Однако в этот раз была небольшая психологическая компенсация за истощение. Я хотел истощиться и теперь знал, что действительно достиг этого. Оглядываясь назад, думаю, я бы так больше не поступил. Точка зрения современной науки на это изложена в статье Эда Эйстоуна в августовском номере журнала Runner’s World за 2000 год. Вместо того чтобы увеличивать пробег менее чем за неделю до старта, как это делал я, необходимо плавно сокращать его примерно на 20 % в неделю в течение трех недель до начала гонки, при этом «коэффициент сокращения зависит от расстояния, на котором вы собираетесь победить». Разумеется, я не читал инструкций.

Я просидел на жировой диете еще один день и утром 1 октября, после 9-мильной пробежки, теперь уже, видимо, на одном только жировом топливе, я почувствовал себя «довольно хорошо». Это обнадежило. Меня уже тошнило от жира. Затем я позволил себе хлеб, спагетти, печенье и кашу начиная с завтрака, чтобы загрузить печень и мышцы углеводами.

Оставалось всего два дня до забега, и нужно было только есть. Но надо ли полностью прекратить бегать? До этого я говорил своему телу, что оно должно всегда бежать. Я не хотел шокировать его бездействием или позволить ему забыть о беге. Я не мог этого знать, но догадывался, что хищник, который бежит на износ за большой добычей, проходит циклы энергозатрат, резко переходя в режим энергосбережения после погони. Поскольку для меня погоня еще не закончилась, я совершал легкие пробежки дважды в день, даже вечером перед гонкой, двигаясь очень медленно и пробегая только 2–3 мили (3–4 км) за раз; я надеялся сохранить свое драгоценное углеводное топливо. Наконец я почувствовал сильное облегчение – мне больше нечего было делать. Казалось, что я сделал все возможное.

Любопытно, что за последние три месяца у меня сложилось впечатление, что я слишком массивный. Тем не менее в моем дневнике за 1 октября сказано, что до 9-мильного забега мой вес составлял 64,4 кг (после углеводной загрузки он поднялся на пару килограммов). Это был самый низкий вес за всю мою беговую карьеру, включая школьный возраст. И это был единственный раз, когда я использовал углеводную разгрузку.

Я упоминаю низкий вес, потому что он сильно расходится с моим воображаемым образом себя. Год спустя я увидел фотографии, сделанные в то время, и не мог поверить, что это был я. Я «знал», что не был настолько худым. Я был абсолютно убежден, что фотограф что-то наколдовал с объективом. У меня также было негативное мнение о своих способностях бегать, я всегда чувствовал, что бегаю слишком медленно и недостаточно далеко.

Мы с Маргарет, моей женой, прилетели в Чикаго за день до забега и поселились в отеле недалеко от места старта на берегу озера Мичиган. Вечером я отправился на короткую пробежку в поисках стартовой линии, чтобы без проблем добраться до нее на рассвете.

Организаторы гонки устроили встречу перед соревнованием. Предполагая, что там будут выступать высокопоставленные лица и именитые спортсмены, я не пришел. Это стоило бы мне адреналина, а мне нужно было сохранить его для забега на следующее утро. Я понятия не имел, кто там был, но позже узнал, что на подготовительном семинаре Дон Пол из Сан-Франциско предсказал «захватывающую гонку»: Клекер вернулся, вероятно, для того, чтобы побить 100-километровый рекорд. Также ожидался углеводоразгрузочный ужин, однако в слишком позднее время для меня. Забег начинался в 7 утра, и я хотел, чтобы большая часть моего большого углеводного рациона (большая порция заранее приготовленных спагетти в банке и дрожжевые рулеты) уже вышла к 6 утра. Мне нужно было исключить бег на 100 км с полным кишечником, любая остановка на пути могла все разрушить; я «распланировал» работу кишечника и решил, что мне нужно закончить ужин до 5 вечера.

Если бы одна система пробуждения отказала, у меня была резервная, иначе я бы просто не спал. Утренний звонок от стойки отеля последовал вскоре после того, как зазвонил мой будильник. Я рано встал, чтобы переварить завтрак из дрожжевых рулетов и выпить кофе, который был у меня в термосе. После завтрака мы выписались из отеля и взяли с собой дорожную сумку, готовясь сразу по завершении соревнований полететь домой; мне нужно было быстро вернуться к работе.

На мне были Nike Mariah. Я выбрал эти узкие кроссовки из-за их небольшого веса. Чтобы еще больше снизить вес, я не надел носки. Носки впитывают пот, увеличивая вес. Я вырезал небольшие вентиляционные отверстия в обуви бритвенным лезвием. Ноги быстро превращаются в котлету, когда они непрерывно бьют по покрытию трассы в течение шести-семи часов. Без носков вас одолеет даже самый маленький стежок, выступающий изнутри обуви. Я закалил ноги, пробежав на тренировках большое расстояние в этих же кроссовках без носков, поэтому надеялся на минимальные повреждения. Мои шорты также прошли дорожные испытания, но для уверенности я натер вазелином внутреннюю сторону бедер. Пот при постоянном трении может привести к влажному раздражению кожи и, возможно, к непроизвольному ухудшению бега.

Было еще темно, когда мы добрались до старта. С виду было пустынно, но потом я обнаружил еще несколько бегунов, трусящих в тени по темному приподнятому тротуару под утренним бризом с озера. Я действительно попал в нужное место? Скоро стало прибывать больше людей. Как и у меня, у всех были свои собственные мечты. Они долго и упорно готовились, съехавшись со всех концов Соединенных Штатов и Канады, чтобы испытать себя – финишировать, победить в личном соревновании, показать себя или поставить рекорд.

Джек Кэнни, мой куратор, встретил меня возле старта с ящиком клюквенного сока. Я дал ему свою пластиковую бутылку и поручил наполнять ее и держать наготове в специально отведенных местах на десятимильной петле, чтобы я мог получать напиток хотя бы каждые пять миль. Я пил как можно быстрее на бегу и бросал бутылку, а потом он забирал ее для следующей заправки. Мы отработали такую систему, бегая в гоночном темпе.

К 6:50 утра появилась огромная толпа, разросшаяся до 261 участника. По мере приближения решающего времени несколько бегунов продолжали прогреваться на тротуаре по обеим сторонам тонкой белой линии, нарисованной поперек тротуара. Затем, скопившись за линией, они растягивались или бегали на месте. Над горизонтом взошло солнце. Дул свежий ветер. Мы слегка дрожали от прохладного утреннего бриза.

Я колебался, оставаться ли мне в старых тренировочных штанах и толстовке из темно-синего хлопка, и в последний момент решил снять штаны, несмотря на холод, потому что на это у меня уйдут драгоценные секунды, если я захочу сделать это позже. Рубашку же можно снять в любое время, не теряя хода.

Мы собирались все ближе и ближе к белой линии. «Антилопы» – мировой рекордсмен Клекер, Пол и другие быстрые ультрамарафонцы – выстроились прямо перед линией, почти касаясь ее носами кроссовок. Совершенно неизвестный в этой толпе, я сначала держался позади, но все же протиснулся вперед. Теперь я был странно спокоен, испытывая некоторое облегчение. Я наконец-то на старте. Все закончится через несколько часов.

Этот эксперимент на научном языке правильнее было бы назвать анекдотом. Тем не менее это все еще эксперимент, а не просто случайное событие. Это эксперимент, потому что я руководствовался логикой, сформированной в результате обширной экспериментальной работы на животных, и своим собственным опытом. Я пытался задействовать эмпирические факты и экспериментальные данные для достижения определенного результата, и мне приятно осознавать, что я сделал все что хотел.

За считаные секунды до старта распорядитель забега выступил с речью о маршруте, правилах, пунктах помощи… Некоторые спортсмены были спокойны; другие все еще нервно подпрыгивали, вытягивались или хлопали руками вперед-назад по груди в ожидании. Я протянул руку человеку рядом со мной: «Удачи!» «Тебе тоже!» – ответил он. Затем я еще раз нагнулся проверить шнурки и убедиться, что они завязаны крепко, но достаточно свободно и обувь не жмет. Это было очень важно для того, чтобы все прошло как надо.