5. Решение проблем

Однажды теплым и влажным августовским вечером я отправилась на свидание с мужчиной, который казался мне привлекательным. Мы выпили по два бокала пива и пошли гулять; он обращал мое внимание на дома, мимо которых мы проходили, и рассказывал, почему они ему нравятся. Мы рылись в старых книгах на уличном прилавке, и он посоветовал мне прочитать воспоминания Уильяма Финнегана о серфинге. Мы целовались; от него пахло сигаретами, и я подавила желание отлучиться и почистить зубы. Мы расстались, и я не нашла в себе сил ответить на его послания, изобилующие эмодзи и вопросами, что я делаю в выходные.

В лучшем случае свидание заслуживало оценки «посредственно», но потом я стала сомневаться в своем решении больше не встречаться с этим мужчиной. Может, я поспешила вычеркнуть его из своей жизни; может, нужно было подождать развития событий. В конце концов, у него были и достоинства. Красивый, высокий, с постоянной работой – и что приятно, не писатель.

Только через несколько недель, после неприятного сновидения, я перестала сомневаться. Во сне я согласилась на второе свидание и привела с собой двух подруг, чтобы они понаблюдали за нашим общением и помогли мне оценить кавалера. В конце вечера подруги отозвали меня в сторону и вынесли единодушный вердикт: это мужчина скучный. Я сделала правильный вывод. Проснувшись и вспомнив свой сон, я поняла две вещи: мне никогда не нравился этот парень, и, что еще важнее, в том, что касается романтических отношений, я должна доверять своей интуиции, а не ждать, пока мои ощущения подтвердят другие.

Сновидения могут – если повезет – подсказать решения личных проблем или дать идеи для творчества. Решения в виде сюрреалистичных метафор, а не чистой логики, помогают по-новому взглянуть на них. Мы задумываемся об их символическом значении, восхищаемся их необычностью и размышляем над тем, что кажется истинным.

В 1990-х гг. Дейдра Барретт разработала эксперимент, чтобы понять, как люди могут использовать сновидения для решения реальных проблем, с которыми они сталкиваются в жизни. Начала она с того, что рассказала группе студентов колледжа о возможной связи между сновидениями и решением проблем, проиллюстрировав свои слова историями об открытиях, вдохновленных снами. Затем она попросила каждого выбрать личную проблему, чтобы попробовать найти решение во сне. Как и у большинства подростков, проблемы студентов были связаны с отношениями и выбором жизненного пути. В течение недели они должны были каждый вечер перед сном пятнадцать минут размышлять над тем, что их беспокоит, а утром записывать все свои сны. По прошествии недели они отдали дневники сновидений двум независимым читателям, которые пришли к выводу, что около половины студентов хотя бы один раз видели сон, связанный со своей проблемой, а четверти приснилось разумное решение. (Сами студенты были в большей степени склонны считать, что в сновидениях содержался совет, иногда в виде метафор, понять которые могли только они.)

Девушка, которая хотела стать психологом, никак не могла определиться со специализацией и подала документы на программы клинической и организационной психологии. Ей приснилось, что она находится на борту самолета, который парит над картой Соединенных Штатов, и внезапно пилот объявляет о неполадках с двигателем: им нужно выбрать место для безопасного приземления. Студентка предлагает садиться в Массачусетсе, где она родилась, выросла и учится в колледже и где живет ее семья, но пилот возражает, что штат «очень опасен» и они должны дотянуть до Западного побережья. Проснувшись, девушка впервые обратила внимание на то, что не замечала раньше: обе выбранные программы обучения по клинической психологии были в Массачусетсе, а программы по организационной психологии дальше от дома. «Я поняла, что неправильно оставаться дома и, как ни странно это звучит, уехать для меня важнее, чем специальность, которую я выберу». Другой студентке – ее месячные стали нерегулярными – приснилось, как врач сказал ей, что причина в слишком интенсивных тренировках и строгой диете, о чем она забыла сказать своему лечащему врачу. «Наверное, ему надо рассказать о диете и тренировках, да?» – признала она, размышляя над своим сном.

Работа Барретт продолжила направление исследований, которое уходит корнями в XIX век, когда биолог Чарльз Чайлд проводил опрос среди своих студентов, учитывают ли они сны в процессе принятия решений. В 1970-х гг. Уильям Демент провел более строгое исследование, предложив пятистам студентам трудные задачи – с указанием решать их только перед сном. В течение трех вечеров участники эксперимента должны были брать одну задачу и тратить пятнадцать минут на ее решение. Утром они записывали свои сны и повторяли попытку.

В первом задании студентам говорили, что буквы O, T, T, F, F образуют начало бесконечной последовательности, которую требуется продолжить. Одному студенту приснилось, что он идет по художественной галерее и считает картины на стене: «Один, два, три, четыре, пять». Но на тех местах, где должны были висеть шестая и седьмая картины, висели пустые рамы. «Я смотрел на пустые рамы со странным чувством, что мне нужно найти решение какой-то загадки, – написал он следующим утром. – Я понял, что шестое и седьмое место – это и есть решение задачи!» (Правильный ответ дает Демент в своей книге Some Must Watch While Some Must Sleep: «Две следующие буквы последовательности должны быть S, S. Последовательность состоит из начальных букв названий натуральных чисел, «One, Two, Three, Four, Five, Six, Seven и так далее».)

Демент собрал 1148 рассказов о сновидениях, 87 из которых оказались связанными с задачей, а в семи содержался ответ. Он понимал ограничения своего эксперимента – все основывалось на самоотчетах, и у студентов отсутствовала сильная мотивация к успеху; желание впечатлить исследователя нельзя сравнивать с желанием разобраться в личных проблемах или выбрать карьеру. Однако Демент все равно был убежден, что «решения, полученные во сне при проведении этого эксперимента, являются значимыми примерами решения проблем». На самом деле, отмечал он, «нельзя исключить возможность, что все мы довольно регулярно видим решение своих проблем во сне. Возможно, только самые восприимчивые сновидцы обладают способностью распознать решение, представленное в скрытой или символической форме».

В 1980-х гг. лондонский психиатр Мортон Шацман предложил читателям разных британских журналов принять участие в исследовании связи между снами и творчеством. Он опубликовал серию головоломок в таких изданиях, как Sunday Times и New Scientist, и предложил присылать решения, пришедшие во сне. Конечно, это тоже был неконтролируемый эксперимент, но преимущество проекта Шацмана заключалось в широком охвате, и при его проведении выявилось несколько любопытных историй. Например, подписчик журнала New Scientist попытался решить во сне следующую задачу: «Что особенного в следующем предложении: I am not very happy acting pleased whenever prominent scientists overmagnify intellectual enlightenment. В ночь после прочтения задачи ему снилось, что он читает лекцию о гипнозе группе ученых, которые, к его неудовольствию, его слушают. Утром он вспомнил, что в его сновидении публика сидела странно: за первым столом один человек, за вторым два, за следующим три и так далее. У меня возникло ощущение, что для решения этой задачи важны числа, и я сосчитал количество слов в предложении, – писал он. – И в процессе понял, что для решения задачи важно количество букв в каждом слове». Он нашел правильный ответ: первое слово предложения состояло из одной буквы, второе – из двух, и так далее.

Еще одна женщина, читательница Sunday Times нашла во сне ответ на следующую задачу Шацмана: «Какой из приведенных ниже глаголов лишний: bring, catch, draw, fight, seek, teach and think?» Ей приснился британский актер Майкл Кейн, который указывал себе за спину, и она поняла, что это пантомима; жест должен был означать прошедшее время. Проснувшись, женщина снова задумалась над задачей и нашла правильный ответ. «Я поняла, что из всех приведенных глаголов только draw в прошедшем времени не оканчивается на -ght».

«Эти примеры, – скромно заключил Шацман, – указывают, что по меньшей мере некоторые сновидения являются не просто машинальными образами, а имеют смысл и цель».

В сновидении – как и при мозговом штурме или свободных ассоциациях – мы воздерживаемся от суждения, позволяя себе рассмотреть идеи, которые в противном случае могли отбросить, или признать эмоциональные истины, которым сопротивлялись бы. На самом деле психологи даже выявили качественные аналогии между сновидениями и свободными ассоциациями. И сновидения, и грезы наяву насыщены эмоциями и яркими образами, но редко включают такие ощущения, как вкус, запах, физическая боль и удовольствие. Оба явления отражают существующие тревоги и заботы, связанные с будущим, и переносят нас в странные или невозможные обстоятельства. Сновидец, подобно мечтателю, лишен «метасознания»; он не осознает своего состояния и находится в плену у иллюзии, будто фиктивный мир – единственный. Теннисон точно сформулировал это в «Высшем пантеизме»: «Мечты истинны, пока они длятся, разве мы не живем в мечтах?»

Когда человек погружается в сон и его умственная активность ослабевает, включается нейронная сеть, которую нейробиологи называют сетью пассивного режима работы мозга. «Это сеть из областей мозга, которая становится активной, когда вы не заняты решением определенной задачи», – объясняет исследователь из Гарварда Роберт Стикголд. Эта парадоксальная активность мозга была открыта случайно. В 1990-х гг., когда ученые начали использовать позитронно-эмиссионную томографию (ПЭТ) для изучения когнитивных способностей человека, они приняли за правило, что отдыхающий мозг находится на базовом уровне, в пассивном контрольном состоянии, с которым сравнивался активный мозг, решающий ту или иную задачу. В типичном исследовании испытуемых просили выполнить когнитивное задание, например прочесть небольшой фрагмент текста или определить направление, в котором движется точка, а потом лечь и расслабиться. Затем ученые сравнивали результаты сканирования мозга на двух этапах эксперимента. Они предполагали, что мозг человека выключится, как только он перестанет выполнять задание, но с удивлением увидели, что активность медиальной префронтальной и латеральной париетальной областей коры, наоборот, усилилась. «Выяснилось, что мозг работает всегда, даже когда вы ничего не делаете, – объясняет Стикголд. – Когда вы управляете автомобилем, идете по улице или ждете, пока официантка принесет вам еду». Вы не сосредоточены ни на чем конкретном, но мозг устраняет сохранившиеся неопределенности, перебирая незаконченные дела.

С тех пор ученые выяснили, что сеть пассивного режима работы включается в таких состояниях, как мечты, творчество и сновидения. «Когда вы засыпаете, ваш мозг переходит в пассивный режим, в котором заново переживает события дня, – говорит Стикголд. – Он просматривает все, что оставило след в памяти, и говорит: “Ты с этим не закончил”. Это может быть что-то новое, непонятное или яркое – игра в “Тетрис” или подъем на высокую гору, неприятный разговор или действующий на нервы проект.

Сновидения могут рассматриваться как разновидность буйной фантазии. Когда группа нейрофизиологов из Гарварда сравнила описание снов своих студентов и их фантазий наяву, выяснилось, что и те и другие были странными, но в сновидениях содержалось в два раза больше необычного, например необъяснимое появление новых персонажей или внезапный поворот сюжета. На уровне нейронов в основе и сновидений, и грез лежали сходные механизмы. В 2013 г. группа психологов под руководством Киарана Фокса сравнила сканы мозга, сделанные в момент, когда человек мечтает и когда он спит, и обнаружила значительное совпадение; в обоих случаях активизировались такие когнитивные области мозга, как медиальная префронтальная кора и медиальная височная доля. Во время фазы быстрого сна также активизировались зоны коры, участвующие в обработке зрительной информации, что привело Фокса к выводу, что сновидения «могут считаться усиленной версией спонтанных мыслей в состоянии бодрствования, которые по природе своей лишь отчасти носят визуальный характер».

Одна из самых важных функций сновидений – способствовать нестандартному мышлению. Сны бомбардируют нас большим количеством непонятных обрывков, но среди этого мусора изредка попадаются настоящие бриллианты. «Иногда я говорю, что во сне мы становимся венчурными капиталистами, – говорит Стикголд. – Нам не интересны безопасные инвестиции, которые принесут 5 % дохода. Мы ищем рискованные вложения. Не страшно, что это в основном мусор, ведь вы видите сны всю ночь. Если 80 % их пропадает впустую, а один час – это важные и недостижимые другим способом ассоциации, то это по-настоящему ценно».

В 1999 г. в своем исследовании, сделавшем важный шаг в науке о сне, Стикголд обнаружил, что сразу после сна люди склонны к более отдаленным и менее очевидным словесным ассоциациям, чем в состоянии бодрствования. Студенты колледжа проводили три ночи в его лаборатории, в течение которых их дважды будили. Оба раза посреди ночи, а также непосредственно до и после сна на экране перед ними на короткое время появлялось слово, а затем ряд букв; испытуемые должны были как можно быстрее определить, что представляет собой последовательность букв, реальное слово или бессмысленный набор. Иногда второе слово было явно связано с первым; например, первое – «длинный», а второе – «короткий». В других случаях пары слов были связаны неявно, что вынуждало студентов находить косвенную связь: «вор» и «плохой», «ковбой» и «грубый». Обычно люди быстрее распознавали слово во втором наборе букв, если оно напрямую было связано с первым. Но когда их будили в фазе быстрого сна, закономерность менялась: студенты лучше распознавали слабо связанные пары. По мнению Стикголда, эти неочевидные связи являлись «прекурсором творчества», поскольку творчество предполагает, что вы берете «два фрагмента информации, которые уже у вас есть, и придумываете новый способ их соединения».

«Когда вы спите – в отличие от размышлений днем или лежания в постели, то задействуете гораздо более широкую сеть ассоциаций, – прибавляет Стикголд. – В частности, во время быстрого сна у вас с большей вероятностью активируются далекие ассоциации, а не близкие». Когнитивное состояние сновидения – прекрасная питательная среда для установления новых связей. Лобные доли – логические центры мозга – отключаются, и одновременно теряется доступ к гиппокампу, где хранятся новые воспоминания. Вместо того чтобы воспроизводить недавний опыт, мозг обращается к системе долговременной памяти, где может наткнуться на самые разные файлы.

Если мы хотим использовать сновидения для поиска новых решений проблем, надо их запоминать. Функции, о которых говорили Стикголд и Уилсон – роль сновидений в обучении и формировании памяти, не зависят от способности запоминать сны, однако это необходимо для того, чтобы понять механизмы работы мозга. Но мы не сможем наилучшим образом использовать сновидения, если не будем их помнить.

Природа сновидений такова, что за ними трудно следить. Зачастую в них отсутствует логика или структура, а из хаотичной последовательности образов всегда труднее реконструировать связную историю (точно так же как случайную последовательность букв запомнить труднее, чем слово). Память формируется в результате повторения, но каждый сон уникален. Психолог Эрнест Шехтель сравнивал задачу запоминания сновидения с трудностями извлечения детских воспоминаний. И то и другое, писал он в изданной в 1959 г. книге «Метаморфоза» (Metamorphosis), предполагают «восприятие и мышление, передающие традиционные культурные схемы».

Отдельные препятствия на пути к запоминанию снов нам не подвластны. Как правило, мужчины и пожилые люди хуже запоминают сны – эта способность лучше всего проявляется у молодых людей. Люди, часто запоминающие сны, могут иметь схожие черты: в психологических тестах они обычно демонстрируют «открытость опыту» и «переносимость неопределенности». Некоторые из этих характеристик укореняются к моменту взросления человека, другие поддаются улучшению. В одном исследовании психологи заметили, что у программы, предназначенной для предотвращения деменции, имеется побочный эффект – люди пожилого возраста становятся более «открытыми опыту», более любознательными и творческими, более склонными рассматривать новые идеи. Ученые не ожидали, что в таком преклонном возрасте эта характеристика личности окажется настолько пластичной: к концу эксперимента, который длился четыре месяца, группа пожилых людей решала судоку и кроссворды, причем их сложность повышалась, и участники программы демонстрировали не только улучшение целевых навыков, таких как решение проблем и распознавание образов, но и большую открытость опыту. «Согласно некоторым функциональным моделям, по достижении 20 или 30 лет личность не меняется, – отмечал один из профессоров, проводивший это исследование. – Но перед нами эксперимент, успешно изменивший личностные характеристики у группы людей, средний возраст которых составлял 75 лет».

К счастью, запоминание сновидений – навык, который можно усовершенствовать с минимальными усилиями; никаких изменений личности для этого не требуется. Для многих людей достаточно всего лишь желания; напоминая себе об этом намерении перед сном, вы утром вспомните множество сновидений. «Самый главный шаг, который способствует и помогает запоминанию сновидений, заключается в том, чтобы однозначно и четко решить: вы действительно заинтересованы и действительно хотите запомнить сны, – писал в книге «Мудрость ваших снов» Джереми Тейлор, который не один десяток лет руководил группами обучения запоминанию снов. – Фокусировка внимания на желании и решении запоминать сновидения, особенно перед сном, почти всегда повысит количество сновидений, которые вы будете помнить, когда проснетесь, а также качество их запоминания». На запоминание сновидений может влиять и образ жизни; перед сном лучше не пить спиртное, поскольку алкоголь подавляет фазу быстрого сна. В интернете многие советуют принимать разные витамины и добавки для улучшения сна, но эти рекомендации не имеют научного обоснования; самым популярным стимулятором сновидений считается витамин B₆, но этот вывод основан на единственном исследовании с участием двенадцати студентов колледжа, которое сами исследователи назвали предварительным.

Самый простой и эффективный способ запомнить сны – вести дневник сновидений и утром сразу же записывать в него все, что приснилось ночью. Когда пациенты выражали интерес к работе со своими сновидениями, психолог Мег Джей советовала им вести дневник. «Когда вы, проснувшись утром, записываете сны в дневник, мозг тренируется. Если вы делаете это регулярно, то постепенно переходите от “Нет, я не вижу снов” к “Я помню все три или четыре сна, которые видел ночью”».

В 1970-х гг. психолог Генри Рид (который также шил рубашки и разводил коз) попросил группу из семнадцати студентов колледжа ежедневно записывать свои сны в дневник и дважды в неделю посещать занятия по толкованию сновидений. За двенадцать недель память студентов о сновидениях стала гораздо ярче: в первой части эксперимента 58 % записей в дневниках содержали визуальные подробности, а во второй половине – 73 %. Одновременно доля снов с упоминанием цвета выросла с 33 до 52 %. Студентам так понравились эти изменения, что они продолжали вести дневник сновидений даже после того, как преподаватель перестал интересоваться ими: три месяца спустя двенадцать из семнадцати участников проекта продолжали записывать свои сновидения.

Лучше всего делать записи в дневник сновидений сразу после пробуждения – прежде чем варить кофе, проверять смартфон, прежде чем встать с постели и даже, если это возможно, прежде чем открыть глаза. Любое движение или взаимодействие с материальным миром может вытолкнуть вас из внутреннего мира и стереть воспоминания о минувшей ночи. В 2009 г. два психолога продемонстрировали последствия даже краткого отвлечения от воспоминаний о снах. Эми Парк и Кэролайн Хортон будили своих двадцативосьмилетних участников эксперимента телефонным звонком и предлагали половине из них решить простую когнитивную задачу – например, обвести кружком все буквы «е» в отрывке текста – прежде чем делать записи в дневнике сновидений. Как и ожидали Парк и Хортон, у той группы, которая выполняла задание до того, как приступить к записыванию снов, описания сновидений были короче и менее подробными.

Совершенно не важно, записываете ли вы свои сны в блокнот, в компьютер или в телефон, наговариваете на диктофон или рисуете в альбоме. Постоянство важнее метода; пользуйтесь тем, который вам больше подходит. Раньше я предпочитала вести рукописный дневник, причем отмечала дату следующего дня накануне вечером; начиная с новой страницы, я тем самым подчеркивала цель и облегчала себе задачу утром, чтобы сразу же приступить к записыванию сна. Позднее, по мере того как я стала вспоминать больше деталей из своих снов, я перешла на документы Word. В том, что утром я первым делом включаю компьютер, есть и обратная сторона, но набирать сотни слов гораздо удобнее, чем писать их от руки, а на странице с набранным текстом легче искать закономерности. Разумеется, рукописный текст потом можно внести в компьютер, а также расшифровать голосовое сообщение. Дневник сновидений – это документ, который следует перечитывать, к которому следует обращаться как можно чаще, искать в нем повторяющиеся темы и связь с опытом реальной жизни.

Если эти методы не работают, Джереми Тейлор придумал другую стратегию. Если утром вы не можете вспомнить сон, то оживить память способно воспроизведение поз, в которых вы спали. «У каждого человека есть несколько поз, которые он принимает во сне в течение ночи. Последовательный перебор этих поз, скорее всего, поможет вспомнить сновидения – предположительно те, которые спящий видел в каждой позе». А если и этот метод не поможет, попробуйте подстегнуть память, представляя лица людей, к которым вы испытываете сильные чувства, поскольку именно они чаще всего появляются в ваших снах.

Естественное пробуждение помогает запоминать сновидения: психолог Рубин Найман сравнивал пробуждение от будильника с «внезапным вышвыриванием из кинотеатра в момент, когда фильм приближается к кульминации». Если без будильника никак не обойтись, лучшее время для пробуждения – это окончание фазы быстрого сна (кратное девяноста минутам после засыпания). Когда исследователи будили людей во время быстрого сна, те обычно помнили свои сновидения; чем больше времени отделяло пробуждение от быстрого сна, тем меньше была вероятность, что человек помнил сновидение. (Сновидения чаще всего наблюдаются в фазе быстрого сна, но не обязательно; по мнению нейробиолога Марка Солмса, «наиболее обоснованным было бы утверждение, что 90–95 % сообщений о сновидениях относятся к пробуждению от быстрого сна и только 5–10 % – к пробуждению от медленного сна».) Если придерживаться этой логики, то пробуждение в определенные моменты времени в течение ночи – ближе к концу фаз быстрого сна – может максимизировать количество сновидений, которые можно запомнить; если вы спите восемь часов, можно ставить будильник так, чтобы просыпаться после трех (приблизительно четыре с половиной часа после засыпания) или четырех циклов (приблизительно шесть часов после засыпания) циклов быстрого сна. Роберт Стикголд рекомендует более естественный метод: перед сном выпить два стакана воды.

После того как проснулись, даже посреди ночи, вы должны записать самые важные элементы сновидения; если же вы снова заснете, не сделав записей, то к тому моменту, когда вы очнетесь от следующего сна, память о предыдущем уже сотрется. Даже краткие ключевые моменты, зафиксированные ночью, на следующий день помогут вам вспомнить свой сон во всех подробностях.

Возможно, за эти методы придется расплачиваться качеством сна – по крайней мере пока это не войдет в привычку. «Большинство людей, не помнящих сны, – это те, кто быстро засыпает, крепко спит всю ночь, просыпается от будильника и быстро вскакивает с постели, – говорит Стикголд. – У них нет периодов времени, когда они постепенно приходят в себя после сна».

Творческая энергия сновидений особенно ярко проявляется у художников и изобретателей. Список шедевров, создание которых приписывается снам, охватывает практически все области человеческой деятельности, от литературы, изобразительного искусства и музыки до науки, спорта и техники. Бетховен и Пол Маккартни называли сны источником вдохновения для некоторых своих музыкальных произведений (в том числе Yesterday Маккартни). Самые известные кадры из фильмов – фрагменты из «Земляничных полян» Бергмана, «8½» Феллини и «Пробуждение жизни» Ричарда Линклейтера – представляют собой воспроизведение снов режиссеров. Мэри Шелли утверждала, что сновидения вдохновили ее на создание «Франкенштейна», то же самое утверждал Э. Б. Уайт о «Стюарт Литл». Некоторые ученые убеждены, что древнейшее в мире искусство тоже вдохновлено сновидениями. «Что, если художники, расписавшие великолепные пещеры Ласко и Шове, были первыми в истории людьми, которые помнили свои сны, а рисунки на стенах – это их дневники сновидений?» – задавалась вопросом Келли Балкели. Многие сюжеты в наскальной живописи – стада человекоподобных животных, дикие звери поверх узоров из точек – имеют сюрреалистический характер, как у сновидений, а древние греки в поисках вещих снов часто забирались в пещеры, чтобы вызвать исполненные глубокого смысла видения.

И сновидения, и творческое мышление требуют определенного отрешения, свободы. Художник, подобно сновидцу, погружается в свое видение, заменяя окружающий материальный мир порождениями своей фантазии. В сновидениях, как и в свободной ассоциации, мы потворствуем иррациональному мышлению и на короткое время отказываемся от логики, которой следуем наяву. Литературовед Микаэла Шраге-Фрю в своей книге «Философия, сновидения и литературное творчество» (Philosophy, Dreaming and the Literary Imagination) даже предположила, что люди начали сочинять истории для того, чтобы поделиться своими снами и осмыслить их: «Самые древние из дошедших до нас историй представляют собой запись и интерпретацию сновидений автора, например шумерский текст “Эпос о Гильгамеше”, записанный на глиняной табличке более 5000 лет назад. Потребность рассказывать истории не в последнюю очередь могла быть обусловлена желанием поделиться своими снами».

Творческие люди могут иметь природную склонность к ярким сновидениям; способность запоминать сны коррелирует с привычками и личностными чертами, характерными для художников, такими как «открытость опыту», «переносимость неопределенности», склонность к фантазиям и мечтательность. Люди, которые каждую ночь запоминают свои сновидения, легче увлекаются теми или иными проектами и чаще соглашаются с такими утверждениями, как «Я полон идей» и «Мне интересны абстракции».

В 1990-х гг. психолог Джеймс Пагель несколько лет расспрашивал сценаристов, актеров и режиссеров, приезжавших на кинофестиваль «Сандэнс», о том, какое место занимали сны в их повседневной жизни – как часто они обращались к снам в поисках вдохновения или за решением личных проблем. «Они меня поразили», – говорит Пагель, который теперь заведует клиникой нарушений сна в Колорадо. Эти творческие люди запоминали свои сны в два раза чаще, чем все остальные, и все время использовали сновидения в своей работе. «Трудно было найти человека, который не обращался бы к своим снам». Представители разных профессий научились по-разному использовать творческий потенциал сновидений для работы. «Сценаристы часто использовали инкубацию перед сном, визуализируя проблему в своем творчестве, – отмечает Пагель. – Они ложились спать с этими мыслями, а утром просыпались с новой идеей для сценария. Актеры этим не ограничивались. Они обычно использовали сновидения не только в процессе творчества, но и во всех аспектах своей жизни – в личных взаимоотношениях, в принятии решений, во взаимодействии с собой и с другими людьми на разных уровнях».

Решив исследовать противоположную часть спектра, Пагель занялся поиском людей, которые никогда не запоминали свои сновидения. Он хотел выяснить, есть ли у них что-то общее – возможно, когнитивные недостатки, необычная черта характера или привычка. На удивление большая доля тех, кто обращался в его клинику (от 6 до 9 %), утверждали, что никогда не видели снов, но многие очень удивлялись, вспоминая сновидение, когда их будили в нужный момент или когда по подсказке Пагеля они вспоминали детские сны. Ему потребовалось несколько лет, чтобы найти необходимое количество добровольцев, но в конце концов согласились шестнадцать человек, которые, по всей видимости, вообще не помнили снов – приблизительно 1 на 262 пациента. Никаких явных отклонений у этих людей не наблюдалось. У всех была семья и работа – один мужчина был профессором математики – и не наблюдалось никаких симптомов психических расстройств.

Объединяла их только одна особенность. Почти все, кто прошел через лабораторию Пагеля, имели в жизни творческую отдушину – поделки, спорт, музыка. За исключением тех, кто не видел сны. «Думаю, одна из главных причин существования снов – их польза для творчества, – говорит Пагель. – Творчество является одним из важнейших условий выживания нашего вида». Пока большинство людей помнят свои сны, странные индивиды, которые их не помнят, не угрожают человечеству; отдельный человек «может успешно функционировать в нашем обществе без творческого процесса, но как виду нам требуется способность придумывать альтернативные подходы к решению задач».

Возможно, у художественных натур есть врожденная фора, но многие люди совершенствуют свою способность запоминать сны: ведут дневники сновидений, практикуют инкубацию снов или даже обучают себя осознанным сновидениям. В New York Review of Books поэт Чарльз Симик описывал знакомого писателя, который выработал привычку есть пиццу посреди ночи; он ставил будильник на четыре часа, заставлял себя встать с постели и записать все, что ему приснилось. Когда затворница Шарлотта Бронте хотела написать о чем-то, что никогда не испытывала сама – например о курении опиума, – она заставляла себя видеть это во сне; Сальвадор Дали и Роберт Льюис Стивенсон практиковали осознанные сновидения. Дали разработал собственную технику и описал ее в книге «50 магических секретов мастерства», своего рода пособии для подающих надежды художников: задремать в кресле с тяжелым ключом в руке. Когда вы заснете, ключ выпадет. Громкий звук вас разбудит, и вы получите доступ к образам – «гипнагогическим галлюцинациям», которые клубились у вас в мозгу в момент засыпания. Связные или абсурдные, имеющие отношение к текущим событиям или нет, сновидения напоминают художнику, что даже если он думает, что вдохновение его покинуло, внутри по-прежнему живут фантазии. В дневнике сновидений писатель может пуститься в свободные ассоциации, не связанные условием публикации. Скрип пера по бумаге или монотонные щелчки клавиатуры по утрам – признаки усердия и свободного течения мыслей – могут облегчить переход к более обстоятельным записям.

Британский писатель Грэм Грин начал вести дневник сновидений в шестнадцать лет. В привилегированной частной школе он был объектом травли, и детские переживания переросли в настоящую депрессию. В подростковом возрасте Грин направил свои зарождающиеся творческие способности на изобретение разнообразных способов самоубийства, которые все оказались неэффективными. Он разрезал себе вену на ноге, глотал огромные количества токсинов, вроде таблеток от аллергии или более романтических, таких как белладонна, или шел купаться в одиночестве, наполнив желудок аспирином. В конце концов родители были вынуждены принять меры, и его отправили в Лондон для прохождения курса психотерапии – «неслыханное дело в 1920-х», как вспоминал он позже. Психотерапевт уговорил Грина каждое утро записывать свои сны. Пройдя курс лечения, он через несколько месяцев вернулся в школу, но эта привычка сохранилась у него на всю жизнь; он держал на прикроватной тумбочке ручку с блокнотом и записывал свои сны каждый раз, когда просыпался – иногда по четыре или пять раз за ночь.

Его подруга Ивонна Клоэтта вспоминала, как Грин планировал свой рабочий день, чтобы использовать творческий потенциал снов. Утром он делал наброски новых глав романа – работал до тех пор, пока не выполнял установленную им самим дневную норму в пятьсот слов – а перед сном перечитывал написанное, «чтобы подсознание работало ночью».

«Некоторые сны помогали ему преодолевать “застой”, другие давали материал для рассказов или даже идеи для нового романа, – писала она. – Грин говорил, что если вспомнить весь сон, то результатом будет ощущение зрелища достаточно яркого, чтобы создать иллюзию перемещения в другой мир. Вы чувствуете, что заботы и тревоги реального мира остались где-то далеко».

В конце жизни Грин разрешил опубликовать часть дневника сновидений после своей смерти; когда его уже ничто не сможет смутить, он позволит поклонникам заглянуть в свой внутренний мир, вдохновивший его на создание более чем двух десятков романов. Многие истории из книги «Мой мир: дневник сновидений» (A World of My Own: A Dream Diary) читаются как полноценные рассказы. В одной из таких историй он находит в кровати труп матери, а когда пытается поднять тело, она жалуется ему, что замерзла. В других он путешествует в Сидней или Сьерра-Леоне или общается с героями своих произведений, выслушивает критику от усатого Т. С. Элиота и комплименты от дружелюбного Д. Г. Лоуренса.

Увлечение Грина снами отразилось в его творчестве. В книге «Конец одного романа» сновидения служат источником как страданий, так и вдохновения для Мориса Бендрикса, писателя, пытающегося осмыслить свой давний роман с умершей женой своего друга. Оглядываясь назад, Бендрикс с горечью вспоминает сны, которые он видел после расставания с возлюбленной. «Помню, в те мрачные дни – или недели – мне часто снилась Сара. Иногда я просыпался страдая, иногда – радуясь. Когда думаешь о женщине весь день, не надо бы видеть ее во сне». Но несмотря на страдания, которые причиняли сны, Бендрикс по-прежнему рассчитывал на них; в том же абзаце он отмечает значение сна в загадочном акте творчества. «Можно ходить по магазинам, считать налоги, болтать, а поток подсознания течет, как и прежде, решая твои проблемы, строя планы. Сядешь к столу пустым-пустой, и вдруг откуда-то берутся слова, выходят из тупика трудные сцены – работа сделана во сне, в магазине, во время беседы».

Сновидение может служить знаком, что работа продвигается успешно, или предупреждением, что пришло время отступить. Когда поэтесса Майя Энджелоу увидела во сне строящийся небоскреб, весь в лесах, и взобралась на него, то поняла, что в своем творчестве идет по правильному пути, что «говорит правду, и говорит ее хорошо». «У меня не кружилась голова, я не боялась и не чувствовала дискомфорта, – рассказывала она Наоми Ипел, которая брала интервью у литераторов для своей книги «Писатели видят сны» (Writers Dreaming). – Я просто поднималась наверх. Просто нет слов, какое это было удовольствие!»

А вот писательница Кэтрин Дэвис считает, что сон помог ей признать неудачной свою первую попытку сочинить роман. Вдохновленная успехом своих рассказов, она решила попробовать себя в другом, более сложном жанре. Дэвис долго билась над книгой – историческим романом об эскимосах на всемирной выставке, – однако она знала, что всех писателей одолевают сомнения, и решила постараться отбросить свои. «Сочиняя роман, вы всегда помните, что это дело нелегкое и что необходимо упорно преодолевать трудности», – впоследствии говорила она. Но необыкновенно яркий сон заставил ее изменить мнение. «Во сне я вышла из дома, направилась к конюшне и увидела, что в проем над воротами просунула голову лошадь, – вспоминала Дэвис. – Это был мистер Эд, говорящий конь. Он сказал мне: “Это ску-у-учно”, – и я сразу поняла, что речь идет о романе. Проснувшись, я отложила работу и занялась новым проектом, который и стал моим первым романом «Лабрадор». Книга получила восторженные отзывы, и карьера Дэвис пошла в гору. «И все благодаря мистеру Эду», – отмечала она.

Вдохновение покинуло Стивена Кинга после того, как он написал несколько сотен страниц романа «Оно». Кинг уже был успешным писателем, но эта книга – жуткая история о клоуне – похитителе детей – стала его самым амбициозным проектом. «Я вложил много времени и сил в идею, что мне по силам закончить эту огромную, длинную книгу», – рассказывал он Ипел. Теперь он постепенно приближался к той точке сюжета, за которой ничего не видел, и это пугало. Кинг боялся, что рухнет весь проект. «Я не знал, что должно произойти дальше, – признавался он. – И это меня очень нервировало. Потому что книги так не пишутся». Однажды вечером Стивен Кинг лег спать, осаждаемый этими мрачными мыслями. Он убеждал себя: «У меня должна появиться идея. У меня должна появиться идея!»

Через несколько часов он оказался на свалке среди груд старых холодильников – и почувствовал, что именно эта сцена поможет ему найти выход из тупика. Он решил исследовать странное окружение: подошел к одному из холодильников и открыл дверцу. С ржавых полок свисало нечто похожее на макароны, и одна из этих штуковин прыгнула ему на ладонь. Рука мгновенно наполнилась ощущением тепла – «как будто вам сделали укол новокаина» – и он понял, что странное существо сосет его кровь. «Затем все они начали вылетать из холодильника и прилепляться ко мне, – вспоминал Кинг. – Это были пиявки, похожие на макароны. И они надувались». Когда ему удалось освободиться от ночного кошмара, он был «очень напуган», но в то же время «очень доволен» – писателю удалось найти поворот сюжета, который он искал. Он записал свой сон, а затем полностью перенес его в книгу, ничего не меняя. И разумеется, Кинг закончил «Оно» – роман, превысивший тысячу страниц, удовлетворивший его самые смелые амбиции, нагонявший страх на миллионы читателей и лишивший работы клоунов по всей Америке. «Мне кажется, что с тем сном произошло вот что, – вспоминал он. – Я лег спать, и в работу включилось подсознание, которое в конечном счете отправило мне этот сон, как сообщение по пневматической почте». Кингу уже были знакомы вдохновляющие возможности снов и аналогии между сном и сочинением книг. «Я всегда использовал сны так, как вы используете зеркала, чтобы увидеть то, что невозможно увидеть напрямую – например, с помощью зеркала вы видите волосы у себя на затылке, – говорил он. – Часть моей работы писателя – грезить наяву». То есть он погружался в состояние, похожее на транс, в котором сюжеты и образы приходили и уходили против его воли.

Творческие подсказки, являвшиеся во сне, помогали даже таким приземленным людям, как специалисты в области естественных наук и математики. В 1902 г. до молодого немецкого физиолога Отто Леви дошли отголоски дискуссии о том, как нервы управляют мышцами – с помощью электрических сигналов или выделяют химические вещества, которые перемещаются в теле? Когда Леви узнал о сходстве воздействия на мышцы нервов и некоторых лекарств, то сделал выбор в пользу менее популярной теории химической передачи сигналов; однако он не знал, как проверить свою интуитивную догадку, и поэтому продолжил изучать обмен веществ у животных, отложив решение проблемы до лучших времен.

Прошло почти двадцать лет, и решение забытой проблемы пришло к нему посреди ночи, словно из ниоткуда. «В пасхальную субботу 1921 г. я проснулся, включил свет и набросал несколько пометок на клочке бумаги, – писал Леви. – Затем я снова заснул. В шесть утра я понял, что ночью записал что-то очень важное, но не смог расшифровать свои каракули. То воскресенье было самым несчастным в моей научной карьере». Но следующей ночью ему повезло: сон повторился. «В три часа я снова проснулся и вспомнил, что это было. На этот раз я не стал рисковать. Я тотчас встал с постели, направился в лабораторию и поставил эксперимент».

Словно в тумане, Леви начал повторять то, что видел во сне. Он рассек двух лягушек, извлек у них сердца и поместил в специальный солевой раствор, в котором этот орган продолжал биться вне тела. Затем он взял электрическую батарейку и стал стимулировать блуждающий нерв одного сердца, в результате чего – как он и предполагал – сердце стало биться медленнее. Затем он взял часть раствора из сосуда с замедлившимся сердцем и добавил в другой сосуд. Второе сердце тоже замедлилось, что подтвердило догадку Леви: изменение сердечного ритма вызвано химическим веществом, которое вырабатывает блуждающий нерв, а не электрическим разрядом батарейки. «В пять часов утра химическая передача нервного импульса была неопровержимо доказана», – писал он. Леви открыл первый нейротрансмиттер и заложил основы целой области науки – нейробиологии.

Сон Леви – и его богатые плоды в реальной жизни – убедили рационально мыслящего ученого в том, что «иногда мы должны доверять внезапным озарениям, отказавшись от излишнего скепсиса».

«Сознательно я никогда не занимался проблемой передачи нервных импульсов. Поэтому для меня навсегда останется загадкой, почему мне было суждено и позволено найти решение проблемы, которая в физиологии на протяжении десятилетий считалась одной из самых насущных». Если бы эта идея пришла к нему днем, подозревал Леви, он бы раскритиковал ее и отбросил.

Ученые – в том числе Леви – тщательно охраняют свои теории. В конкурентном мире науки цитаты являются валютой, которая конвертируется в работу и должности. Тем не менее когда математик из MTI Дональд Ньюмен составлял благодарности за статью, написанную в 1960-х гг., он проявил неожиданную щедрость – и причиной тому был сон. Ньюмен и его друг Джон Нэш часто обсуждали проблемы, над которыми работали; математика была основой их долгой и крепкой дружбы. Но ключевое событие для решения одной задачи – разговор, приведший к озарению, – происходило только в голове Ньюмена. Математик, безуспешно бившийся над задачей, увидел во сне, как они с Нэшем ужинают в ресторане в Кембридже. Ньюмен попросил у Нэша совета. Проснувшись, Ньюмен уже знал ответ. «Это было не мое решение, – рассказывал он в 2002 г. – Один я бы этого не сделал».

«Один я бы этого не сделал»: скромное признание Ньюмена отражает привлекательность перспективы найти вдохновение во сне. Это романтическая идея, согласующаяся с нашим представлением о творчестве как о необъяснимой силе, загадочной деятельности. Она предполагает соблазнительную возможность избежать трудностей творческого процесса, изображает сновидения как место встречи муз.