Глава седьмая

Осторожный стук в дверь Сосновского раздался в 19.30. На улице к этому времени заметно потемнело, пошел дождь. Михаил открыл дверь. Вошел Авдеев в черной плащ-накидке, тут же снял ее, встряхнул, повесил на крючок вешалки. Офицеры прошли в гостиную.

– Как дела, Саша? – спросил Авдеев.

– Порядок. Нашел местечко недалеко от резиденции Кубе.

– Где точно?

– В квартале между Поданским переулком и следующим стоит разрушенная поликлиника. По внешнему виду можно предположить, что в нее угодило с десяток пятидесятикилограммовых бомб, но правое крыло в самом углу осталось невредимым. Нет, конечно, крышу снесло, окна выбило, в торцевой стене огромная трещина. Однако оттуда, со второго этажа, видна вся резиденция. Мы вполне можем разместиться там, вести наблюдение, в течение нескольких минут оказаться у резиденции либо поддержать вашу группу огнем из «ППШ».

– Это хорошо. Есть два вопроса.

– Давай.

– Оставить машину поблизости можно?

– Ближе к улице Булавской, в заброшенном дворе.

– Вопрос второй. Когда ты сможешь перебросить своих людей на новое место?

Капитан Авдеев улыбнулся и ответил:

– Уже!

– Что уже? – спросил Сосновский.

– Они уже на новом месте. Поужинали, теперь один смотрит за резиденцией. Там, кстати, началось движение.

– Эсэсовцы наверняка прочешут два квартала, ближайших к резиденции. Ты об этом подумал?

– Конечно! Им бомбить Минск меньше надо было, тогда они могли бы полностью контролировать территорию. А то разрушили все, а теперь прочесать большую часть города просто невозможно. В том числе и кварталы, примыкающие к Поданскому переулку. Там сплошные развалины, в них есть погреба и подвалы, в которых можно укрыться легко.

– А если немцы начнут бросать гранаты в подвалы?

– Да пусть бросают. Если я сказал, что мы укроемся в случае тотальной проверки кварталов, то так оно и будет.

– Хорошо. Кофе будешь?

– Если нормальный, а не немецкая бурда, буду.

– У меня хороший кофе.

Авдеев вздохнул и пробурчал:

– Я бы сейчас водочки выпил.

– Что, самогон закончился?

– Есть немного, но где фляжка, а где я? У тебя водки нет?

– Не держу.

– А жаль. Ладно, наливай тогда кофе.

Сосновский быстро приготовил ароматный, освежающий напиток, разлил его по чашкам, которые достал из серванта.

После кофе Авдеев, он же обершарфюрер Дагмар Крузе, поднялся и сказал:

– Пора мне. Пойду к своим, пока комендантский час не наступил.

– Подожди, Саша. Нам завтра надо подъехать на «Опеле» к кафе, где находится наша группа, и перевезти ребят сюда.

Авдеев пожал плечами и заявил:

– Никаких проблем. Вместе с гауптманом, который лично знаком с господином штандартенфюрером Генкелем, я проеду хоть до парадного входа в генеральный комиссариат.

– Этого не требуется.

– Далеко ехать?

– В переулок, выходящий на Серпуховскую улицу.

– Понял. Буду в восемь тридцать. Только и ты выйди, чтобы я не стоял у подъезда, не ждал.

– Добро, договорились.

Сосновский проводил Авдеева, закрыл за ним дверь, выкурил на кухне пару сигарет, допил кофе, прошел в гостиную и прилег на диван.

«Было бы неплохо, если бы сюда пришла Петра, – подумал он. – Стол со свечами, бутылка шампанского. Но этого не будет. Нам придется выполнять задание. Один только Господь Бог знает, как все закончится. Операция, в принципе, не самая сложная, если бы не ряд условий. Мы должны оставить генерального комиссара в живых, легко подстрелить разведчика и успеть уйти из города до всеобщей облавы, которую гитлеровцы наверняка устроят».

Через час он взял фонарь, спустился в подвал, открыл дверь коллектора и дошел до лестницы, ведущей в пристройку резиденции.

«Интересно, Кубе уже распорядился выставить охрану? Ведь званый обед завтра. В любом случае надо действовать крайне осторожно», – подумал Сосновский, поднялся по лестнице и уперся в обычный канализационный люк.

Не хватало еще, чтобы он сверху был придавлен чем-нибудь неподъемным.

Сосновский уперся ногами в перекладину лестницы, поднял руку и сильно надавил. Люк легко сдвинулся с места. Михаил замер. Если наверху охрана, то ему отсюда не уйти. Он выхватил «вальтер», но ничего не последовало. Сдвинутый люк, за ним темнота.

Капитан выбрался наверх и оказался в пристройке, в которой был устроен продовольственный склад. Тут было все, что душе угодно, даже французский коньяк и американские сигареты. Вильгельм Кубе не особо любил шнапс и отечественное курево, надо признать, весьма дерьмовое.

Сосновский осмотрелся, увидел дверь между стеллажами. Это был вход на кухню. Заходить туда было нельзя, но требовалось проверить, насколько надежно она закрыта. Оказалось, не крепче, чем замок в подвале.

Сосновский закончил проверку, поставил все на место, убрал за собой следы и вернулся в квартиру. Теперь ему осталось доложить Шелестову результаты разведки, позволяющие спланировать действия внутри резиденции. Монотонный стук мелкого дождя потянул его в сон. Капитан решил лечь в гостиной.

Наступил вторник, 14 октября, день проведения главной операции.

Сосновский проснулся в семь утра, принял холодный душ, выпил кофе, а вот завтракать не стал. Он знал, что если пуля попадет в живот, то лучше уж в пустой.

В 8.20 герр гауптман вышел во двор и увидел там соседку, фрау Марту. Она улыбнулась ему, подняла руку к лицу, словно хотела поправить прическу, но показала на глаза. Это могло означать одно. Мол, я смотрю за двором. Тут пока все в порядке. Видимо, Генкель поручил ей контролировать ситуацию.

Вскоре прямо у подъезда остановился «Опель». Обершарфюрер, сидевший за рулем, взглянул на эту даму.

Сосновский сел на место переднего пассажира, и Авдеев тут же спросил:

– Что за мадам, Миша?

– Привет, Саша.

– Черт, извини, привет. А вот эта баба, похоже, немка!

– Да, немка, но работает на нас.

Авдеев был сильно удивлен.

– Серьезно?

– Серьезней некуда. Едем. Дорогу сам найдешь или показать?

– Здесь заблудиться невозможно.

Они проехали до кафе «Глория». Сосновский выбрался из машины и зашел в это заведение.

Там был только Буревич, который заметно нервничал.

– Приветствую вас, Николай Владимирович, – поздоровался с ним Сосновский.

– Доброе утро.

– А чего волнуемся?

– Как это чего? Обидно будет, если мы спалимся в самый последний момент.

– Почему мы должны спалиться?

– Да недавно жандармы заходили, спросили, не сдаю ли комнаты кому-нибудь. Раньше такого никогда не было.

– Они осматривали дом?

– Нет, спросили только. Я ответил, что не сдаю и не сдавал никогда. Они заказали по кружке пива, выпили и ушли, не расплатившись.

– Ну и что в этом такого?

– Говорю же, подобного никогда не было. Не патрулируют эту улицу жандармы.

– Спокойней, все нормально. Где сейчас майор?

– В каморке. Двое наверху.

– Ты смотри тут. Мы сейчас уйдем, – сказал Сосновский и прошел в каморку.

Шелестов сидел за столом и курил.

– Ну вот, наконец-то! Привет, капитан.

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Что-нибудь случилось?

– Нет.

– А что официально?

– Да по привычке.

– Ты с Авдеевым? – спросил Шелестов.

– Да, как и договаривались. Он сейчас в машине сидит.

– На хате твоей спокойно?

– Порядок. Там с утра во дворе Марта, соседка моя обретается. Она ведь вместе с мужем-оберштурмфюрером на Генкеля работает. Наверное, получила от него задание.

– Это хорошо. Я зову наших.

– Мне здесь быть?

– Посмотри двор.

– Понял, – сказал Сосновский и вышел из каморки.

Вскоре из дверей черного хода показались Шелестов, Буторин и Коган. Они один за другим юркнули на заднее сиденье машины. Герр гауптман устроился рядом с Авдеевым. Тот немедленно развернул «Опель» и повел его к дому Сосновского.

Жена оберштурмфюрера по-прежнему несла службу во дворе. Когда машина встала, она достала из кармана плаща платок и переложила его в другой.

– Выходим! – распорядился Шелестов.

Офицеры зашли в квартиру без приключений. Они слышали, как захлопнулась дверь напротив. Марта тоже вернулась домой. Несколько позже пришел Авдеев.

Шелестов спросил:

– Где поставил машину?

– У соседнего дома, с торца.

– Хорошо. У нас мало времени, товарищи офицеры. Поэтому давайте сразу же перейдем к делу.

Все сели вокруг стола.

Сосновский разложил на нем схему района и план подземных коммуникаций. Дом, в котором они сейчас находились, разрушенная школа, резиденция и разбитая поликлиника были обведены карандашом, коллектор – обозначен пунктиром.

Шелестов посмотрел на Сосновского и спросил:

– В подземелье был?

– Да, как и договаривались.

– Докладывай, что там.

Сосновский усмехнулся.

– А что там может быть? Между дорожками дерьмо с мочой, слегка разбавленные водой и всякой другой хреновиной, очень, кстати, вонючей.

– Крысы?..

Сосновский изобразил удивление.

– Вот уж не думал, что ты, командир, боишься крыс.

– Я не боюсь крыс, но они могут поднять такой визг, что и наверху будет слышно, – ответил Шелестов.

– Понял. Крыс, как ни странно, там немного. Они есть, но при виде человека убегают.

– Хорошо. Что по выходу в резиденцию?

Капитан рассказал и об этом.

– Ясно. Значит, по коллектору можно пройти до резиденции и попасть в ее кухню. А оттуда прямой коридор до гостиной.

– Так точно!

– Значит, основное направление атаки объекта – из кухни. По коллектору пойдем я и капитан Сосновский, уже изучивший его.

Михаил кивнул.

– Есть, командир!

– Я тебе еще уточню задачу, – сказал Шелестов, перевел взгляд на Буторина и Когана и продолжил: – Ну а вам, ребята, следует пройти до дома, где живет штандартенфюрер Генкель. Там должен стоять патруль полевой жандармерии, три человека на мотоцикле. Снять их, конечно, лучше без пальбы, хотя поднимется ли шум или нет, особой разницы уже не будет. Дальше вы на трофейном мотоцикле, стараясь не сбрасывать скорость, следуете в Поданский переулок. Задача…

Буторин прервал Шелестова:

– Да ясна задача, командир. У ворот двора резиденции должны будут стоять два мотоцикла. Их экипажи нам потребуется ликвидировать.

Шелестов внимательно посмотрел на Буторина и заявил:

– Ну что ж, раз ты решил взять командование группой на себя, то продолжай. Мы тебя послушаем, товарищ капитан.

Буторин не особо смутился и заявил:

– Но ведь именно это мы и должны будем сделать.

Шелестов пододвинул к нему схему района.

– Смотри внимательней.

Капитан взглянул на нее.

– Смотрю, и что?

– Тут обозначены не только мотоциклисты. Кого ты еще видишь?

– Трех солдат перед входом в здание, трех сзади.

– Вот. Кроме мотоциклистов, охрану резиденции осуществляет отделение СС. Шесть гитлеровцев, как видишь, на улице, двое внутри, они постоянно торчат у двери и тоже являются вашей целью.

– Трех фашистов у входа мы снимем без проблем, расстреляем к чертовой матери из пулемета. А вот с тремя с тыла и двумя внутри нам придется повозиться, – проговорил Буторин.

– Подумай, Витя, как будешь возиться, пока мы с Сосновским обговорим наши действия. Коган, помогай товарищу шевелить мозгами.

– Есть, командир!

– А чего ты такой веселый?

– Да вспомнил об Авдееве. Ведь он же в стороне никак не останется.

– Сейчас отрабатывайте план самостоятельных действий. Потом решим, как подстраховаться. – Шелестов взглянул на Сосновского и начал излагать свои соображения: – Мы идем по коллектору, поднимаемся в пристройку, где склад, выходим на кухню, далее шагаем к залу. Помеха – всякие там повара и прочие работники.

– Если там и будут люди, то, скорее всего, не повара, а официанты. Ведь всю жратву для своих высокопоставленных чинов немцы доставят из ресторана. Официанты вряд ли будут военнослужащими. Начальник охраны отберет человек трех в том же ресторане. Этого хватит, чтобы подавать закуски для теплой компании в двадцать рыл. Их, конечно, можно и завалить. Проблемы никакой, и выстрелы не повлияют на акцию. Мы тут же выйдем в зал, но лучше все же тихо, неожиданно. Да и лишняя кровь нам не нужна. Кто знает, может, среди официантов будет человек, связанный с подпольем. А мы его… – Сосновский провел ладонью по горлу.

Шелестов отрицательно покачал головой и произнес:

– Это вряд ли. Официантов немцы отберают из тех козлов, которые добровольно подались в услужение к ним, надеясь на сытую жизнь при новом порядке. Таких ублюдков не жалко. Да и потом, можем ли мы оставить их живыми, уйти в коридор и быть уверенными в том, что эти официанты не поднимут шум? Или не вытащат из-под столов автоматы и не ударят нам в спину? Нельзя исключать, что эти подсобные работники будут солдатами охранных либо эсэсовских подразделений.

– Тогда придется вырубать их и вязать или сразу ножами действовать.

– Ладно, – сказал Шелестов. – Главное для нас – уничтожить всю эту шоблу нацистов, при этом не зацепить Кубе и подранить Генкеля. Посему гранаты мы применить не сможем. – Он взглянул на Буторина. – Виктор, вы их заберете и используете при уничтожении внешней охраны, а потом подорвете дверь, ведущую в зал. При этом погибнут охранники, торчащие за ней, и важные фашисты, сидящие недалеко от нее. Далее работаете из автоматов. Теперь о тебе и твоих людях, Авдеев. Твоя группа поддержки увидит все, что будет происходить у центрального входа. В том числе и выход эсэсовцев с торцов здания на помощь своим. Задача вам, капитан, ставится такая: нейтрализовать этих трех тыловых эсэсовцев, которые пойдут к фасаду здания.

– А вы уверены, товарищ майор, что они пойдут по сторонам, а не ринутся на кухню? – спросил Авдеев. Ведь, судя по схеме, с тыла имеется не только дверь, ведущая на кухню, но и ворота внутреннего склада.

– Не уверен. Скажу больше: я на месте их старшего так и сделал бы. Но ведь стрельба начнется в Поданском переулке. Эсэсовцы просто машинально должны будут броситься туда.

– Если не имеют приказа не покидать свой пост, что бы ни происходило, и прикрывать резиденцию с тыла. А эсэсовцы – народ дисциплинированный. Без команды они и шага не сделают. Приказ же вполне может быть таков: прикрывать не только тыл здания, но и внутренние помещения.

– Да, получается дыра в плане.

Авдеев неожиданно улыбнулся и проговорил:

– Думаю, товарищ майор, что для поддержки двух ваших офицеров, которые будут действовать на мотоцикле, хватит одного моего бойца. Если эсэсовцы двинутся по торцам к центральному входу, то он их завалит. Мой старшина Егоров – сибиряк, отменный охотник. Он один легко положит гитлеровцев с обеих сторон, стоит им только выскочить из-за углов. А я с сержантом Соболевым лучше обойду резиденции и подберусь к ней с тыла, от разрушенной школы. В тамошнем сквере еще остались кусты. В них можно залечь недалеко от эсэсовской охраны и грохнуть ее, пока она не начала действовать. Но тихо их снять там не получится. Резиденция окружена редким металлическим забором. Стрелять через прутья можно, а вот перелезть – стать мишенью для охраны.

– А тихо и не надо, – заявил Шелестов. – Как начнется стрельба в переулке, тебе с сержантом сразу же придется завалить трех фашистов, охраняющих здание с тыла. Потом отход в поликлинику, к старшине. Больше ничего не предпринимать. Услышишь взрывы, стрельбу внутри резиденции – старшину и сержанта отправишь на прежнее лежбище. В машине все мы не уместимся. Поэтому им придется выбираться из города позже, самостоятельно. Но, как я понимаю, ребята ушлые, раздобудут транспорт. Ты же, капитан, пойдешь к «Опелю», который заранее оставишь во дворе поликлиники. Оттуда мы и начнем экстренную эвакуацию. Вот это место. – Шелестов ткнул пальцем в карту. – Запомнил?

– А чего запоминать? Там и поставлю. Другого пути во двор просто нет, вокруг сплошные завалы.

– У кого есть вопросы? – осведомился Шелестов.

– По задаче у нас с Коганом вопросов нет, – ответил Буторин.

Сосновский и Авдеев промолчали.

Командир группы отодвинул от себя схемы и проговорил:

– Теперь расчет по времени, товарищи офицеры. Сейчас десять ноль две. Званый обед назначен на пятнадцать часов. Немцы – народ пунктуальный. Именно в это время он и начнется. Значит, персоны, приглашенные на это мероприятие, подъедут в резиденцию минут на пятнадцать раньше. Они будут со своей охраной, которую отпустят. Эсэсовское отделение уже наверняка на позициях.

В разговор вступил Авдеев:

– Они с четырех утра там. Туда еще затемно прибыли два взвода на грузовых машинах. Солдаты обошли кварталы, не сказать, чтобы проявили особое усердие, просто посмотрели и уехали. Остались восемь эсэсовцев. Старший офицер что-то объяснил их командиру. После чего охрана зашла в дом. Мотоциклистов не было до моего ухода из поликлиники.

– Подъедут, – проговорил Сосновский.

– Я всех вас услышал. Значит, охрана на месте, местность у резиденции проверена. Это хорошо, – сказал Шелестов, повернулся к Сосновскому и спросил: – Сколько надо времени, чтобы пройти по коллектору до лестницы резиденции, подняться в пристройку, открыть люк, попасть в склад?

– Если в тоннеле ничего не изменилось, то полчаса за глаза хватит.

– Значит, я и Сосновский выходим к объекту в четырнадцать тридцать. С пятнадцати часов будем на месте. Там определимся, как нам действовать. Теперь расстояние до улицы Гауптштрассе. – Командир группы вновь пододвинул к себе схему. – Не так уж и далеко.

– До дома Генкеля минут пятнадцать спокойной ходьбы, – сказал Сосновский.

– Пятнадцать минут до дома. Потом нейтрализация экипажа мотоцикла, причем так, чтобы техника и оружие остались невредимыми. Это еще пять – десять минут, если напасть неожиданно. Так, товарищ Буторин?

Капитан спокойно ответил:

– Где-то так, командир.

Шелестов продолжил:

– Выход на Кайзерштрассе, в переулок, это минут пятнадцать. И что мы имеем в итоге?

Буторин улыбнулся и проговорил:

– А имеем, мы, Максим, то, что нам с Коганом следует выходить на десять минут раньше вас с Сосновским, то есть в четырнадцать двадцать.

Тут напомнил о себе Авдеев:

– Товарищи офицеры, а вам не кажется, что вы кое о чем забыли?

Шелестов ругнулся и выдал:

– Авдеев, ты уже должен работать! Ступай!

– А не напомнил, так и слушал бы вас.

– Иди, Саша, и обеспечь машину для отхода.

– Не волнуйся, командир. Все будет как надо.

Авдеев оставил машину недалеко от разрушенной поликлиники и прошел к своим людям.

Вскоре на улицу Булавскую вышли двое мужчин. По внешнему виду это были рабочие. В одном из них невозможно было узнать подтянутого лощеного обершарфюрера СС Крузе. Они несли ящик, лопату и лом, которые нашли в подвале поликлиники. Когда-то, видимо, там была какая-то мастерская или висел пожарный щит.

Они не привлекали к себе никакого внимания. Идут спокойно двое работяг из бригады по очистке города, ну и пусть их. Люди заняты своим делом, весьма полезным.

Они спокойно прошли в разрушенную школу и убедились в том, что там никого нет. Потом капитан Авдеев и сержант Соболев достали из ящика, который несли с собой, пистолеты-пулеметы «ППШ» и магазины к ним, привели в готовность «ТТ».

С оружием, уже маскируясь, они пробежали через бывший школьный сквер к полосе кустарника, от которого до металлического решетчатого забора было не более пятидесяти метров, до здания – около восьмидесяти. Эсэсовцы пока не появлялись.

Бойцы обустроили огневые позиции. Потом капитан Авдеев достал карту города, которую передал ему командир особой группы.

– Зачем карта? – спросил Соболев.

– Пока есть время, прикинем, как вы с Егоровым отходить будете.

– Да нечего тут, командир, прикидывать. Отсюда уйдем в поликлинику. Вы повезете офицеров особого подразделения, мы с Федей подадимся на нашу стоянку на окраине. Там выждем, пока в Минске пройдут облавы. Это где-то неделя, может, меньше. Харча нам хватит. Укрыться есть где, защититься от собак тоже сумеем. Отсидимся. А потом присмотрим какой-нибудь автомобиль, захватим его и рванем к партизанской базе.

– Это все так, – проговорил Авдеев. – В городе-то вы без сомнения справитесь, но каким маршрутом будете отходить?

– Да по карте.

– На карте далеко не все дороги указаны. И если вы прицепите к себе хвост, то отрубить его будет некому.

– Что вы предлагаете, товарищ капитан?

– Идите вдоль железной дороги, не приближаясь к базе, а удаляясь от нее. Если вы там и встретите охрану, то она будет состоять из полицейских. Их заслон прорвете. А далее, через семь километров от окраины Минска, уходите на северо-восток. Там дорога грунтовая. На карте ее нет, о ней мне рассказал командир партизанского отряда. Она петляет среди болот. Автомобиль ведите аккуратно, а то влепитесь в топь, и все. Там и преследование затруднено. Если немцы организуют погоню, то взводом или отделением мотоциклистов. Им придется торопиться. А на той грунтовке спешка смерти подобна. Влетит один мотоциклист в болото, остальные повернут назад. Среди них придурки есть, конечно, но далеко не так много, как нам хотелось бы. Грунтовкой идти, огибая райцентр Готлинск. Километров через пятнадцать будет поворот в Лазовский лес, на северо-восток. Искать отряд вам не придется, внешний пост сам вас остановит. Все ясно?

Сержант Соболев внимательно выслушал командира и ответил:

– Понял. Нам бы еще карту эту, с отметкой, где начнется грунтовка.

– Конечно, Тимоха, мне она не нужна.

Авдеев сделал ту самую отметку на карте, передал ее Соболеву, взглянул на часы:

– Тринадцать сорок. Охраны все нет.

Соболев усмехнулся и проговорил:

– Вот, командир, будет весело, если на охрану резиденции выйдет не восемь эсэсовцев, а двадцать восемь или целая рота. Что мы тогда делать будем?

– Выполнять задание.

– Даже если против нас будет взвод эсэсовцев?

– Офицеры майора Шелестова – опытные вояки. Они не начнут операцию при таком численном превосходстве немцев.

– Надеюсь.

– Да не волнуйся, все будет нормально.

– Я и не волнуюсь, просто просчитываю варианты возможного развития событий.

Капитан посмотрел на сержанта и приказал:

– Повтори!

– Чего?

– Скажи еще раз, что ты делаешь!

– Просчитываю варианты возможного развития событий.

– И где ты набрался таких слов?

– У меня что, начальников мало было? Да и вы, товарищ капитан, частенько так выражаетесь.

– Потому, что я командир подразделения. Просчитывать все варианты это мое дело. Твое, сержант, исполнять приказы.

– То есть даже разумная инициатива наказуема?

– Я не узнаю тебя, Соболев. Какая на хрен инициатива?

– Обычная.

– В общем, так. Еще одно заумное слово – накажу!

– Эх, знали бы вы, товарищ капитан, с каким удовольствием я сейчас оказался бы в камере гарнизонной гауптвахты, а не здесь.

– Ты все сказал?

– Так точно!

– Ну и молчи. Ага, а вот и наши эсэсовцы. Их трое.

– Пока трое, – не сдержался Соболев.

– Да помолчи ты, сержант! Гляди лучше по сторонам.

Эсэсовцы тем временем заняли позиции. Они просто встали спиной к тыловой стене, положили руки на автоматы, висящие поперек груди, и застыли словно статуи.

Авдеев оценил эту картину и проговорил:

– Надо же, они даже тут порядок соблюдают. И расстояние между ними одинаковое. Один – строго посредине, левее двери, перед воротами, двое других – в метре от углов. Дисциплина у них на высоте. Ждем.

В 14.20 на улицу Булавскую вышли гауптман и обершарфюрер, то есть Буторин и Коган, который нес довольно большую сумку. Через десять минут уже были на Гауптштрассе, возле дома номер 16, обнесенного забором.

Три жандарма топтались у мотоцикла с коляской, на которой был установлен пулемет «МГ‐34».

Старший патруля в звании фельдфебеля сказал пулеметчику:

– Бруно, сходил бы ты в магазин, а то сигарет у меня осталось всего пара штук.

– Давай деньги, я схожу.

Фельдфебель полез в карман.

Они не обратили внимания на гауптмана и обершарфюрера, которые подошли к ним вплотную. Не успел фельдфебель отдать деньги, как офицеры достали пистолеты и в упор расстреляли патруль.

Это видела парочка пожилых людей и с прытью, не свойственной их возрасту, метнулась в переулок. Случайный свидетель расстрела, молодой лейтенант вермахта, судорожно пытался расстегнуть кобуру, но не успел. Две пули, выпущенные Коганом, пробили ему грудь. Немец завалился на асфальт. Кто-то закричал, где-то дальше по улице раздалась трель полицейского свистка.

Буторин и Коган достали из сумки немецкие автоматы, подсумки с запасными магазинами и гранатами, прицепили их к ремням. Борис завел мотоцикл. Буторин сел в коляску, осмотрел пулемет, приготовил его к бою.

Коган погнал мотоцикл к ближнему переулку. Теперь офицерам надо было добраться до Кайзерштрассе и Поданского переулка. На это требовалось где-то полчаса. Если ничего не случится, то они подойдут к резиденции Вильгельма Кубе как раз ко времени первого тоста.

Коган, изучивший карту города, вел мотоцикл по переулкам. В одном из них он налетел на завал из камня и кирпича. Хорошо, что успел затормозить.

Он тут же развернул мотоцикл и повел его в проулок, который только что проехал. Там оказался полицейский. Он переходил проезжую часть. Люлька зацепила его и сбила с ног.

– Аккуратней, Боря! – крикнул Буторин.

– Какого черта аккуратней! Ты, может, прикажешь мне пропускать пешеходов на переходах? Мы и так время на завале потеряли.

– А ты не хочешь налететь на фрица мотоциклом, а не люлькой? Перевернемся к такой-то матери – и хана операции.

– Ладно, смотри перед собой.

Коган слегка сбавил скорость.

В это время к резиденции уже подъезжали легковые представительские автомобили генерального комиссариата, начальников СС и СД, полиции, машины поскромнее типа «Опеля» и «Фольксвагена». Из них выходили высокопоставленные военные и гражданские чины, шагали в резиденцию. Автомобили уходили на Булавскую улицу и дальше, на стоянку, расположенную в Летнем переулке.

В 14.30 квартиру покинули и Шелестов с Сосновским.

Они спустились в подвал, дошли до торца. Капитан легко открыл дверь, из-за которой пахнуло нечистотами.

– Говорил же, аромат тут еще тот, – сказал Сосновский, поправляя автомат и подсумок.

– Это еще ничего. Когда я в Ленинграде служил в тридцать восьмом, у нас в доме прорвало канализацию. Вот тогда запах был, хоть противогаз надевай. Но поспешим, Миша.

Сосновский, освещая тоннель фонарем, быстрым шагом направился ко второй лестнице. Шелестов, дабы не мешаться, хотел было перейти на другую сторону, но посмотрел на то, что текло у него под ногами, и предпочел идти за Сосновским.

Вскоре они дошли до второй лестницы.

Сосновский посмотрел на нее и сказал:

– Здесь.

Шелестов взглянул на часы. 14.50.

– Быстро пришли.

Капитан кивнул и проговорил:

– Да, это самый простой этап, дальше будет сложнее. Поднимаемся?

– Давай.

Сосновский чуть подумал и предложил:

– Может, сначала я? Аккуратно сдвину люк, послушаю, посмотрю. Если меня заметит охрана, то хоть ты останешься живым.

Шелестов усмехнулся и заявил:

– Ты же знаешь, Миша, что не выполнить задание мы не можем. Это будет смертный приговор. Выживем здесь – нас потом свои расстреляют. Пойдем вместе. Нет у нас другого выхода.

– Что ж, ты прав, пойдем. Я впереди, ты за мной.

Они начали подниматься по лестнице, добрались до люка.

Сосновский слегка нажал на него, приподнял, посмотрел во все стороны и шепнул:

– В складе никого.

– Дверь в кухню открыта? – так же шепотом спросил Шелестов.

– Нет.

– А если она на замке?

– Пройдем. Выходим, да?

Шелестов вновь посмотрел на часы.

– Четырнадцать пятьдесят шесть. Пора. Выходим.

Офицеры поднялись в склад, встали по краям двери. Она была не заперта, только захлопнута.

– Приоткрой створку, посмотри, что на кухне, – сказал Шелестов.

Сосновский заглянул в соседнее помещение, тут же закрыл дверь и сказал:

– Там трое, все в строгих костюмах с галстуками-бабочками. Один рядом, в двух шагах, двое левее, у ближнего в руке поднос. Из основного зала доносится шум.

– Где наши на мотоцикле? Не хватало, чтобы им не удалось захватить пулемет или мотоцикл сломался по пути.

– Тогда будем работать вдвоем.

– Надо было взять с собой одну гранату.

– Обойдемся. Нам несподручно ее использовать. Мы будем слишком близко к Кубе и Генкелю. Но где же, черт возьми, Буторин с Коганом?

Готовился к боевой операции и старшина Егоров. Он, настоящий охотник, основательно оборудовал свою позицию, видел и жандармов на мотоциклах, и трех эсэсовцев, застывших мумиями у фасада и центрального входа. На его глазах к резиденции подъезжали высокопоставленные нацистские чины. В то время, когда они заходили в зал, старшина заметил и двух эсэсовцев внутри.

Егоров заранее подготовил и путь отхода, убрал весь мусор с лестницы и пролетов, выбрал запасные огневые позиции. После этого он залег между двух обломков стены, прицелился в одного эсэсовца, второго, третьего, положил рядом запасной магазин и стал осматривать Поданский переулок.

Время шло, а мотоцикл с Буториным и Коганом все не появлялся.

Угроза срыва операции возникла на Кайзерштрассе.

Коган вел мотоцикл спокойно и все же привлек внимание пешего патруля, причем армейского, а не полицейского. Его появление здесь объяснялось просто. Из части, расположенной неподалеку, угнали командирский автомобиль двое пьяных солдат. Это случилось за полчаса до появления здесь советских диверсантов. Начальник патруля, возможно, и не попытался бы остановить мотоцикл. Пусть едет. Но его удивило, что на месте водителя и пулеметчика находились гауптман и обершарфюрер.

– Стоять! – крикнул он.

Естественно, Коган и не думал останавливаться.

Начальник патруля подал команду трем своим подчиненным. Они тут же привели в готовность автоматы и выбежали на проезжую часть.

– Мочи их, Витя! – закричал Коган, и Буторин нажал на спусковой крючок пулемета.

Загрохотал «МГ‐34», солдаты рухнули на асфальт. Когану потребовалось огромное усилие, чтобы не налететь на них. Каким-то образом он сумел объехать трупы.

Но начальник патруля не попал под очередь. Он отпрыгнул к магазину, откуда дважды выстрелил из «вальтера» и ввалился внутрь.

Пули не задели Буторина и Когана, но одна из них попала в двигатель со стороны Бориса. Мотоцикл зачихал, левый цилиндр заклинило, но продолжал работать второй, правый. До поворота в Поданский переулок оставалось еще метров двадцать.

– Ну, давай! – простонал Коган.

Буторин водил стволом пулемета из стороны в сторону.

Люди, бывшие в то время на Кайзерштрассе, попрятались во дворах ближних домов, магазинчиках, лавках.

Из левого цилиндра повалил черный дым.

Коган крикнул Буторину:

– Не доедем.

– Не доедем, так докатим. Нам главное – пулемет, – ответил тот.

Из закоулка выбежали еще трое солдат.

Буторин расстрелял и их.

– Черт, теперь и у резиденции нас слышно.

– Да и хрен с ним! – заявил Коган, поднялся на подножках и, как коня, погнал мотоцикл: – Ну, давай, родимый!

Странное это было зрелище. Мотоцикл с коляской, окутанный черным дымом, двигался по одной из центральных улиц города Минска. Еще страннее было слышать русскую речь, плотно сдобренную отборным матом, выдаваемым людьми в немецкой форме.

Услышали стрельбу экипажи мотоциклов жандармерии и эсэсовцы. Один из них вызвал старшего, офицера своей роты.

Жандармы развернули мотоциклы в сторону Кайзерштрассе. Из-за дома подошел охранник. Офицер вызвал изнутри одного солдата. Теперь у входа, ближе к ограде, было семеро эсэсовцев. Они вышли за пределы ограждения, трое перебрались на другую сторону дороги.

Старшина Егоров видел эти действия противника, выругался и буркнул себе под нос:

– Черт бы побрал этих хваленых диверсантов из особой группы! Дойти до цели тихо не смогли.

Старшина прекрасно понимал, что диверсанты из особой группы выполняли самую ответственную и сложную работу. Эта реплика вырвалась у него сама собой. Да и досадно было. Ведь офицеры подошли почти к переулку, и на тебе, засветились.

Он видел не мотоцикл, а только черный дым, клубами поднимавшийся над Кайзерштрассе. По ним Егоров и определил, что офицеры особой группы вот-вот вырулят в переулок, где их уже ждет засада.

Никакой связи с командиром он не имел и вынужден был принимать самостоятельное решение. Пока трое эсэсовцев, перешедших дорогу, не зашли в кустарник, он ударил по ним короткими прицельными очередями из «ППШ» и положил всех.

Фланговый огонь был столь неожиданным, что эсэсовский офицер сразу не сообразил, что произошло. Он поплатился за нерасторопность, получил пулю в голову вслед за своими солдатами.

Трое уцелевших эсэсовцев залегли за забором. Жандармы засуетились. Водитель правого мотоцикла начал разворот. Командир экипажа дал ему приказ поставить мотоцикл так, чтобы пулеметчик имел максимальный сектор обстрела.

Егоров все понял, прицелился и ударил по пулеметчику. Тот свесился с коляски.

Эсэсовцы открыли огонь. Видимо, они засекли позицию старшины, стреляли точно в пространство между осколками стен.

Но и Егоров знал свое дело. Он мгновенно перекатился на левую запасную позицию, дал очередь по кустам, торчавшим за забором, и тут же услышал чей-то истошный вопль. Так люди кричат, когда пуля попадает им в живот или ломает кость. Значит, он вывел из строя еще одного противника. Егоров перебрался на правую запасную позицию.

Тут из начала переулка, практически от Кайзерштрассе, ударил «МГ‐34». Буторин стрелял по мотоциклам. Старшина Егоров поддержал его. Вдвоем они положили всех жандармов.

Егоров вернулся на свое место. А дымящий мотоцикл с офицерами продолжал движение. Странно, но в переулке он пошел живее.

Двух эсэсовцев, засевших на углах, с тыла расстреляли Авдеев с Соболевым. Буторин и Коган бросили мотоцикл и, прижимаясь к забору, двинулись к воротам.

Эсэсовцы у ограды поняли, что их обходят, и допустили роковую ошибку, решили сменить позицию, отойти ближе к улице Булавской. Там росли старые деревья. За ними можно было укрыться и продолжать бой. Они не учли охотничьих навыков старшины Егорова.

Тот внимательно следил за оградой, шевеление в кустах заметил сразу же и ударил с опережением слева направо. Как раз по последним эсэсовцам из охраны фасадной стороны и внутреннего помещения резиденции. После этого старшина подал знак Буторину, заметил его. Мол, вперед, проход открыт.