Глава четвертая

Наутро в воскресенье 21 сентября дежурный по отряду доложил Осетрову что в ночь с базы ушли еще двое бойцов. Это были мужики из Павлинки, семьи которых выжили. Еще двое самовольно не пошли, дожидаются командования, хотят заявить о своем нежелании продолжать службу и получить разрешение уйти.

– Как ушли? – спросил Осетров.

Дежурный из числа солдат, выведенных из окружения лейтенантом Образцовым, только пожал плечами.

– Собрали вещи, забрали ружья свои, лошадей и ушли.

– Как они прошли пост охранения? Почему, черт побери, их не остановили?

– Пытались, но они и слушать ничего не хотели. Сказали дозорным, что здесь делать нечего. Надо семьи уводить как можно глубже в леса, пока каратели не нагрянули вновь и не перебили остальных.

– Где те двое, что хотят получить разрешение?

– Да тут недалеко.

– Давай их ко мне.

Весть об уходе бойцов из Павлинки мгновенно разлетелась по всему лагерю, и там царила суматоха.

Людей, желавших уйти, встретили командир отряда и политрук. Говорили они довольно долго, но бесполезно. Мужики стояли на своем. Мол, мы не обрываем связь с отрядом, спрячем семьи в лесах и вернемся. Но верилось в это с трудом.

Командиру пришлось отпустить их. Можно, конечно, заставить людей, да проку от них никакого не будет.

Так, на воскресенье отряд не досчитался двенадцати бойцов. Теперь он насчитывал всего семьдесят три человека. Сложилась очень напряженная ситуация.

В штабную палатку зашел лейтенант Образцов:

– Здравия желаю!

Осетров и Карасько поприветствовали офицера.

Образцов сел на лавку и проговорил:

– Мои опасения оправдались. Уходят-таки люди из отряда.

Командир отряда вздохнул и сказал:

– Да, уходят. Ты оказался прав, лейтенант. Если еще и ты уведешь двенадцать своих бойцов, то отряд можно будет распускать. Людских ресурсов у нас нет. Будешь настаивать на проведении боевой операции?

Лейтенант достал кисет.

– Разрешите?

– Кури, – сказал Осетров.

Политрук отошел к открытому окну палатки. Он не курил.

Образцов же свернул самокрутку, прикурил, затянулся, выпустил дым и сказал:

– Я не стал бы настаивать, Павел Дмитриевич. Ночь выдалась как никогда длинной и бессонной. Было время все обдумать. Я пришел к выводу, что сейчас атаковать райцентр глупо, но бойцы рвутся в бой. И мои солдаты, и мужики, семьи которых погибли. Люди желают мести. Это объяснимо и оправданно. Нам придется атаковать райцентр. Иначе бойцы это сделают и без нашего приказа. Повлиять на них мы не сможем. А в такой ситуации выход один. Возглавить атаку на райцентр, действовать по плану, а не сумбурно, выбрать одну цель, к ней и стремиться. Ударить и быстро отойти. Глядишь, и больших потерь избежим.

– Как понимаю, у тебя, лейтенант, уже есть такой план? – спросил Карасько.

– Так точно!

– Но ты учел, что численность отряда уменьшилась на двенадцать человек?

– Да, учел.

Осетров указал на табурет возле стола.

– Присаживайся ближе, Геннадий Владимирович, докладывай, что ты спланировал.

Образцов озвучил свои соображения.

Командир отряда выслушал его и сказал:

– Значит, предлагаешь ударить по управлению полиции и роте СС. Перед этим Лазурину следует провести разведку подходов к райцентру?

– Так точно, Павел Дмитриевич.

– Ну что ж, раз иначе нельзя, будем атаковать. Посыльный! – крикнул командир отряда.

В тамбуре появился молодой партизан.

– Я, товарищ командир.

– Лазурина ко мне немедленно. После завтрака совещание командиров взводов. Всех оповестить!

– Есть, товарищ командир!

Прибыл Лазурин.

– Отдохнул, Игнат?

– Можно было бы еще, но охоту сбили.

– Надо провести разведку подходов к Горошу.

– Когда?

– Да прямо сейчас. Твоим людям следует выдвинуться к райцентру, встать в роще, что на северо-западе, и оттуда отработать задачу.

– Цель разведки?

– Выяснить, как ведут себя немцы, какова обстановка в райцентре, особенно на северной окраине. В каком режиме несут службу патрули, где размещена техника. Надо понять, ждут ли немцы нападения или несут службу в обычном режиме.

– Понял. Разрешите два вопроса?

– Давай.

– Первый: вы планируете атаковать райцентр?

– Пока этот вопрос останется без ответа. Какой второй?

– Будем запускать мужиков на повозках для разведки в самом райцентре?

– Да, я совсем забыл об этом. Будем, Игнат. Для этого возьми двух человек, загрузите для вида телеги. Пусть они едут с вами.

Как только разведка партизанского отряда вошла в рощу, расположенную недалеко от хлебозавода, об этом тут же было доложено коменданту Горошинского района. Это сделал командир охранной роты обер-лейтенант Ганс Херман. Для доклада он прибыл в комендатуру.

Фишер тут же принял его, выслушал, усмехнулся и сказал:

– Значит, партизаны все-таки решились провести операцию?

– Да, судя по тому, что к райцентру вышла их разведгруппа, – ответил Херман. – Кроме нее, в Горош въехали две повозки со стороны села Ясино. Я приказал солдатам постов охранения не останавливать и не досматривать их, но и не оставлять без контроля.

– Вы, обер-лейтенант, согласовали свои действия с Бонке и Калачом?

– Я предупредил гауптштурмфюрера и начальника полиции, чтобы они ни во что не вмешивались и несли службу в обычном режиме.

– Еще вопрос, Херман. Вы держите взвод на железнодорожной станции?

– Так точно, господин штурмбанфюрер! Там находится взвод лейтенанта Отто Берга. Но я сомневаюсь, что партизаны в состоянии одновременно атаковать райцентр и вывести из строя железную дорогу.

Комендант покачал головой.

– Они не смогут даже войти сюда. Признаться, Херман, я не думал, что партизаны после нашей операции «Листопад» выступят на Горош. Да, это предусмотрено планом, и все же я в глубине души сомневался, что командование отряда пойдет на губительный для себя шаг. Однако, как видим, это произошло. На такое способны только русские. На что надеется бывший секретарь райкома? Неужели он серьезно рассчитывает нанести нам урон и уйти без особых потерь?

– Вы верно заметили, господин штурмбанфюрер, на это способны только русские. Мое мнение таково. Командир отряда не принял бы решение на атаку райцентра, но его к тому принудили партизаны, потерявшие в селе и деревнях своих близких. Так что ваш расчет полностью оправдался.

– Не спешите, обер-лейтенант. А лучше ступайте к своим взводам да обеспечьте, чтобы разведка партизан получила ту информацию, которая нужна командованию отряда. Я переговорю с Бонке и Калачом, прикажу им, чтобы они ни в коем случае не мешали вам.

– Яволь, господин штурмбанфюрер! Разрешите идти?

– Идите, обер-лейтенант. И поддерживайте связь со взводом Берга.

– Да, господин комендант.

Командир охранной роты покинул комендатуру и прошел на позиции второго взвода, которые располагались в жилом секторе и здании начальной школы, на северо-западе поселка. Командир этого подразделения лейтенант Марко Грубер сообщил ему, что недавно прошел доклад от группы слежения за партизанами, вошедшими в город. Повозки миновали улицу Мещанскую, вышли на площадь Свободы, на которой находились ресторан «Мюнхен», клуб и большой промтоварный магазин, за которыми располагалась административная зона. Возчики внимательно осматривают поселок.

Выслушав доклад, обер-лейтенант Херман кивнул и спросил:

– А что основная разведгруппа? Так и сидит в роще?

– Никак нет. Нашим наблюдателем было замечено перемещение одиночных лиц у хлебозавода, элеватора, в районе продуктовых магазинов. Лейтенант Леон Ройдер сообщил, что видел таких же людей у бывшего детского сада и семилетней школы. Думаю, что разведгруппа должна оценить обстановку как раз в этих кварталах.

– Партизаны ходят слишком близко от позиций наших взводов. Как бы им не выйти на них?

– Это предусмотрено. Как только разведчики окажутся непосредственно у позиций, к ним выйдут патрули. Естественно, они не будут захватывать партизан, просто заставят их отойти.

– Кто это предусмотрел? Я подобного приказа не отдавал.

– Ваш заместитель, обер-лейтенант Функе.

– Хорошо. Где он теперь находится?

– На позициях четвертого взвода лейтенанта Керделя.

Херман усмехнулся:

– Это хорошо, да, Марко?

– Что именно, господин обер-лейтенант?

– Хорошо, когда у тебя толковый заместитель.

– О, это да.

– Занимайтесь наблюдением, лейтенант.

– Слушаюсь, господин обер-лейтенант!

Разведчики Лазурина внимательно осмотрели подходы к райцентру с северного и западного направлений и не обнаружили оборонительных позиций немецких подразделений. После этого они прошли по северной окраине райцентра и к 16.00 покинули поселок. В роще их уже ждали и повозки.

Люди, которые осмотрели весь районный центр, доложили Лазурину, что в Гороше все спокойно. Местные жители работают на восстановленных предприятиях, техника рассредоточена в административной зоне поселка. Патрулирование обычное.

Выслушав доклады, начальник разведки отряда отдал приказ:

– Уходим на базу. Маршрут тот же, которым подходили, без захода в село Ясино.

В 20.10 разведчики вернулись на базу. Командир отделения прошел в штабную палатку, где его дожидались командир отряда, политрук, начальник штаба, он же взводный Образцов.

Лазурин вытер запотевшее лицо, достал кисет.

– Разрешите?

– Кури, – сказал Осетров.

Пришлось политруку вновь вставать у открытого окна.

– Значит, так, товарищи командиры. Дошли мы до Гороша, запустили в поселок две повозки. В райцентре все спокойно, разведчикам удалось даже походить по северным кварталам. Полицаи несут службу в обычном режиме. Подразделения охраны мы не видели, как и эсэсовцев. В ресторане и клубе играет музыка, офицеры и солдаты гуляют по центру. В общем, в Гороше нас никто не ждет.

– А ты уверен, что это не имитация, Игнат, – спросил Осетров?

Начальник разведки кивнул и сказал:

– Я понял вас, но согласитесь, что если немцы хотели бы устроить имитацию спокойствия и обычной жизни в Гороше, то наблюдателей своих выставили бы обязательно, причем везде, большей частью как раз там, где мои люди проводили разведку. Мы непременно заметили бы их, но никого не обнаружили. Если это и имитация, то очень умелая. Эсэсовцы еще смогли бы так сыграть, но охранная рота и тем более полицаи? Нет, при всем желании, ожидая атаки, кто-то из них наверняка засветился бы. Допустим, комендант знал о появлении в поселке моих людей и как-то умудрился наладить контроль за ними, но ведь он никак не мог быть в курсе их задачи. А вдруг мы должны были атаковать, скажем, клуб, набитый солдатней? Ведь тогда ни эсэсовцы, ни охранники не успели бы предотвратить нападение. Да, нас всех там положили бы, но и мы завалили бы немало фашистов.

Командир отряда взглянул на Образцова и спросил:

– Что скажешь, лейтенант, как кадровый военный?

– Я согласен с Игнатом. Пусть комендант знал о нашей разведке и не желал раскрывать себя. Все одно он не стал бы рисковать и немцы не ограничились бы наблюдением. Они просто заставили бы разведчиков убраться из поселка, скажем, выслали бы усиленный патруль охранной роты туда, где они находились. Полицаи остановили бы повозки и отправили бы их из райцентра, не дали бы им колесить по всему Горошу. Повод они нашли бы. Тогда разведка не получила бы нужных нам данных. Нет, думаю, после карательной операции комендант расслабился, надеясь на то, что массовая гибель мирных жителей, родственники которых ушли в партизаны, вызовет бунт в самом отряде, а то и его развал. Ведь до этого и в самом деле оставалось совсем немного. Увел бы я своих солдат, и все остальные тоже разошлись бы. Только родственники погибших могли пойти на отчаянный шаг и ценой своей жизни попытаться отомстить полицаям и немцам. Но что для гарнизона поселка какие-то двадцать, а то и меньше партизан с винтовками да ружьями? Их перестреляли бы за пару минут. Я склоняюсь к версии, что в Гороше нас действительно не ждут. А посему предлагаю создать ударный отряд под моим командованием, тридцать человек. В отряд поддержки свести остальных бойцов, в прикрытие отрядить разведчиков с пулеметом и действовать, особо не мудрствуя. К рассвету подойти к поселку, на восходе солнца, гася патрули и посты, пробиться по улице Буденного до площади и административной зоны. Стрелять во всех, кто встанет на пути. В ударном отряде сосредоточить все гранаты, имеющиеся у нас. Закидать ими скопление техники в административной зоне, полицию и, если останутся гранаты, расположение роты СС. Тут же быстрый отход. Группе прикрытия встать восточнее рощи, отсечь противника, позволить нам оторваться от него и скрыться в лесу, потом отойти самим. Вы хотите знать, будут ли у нас потери? Отвечаю, да, будут. Возможно, большие, но не такие, чтобы расформировать отряд. Предупреждаю сразу, вынести раненых из поселка мы попытаемся, но вряд ли сможем. Так что каждый пусть сам определяет свою судьбу. Оставим и погибших. К тому же отряду сразу же придется срочно уходить из Осиповского леса на запад, к болотам. Гитлеровцы накроют базу. Не пехотой, так авиацией. К отходу здесь тоже все должно быть готово. Я закончил.

Наступила тишина. Все обдумывали план лейтенанта Образцова, но ничего другого предложить не могли. Если только остаться на базе и в итоге потерять отряд из-за массового ухода рядовых бойцов.

Осетров взглянул на политрука:

– Что скажешь, Иван Михайлович?

Карасько пожал плечами.

– Скажу одно. Я пойду вместе с лейтенантом. – Он повернулся к нему и спросил: – Возьмешь с собой?

Образцов неожиданно и категорично ответил:

– Нет.

– Но почему? – с удивлением осведомился Карасько.

– А кто здесь будет готовить срочную эвакуацию? Начальник обоза?

– Здесь остается командир отряда.

– Нет. Помогайте ему, товарищ политрук. Основа отряда должна быть сохранена.

Осетров кивнул и заявил:

– Лейтенант прав. Ты останешься здесь, Иван Михайлович.

– Ну, если это приказ, то я его выполню. Остаюсь на базе.

Образцов же сказал:

– У нас мало времени, товарищи. Надо вызвать командиров взводов и поставить им задачу. Все подготовить и отдыхать. На сон останется часов пять, не больше, но этого для здорового человека в экстремальной ситуации достаточно. К шести утра мы должны быть у Гороша, значит, выход отсюда в два тридцать.

Командир отряда отправил посыльного за командирами первого и третьего взводов.

Полутора часами ранее командир охранной роты зашел в приемную коменданта. Секретарша Елена Скорик находилась на рабочем месте. На ближайшие сутки ей было запрещено покидать комендатуру.

– Приветствую еще раз, Хелен. Несмотря на усталость, выглядите вы просто потрясающе.

– Благодарю вас, герр обер-лейтенант. Но не льстите мне. – Она повернулась к зеркалу и вздохнула. – Уж я‐то лучше всех знаю, как выгляжу. Господин Фишер ждет вас.

– Кто у него?

– Командир роты СС и начальник полиции.

– Бургомистра нет?

Скорик шепотом произнесла:

– Я случайно слышала, что комендант намерен ходатайствовать перед генеральным комиссаром о замене нынешнего бургомистра на Калача.

– Кто же возглавит полицию? Калачу только там и место.

– Он вроде как остается и начальником полиции.

– Да, интересно. Только в следующий раз, Хелен, не доверяйте никому свои тайны. Это может плохо кончиться.

– Но ведь вы, Ганс, не выдадите меня коменданту? – Молодая женщина не на шутку испугалась.

Да и какие могут быть шутки с гитлеровцами?

– Я не выдам, а вот Вилли Бонке – сразу же. Хотя нет, он заставит вас делать все, что ему надо. И как от женщины тоже.

– Господи, упаси!

– Посему как можно реже открывайте свой прелестный ротик, Хелен.

– Да, конечно, Ганс, спасибо.

Херман вошел в кабинет коменданта.

– Разрешите, господин штурмбанфюрер?

– Да, Херман, проходите, докладывайте, что у нас по партизанам.

Командир охранной роты зашел, присел на стул у круглого стола и повторил то, что уже докладывал коменданту.

– Значит, партизаны узнали то, что надо нам? – спросил Фишер.

– Так точно, господин штурмбанфюрер!

– Отлично. Сегодня разведка партизан вернется в отряд. Как вы думаете, господа, станет ли командир тянуть с атакой?

– Уверен, нет, – ответил Бонке.

– Я тоже думаю, что партизаны налетят на Горош на рассвете, – подал голос Калач.

Комендант поморщился. Вот уж чье мнение его интересовало меньше других. Но начальник полиции был приглашен на совещание, поэтому Фишеру пришлось выслушать его.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда поступаем так… – Штурмбанфюрер встал, подошел к карте, снял указку и начал ставить задачу.

Офицеры и Калач внимательно слушали его.

Закончив, комендант сел на место и осведомился:

– У кого есть вопросы, господа?

Вопросов не было.

– В таком случае с трех утра все наши подразделения должны находиться на позициях. Полиции вместе со взводом СС осуществлять охрану административной зоны. Вы свободны!

У немцев было достаточно времени на то, чтобы подготовиться к отражению нападения партизан, а по сути – к уничтожению их в капкане, подготовленном заранее.

Партизаны тремя отрядами вышли к Горошу в 6 часов 10 минут, полчаса использовали на привал и уточнение задачи. Ровно в 7 утра, с восходом солнца, ударный отряд на лошадях ворвался в поселок, на улицу Буденного. За ним держался поддерживающий отряд Вешина. Отсутствие постов при въезде на центральную улицу не удивило Образцова, их не определили и разведчики.

Люди Лазурина заняли позиции на возвышенности восточнее рощи, растянулись в линию. Пулеметчик вставил диск, рядом положил второй.

Отряды партизан беспрепятственно продвигались по улице Мещанской. Впереди справа стояла районная больница, слева – продуктовый магазин. Из-за них неожиданно вышли два бронетранспортера.

Лейтенант Образцов осадил лошадь.

– Что за черт? Откуда взялись «Ханомаги»?

Кто-то крикнул:

– Сзади еще два. Это ловушка, засада.

Но Образцов уже все понял.

– Гранаты к бою! – приказал он. – Идем на передние бронетранспортеры.

«Ханомаги» открыли огонь из пулеметов «МГ‐34». Партизаны рванулись было во дворы по сторонам улицы, но оттуда ударили автоматы эсэсовцев. Застучали пулеметы бронетранспортеров, перекрывших путь отхода. Ударный отряд был расстрелян в считаные минуты.

Партизаны успели бросить несколько гранат, произвели с десяток выстрелов из винтовок, и на этом все кончилось. Они нанесли урон противнику, но несущественный, убили всего трех эсэсовцев и стольких же ранили.

Отряду поддержки на Буденного повезло больше. Он оказался за бронетранспортерами, которые били по ударной группе с тыла.

Командир отряда Вешин тут же отдал приказ:

– Разворот, уходим!

Партизанам поддерживающего отряда удалось быстро совершить этот маневр. Они понеслись обратно к Северной улице, за которой было поле и немного далее слева – лес. Но ее перекрыли два бронетранспортера охранной роты.

Отряд буквально напоролся на ливень пуль. Полетели с седел партизаны, упал Вешин с прострелянной грудью, бились в предсмертных судорогах лошади. Двум немецким охранным взводам стрелять вообще не пришлось. Все сделали пулеметы бронетранспортеров и автоматчики лейтенанта Керделя.

Увидев, что основные отряды попали в засаду, Лазурин ударил кулаками в землю.

– Попали, мать твою! Не напрасно командир не хотел атаковать поселок. И мы обделались, разведчики чертовы, не заметили, что немцы готовят засаду.

– Что будем делать, Игнат? – спросил пожилой разведчик.

– А что теперь, дядя Ефим, делать? Уходить будем. Нашим мы уже ничем не поможем.

– Тогда быстрее надо, пока эсэсовцы и охранная рота не вышли на прочесывание местности.

– Да, дядя Ефим, уходим.

Разведчики спустились с возвышенности, оседлали лошадей и двинулись к лесу. Но капкан, подготовленный гитлеровцами, еще не захлопнулся. Сквозь топот копыт Лазурин услышал треск мотоциклетных моторов.

– Немцы! – закричал он.

– Где?

Ответить Лазурин не успел.

Шесть мотоциклов с колясками вышли за хлебозавод и двинулись далее, к лесу. Эсэсовцы увидели конный отряд, оказавшийся в зоне досягаемости пулеметов.

Старший подразделения отдал команду:

– Стой в линию, огонь по партизанам!

Шесть пулеметов ударили одновременно. Они срезали и разведчиков, и их лошадей. Пулеметчик партизан не успел сделать ни единого выстрела.

Вот теперь капкан захлопнулся полностью. Мотоциклисты объехали место бойни, члены экипажей осмотрели тела. Выживших не было. Никого не нашли и полицаи, посланные на улицу Мещанскую. Все три отряда партизан полегли полностью.

Калач узнал, что никого не удалось взять хотя бы раненым, и с досадой сплюнул на асфальт. Он уже предвкушал, как немцы поручат ему допрашивать партизан, взятых в плен. Но не вышло. А жаль, была бы знатная потеха.

Солнце поднялось над Горошем, когда немцы согнали на Мещанскую и в поле местных жителей, приказали им собирать трупы и бросать их в кузова грузовиков. Комендант решил закопать тела в овраге, рядом с расстрелянными евреями.

Гауптштурмфюрер Бонке по телефону вызвал коменданта и доложил ему, что партизанский отряд уничтожен.

– А может, только часть его? – спросил Фишер.

– Разрешите выход в село Ясино. Там мы узнаем, где находится база партизан, и разгромим ее силами моей роты.

– Нет, Бонке, не стоит. Если и остались партизаны на своей базе, то немного. Узнав о том, что мы разгромили лесных бандитов в Гороше, они уйдут. Если, конечно, есть кому уходить. Вы мне вот о чем доложите. Надеюсь, кого-нибудь из партизан взяли живыми?

– Никак нет, господин комендант.

– Это плохо. Ну что ж, они и не сдались бы даже ранеными, а от тяжелых толку нет. Каковы наши потери?

– Трое убитых от разрывов гранат, трое раненых. Все мои. Русские успели-таки огрызнуться.

– А вот это уже очень плохо.

– Война, господин, штурмбанфюрер.

– Извините, Бонке, меня вызывает Минск.

– Я все понял, господин комендант.

Связь оборвалась.

На южной опушке Осиповского леса стояли Осетров и Карасько. Они напрасно вглядывались вдаль, в сторону райцентра. Когда на базу прибежала лошадь, седло которой было в крови, им все стало понятно. Командир отряда отдал приказ врачу, медсестре и санитарам, оставшимся в его подчинении, немедленно уходить в западные леса, к болотам.

Он велел Карасько вести остатки отряда, сказал, что догонит его через пару минут. Политрук тронулся в путь и тут же услышал за спиной приглушенный хлопок. Он сначала не понял, что это было, потом до него дошло – пистолетный выстрел. Второй секретарь Горошинского райкома партии и командир партизанского отряда Павел Дмитриевич Осетров пустил себе пулю в висок.

Политрук приказал забрать тело, принял командование на себя, и небольшой обоз пошел на запад. Партизанский отряд Горошинского района прекратил свое существование.

4 октября 1941 года в пять часов вечера солдат из подразделения, охранявшего дачу народного комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берия, добежал до торца бетонного бункера, расположенного под одноэтажным большим домом, окруженным елями и высокой оградой. Он повесил на крюки, вделанные в стену, четыре мишени размером двадцать на двадцать сантиметров и вернулся к стойке, за которой находились четверо мужчин в штатской одежде.

– Готово, товарищ майор! – доложил боец старшему из них.

– Вижу, молодец, отойди, – сказал тот.

Солдат встал за спинами мужчин.

Майор Шелестов посмотрел на офицеров своей группы, капитанов Бориса Когана, Виктора Буторина и Михаила Сосновского.

– Вы готовы, господа гусары? – спросил он.

– Готовы, – за всех ответил Буторин.

– Выстреливаем по магазину.

Офицеры передернули затворы «ТТ», доложили о готовности к стрельбе.

– Огонь! – отдал команду Максим Шелестов.

Бункер заполнил грохот выстрелов, а после и пороховой дым. Однако здесь работали вентиляторы, и его быстро вытянуло на улицу.

– Вперед! – приказал майор красноармейцу.

Боец пробежал двадцать пять метров до мишеней, встал у крайней.

– Мишень номер один, все пули в «десятку».

Шелестов кивнул и улыбнулся. Это была его мишень.

– Мишень номер два, тоже все пули в «десятку».

Коган взглянул на командира группы и заявил:

– Не ты один умеешь.

Солдат продолжил осматривать мишени и докладывать:

– Мишень номер три, все в «десятку».

Степенный, даже мрачноватый в обиходе Буторин на этот раз тоже улыбнулся и буркнул:

– Нормально.

– Мишень номер четыре, а вот тут одна пуля в «девятке».

– Не может быть! – воскликнул Сосновский. – Я же…

Его прервал Коган, человек в основном сдержанный, но иногда любящий съязвить:

– Бывает, Миша. Ветром снесло пулю.

– Каким ветром?

Шелестов приказал солдату принести мишени, отошел назад, чтобы видеть Сосновского, и сказал:

– Плохо, Миша. Будешь тренироваться.

– Да какая тренировка? Вешайте новую мишень, будут вам «десятки».

– Не сегодня.

Шелестов принял мишени, сложил их в папку как отчет о занятиях по огневой подготовке.

– Разрешите идти, товарищ майор? – спросил красноармеец.

– Свободен!

Солдат словно никогда не перемещался шагом, выбежал из подвального тира так прытко, будто за ним гнались лютые враги.

– Сейчас… – начал Шелестов, но его прервали.

В бункер вошел командир отделения охраны старшина госбезопасности Лебедь.

– Извините, товарищ майор, что перебил, но на объект прибыл старший майор госбезопасности Платов и приказал всем вам подняться в кабинет.

– Он в курсе, что у нас огневая подготовка?

– Так точно! Я доложил.

– Идем. Товарищи офицеры, вперед!

Офицеры поднялись в кабинет, который вполне мог бы сойти за служебное помещение, допустим, директора небольшого завода. При их появлении Платов встал из-за стола.

Шелестов сделал два шага к нему:

– Товарищ старший майор государственной безопасности!..

Платов отмахнулся.

– Оставим официальность, тем более что вы не в форме. Занимались огневой подготовкой, Максим Андреевич?

– Так точно, Петр Анатольевич.

– Это хорошо. Результаты?

Шелестов протянул ему папку.

Платов открыл ее, посмотрел мишени:

– Неплохо. А кто это в «девятку» угодил?

Вперед вышел Сосновский.

– Я, товарищ старший майор государственной безопасности. – Он улыбнулся и добавил: – Готов за промах понести любое наказание.

– То, что шутишь, хорошо, а то, что промазал, плохо. Впрочем, из всего наркомата вряд ли кто-то добьется и таких результатов.

Старший майор пожал офицерам руки, указал на стулья, стоявшие за столом совещаний, сам устроился в кресле с торца.

Бойцы специальной группы присели.

Платов осмотрел их и спросил:

– Не надоело сидеть без дела?

– Да мы бы не прочь так и до конца войны сидеть, – ответил командир группы майор Шелестов. – А что? Отдельные комнаты, прямо как в гостинице, трехразовое усиленное питание, чистый воздух, птички поют. К охране привыкли, хотя можно было вполне обойтись и без нее.

– Помечтай. Кончилось ваше безделье.

– Да это мы уже поняли. После крайней операции вы ни разу не навещали нас. Конечно, у вас работы по горло…

– Хватит, Максим. Перейдем к делу. – Он водрузил на стол портфель, ранее стоявший у кресла, достал из него папку.

Судя по тому, что портфель так и остался рядом со старшим майором, она там была не единственная.

– Что вам известно о работе фашистов по установлению нового порядка на оккупированных территориях? – спросил Платов.

Офицеры группы переглянулись, и Сосновский ответил:

– То, что немцы истребляют евреев и цыган. Последних поголовно, тогда как евреев еще размещают в гетто.

– Это только малая часть того, что делают гитлеровцы. В папке информация о германском министерстве оккупированных восточных территорий, его центральных и региональных органах. Ознакомьтесь с ней. На это у вас есть пять минут. – По истечении этого времени Платов протянул руку и потребовал: – Папку мне!

Шелестов вернул ее Платову.

Старший майор откинулся на спинку кресла.

– А теперь, товарищ Шелестов, доложите, что вам известно об имперском министерстве.

– Оно находится в Берлине, рейхсминистр – Альфред Розенберг, заместитель – Альфред Майер. Оба прекрасные семьянины, истинные арийцы и так далее. В составе министерства десять отделов. Информация только по второму, а именно по рейхскомиссариату «Остланд», расположенному в Риге. Рейхскомиссар – Генрих Лозе. Его помощник, доверенное лицо и личный друг – Георг Рихтер. Комиссариат руководит деятельностью оккупационных властей в Эстонии, Латвии, Литве, северо-восточной Польше и западной части Белоруссии. Эта территория разделена на округа. Генеральным округом «Белоруссия» руководит гаулейтер Вильгельм Кубе. Его ведомство состоит из четырех отделов – политики и пропаганды, управления, хозяйства и техники. Дислоцируется в Минске на площади Свободы, четырнадцать. Еще в документах есть данные о подразделениях охраны, службы СД, войск СС, гестапо, вспомогательной полиции, отдела абвера.

– Кто начальник СС комиссариата «Белоруссия»? – спросил Платов, и Шелестов тут же ответил:

– Бригаденфюрер СС Карл Цепнер.

– А управления СД?

– Бригаденфюрер Генрих Шнитке.

Платов продолжил:

– Заместитель Цепнера?

– Штандартенфюрер Клаус Генкель.

– Кто в СД отвечает за организацию и подготовку карательных операций?

После некоторой заминки Шелестов доложил:

– Оберштурмбанфюрер Вальтер фон Тилль.

Старший майор кивнул:

– Хорошо.

Сосновский посмотрел на Платова и сказал:

– Извините, Петр Анатольевич, что нарушаю порядок совещания, но хотелось бы узнать, зачем нам эта информация?

Шелестов усмехнулся и ответил:

– Ты еще не понял, Миша? Нам предстоит работать в Минске по кому-то из гитлеровских начальников.

– Не совсем так, Максим Андреевич, – проговорил Платов. – Плотно работать в Минске предстоит капитану Сосновскому, нашему знатоку немецкого и французского языков, бывшему дипломату. Но по порядку. Наш агент, работающий в Берлине, сообщил, что в Минск и далее в Горошинский район десятого октября сего года должен прибыть из Риги помощник господина Лозе Георг Рихтер со специальной комиссией, а также с генерал-комиссаром Вильгельмом Кубе. Им поручено провести инспекцию в указанном районе.

Офицеры переглянулись, и Шелестов удивленно произнес:

– Такие высокие чины будут инспектировать деятельность оккупационной администрации в каком-то районном центре?

– Удивлены? Я, признаюсь, тоже, но причин не доверять информации, полученной от агента, у нас нет. Он является достаточно влиятельным чиновником в министерстве Розенберга и даже поддерживает с ним, скажем так, приятельские отношения. Агент, без сомнения, посвящен в планы Розенберга и его ведомства. А вот почему под инспекцию попал именно Горошинский район? У меня есть данные, что в двадцатых числах сентября там была проведена карательная операция, погибло много мирных жителей, что вызвало ответную реакцию командования партизанского отряда, который только формировался. Оно решило нанести удар по райцентру, поселку Горош, но немцы устроили засаду. В результате партизанский отряд был уничтожен едва ли не полностью. Подобные акции проводятся практически на всей оккупационной территории, причем и куда более кровавые. Розенберг пожелал провести инспекцию в районе и озадачил Рихтера и Кубе. Это его дело. Для нас особенно важно то обстоятельство, что эти персонажи могут вместе оказаться в небольшом поселке.

Буторин кивнул и проговорил:

– А мы вчетвером должны будем в этом самом небольшом поселке, битком набитом гитлеровцами и их пособниками, уничтожить Георга Рихтера и Вильгельма Кубе. Так, товарищ старший майор государственной безопасности?

– Так, товарищ капитан, но не вчетвером. Хотя основную работу по ликвидации комиссаров министерства Розенберга предстоит выполнить именно вашей группе.

– Что значит не вчетвером? – спросил Шелестов. – Партизанский отряд, который мог бы помочь нам, уничтожен, от подполья, может быть, и есть какой-то толк, но не в нашем случае. Интересно, ваши подчиненные, Петр Анатольевич, уже составили план работы группы в этом, как его, Горошинском районе?

– План есть. Я доведу его до вас. – Старший майор положил в портфель первую папку и извлек оттуда вторую, такую же красную, но потолще.

В ней была карта, которую он расстелил на столе.

– Прошу внимания, товарищи офицеры. Докладываю обстановку, сложившуюся в районе Гороша, касающуюся выполнения вами задачи, определенной пока в общих чертах. Слушайте и запоминайте.

Офицеры склонились над картой.

Платов достал остро заточенный карандаш, но тут в кабинет буквально влетел взъерошенный старшина Лебедь.

– В чем дело, старшина? Вы не попутали кабинет с туалетом? – воскликнул Платов.

– Никак нет, товарищ старший майор государственной безопасности. На дачу едет товарищ Берия. – Последнюю фразу он произнес чуть ли не шепотом, с придыханием. – Мне только что позвонили из наркомата. Он скоро должен прибыть.

– Странно, – проговорил Платов. – Перед самым выездом сюда я беседовал с Лаврентием Павловичем. В восемнадцать ноль-ноль он должен был быть у товарища Сталина. – Платов посмотрел на часы. – Сейчас девятнадцать двадцать. Обычно совещание у Верховного длится не менее часа. Если бы народному комиссару потребовался я, то он вызвал бы меня к себе. Но едет сам сюда, на дачу. Очевидно, это связано с разговором с товарищем Сталиным, но как? Впрочем, гадать бессмысленно, скоро все узнаем. Выходим к даче встречать наркома.

Офицеры пошли на выход. Старшина Лебедь стремглав побежал к КПП.