Глава 16
Клавдий невозмутимо тащил меня по коридору – один поворот, потом еще, прошли мимо трупов усатого и Еремы. Рядом лужей крови, натекшей из-под них, прохаживался тщедушный паренек с выступающими из-под губы передними зубами. Увидев Клавдия, он отсалютовал обнаженным мечом.
- Что, безобразничали? - человек-гора даже шаг не замедлил.
- Оказали сопротивление представителю власти, - ничуть не смутившись, парень вложил короткий меч в ножны и побежал за нами. – А где его светлость?
- Следом идет. С ним Демид и Феофан.
- И Паулюс с Поркиусом?
- Куда без них, - усмехнулся Клавдий, протискивая нас через очередной дверной проем. – Пашка с Прошкой без мыла сам знаешь куда пролезут. Старика нашел?
- Ага, - довольным голосом ответил парень, - чуть не убег, гад. Только от нас не убежишь.
- Все отдал?
- Четыреста золотых.
- Эй,- меня тряхнули,- сколько у тебя отобрали?
- Сотню, - проскрипел я.
- Точно? Ни монетой больше?
- Хоть кто спросит – больше сотни не взяли, неоткуда было.
- Понятливый, - заржал парень. – Ну что, по сто пятьдесят?
- А если боярин спытает?
- Будто он не ведает, что мы себя не обидим. Зато ему служим честно, да и не нужна такая мелочь их светлости. К тому же все равно половину в общую казну вносить, так что на круг не так уж и много останется.
- И то верно, - согласился Клавдий, вынося меня на улицу. – Но ребят нельзя обижать. По полста охране и оболтусам. Ты там живой, парень?
- Ага, - ответил я, - но это недолго. Почки мне отбили и селезенку, а может еще чего.
- А сам чего не лечишь? Вроде как колдун?
- Слабоват я для этого, кровь могу остановить кое-как, а вот такие повреждения не под силу, - обьяснил я. – Так что к доктору мне надо.
- Это сейчас. Десять минут продержишься?
- Откуда мне знать. Но если помирать начну – увидишь.
- Шутник, - Клавдий поморщился. – Эй, Филя, давай-ка к Мирону его, а я его сиятельство дождусь. Не нравится мне это место, была б моя воля, камня на камне не оставил.
Он усадил меня в повозку, парень сел на место водителя и двинул рычаг.
То ли время подошло, то ли от тряски, но сама поездка в памяти не отложилась, и в себя я пришел только лежа на жесткой кушетке. Сначала просто ощутил себя – вроде живой, руками-ногами подвигал, на месте, носом подергал – запах еще тот стоял, густой и больничный. Потом только глаз открыл, правый.
Напротив меня на маленькой табуреточке сидел Филя и что-то жевал. Видно было, что делиться не собирается. Слева чувствовалось какое-то шевеление, так что пришлось и второй глаз открыть и чуть повернуться.
Взгляд мой уткнулся в чью-то грудь. Красивую, налитую, белую грудь, прямо-таки разрывавшую ткань блузки, плавно переходившую в тонкую изящную шею, пухлые красные губы и чуть на выкате зеленые глаза. Аж тряхнуло, служанка-то не приходила на прошлой неделе, и весь складировавшийся во мне тестостерон чуть через уши не полез.
- А больной-то на поправку идет, - раздался еще дальше слева молодой мужской голос. – Любушка, оставь нас. Больному вредно волноваться, иди ко мне в кабинет.
- А то вам полезно, - игриво сказало небесное создание, повернулось ко мне круглой задницей и задорно ей покачивая, удалилось.
- Я бы сказал, выздоровел, - с чавканьем облизал ложку Филя. – Что скажете, Мирон Ипатич?
Вместо шикарной задницы появилось молодое улыбающееся лицо. Вот когда замена только вредит.
- Больной, сколько пальцев показываю? – и сунуло мне под нос фигу.
- Пять.
- Хорошо, и шутить может, - молодой парень похлопал меня по животу. – Ну, внутренние разрывы я залечил, там кроме правой почки и селезенки еще и с поджелудочной были нелады, но я поправил. Все рубцы убрал, на трех ребрах трещины – в стадии восстановления, мозоль костная уже есть, дальше само заживет. С гортанью ничего страшного, там хрящик один надломился, я его срастил. С головой непонятно что, вроде изменений нет физических, но нервные каналы перевозбуждены. Недельку не бегать, не прыгать, вино больше стакана в день не пить, по девкам лазать осторожно, лучше пусть они трудятся, но без фанатизма. В первый день моча может быть с кровью, но это то, что в мочеточниках осталось, выйдет – и будет как раньше. По утрам мочой обтираетесь?
Я сел на кушетке – и вправду, ничего не болело. Встал, несколько раз присел, наклонился,
- Нет, не занимаюсь такой херней.
- И правильно. А то некоторые взяли моду, даже и пьют ее. Не поверите, из-под диабетиков по пять литров в день продаю, для некоторых эстетов, говорят, сладость в ней и букет какой-то. Вы, надеюсь, не из этих?
- Нет, доктор, я из тех. Бифштекс, литр пива каждые шесть часов, прогулка и в 11 вечера в кровать.
- Вот так и продолжайте. Не знаю, кто вам дал такой рецепт, но этот человек отлично разбирался в медицине. Ну а на этом мы с вами закончим, знаю, их светлость ждет вас очень, а таких людей нельзя заставлять ждать, это и болезни провоцирует, а даже иногда со смертельным исходом.
- Спасибо, Мирон Ипатич. На самом деле отлично себя чувствую. Сколько с меня?
- Я у боярина на службе, так что не обижайте меня подношением малым.
- Десять золотых не обидят?
Доктор улыбнулся, - В самый раз.
- Филя, - повернулся я к попутчику, - моя сотня у тебя?
Тот одобрительно кивнул головой, вытащил из кармана пачку.
Я отсчитал три бумажки, протянул врачу.
- Примите от благодарного пациента. И вот пятьу золотых вашей помощнице.
Врач рассмеялся.
- Ох Любушка. Тут корячишься над трупом почти, вправляешь все, в говне и соплях тонешь, а она пришла, жопой повертела и все – больше не надо ничего. Ладно, шучу, она тоже тут и в говне и в соплях, и простыни меняла всю ночь, так что заслужила.
Сунул бумажки в карман и вышел, что-то насвистывая.
- За такое лечение и пятерки обоим бы хватило, - Филя подтолкнул меня к двери. – Но тут ты прав, Мирона обижать нельзя, он, если что, с нами и забесплатно возится, как с детьми малыми, ну кто там пальчик порежет или руку ему отхватят.
Ехать никуда не пришлось. Больница находилась на одной территории с личными покоями боярина Россошьева, а те, в свою очередь, примыкали к княжеской канцелярии, которая, как и другие местные службы, находилась неподалеку от княжьего дворца, но отдельно от него, чтобы не отвлекать князя пустыми заботами. Это мне Филя обьяснил, быстрым шагом пролетая паутину коридоров. На мои вопросы отвечать отказывался, мол, придешь, сам все увидишь, только подгонял.
Когда мы, практически в мыле, влетели в небольшую комнату, где сидели два знакомых мне по допросной молодых человека, Филя спросил, - Ну что, успели?
- Почти, - один близнец показал на часы, показывавшие семь утра, - их сиятельство десерт вкушают, так что еще немного, и опоздали бы.
- Уф, - Филя вытер лоб, - уж торопились как, но успели. Садись, чего там, пока их сиятельство десерт не умнут, нам тут ждать.
И подтолкнул меня к стульям, а сам подсел к помощникам боярина-тиуна. Под их бормотание, сначала оживленное и весьма продуктивное, судя по звуку монет и шелесту купюр, а потом просто скучное, обсуждали какие-то совершенно неинтересные мне темы, вроде кого казнят на следующей неделе и почему князь до сих пор не подписал указ о каких-то фалерах, я задремал. Проснулся только от чувствительного пинка, Филя тянул меня вверх.
- Вставай быстро, засоня, боярин идет.
Я уж хотел сказать, куда этому боярину идти, но вовремя спохватился. Не поймут тут такие шутки, не для той аудитории юмор. Встал, даже более-менее ровно.
- А вот и наш подсудимый,- меланхолично сказал боярин, маша в мою сторону рукой с зажатой в ней обкусанной вафлей, какому-то длинному господину в тоге, с золотым поясом и собольей шапкой на головое. Смотрелось очень смешно. Особенно с валенками на ногах.
Еле удержался, чтобы не хохотнуть, запоздавшая пара прошествовала в покои, куда за ними на полусогнутых проследовал один из сладкой парочки, впрочем, он был там недолго, вышел, аккуратно придерживая дверь, - Зовут.
- Иди, - Филя подтолкнул меня в спину, и на мой взгляд пояснил, - нам не по чину в светлых покоях рассиживать, мы тут подождем.
Покои действительно были светлые – окна во всю стену, с потолка до пола, за приоткрытыми шторами был виден двор, на котором челядь убирала снег, попутно играя в снежки. Снега было много, челяди не то чтобы очень, и развлечение грозило продлиться долго. Несколько повозок с закутанными в тулупы возницами, которых выдавал только идущий откуда-то из глубины одежды пар, немногочисленные ели, по-новогоднему снежно украшенные, и пара собак, затеявших догонялки.
Сами покои были оббиты кремовой тканью, судя по блесткости, как бы даже не шелком, расшитой бисером, и деревянными панелями с развешенными светильниками и картинами. Четыре хрустальные люстры свисали с высокого потолка прямо над длинным столом, за которым на высоком кресле, а скорее – троне, восседал боярин. Справа от него на кресле поменьше примостился товарищ в валенках и шапке, с которой он расставаться не собирался. А слева стояла низкая табуреточка, на которую примостился позвавший меня прилизанный молодой человек. Вдоль стола стояли лавки, и я уже было приглядел себе одну, не слишком затертую, как боярин махнул мне рукой.
- Иди-ка сюда. Да, вставай здесь. Прошка, сферу истины давай.
Прошка вскочил, подбежал рысью к шкафу, стоявшему у стены, распахнул зеркальные дверцы, достал что-то похожее на глобус и так же рысцой допрыгал до стола, куда и водрузил искомый предмет.
- Так, чтобы нам время зря не тратить, клади левую руку на сферу и скажи, как тебя зовут.
Я послушно подошел, положил руку на глобус.
- Марк Львович Травин.
Глобус полыхнул зеленым.
- Смотри, не врет, - сказал боярин высокому. – А ты говорил, не может быть.
- Так это не доказательство, - проскрипел высокий, - он может верить в то, что говорит, вот сфера и отзывается.
- Резонно. Дальше сам спросишь?
- Да, - высокий повернулся ко мне, одновременно перебирая какие-то бумажки с каракулями. – Руку держи на сфере, отвечай четко и только по делу. Понял?
- Да.
- В каком году родился?
- Погоди, - боярин поднял руку, мол, не торопись. – По какому летоисчислению? По римскому, ханьскому или нурманскому? Или иудейскому? У нас же все года перепутаны.
- Хорошо. Сколько тебе лет? – спросил высокий, боярин одобрительно кивнул.
- Тридцать шесть.
- А был среди твоих предков Сергей Олегович Травин?
- Ага, - кивнул я. – Как есть был. Прадедушка мой.
- Хорошо. – Высокий расслабил ворот камзола, наклонился ко мне поближе. - А вот теперь сосредоточься. Твой прадед жив?
- Нет, умер давно.
- А если бы он был жив, сколько бы ему было лет?
Я прикинул. Если прадед девяносто девятого, значит ему бы сейчас было..
- Сто девятнадцать, - ответил под зеленый свисток глобуса.
Высокий поглядел в свои записи, потом на боярина.
- Ну что, сьел, - тот хлопнул руками по коленям, рассмеялся, повернулся к Прошке, - пошел вон.
Прилизанный пулей вылетел из покоев.
- Значитца так, Марк, познакомься. Это княжич Фоминский, Ратибор Всеволодович. Возможно, повторю – возможно, твой родственник. Хоть ты и уверен в своем имени и предках, но кто знает, может, обманули тебя, лишнее придумали. Смекаешь?
Я покачал головой.
- А смотри-ка, умным казался. Ладно, поясню. Сергей Олегович Травин, столбовой дворянин боярского рода Травиных, действительно родился примерно тогда, когда ты и сказал. И пропал через двадцать лет с небольшим. А поскольку ветвь его пресеклась за отсутствием более сорока лет, после смерти отца его Олега Всеславича все права на земли перешли к роду – князьям Фоминским. До появления наследника, который правильно этим имуществом распорядится.
Я кивнул головой.
- И что ты смекнул?
- Прадед мой, насколько я знаю, имущество свое роду завещал, потому как решил осесть в Пограничье.
Сфера было налилась красным, но боярин успел выхватить у меня ее из-под руки.
- Так, сначала оберег тебя опознает, а уж если опознает, то повторишь то, что ты сказал? Да?- грозно посмотрел на меня княжич.
- Да, - легко согласился я. Только земель мне тут не хватало. А под наследство можно выбить что-нибудь.
Боярин широко улыбался, видно было, что все происходящее его вполне устраивает. Вот только понять бы, какой его здесь интерес. Тем временем высокий княжич в валенках достал из сумки серебряную статуэтку ворона, поставил на стол.
- Семейный оберег Травиных. Признает тебя по крови, считай, и мы тебя признаем, - многозначительно посмотрел мне в глаза Фоминский.
Ну да, чего тут непонятного. Из этой двери у меня только два выхода – либо я им отдаю наследство, либо они сносят мне голову, потому как если оберег меня признает, мое слово против их равное, я местные законы кое-как изучил. То, что их слово ровнее моего, понятно, но формально буду вправе на наследство претендовать. Рискнуть?
Я поискал глазами что-нибудь режуще-колющее, потом просто ткнул подушечку ладони клювом ворона. И вроде на вид не острый, а проступила кровь. Пси-портальный модуль высветил какую-то кракозябру, потом появилась красная полоса с отсчетом времени до десяти, каждую секунду меняя частью цвет на синий, и через десять секунд, когда вся полоса наконец стала синей, Ворон начал меняться. Сначала почернели глаза, потом кончики крыльев, хвост, и вот уже буквально через минуту статуэтка стала иссиня-черной, того и гляди – каркнет и взлетит.
- Надо же, признал, - ахнул боярин. – А ведь ты, Ратька, рисковал сильно, не признай его амулет, так бы и сидел с выморочными землями. Или ты еще чего там приготовил?
Княжич усмехнулся, вытащил из сумки точно такой же амулет, провел над ним ладонью, тот тоже стал черным.
- И какой настоящий?
- Вот тот, - Фоминский кивнул на стоящий на столе, - ладно, признаю.
Он подошел ко мне, крепко обнял и трижды поцеловал, потом отодвинулся, держа меня руками за плечи – цепко так.
- Так ты готов решение свое на амулете повторить?
- Готов, - словно сомневаясь, протянул я. – Так ведь дед только про земли и дома на них, да про людишек говорил, а про вещи свои…
- Получишь, - скривился Фоминский под ржач Россошьева. Может на этот смех, а может еще как-то, но Прошка просочился через дверь и снова сидел на своем месте, чиркая в блокноте.
- Так что говорить?
- Повторяй. Я, Марк Львович Травин, из семьи бояр Травиных рода Фоминских, наследник и прямой потомок боярина Сергея Олеговича Травина, признаю выморочное его имущество за родом князей Фоминских как старшего по Лествице.
Я повторил. Боярин засвидетельствовал. Прошка записал. Потом я по знаку княжича приложил лапу ворона к листу бумаги, тот вспыхнул и разделился на две части. Фоминский схватил свою половину и поморщился.
- Вот ведь птица поганая.
- Что там, - сунул нос в бумагу Россошьев.
- Да про земли отписала, а вот имущество движимое и дом в Смоленске за молодым Травиным оставила. Ну да ладно, не так его там и много, имущества этого, не лыбься, Марк, хотя и не без сожаления, но отдам. Денег там нет, уж извини, то малое, что было, все истрачено давно, а вот вещи прапрадеда и дом в Смоленске получишь. И вот еще, - он протянул мне простой золотой перстень, на печатке над выгравированной пушкой схематично изобразили летящую птицу. – Носи, родственничек.
- Спасибо, - я взял перстень, оглядел – вроде великоват, ну да ладно. – А если мы родственники, то кто я – племянник, внук или может дядя?
Высокий задумался.
- Я тридцать восьмое колено, прадед твой был тридцать седьмым. Так что я тебе вроде как дед.
- Деда, - я обнял высокого ровесника, отчего тот дернулся и поморщился. – Так что там с домом?
- Ай да молодец, - смеялся Россошьев, хлопая себя по ляжкам, и куда унылость делась. Впрочем, смешливое настроение испарилось так же быстро. – Свояк, у тебя все?
Княжич пожал плечами, - Да вроде. С родственником повидался, дела с наследством утряс. Оберег…
- Пусть, деда, пока у тебя будет, так сохраннее, - под одобрительный кивок боярина заявил я.
- Дозволяю тебе звать меня по имени, - с кислым выражением лица проскрипел княжич и уточнил, - Ратибор. А с домом вопрос решим, там на нем долги кое-какие висят, как бы цену дома не перекрыли. Да это оценщик смотреть будет.
- У меня есть, - обрадовал я родственничка.
- Драгошич, - добил того, судя по еще более скривившейся роже, боярин.
Фоминский махнул рукой, приказал приложить перстень к ворону, после чего и перстень почернел, а будучи надет на палец, и размером подошел, смахнул свои вещи в сумку и чуть прихрамывая вышел. Повинуясь взмаху руки Россошьева, Прошка тоже нас покинул. Боярин кивнул мне на лавку.
- Ну что спросить хочешь?
Я сел, поерзал – жесткая, зараза.
- Вот в толк не могу взять, боярин, зачем вокруг меня такие сложности? Тысяча золотых – деньги не маленькие, но не настолько, чтобы целую операцию вокруг меня разыгрывать. Да еще это наследство. А вдруг бы я не боярин Травин оказался, а просто однофамилец?
- Ну ты и не боярин,- успокоил меня Россошьев. – Если кто из твоих предков и был, ты отношения к боярскому чину не имеешь, боярство твое великий князь должен подтвердить, а это дело дорогое и долгое. А насчет остального, были у меня свои резоны. Как ты, вижу, понял, выморочное имущество это не наследство, триста лет ждать надо, пока продать можешь, а ну вдруг владелец обьявится. И тут такой случай, грех было не использовать. Ну а если бы ты жуликом оказался, ну что же, удавили бы тебя тут. Ты наследство-то свое видел?
Я покачал головой.
- Смотри, - он провел рукой над столом, и на поверхности дерева начали проступать линии, сложившиеся в рельеф. Вязь дорог раскинулась от края до края, пересекаясь в узлах, где даже некоторые дома можно было рассмотреть.
- Вот княжество Смоленское, - часть стола окрасилась бледно-желтым. – Тут удел Фоминских.
На самом краю княжества подсветился маленький кусочек земли.
- Удел невеликий, да и князья захудалые. Не чета Вяземским. Но за земли свои держатся крепко. А вот тут Травино.
И на подсветившемся участке зажглась яркая звездочка.
- Когда прапрадед твой, Олег, помер, там оставалось пятнадцать дворов, остальные холопы да закупь разбежались. А дед Ратьки был человек рачительный, не посмотрел, что выморочная земля, и как-то добился, что дорога из Смоленска в Тверь через Фоминское прошла, а по всему оказалось, что Травино ближе всего к дороге. Так что сейчас село разрослось, город почти, пять тысяч жителей. Но по праву, если бы ты на него позарился, пришлось бы судиться с Фоминскими да их расходы возмещать. Так что они еще с тобой по-честному поступили. И дом в Смоленске они содержали, ну да оценщик это учтет, все росписи у них наверняка есть.
Я поморщился, - Как бы в долгах не остаться.
- Тут уж как повезет, - рассмеялся боярин. – Сам решил за дом ухватиться, потом не жалуйся.
- Хорошо, а почему вы меня у Тятьева отобрали? В тюрьме я бы и посговорчивее был, лишь бы свободу купить.
- А вот тут ты не прав, если ты дворянских кровей, то колдовское правило тебе не нужно, и все обвинения Тятьева впустую будут. А если нет, то и мне ты неинтересен. Но ведь надо было проверить, уж очень у тебя способности специфические, прям как у прапрадеда твоего, Олега. Тот, правда, от синей смерти не уберегся бы, но вот знаки и нити колдовские почище тебя видел, у смоленского воеводы в приказных дьяках ходил с молодых лет, с самим князем великим дружбу водил одно время, не сгинул бы, может и князем стал.
- И вот теперь все, могу идти куда хочу? – я привстал.
- Идти-то ты можешь, - Россошьев серьезно посмотрел на меня, - свободный человек. Только враги у тебя теперь, один раз я тебя вытащил, ну а потом уже как хочешь. Лети, пока летается.
Сел обратно.
- Слушаю вас, ваше сиятельство.
- Поступаешь к князю Жилинскому на службу, на полгода, - боярин достал серебряное кольцо, пододвинул ко мне. – Жалования не даю, сам заработаешь. Считай это платой за покровительство. Ну а нет, можешь к Фоминским метнуться, вроде как родственники.
- Согласен, - мотнул головой. – Меня доктор ваш вылечил, на ноги поставил, люди ваши из темницы вытащили, так что, - пододвинул к себе кольцо, - полгода отслужу.
- Правильно выбрал, - одобрительно кивнул Россошьев. – Княжья канцелярия, это не то место, где мясо солдатское нужно, тут каждый на особом счету. Время выйдет, захочешь уйти, неволить не буду – проще тебя будет нанять, если нужда какая случится. А не захочешь, остаться решишь, людей я не обижаю, вижу, запас твой колдовской невелик, но всякому применение найдется,
Я надел кольцо, пригляделся – по серебру шла бирюзовая вязь.
- На любом посту покажешь, пропустят. Ты теперь княжий человек, ни подьездных, ни постоялых платить не надо, любой приказной в помощь. Даю тебе две недели на дела личные, а потом будь любезен, чтобы сюда явился. Дело есть, и участие твое надобно.
Встал, вытянулся.
- Готов служить.
- Молодец, хоть и кривляешься. А может тебя дураком к князю определить? Говорят, у цезарей раньше и патриции шутами ходили, так что дворянину вместно, - задумчиво протянул боярин.
- Не отошел еще головой, - пояснил.
- Так отходи. Тут придурочные не нужны, все дела серьезные. Уяснил? Ну все, Филя тебя до постоялого двора проводит, что хочешь спросить – спросишь у него, портала до твоего Славгорода нет, так что сам повозку наймешь. Ну что еще?
- Да вот хотел узнать, - замялся я. – Раз уж я в таком солидном месте служу, нет ли книг каких по колдовским наукам, или доступ в библиотеки? А то куда ни ткнусь, нет такого в обычных лавках.
- А у вас что, в Пограничье, по-другому? – удивился Россошьев.
- У нас там с книгами вообще плохо.
- Ну да, слыхал. Ладно, будет тебе допуск, когда вернешься, и наставника найдем. Все, иди.
Филя, все еще что-то жующий, приказ отвести меня к наемным повозкам воспринял как должное, покосился на серебряное колечко, ничего правда не сказал. А у самого кольцо медное, так что я, если логически рассуждать, вроде как начальник его. Правда, в его отношении ко мне это никак не проявилось, ну да ладно, не то время, чтобы права качать, да и потом навряд ли у меня такое желание возникнет, положение мое в этой структуре шаткое и непонятное. Я ему несколько вопросов задал, получил ответы и советы, в моем положении не лишнее. Солнце уже взошло, пора было назад ехать, задерживаться я не хотел.
- Вот здесь, - пройдя несколько десятков метров от подворья, мы остановились возле небольшой площадки, где стояли несколько повозок, одна самоходная и четыре – запряженных двуоконь. – Ты как хочешь ехать, побыстрее или пошикарнее?
- Лошадей не очень люблю, - сообщил провожатому, кутаясь в отобранный у кого-то тулуп, - они, падлы, когда бегут, срут на пассажиров.
- Ой ты прав, - Филя чуть не рухнул со смеху. – Ну тогда выбирать не из чего.
Я оглядел повозку. Там уже сидел один пассажир, видимо ждал попутчика.
- Давай правую.
Филя подошел, что-то сказал вознице, из груды одежды вырвалось облачко пара.
- Двадцатка на двоих. Устроит?
- Вполне. – Я распрощался с Филей и залез в повозку. – Давай, извозчик, гони в Славгород.
- Вестимо, барин, - гора тряпья приобернулась ко мне, повозка тронулась, набирая скорость. – Вы там дохой укройтесь, а то проморозит.
- Делайте, как извозчик говорит. Ветер прямо до костей пробирает, - наклонившись ко мне, посоветовал второй пассажир.
Надо же, знакомый голос. Я пригляделся, собеседник скинул капюшон.
На меня, ухмыляясь, глядел Инвар.
