Он умело разрезал, сам взял первый кусок и ел, нахваливая, спрашивал у нас, нравится ли, я подтверждал, что да, очень нравится, но напомнил себе, что хорошо бы суметь вырастить в себе хотя бы крохотный участок с органикой, что-то я совсем затормозился с попытками увидеть этот мир таким, каким воспринимают эти существа.

Они ели некоторое время молча, а я подумал, что напрасно пытался просто воспроизводить увиденное, рассчитывая, что дальше заработает само.

Помню, как с невероятными усилиями удалось сложить из атомов простейший дендрит, однако он тут же распался, не желая существовать. Так получилось несколько раз, и всякий раз находил причину: то температурный режим не выдержан, то избыточно давление, то излучение, и всякий раз дивился удивительной слабости этих существ и не мог понять, как ухитряются существовать так долго в предельно враждебной среде.

Наконец пошел по нисходящей цепочке вниз, пока не дошел до «первичного бульона», из которого удивительнейшим способом и образовалась биологическая жизнь. На том уровне достаточно быстро сложил из атомов эукариот, но тот вскоре распался, не желая функционировать.

Когда наконец просуществовал целую секунду, я ощутил победную радость, даже попробовал рассыпать его на атомы, а потом собрать снова, однако не удалось ни первое, ни второе.

Что не удалось второе, еще объяснимо, хотя я запомнил чертеж, как и где каждый атом каждой молекулы, но почему не могу даже рассыпать? Убить могу, то есть прекратить его существование как биологической жизни, а вот рассыпать…

Рассыпать, сказал себе после долгого раздумья, означает власть над материей, что здесь именуется неорганикой, но странным образом органика произошла из неорганики, просто непостижимый процесс, дико и нелепо даже предположить, что есть выше уровень, чем привычная неорганика, из которой вся Вселенная… в том числе и я!

Я снова ощутил то неприятное чувство, которое все чаще чувствую, глядя на эту биологическую жизнь, особенно на ее высшее, как понимаю, проявление, людей. Правда, существуют существа и покрупнее, те же слоны и киты, о которых пока ничего не знаю, кроме вскользь увиденных изображений, но вряд ли эти существа играют заметную роль, так как не заметил приспособленных для них домов, транспорта, да и вообще не встречал пока в городах.

Крякожабер поглядывал на меня очень внимательно, а Марианне сказал:

– Ты правильно сделала, что пришла с ним сюда. Я не знаю, кем он был, но знает слишком много не только для простого обывателя, но даже для знающего астронома. В астрономии нет более сложного и запутанного вопроса, чем загадка происхождения и развития Вселенной… Все существующие теории на самом деле не больше, чем гипотезы. Никто еще не может утверждать, что именно он прав, но вот Крабоид…

Он умолк, а Марианна договорила:

– А он говорит так, будто знает!

– Я не знаю, – ответил он задумчиво, – такой научной школы, где подобный взгляд бы доминировал. Но твой друг говорит так, словно за ним стоят авторитеты.

Я перехватил его пытливый взгляд, ответил мирно:

– За мной Вселенная. Я всего лишь ее часть. Можно сказать, посол. С чрезвычайными полномочиями. А ты, значит, на переднем крае захвата Вселенной биологической жизнью?

Он усмехнулся, покачал головой.

– Сомневаюсь, что к моменту захвата в ней останется даже память о биологии. Я же занимаюсь тем же, чем и все люди на свете. Стараюсь понять, кто мы, зачем, в чем наша тайна бытия?.. Этим заняты все ученые, будь это ядерные физики, медики или даже языковеды.

– Здорово, – ответил я. – Я тоже. Кто, почему, с какой целью?

Он сдвинул плечами.

– Ну, у человечества, как и у Вселенной, изначально цели могло и не быть…

– Была, – возразил я. – Чувствую! Почти понял, но всякий раз ускользает.

Он взглянул на меня с интересом.

– А-а, ты из тех, кто считает, что у Вселенной есть цель?.. Ничего, это нормально, есть же общество плоской Земли… и вообще все люди разные.

– Вот это и сбивает, – ответил я. – Во Вселенной настолько все предсказуемо, что даже люди могут просчитать, где окажется через тысячу или миллион лет та или иная звезда. Но где сами окажутся к вечеру, никто не скажет. Только предположения.

Он рассмеялся.

– Ну да, свобода воли выкидывает всякие шуточки. Хотя на самом глубоком уровне нет никакой свободы, но мы так глубоко не копали. На этом уровне развития, где мы сейчас, все наслаждаются иллюзией свободы.

– А это не так?

Он покачал головой.

– Если учитывать движение атомов в теле, можно бы просчитать, что человек скажет или будет делать в течение получаса. Но для этого компьютер должен быть размером с планету и работать на квантовом уровне… А до тех времен мы как бы сами выбираем себе судьбы!

Марианна обиженно поджала губы, собрала чашки и ушла на кухню. Оттуда донесся плеск воды в раковине, загремела посуда.

Крякожабер кивнул в ту сторону:

– Странно, да?.. Мы еще животные, а уже рассуждаем о Вселенной. Не все, конечно, но люди, как сказал, очень разные. Вселенная выпускает людей в большом ассортименте, чтобы были готовы к разным вызовам.

Я кивнул, но снова подумал с сочувствием, что вся биологическая жизнь существует в очень узком диапазоне. Повысится или понизится температура – все сгорят или замерзнут, любой мощный поток от ближайших звезд сотрет все живое с поверхности планеты и убьет в ее недрах, а вспышка на Солнце превратит Землю в обугленный ком, а то и вовсе испарит.

– Да, – ответил я, Марианна права, не всегда нужно спорить, – с точки зрения людей они ко всему готовы… или стараются быть готовыми.

Марианна возле мойки что-то намурлыкивает веселое, даже танцевальное, Крякожабер с одобрительным видом прошелся взглядом по ее оттопыренным ягодицам, а я еще раз прокрутил в памяти его слова, что человечество вот-вот освоит всю Солнечную систему, следом галактику, а дальше и всю Вселенную!

Не этого ли опасается Вселенная? Возможно, смутно ощутила это еще в тот короткий для нее момент, когда на этой планете зародилась так называемая жизнь, удивительная и странная аномалия, которая находится постоянно на грани исчезновения.

Но если эта жизнь не погибнет сама по себе, то она в самом деле… гм… во всяком случае, развивается с такой невероятной скоростью…

Я вспомнил красочный лист в прихожей, где разрисована эволюция Вселенной, появление первых звезд, образование планет и возникновение самой жизни, затем появление первых амеб, все ускорялось и ускорялось.

А теперь эпохи, которые измерялись сотнями миллионов лет, проходят в течение жизни одного человека. Вон Шерлок рассказывал, что его дед застал дикие, как говорит, времена, когда не было ни телевидения, ни холодильников, ездили на лошадях, а о будущих сексуальных революциях никто и подумать не мог.

Марианна вернулась с кухни, строгая и чистенькая, сказала с достоинством:

– Спасибо, Крякожабер. У тебя хороший кофе, а все остальное хреновое. Даже пицца, хотя девочка, что приносит, наверняка очень услужливая, если такую пиццу жрешь.

Крякожабер повернулся на стуле в ее сторону:

– Что?.. А-а, уже уходишь?..

– Крабоид тоже, – уточнила она. – Думаешь, двух психов оставлю вместе?.. Слишком большой риск! Еще искусаете друг друга или один другого. Когда слишком умничают, всегда либо дерутся, либо пьют, а потом все равно дерутся.

Он с неловкостью улыбнулся, провел ладонью по лицу.

– Ну, ты слишком… категоричная. Хотя вообще-то прогресс двигают психи.

Я тоже поднялся, повинуясь ее строгому взгляду, уже знаю, им тоже можно отдавать приказы.

На улицу мы вышли молча, я двигался с Марианной рядом, не отходя ни на шаг, а когда она села за руль, сказала мне чуть потеплевшим голосом:

– Пристегнись… Ничего не поняла, о чем вы говорили… А еще память потерял! Как можно такое помнить, если потерял?

– Так это не помню, – пояснил я, – просто знаю. Это же так просто!.. Во Вселенной все просто и ясно, хотя сколько чего в ней сказать точно нельзя, каждое мгновение рождаются миллионы звезд, недозвезд, протозвезд, псевдозвезд и призрачных звезд, не считая звезд корпускулярных и дискретных… это если пользоваться языком, которым вы с Шерлоком общаетесь, а так вообще-то Вселенная намного разнообразнее.

Она бросила на меня дикий взгляд, даже автомобиль дернулся под ее ладонями на баранке.

– Вы с Крякожабером сумасшедшие. С вами была молодая женщина с двумя сиськами, а вы даже не попытались… Обидно. Да ладно, прикалываюсь, не смотри так! Вообще-то даже хорошо, я с людьми сидела, а не с самцами, хоть что-то почти праздничное в буднях жизни… Может, ты вообще инопланетянин?

Я покачал головой.

– Точно нет.

– Знаешь?

– Чувствую. И вообще, я уже говорил, никакой инопланетной жизни нет.

Она охнула.

– Что, нигде-нигде?

– Нигде-нигде, – повторил я, подумал и добавил уже уверенно: – И даже здесь непонятно, как и почему появилась.

Что-то в моем голосе прозвучало такое, что она посмотрела на меня со страхом и даже сгорбилась, надолго умолкла, обдумывая что-то свое, а я перебрал все, что со мной случилось за все время, как я возник, решил, что в самом деле какой я инопланетянин?

Я что-то намного более серьезное и важное, чем еще один вид плесени, зародившейся где-то в пространстве.

Первое воспоминание было о пучке элементарных частиц, как их называют здесь, потом дальше и сложнее, образование звезд и галактик, наконец из звезд третьего поколения начали образовываться настолько сложные структуры, что становились все менее управляемыми, а здесь так и вовсе произошло что-то не поддающееся осмыслению…

Так что Крякожабер, как ни странно, прав. Хотя откуда он мог узнать такое? Или он тоже часть Вселенной?

Марианна остаток дороги молчала, а я снова подумал о своей миссии, в которой много непонятного. Если Вселенная хотела уничтожить биологическую жизнь, ей ничего не стоит рассыпать на элементарные частицы весь этот сектор пространства с множеством галактик, пустяк для ее масштабов, но вместо этого послала часть себя в самый центр этого невероятного образования!

И вот я здесь с той же миссией уничтожить всю биологическую жизнь, хотя, как уже понимаю, Вселенная могла бы сделать это и сама. Тогда почему?

Разве я сделаю лучше?.. Нет, здесь что-то другое…

Если бы, мелькнула назойливая мысль в который раз, температура на Земле чуть-чуть поднялась или едва-едва понизилась, биологическая жизнь погибла бы. Да и зародиться бы не смогла.

Да и вообще планета просуществует недолго, совсем недавно была слишком горячей, даже раскаленной, но температура постепенно и неуклонно снижается, и вскоре здесь условия для жизни исчезнут вовсе. Диапазон ее возникновения и существования всего в пределах ничтожного миллиарда лет, Вселенная за это время только и успеет подумать «Cogito ergo sum».

Но здесь, как будто изначально предусмотрено, еще восемь планет. Почти все могут поочередно принять эту жизнь чуть позже, когда ближайшие сгорят в огне расширяющегося Солнца, зато на дальних поочередно возникнут благоприятные условия.

Но, судя по словам Кракожабера, у людей более амбициозные планы. Основная масса народа просто живет, но небольшая группа, рассеянная по всей планете, говорит, что очень все скоро изменится. И человек перестанет быть человеком, превратится в нечто более могущественное настолько, что начнет перестраивать по своим непонятным прихотям Вселенную.

Именно это меня почему-то тревожит больше всего. Но еще больше, как теперь понимаю, тревожит пославшую меня Вселенную.