Марианна хмыкнула, я перехватил ее иронический взгляд на подругу, подумал в замешательстве, что хотя люди стремятся к порядку, но, как сами признаются, удается им не всегда, потому что не может быть слишком много порядков, порядок должен быть один. С другой стороны, сама биологическая жизнь только-только возникла в нашем мире, упорядочиться не успела.

– Крякожабер, – сказала мне Марианна, – такой же сдвинутый, как и ты, только по-другому.

Бабетта уточнила:

– Он вообще классный, хоть и умный. Что-то у них есть общее, не находишь?

– Крякожабера вроде бы не сбивали? – поинтересовалась Марианна. – Хотя да, он сдвинутый на своих звездах. Потому бывает чаще всего занудным. Или возьмет и правду скажет! Обидно.

– Кому его правда нужна? – спросила Бабетта с женской беспечностью. – Везде одни фейки. Неправда всегда интереснее… А с этим молчаливым красавцем ты что-то надумала?

Марианна насторожилась, даже чашку с кофе опустила и посмотрел на Бабетту в упор.

– А что я могла надумать?.. И с чего бы я надумывала?

Бабетта засмеялась, покачала головой.

– Я тебя знаю не первый год. В детстве подбирала выброшенных котят?

– Ну и что? – возразила Марианна. – А может быть, я просто добрая?

Бабетта кивнула в мою сторону, голос ее прозвучал уже серьезно:

– Этот тебе кажется таким же котеночком. Крепким, но выброшенным из жизни. И в тебе просыпается извечная женская жалость… Материнская даже.

Марианна возразила совсем раздраженным голосом:

– Какое материнство?.. Я вообще, может быть, чайлдфристка!.. Местами.

Бабетта воздела руки, как преступники, что показывают свою безоружность.

– Сдаюсь, сдаюсь. Значит, пока оставишь у себя?

Марианна посмотрела на подругу из-под сердито насупленных бровей.

– С чего ты взяла? И с какой стати?.. А вот и оставлю тебе назло. Не возвращаться же ему к тем наркоманам. Может, за пару ночей придет в себя.

Бабетта сказала очень серьезно:

– Только не устраивай ему эти ночи слишком бурными. А то забудет и то, что знал.

Она ответила с достоинством:

– Это у тебя такой юмор? Что-то он толстеет быстрее тебя.

– Я же общаюсь с копом, – напомнила она, – Какой тут тонкий юмор? Хорошо, я за тебя рада, подруга. Но ты, если что, звони. К счастью, я живу близко, тут же окажусь хоть в вашей спальне.

– У нас нет нашей спальни, – отрезала она. – А он спит на диванчике. Ему вроде бы все равно, на перине или камнях.

– Но тебе-то не все равно?.. Ладно-ладно, не дерись, у меня чисто женские шутки, я же блондинка, не зря же Бабетта?.. Но у тебя точно с ним еще не было секса?

Марианна сказала сердито:

– Ты чего?

– А что, он парень хорош, а сложен как гладиатор.

– Сумасшедшая, – ответила Марианна с негодованием. – Он же вроде инвалида, как можно?.. Это нечестно!

Бабетта засмеялась весело и заливисто.

– Да брось, инвалидство у него в мозгах, а мозги для хорошего доброго секса совсем ни к чему. Даже лучше, когда их у мужчины в это время не наблюдается.

– Нет-нет, – отрезала Марианна, – ни за что.

Бабетта прищурилась.

– Ты что? С какой поры стала такой щепетильной?

– Я и была, – огрызнулась Марианна, – только раньше дурнее была. И доверчивей… Крабоид, допил? Бабетта, мы побежали! Жаль, что ты не с нами.

Бабатта тоже поднялась вслед за нами, глаза ее засмеялись.

– Ну да, жаль… Барабан на шею и попутного ветра!

Когда мы возвращались к автомобилю, Марианна сказала с облегчением:

– Я уж боялась, что отправится с нами! Она так стережет этого Крякожабера, так стережет… Он хоть и малость не от мира сего, но у него высокое жалование, прекраснейшая квартира, шикарный автомобиль…

Я кивнул, сказал нужным голосом:

– Да-да, это очень важно.

Она покосилась на меня, вздохнула.

– И ты так думаешь?.. А я вот девочка старых устоев, мне чтоб человек было хороший.

– А Крякожабер хороший?

– Хороший, – ответила она убежденно, – он любит работать, а шикарная квартира у него от родителей, хотя у него у самого высокое жалование. Но не пьет и по бабам в меру, мы таких ценим.

– В этом мире очень разные существа, – согласился я. – Хоть с виду все одинаковые, но разные.

Дверь нам отворил высокий худой самец, молодой, с короткой редкой шерстью на лице, что именуется бородкой. Оглядел меня с головы до ног, это называется критически, кивнул в сторону раскрытой комнаты:

– Заходите, ребята. Вижу, в самом деле… Бабетта со своим звонком была права.

Мы прошли мимо него в прихожую, он зашел следом и закрыл дверь, а Марианна сказала быстро:

– Она тебе званила? А что сказала?

Крякожабер отмахнулся:

– Да так…

– Ну, а все-таки?

Он указал взглядом в мою сторону:

– Не при нем, ладно?.. Так что именно вы хотите?.. Эй, парень!

Я рассматривал огромные фотографии на всех свободных стенах. Галактики, туманности, звездные скопления… Нужно только постоянно фокусировать зрение, чтобы не смотреть сквозь стены, и тогда ужасающая этих существ красота Вселенной откроется полнее.

– Бесподобно, – проговорил я. – А я думал, только цветочки фотографируете да кошечек.

Он улыбнулся, явно довольный, теперь я отличаю оттенки, подмигнул Марианне, а мне сказал дружески:

– Фоткают все, теперь помешательство на селфи, но у меня никаких кошечек и прочего мимишества. Правда, здорово?

– А почему не в трехмерном?

Он хохотнул.

– Да, в самом деле. Марианна, как тебе?

Марианна сказала наивно:

– А правда, почему? Было бы красивее.

Он сказал в некотором раздражении:

– И почему таких тупых не топят в детстве?.. Чтобы сделать трехмерный снимок даже самой маленькой галактики надо десять миллионов лет на то, чтобы облететь ее со всех сторон!.. Не говоря уже о том, чтобы добраться до нее!.. И то, если двигаться со скоростью света!

– Ой, – сказала Марианна, – я не думала, что так долго… А скорость света… это медленнее или быстрее, чем Вован гоняет на своем «Харлее»?

Крякожабер вздохнул и посмотрел на меня, я решил, что это вопрос ко мне. Ответил монотонным голосом:

– Скорость света это двести девяносто девять тысяч, семьсот девяносто два километра и четыреста пятьдесят восемь метров и шестьдесят пять сантиметров. В секунду.

Крякожабер посмотрел на меня с уважением, а Марианне сказал:

– Даже не пытайся вообразить.

Марианна засияла, как выставленная под лучи солнца новая посуда.

– Я знала, я знала!.. Может быть, ты вообще был ученым?

– Нет, – ответил я.

– А кем ты был?

– Никем, – ответил я честно. – Меня не было.

Крякожабер с удовольствием потер ладони одна о другую, странный жест, но означает вроде бы удовольствие или удовлетворение, так что я вроде бы ответил правильно.

– Хороший ответ!.. Я тоже, когда мои расчеты сходятся, чувствую, что заново родился. Проходите в центр моих апартаментов, в смысле в кухню. Кухня всегда была и будет таким местом, начиная с пещер каменного века!.. А в сингулярности посмотрим, посмотрим…

Марианна потащила меня по широкому коридору, на ходу сказала жалобно:

– Ну что ты за человек? О Вселенной знаешь все, а о себе ничего!

– О Вселенной никто всего не знает, – сообщил я. – Даже сама Вселенная.

Крякожабер снова с удовольствием потер ладонями одна о другую, словно собирался получить так огонь и развести прямо на кухне костер.

– Марианна, – сказал он, – вы усаживайтесь, я сварганю кофейку. Посидим, пообщаемся. Мне тоже перерыв как бы весьма.

– Ты весь замученный, – сказала Марианна с сочувствием, – у тебя точно давно не было женщины!

Подражая Марианне, я точно так же опустился на стул, придвинулся с ним ближе. Марианна положила локти на стол, я положил тоже, хотя где-то слышал в передачах по телевидению, что так делать нельзя. Но если Марианна так сделала и не исчезла, то можно и мне. Даже нужно. Чтобы понять их, надо быть такими же.

Что такое кофе и как с ним обращаться, помню, хотя все равно подражал им обоим, точно так же держал чашку и потреблял эту жидкость мелкими глотками.

Крякожабер с чашкой кофе в руке сказал благожелательным тоном:

– Беда не в том, что ничто не может двигаться быстрее света, а что сама Вселенная расширяется все быстрее и быстрее! Стены самой ткани пространства-времени раздвигаются с такой скоростью, что нам никогда не увидеть убегающий край Вселенной… и скоро не увидим даже те галактики, которые сейчас рассматриваем в телескопы!

Марианна раскладывала сдобное печенье на блюдечки, поинтересовалась дежурным голосом:

– Да?.. А почему?

И хотя спросила лишь потому, что Крякожаберу вроде бы нужен ответ, хотя он ему совсем не нужен, даже мне понятно, однако Крякожабер ответил с жаром в голосе:

– Пройдет время, и никто не сможет доказать, что во Вселенной есть звезды или вообще что-то, кроме нашей системы…

На меня посмотрел с вопросом в глазах, я кивнул, давая понять, что понял. Чтобы увидеть край, людям нужно наблюдать через телескопы с помощью частиц, которые двигаются быстрее света, но во Вселенной таких нет.

Марианна сказала жалобно:

– Но как же… мы?

Крякожабер мягко улыбнулся, как ребенку.

– Солнце гораздо раньше станет красным карликом, но не сразу, это будет длится полтора миллиарда лет. Человечество успеет перебраться подальше от Солнца. А Солнце расширится настолько, что выйдет за пределы орбиты Марса. Понятно, что Меркурий, Венера, Земля и даже Марс будут сожжены в его недрах, зато дальше начнется оттепель, и там появятся условия для прекрасной жизни.

– Ой, – сказала она опасливо, – правда?

– Правда, – заверил он. – Потом Солнце расширится так, что выйдет за пределы Юпитера, зато на Енцеладе будет просто рай.

Он взглянул на меня, я снова кивнул, дескать, понимаю и слежу за его мыслью.

Похоже, его это чуточку удивило, но продолжил спокойно и немного победно:

– Во Вселенной масса звезд, но все станут белыми карликами, а затем и черными. Новые звезды рождаться уже не будут. После черных звезд останутся только морозные звезды из чистого гелия, а дальше энтропия… Крабоид, что-то случилось?

Я покачал головой.

– Да так… что-то нехорошо стало…

Марианна сказала жалобно:

– Мне тоже! Мы что, все умрем? Ты серьезно?

– Ты никогда не умрешь, – заверил Крякожабер, он бросил на меня острый взгляд. – Крабоид, что-то вспоминаешь?

Я покачал головой.

– Нет, но картину рисуешь почти верную. К счастью, это будет не скоро… Правда, неизбежно. Увы, законы не изменить.

Он весело засмеялся.

– Вообще-то люди законы меняют. Правда, пока еще не фундаментальные, но и до них дойдет очередь. И пусть гибель Вселенной случится через триллионы дециллионов лет, но мы уже думаем, как спасти ее, представляешь?..

Я помолчал, переваривая его странные слова. Люди живут одно мгновение, но если воспринимать людей не как отдельные частицы, а как Единого Адама, то его существование можно успеть заметить, хотя и оно промелькнет быстрой тенью.

– И, – произнес я медленно, – как?

Он развел руками.

– Пока только проекты, но обязательно решим. Вселенную нужно спасать от тепловой смерти, иначе погибнем и мы. Спасая себя, спасем и Вселенную.

Марианна слушала вполуха, это в лучшем случае, а чаще я вообще видел на ее лице полное непонимание, что меня не удивляло. Больше удивляет, как это Крякожабер знает Вселенную так хорошо и даже делает далекоидущие даже по ее рамкам прогнозы, совершенно дикие, но пугающе правдоподобные.