Глава 5

— Ух, — непритворно впечатлился я, глядя на Стеллу, которая, пошатываясь, отправилась в сторону дома. — А вы строги, Марфа Петровна. Суровы! Может, так не стоит?

— Только так и стоит, — куснула сахарок крепкими зубами верховная ведьма. Иначе совсем страх потеряют.

— А вот «коленями на стекло», — уточнил я. О чем речь?

— О том самом. Как слышится — так и пишется. У меня в дальней темной комнате стекло битое, до крошки измельченное, лежит на полу, вот там эта дура и постоит на коленях денек — другой, пока ума не прибавится. Ну а после мы с ней пообщаемся на тему, как дальше жить станем.

— Денек — другой? — странное дело, но мне вдруг Стеллу стало жалко. Да, она пыталась меня убить, но все равно как — то жалко эту стерву стало. Что она по щам получила — справедливо, но битое стекло… Что за привет доктору Менгеле? — Не слишком ли большое наказание за проступок? Непоправимого ничего не случилось, я здесь, Абрагим, как все восточные люди, вспыльчив, но отходчив…

— Дело не в тебе и не в аджине, — отхлебнула чаю Марфа. — Дело в излишнем самомнении и желании брать на себя больше, чем я велю. Это в офисах да банках за дурную инициативу отвечает непосредственно инициативный, а у нас по — другому. У нас ответ держит не тот, кто решил вперед остальных вылезти, а тот, кто над ним стоит. Ошибка его, ответ мой. Вот ты, Хранитель, сейчас вправе сказать мне: «Марфа, дура старая, твои ведьмы мне свет застят, я буду просить справедливости у Великого Полоза». Что мне тебе ответить? «Я не знала, не хотела»? Смешно ведь, согласись? А Золотой Змей и вовсе слушать такое не будет, попросту пошлет одну из своих подручных ко мне в гости, та поцелуй свой подарит в ночи, и нет больше Марфы. Была — да вся вышла, вместе со своей силой и властью. Оно мне надо?

Звучит реалистично. Ну за тем исключением, правда, что я Великого Полоза ни о чем таком просить не собирался. Да что там — я и не в курсе был, что имею на это право.

Теперь, правда, знаю. И непременно запомню.

— Мало того. — Марфа подлила мне чаю. — Теперь думать стану, — а не было ли у Стеллы твоей изначального умысла нас с тобой лбами столкнуть? Ты помощи у Полоза просишь, меня ногами вперед из дома выносят, на мое место кто — то из ближниц сядет, а Стелла прыг — и совсем близко к креслу Верховной подберется. Она же еще этой зимой никем была, так, подай — принеси. Потом, в начале лета, выслужиться сумела, над своими сверстницами — подружками вознеслась, а такое голову ох как кружит! Больше хочется, больше!

Я молчал, пил чай, жевал очередную ватрушку.

— Разве что убить ее? — задумчиво глянула на меня Марфа. — А, Хранитель?

— Дело ваше, — проглотив кусок, равнодушно ответил я. — Мне все равно.

— Чего это? — верховная ведьма прищурила левый глаз. — Коли коленями на стекло — заступаешься, а как речь о жизни и смерти пошла, так тебе и дела нет.

— Коленями на стекло — это больно, — пояснил я. — Не люблю, когда живых существ мучают. Не по мне такое. Что же до остального — кроме неприятностей я от вашей Воронецкой ничего не видел, так что жалеть мне ее смысла нет.

— Суров. — Марфа оперлась рукой о стол и уставилась на меня. — Мужчина!

Провоцирует меня старая бесовка, колет словами — иголочками в разные точки, ищет то место, где мне больно будет. Техника примитивная, оттого и действенная.

— Марфа Петровна. — Я дожевал ватрушку, глянул на блюдо, где лежал еще десяток таких же, вздохнул и отодвинул от себя чашку. — Давайте уже поговорим о том, зачем вы меня сюда пригласили, а? О кладах, местоположение которых вам известно, сплошной пользе, что ждет меня при условии плодотворного сотрудничества с ковеном, который выгодно отличается от всех прочих обитателей Ночи, и прочих частностях. Я сразу, на дальних подступах, предупреждаю вас о том, что ответ на большинство предложений будет отрицательным, но из глубокого уважения все их внимательно выслушаю.

Молчала ведьма, сложив руки на груди, смотрела на меня, о чем — то думала. Я же, поняв, что пауза затягивается, все же взял еще одну ватрушку. Замечательные они у нее, я таких давно не едал. Не фабричная выпечка, домашняя, не каждый день подобное пробовать приходится.

— Значит, не хочешь ты со мной работать, Хранитель? — наконец осведомилась она у меня. — Верно поняла?

— Такого не прозвучало, — мигом отозвался я. — Жизнь исключительно разнообразна, то, что ни к чему сегодня, может стать необходимостью завтра.

— Не надо играть словами, — поморщилась Марфа. — Ты все верно разложил по полочкам — я знаю, где лежат старые клады, и готова заключить с тобой взаимовыгодную сделку, но тебе это не нужно.

— Сейчас не нужно, — подтвердил я. — Деньги ни к чему, поскольку я парень неприхотливый, а забавы ради со старым золотом возиться не хочу. Иной раз от него вреда больше, чем пользы, это я уже хорошо уяснил.

— Аргумент, — кивнула ведьма. — Но есть ведь и другие варианты. Днями ты заключил договор, по которому обязуешься помочь в поисках сокровищ тем, кто в свою очередь пособит тебе с поручением, от Полоза полученным. Было такое?

— А как же. — Я откинулся на спинку стула. — И сразу примите мое восхищение, служба осведомления у вас работает отлично. Вроде за столом там только свои сидели, а вы все знаете.

— Слухами земля полнится. — Меня одарили улыбкой. — Так я к чему — чем больше народу, тем проще тебе будет батюшке — Полозу услужить. Давай и мы к коллективу примкнем, а? Больше не меньше, хуже не будет.

— Будет. — Я тоже изобразил на лице самую дружелюбную улыбку, на которую был способен. — Ой как будет. Мои новые деловые партнеры против расширения списка концессионеров. Конкуренция, дорогая Марфа Петровна, она такая конкуренция. Бизнес, ничего личного. Но…

— О чем ты, милый? — Ведьма подалась вперед, чем — то напомнив мне королевскую кобру, которую я как — то видел в террариуме пражского зоопарка. Помню, напугала она меня тогда изрядно. Тоже вот так на хвосте стояла, чуть покачивала башкой, а потом как молния вперед рванула, в стекло врезалась клыками, и по нему мутный яд потек. — Какая конкуренция? С кем мне конкурировать? С грязными тварями, которые всего — то сто лет как перестали по подвалам да схронам таиться, и вылезли наверх только потому, что города выросли, что грибы после дождя? Мы — веды знающие, наши праматери свою силу от богов получили, цари земные к нам на поклон ходили.

— И между делом жгли прямо в избах, — добавил я. — Как видно, не до конца понимая, с кем связываются.

— В толк не возьму, ты сильно смелый или сильно глупый? — склонила голову к плечу ведьма. — Поясни старухе, коли не в труд.

— Скорее глупый, — не стал чиниться я. — Поскольку крепко подозреваю, что слово, данное друг другу на той исторической встрече, только я один держать и стану. Но ничего с собой поделать не могу, воспитан так, что всегда выполняю обещанное. Дурак? Как есть. Так что если вы сейчас пожелаете и меня коленями на стекло поставить, то я вас где — то пойму. Нет, само собой стану сопротивляться, а после отомщу непременно, если получится, но понять смогу.

— Твой предшественник был другой. — До того ледяной взгляд Марфы немного оттаял. — Он мне тоже отказал, но не так, не так. Ладно, зайдем с другого края. Скажи, если кто — то из твоих деловых партнеров нарушит условия договора, ты сочтешь себя свободным от него?

— Нет. Но сочту, что данный повод достаточен для пересмотра основных условий. — Я мигом смекнул, куда она гнет. — Ну или является основанием для внесения в тело договора корректирующих поправок.

А почему нет? Скажу честно — когда эта старушка нависла надо мной, мне стало страшновато, а рука потянулась к карману, где лежал нож. Ясное дело, что такую бабулю и ломом не убьешь, тут нужно нечто большее, чем обычная сталь, но рефлекс есть рефлекс. Да еще и екатерининский рубль, который я по — прежнему носил с собой в качестве талисмана, начал ощутимо припекать ляжку, свидетельствуя о том, что дела идут не ахти.

Так что лучше ей хоть что — то сейчас дать и заиметь ее если не в союзниках, то хотя бы не в противниках. Опять же — Карлу Августовичу приятное тем самым можно сделать, он же вроде как с Марфой знаком, да еще и довольно — таки близко. А что может быть приятней, как оказаться партнером по бизнесу с бывшей возлюбленной? Да — да, ирония. Но когда они начнут жрать друг друга поедом, что скорее всего и случится, то мне от этого, глядишь, какая польза и выйдет. У них дрязги — у меня оперативный простор.

И наконец — подозреваю, что возможностей у этой бабули побольше, чем у тех же вурдалаков. Хотя, конечно, проблемы тоже могут увеличиться в геометрической прогрессии. От одной Стеллы их сколько было, а тут таких Стелл целая груда будет!

— Кушай ватрушки, — ласково проворковала Марфа. — Кушай. И с собой я тебе их велю завернуть, они даже на второй день очень ничего будут. Творог — то не городской, из пачек, а настоящий, тут сделанный.

Ох, не заиметь бы заворот кишок от того творожка. Хотя нет, какой ей смысл меня травить? Вернее — какая выгода?

Но — лютая старушка, такая если вцепится, то не отпустит до той поры, пока тебе горло не перехватит или сама не сдохнет. Надеюсь, до последнего все же не дойдет.

— Спасибо, — поблагодарил я ее. — Да, вот еще что… Есть одно «но», не сказать о нем не могу.

— Ну — ну. — Марфа приложила ладони к чайнику. — Надо же, остыл совсем. Чего молчишь, Валера, говори.

— Характер у меня дрянь, — с улыбкой поведал я ей. — Вздорный, скандальный, взрывной. Терпеть не могу, когда меня пробуют контролировать, когда за мной следят, или когда пытаются объяснять, что я должен делать, а что нет. Вот та же Стелла — она ведь меры не знает. Нет, умом я понимаю, что у нее есть свои интересы, точнее интересы ковена, но…

— Будем считать, что ты меня уговорил, — усмехнулась верховная ведьма. — И предупредил. В ответ я вот что тебе скажу, парень — мне одинаково плевать и на то, какой у тебя характер, и на ту комедию, которую ты сейчас тут ломаешь. У меня есть свой интерес, ты можешь мне помочь в его реализации. Будешь умником, останешься в прибыли, начнешь мешать — умрешь. Все очень просто, Валера. Невероятно просто.

— Насчет помогать — не обещаю, но мешать точно не буду, — уверенно заявил я. — Мы не враги, по крайней мере — пока. Но напоследок вот еще о чем предупрежу — просто так я умирать не собираюсь. Если задумаете меня убить, будьте готовы к тому, что я постараюсь добраться до вас раньше. Не факт, что получится, но попробовать — попробую непременно.

— Вот и правильно, — одобрила Марфа мои слова. — Только так и надо. Всех прощать — души не хватит, ее человеку при рождении отвешивают мало, еле — еле на себя хватает, что уж о чужих людях говорить. А злобы завсегда на всех хватит, ее как воды в море — черпай да черпай, пока не утомишься. Нет, неспроста ты мне сразу глянулся, наших ты кровей, наших. Эй, кто там есть? Паршивку из дальней комнаты сюда ведите.

Последнее слово первой встречи за собой оставить хочет. Прямо как мой родитель, он всегда так же поступал. Сначала что — то маленькое у потенциального партнера забирал, а потом ему же и отдавал, вроде как жест дружбы. Вернее, так считали те, кто поглупее, поскольку в бизнесе, как известно, тоже и простаков, и даже дураков хватает. Кто поумнее, понимали, что это предупреждение, причем весьма недвусмысленное, хотя ни к чему и не обязывающее.

И если я прав, то наш с Марфой Петровной разговор еще даже не начинался. А сегодня так, репетиция его состоялась, причем даже не генеральная. Обозначили позиции, сделали кое — какие выводы, поглядели друг на друга — и только. А остальное — потом.

Кстати, у меня на это «потом» еще пара козырей в рукаве отложена. И, пожалуй, наедине с Марфой я больше встречаться не стану, надо будет или Шлюндта, или Михеева звать в качестве соглядатаев. Ну и подмоги, на случай «если чего».

Стелла за время отсутствия потеряла весь свой лоск, как бы дико это ни звучало. К тщательно уложенным до того в искусную прическу волосам сейчас более подходило слово «патлы», румянец со щек пропал, и осанка неуловимо изменилась. Что там за комната такая, в которой женщина за десять минут стареет на десять лет жизни? Прямо даже интересно.

Но особенно жутко выглядели ее ноги. Марфа не врала, Воронецкую реально определили коленями на битое стекло. Просто у нее они все были в крови, причем при каждом шаге та выступала каплями на израненной коже, окрашивая пурпурным цветом изодранные чулки.

Я прислушался к себе — не екнет ли сердце, не стукнет ли в голову стыд, что вот так красивой девушкой распорядился, фатально спалив ее перед работодателем? Не — а. Ничего подобного. Жалко? Есть немного, уж больно она скверно выглядит. Но все остальное — нет, никаких уколов совести. Воронецкая меня вообще на тот свет чуть не спровадила, и, подозреваю, удайся ей задуманное, сейчас бы обо мне уже не помнила, так, будто я и не жил вовсе.

Как с тобой, так и ты, этот принцип мне был знаком с детства и никогда не подводил. Настоящему другу помоги во всем, врага не жалей, потому что он делать этого тоже не станет. Впрочем, не скажу, что в последние годы мне приходилось пускать это правило в ход, поскольку мое существование назвать полной жизнью сложновато, а без последней ни настоящих друзей, ни настоящих врагов приобрести невозможно.

Но мне оно нравилось. Да, скучновато иногда, зато все понятно и предсказуемо. Одно плохо — кончилось спокойное житье — бытье.

Или, наоборот, — это хорошо?

— Свезло тебе. — Марфа с брезгливостью оглядела Стеллу. — Заступник появился, говорит, что не такая уж ты и дура. Верю в это с трудом, но гостя не уважить не могу. И ты бы особо не кочевряжилась, взяла бы его, да ублажила как следует, хоть бы даже из благодарности.

Стелла бросила на меня косой взгляд, вроде как виновато — благодарный, но я успел увидеть в нем искорку такой ненависти, что даже призадумался — а может, ну ее? Пусть бы ее прямо сейчас тут и пришибли. Воронецкая может сколько угодно распинаться о том, как она теперь хорошо ко мне относится, но этот миг мне не забыть. Она — враг, и останется им всегда. Не знаю, началось ли это той ночью в лесу, или рубежной точкой стал сегодняшний вечер, но это так.

Отвечать она ничего не стала, ни Марфе, ни мне, только поклонилась, даже не поморщившись от боли в ногах, которая, я уверен, была ого — го какая. Порезы штука неприятная, знаю по себе.

— Ну что, Хранитель. — Верховная ведьма поднялась из — за стола, в ее руках забелел невесть откуда там взявшийся платок, в который она начала складывать румянобокие ватрушки. — Спасибо, что в гости заехал, не побрезговал. Моя бы воля, оставила тебя до утра в гостях, чтобы и пообщаться от души, и почтение достойное оказать, но вижу, что спешишь ты куда — то. Есть у тебя дела поважнее, чем со старой бабкой время коротать. Ну раз так, то езжай, чего теперь поделаешь. Эта паскудница отвезет тебя туда, куда надо.

Хотел я ей сказать что — то вроде «под конец немного сфальшивили», но понял, что для того все и говорилось. В каждой мелочи, в каждой фразе эта женщина раз за разом испытывала меня, составляя, как видно, в своей голове мой психологический портрет. Не хочу ее радовать. Хотя, с другой стороны, все равно по ее и вышло, любой результат будет занесен в мою пусть материально не существующую, но уже заведенную личную карточку.

Зря Воронецкая суетится. Ей до этой старушки пока далеко, приблизительно так же, как до Луны пешком. И до тех, кто рядом с ней стоит, подозреваю, тоже.

Впрочем, сейчас Стелле было не до карьерных устремлений, кровь продолжала сочиться из десятков мелких разрезов, и мне было непонятно, как она умудрилась завести машину и выехать со двора Марфы на дорогу. Сильная у нее воля, ничего не скажешь. Вон из глаз слезы текут, губа закушена, но рулит.

— Стой, — не выдержал я через пару минут, глядя на то, как на коврике появляются кровавые кляксы. — Да стой ты наконец! Прижмись к обочине.

— Извини, не спросила, — пробормотала она, вцепившись обеими руками в руль так, что у нее пальцы побелели. — Куда едем?

— На обочину, — рявкнул я. — И быстро!

Стелла выполнила приказ, автомобиль неловко вильнул, и застыл на месте. Девушка откинулась на сиденье, тяжело дыша, глаза ее были закрыты, из — под век все так же, одна за другой вытекали прозрачные слезинки.

— Ну у вас и нравы, — проворчал я, распахивая дверь. — Аптечка в багажнике?

— Да, — всхлипнула Стелла.

Надо отметить, что в этом плане она оказалась молодец, помимо стандартного набора, обязательного по закону, в довольно массивном чемоданчике красного цвета обнаружились другие лекарства, и некоторые из них сейчас очень пригодились. Например — стрептоцид, против нагноения он самое то. Хотя, конечно, если хоть в одной ранке осталось стекло, неприятностей все равно не избежать. Правда, она ведьма, наверняка есть у ее племени какие — то нетрадиционные способы лечения? Отвары там, зелья, все такое?

Но это уж пусть она сама расстарается, а я сделал то, что мог. Не обращая внимания на визги и писки, протер колени Стеллы ваткой, смоченной в воде, прошелся по ним йодовым карандашом, а после начал обматывать бинтами, в которые от души сыпанул измельченного стрептоцида.

— Вот за что ты со мной так? — в какой — то момент спросила меня бледная от боли Стелла. — Ну да, характер у меня дрянь, я знаю, но так — то зачем, Валера? Ты же не мог не понимать, чем все кончится? Хорошо, что вообще сразу горло не перерезали, а то ехал бы ты сейчас домой один.

— Ну такого я и представить не мог, — честно ответил я, аккуратно бинтуя ее колено. — Сурово у вас карают за проступки. Ну а за что… За плохой слух, Воронецкая, за что же еще? Не желаешь ты меня слышать, просто ни в какую. Говорил — не следи за мной? Говорил. Но тебе ведь все надо знать. Говорил — не лезь в мою жизнь? Нет, и тут нос хочется сунуть.

— Я должна все знать, — охнула от боли ведьма. — Понимаешь? Должна! Я очень хочу жить, Валера, ты даже не представляешь как. А ты все дальше и дальше уходишь от меня. Мне страшно, Швецов. Я боюсь пропустить тот момент, когда ты начнешь считать меня обузой, и те, кто уже вьется вокруг тебя, предложат от этой обузы избавиться. Да еще эти змеи…

— Какие змеи? — я аккуратно завязал бинт и занялся второй коленкой.

— Которые в снах моих ползают, — всхлипнула Стелла. — Каждую ночь, каждую ночь… И всякий раз боюсь одного — я проснусь, а они останутся. Но главное — ты! Вурдалаки, Шлюндт этот гребаный, теперь вот с отделом спелся… А меня будто нет, будто я так, приживалка незаконнорожденная. Ненавижу тебя, Швецов, ненавижу!

Град ударов прошелся по моему плечу, кулачки у нее были маленькие, но били сильно.

— Не дергайся ты! — прикрикнул я на разошедшуюся девушку. — Дай добинтую, а потом подеремся! И монашку из себя не строй, хорошо? Не надо этих «ах, меня все игнорируют, а я ведь такая милая». Обидели, понимаешь, мышку, написали в норку…

Ой как хочется ее ткнуть носом в смерть охранников антиквара, но — нельзя. Скажи я это, она мигом все поймет, а после… Вариантов может быть масса, и все они мне не сильно нравятся.

И самое забавное, что кроме этого да сегодняшнего инцидента у Абрагима, мне ей на самом деле даже и предъявить нечего. Ну, может, еще невроз Юльки.

— Скотина. — Удары прекратились, а ругань нет. — И спать со мной отказываешься! Нос воротишь! Все хотят, а он — не хочет. Хвост какой — то выдумал! Нет у нас никакого хвоста, это выдумки всё. Сериалов насмотрятся, а потом… Да тьфу на тебя!

— Ты давай особо не плюйся, — попросил я ее. — Не дай бог… Ну или кто там у вас? Так вот — если какое проклятие ко мне прилипнет, тебе точно кранты. Лично в мешок засуну и в речке утоплю. Я читал, ваше племя не только сжигать можно, но и топить.

— Инквизитор хренов, — сжала губы Стелла. — Только о том, как меня убить, и думаешь!

— Была охота. — Я завязал второе колено. — Можно подумать, на тебе свет клином сошелся. Не переоценивай свою значимость, Воронецкая, не надо. Что до нас с тобой… Скажу то, что уже звучало — ты сама во всем виновата.

— Ну конечно, всегда во всем виновата женщина, еще со времен Эдема. — Стелла вытянула ноги и посмотрела на две повязки. — Ох, как это все мерзко смотрится! И как я теперь машину вести буду?

— Никак, — ответил я. — Мы ее тут оставим, а по домам на такси поедем. Потом заберешь. Единственное, надо бы ее обратно к дому Марфы отогнать, чтобы неприятности какой не случилось.

— Ты совсем дурак? — Стелла повертела пальцем у виска. — Лучше пусть мою «ласточку» угонят, это наименьшее из зол. Короче — случившееся твоя вина, потому давай, решай вопрос.

— Хорошо, — согласился я и вздохнул. — Но если что, именно ты будешь платить «гайцам» за то, что у меня ни прав, ни доверенности нет. Давай, пересаживайся на пассажирское место.

— Тогда помоги, — велела Воронецкая, а следом охнула, когда, опершись на мою руку, встала с водительского сиденья. — Больно Стеллочке, больно бедненькой! Ох, Швецов, ответишь ты мне за это. Ох, ответишь! За каждую капельку моей крови расчет держать будешь!

— Слушай, сейчас тебя тут брошу, и гребись ты в доску! — не выдержал я. — Достала, честное слово! Вот правда, уже жалею, что замолвил за тебя слово и вытащил из комнаты, в которую тебя определили.

— Злой ты, Валера, — проныла ведьма. — Недобрый! Фу таким быть! Мне — можно, я ведьма, у меня суть такая, а тебе нельзя, потому что ты человек!

— Люди тоже так себе бывают. — Я помог ей устроиться на сиденье, которое максимально отодвинул назад. — Не говори, что ты на этот счет не в курсе. И пристегнись.

— Что за блажь? — Стелла поморщилась, пытаясь устроиться поудобнее.

— Пристегнись, я сказал! — не сдержавшись, зло прикрикнул я, неохотно садясь на ее место. — Или вызывай эвакуатор и сиди тут одна его жди.

— Ладно, ладно, — с интересом глянула на меня ведьма и щелкнула замком. — Вот, пожалуйста.

Я положил руки на руль, прислушался к себе. Да нет, вроде все нормально, пальцы не дрожат, в ушах не шумит, в глазах не рябит.

— Ты отвезешь меня домой? — поинтересовалась Стелла. — Сразу говорю — в гости не приглашу. Мой дом — моя крепость.

— Когда я в последний раз такое от девушки слышал, дело было исключительно в том, что у нее в квартире редкостный срач стоял, — не удержался от колкости я, попутно регулируя под себя зеркало заднего вида. — Небось у тебя тоже лифчики и трусы внавалку на стульях накиданы, вот ты и придумываешь оправдания на ходу. Ладно, не дергайся, не собираюсь я к тебе в гости набиваться, оно мне нафиг не надо, себе дороже может выйти. Ты же меня прямо от дверей в постель потянешь, наплевав на телесные повреждения, а мне…

На этот раз она ударила меня под ребра, причем так, что я даже скривился от боли.

— Достал ты меня уже! — в голос крикнула Стелла. — Достал! Мачо хренов! Сейчас домой вернусь, и первым делом на тебя сухоту нашлю. Но не грудную, как обычно, а ту, что пониже пояса мужиков бьет, чтобы у тебя твой инструмент на сдутый воздушный шарик стал похож!

— Не стоит, — поняв, что на этот раз Воронецкая не шутит, попросил ее я. Нет, не испугался, просто понял, что палку перегнул. С нее станется, она ведь и правда может это сделать. — Все, тема снята, больше не буду так шутить.

— Плевать! — Похоже, внутри у Стеллы лопнула какая — то струна, она некрасиво кривила губы, глаза ее, казались, вобрали всю темноту вплотную подступившей ночи, а в голосе слышались непривычные визгливые нотки. — На все плевать! Змеи? Пусть будут змеи! Но тебя…

— Угомонись! — Я отвесил ей пощечину, причем силу особо не соразмерял, потому голова ее мотнулась вправо, приложившись еще и о автомобильное стекло. — Хорош психа давить. Закончили перепалку до той поры, пока я мотор не заглушу. Не отвлекай водителя во время движения транспорта.

Ведьма замолчала, поглаживая рукой щеку, и еле слышно всхлипывая.

Я очень давно не сидел за рулем — и по закону права не имел, да и сам за него не рвался. Но все вышло, как в той пословице — если хоть раз научился ездить на велосипеде, то уже не разучишься. Руки — ноги все вспомнили сами, без помощи головы, внутреннее «я», тихонько начавшее бубнить: «не надо, Валера, добром это не кончится», мигом заткнулось, как только автомобиль стартанул, сходу набрав почти приличную скорость. Движок, конечно, у него зверь, этого не отнять. На моем «астоне», правда, получше стоял, но мне его специально… А, чего теперь вспоминать? Было и было.

Пустая в этот час дорога серой лентой ложилась под колеса, давно забытые ощущения вышибли из головы все треволнения этого длинного дня. Мне сейчас было очень хорошо.

— Хлебнешь? — неожиданно спокойно предложила мне вдруг Стелла, протягивая бутылку виски, пустую на две трети. Видел я ее, когда аптечку доставал, она же более чем наполовину полной была! Однако разошлась моя приятельница. Не захмелела бы, как мне ее после этого домой — то отправлять?

Само собой, везти в Москву я ее не собирался, только этого мне и не хватало. Да и проблемы с «гайцами» не нужны. Ну да, с какими — то удастся договориться, пустив в ход хитрость, обаяние и денежные знаки. А если попадутся те, которые на все это чихать хотели?

Да и потом, не хочется отступать от намеченного плана, того, который включает в себя решение пройти через все круги ада в один день, а именно — сегодняшний.

— Давай, — упрямо повторила Воронецкая, ткнув мне горлышком бутылки в локоть. — Прими на грудь, сними стресс.

Уже принимал, уже снимал, мне хватило одного раза, второго не надо.

— Воздержусь, — хмуро буркнул я, поворачивая. — Да и приехали мы уже.

— Куда? — чуть пьяненько осведомилась у меня Стелла, крутя головой. — А? Это мы где?

— Там торговый центр, тут его парковка, — объяснил ей я. — Сейчас мы сюда вызовем два такси. Одно для тебя, второе для меня. Куда поедешь ты, мне все равно, но я бы советовал особо не экспериментировать. В идеале тебе бы на дом врача еще вызвать, чтобы он колени посмотрел и по новой их перевязал.

— А ты куда? — блеснула глазами ведьма. — Какие планы?

— Я? Поеду, покатаюсь, после, может, в крематорий заскочу.

— Туда — то зачем? — изумилась Стелла.

— Развеяться хочу, — объяснил ей я, доставая смартфон. — Так, кто у нас тут возит?

Смешно прозвучит, но я в очередной раз оказался виноват перед ведьмой. Бред какой — то — она мне палки в колеса ставит, но при этом ее все жалеют, а меня осуждают. На этот раз я стал плохим для водителя восточной наружности, который, как видно, не понимал, отчего я не стал сопровождать до дома пьяненькую красивую девушку с забинтованными ногами и заплаканным лицом. Мне кажется, он вообще меня принял то ли за извращенца, то ли за еще кого похуже.

Помахав рукой мигнувшей красными огнями машине, я закурил и стал ждать свой экипаж, который запропал где — то на просторах Ильинского шоссе.

И вот где справедливость?