Солнце лилось в библиотеку сквозь все окна – они были распахнуты настежь, – квадратами лежало на полу и раскрашивало стол в яркую полоску. Волосы Марка и Хелен под его лучами обратились в белое золото, Джейс превратился в бронзовую статую – правда очень лохматую, – а кошачьи глаза Магнуса заиграли, как турмалины. Он сидел на кушетке, все еще бледный, но явно поздоровевший, и пил воду из озера Лин из хрустального кубка с разноцветной соломинкой.

Сзади сидел Алек. Он усмехался и ворчал, что Магнус пьет мало воды. Эмма никогда бы не поверила, что можно делать и то, и другое сразу, но Алек был не новичок в одновременном выполнении множества дел.

– Я от этой воды пьянею, – пожаловался Магнус. – И на вкус гадость.

– Алкоголя в ней точно нет, – отозвалась Диана; она выглядела усталой (немудрено, после путешествия туда и обратно в Идрис), но как всегда собранной, и черное платье очень ей шло. – Хотя слабый галлюциногенный эффект может присутствовать.

– Это объясняет, почему я вижу семь тебя, – сказал Магнус Алеку. – Моя самая сладкая фантазия.

Дрю поспешно закрыла ладошками уши Тавви, но он как раз играл со слинки, которую подарил Алек, и был совершенно глух к окружающему миру.

– Тот ты, который вон там, очень даже привлекателен, имей в виду, Александр, – сообщил Магнус.

– Это ваза, – заметила Хелен.

Магнус прищурился.

– Я точно хочу ее у вас купить.

– Возможно, позднее, – согласилась она. – А сейчас нам всем надо сосредоточиться на том, что имеет рассказать Диана.

Диана сделала глоток кофе. Эмма пила чай; остальным по трубопроводу подавали кофеин и сахар в промышленных количествах. Алек успел сходить в город (в состоянии счастливого умопомрачения) и принести на завтрак несколько десятков булочек с корицей, пончиков и пирогов. Узнав об этом, весь Институт галопом помчался в библиотеку, включая Кита и Тая. Даже самый скрытный пятнадцатилетний подросток не устоит перед яблочными пирогами с глазурью.

– Кому-то я уже рассказала ночью, но, думаю, лучше повторить еще раз, для всех, – начала Диана. – С помощью Дикой Охоты мы сумели взять довольно много воды из озера Лин. Сейчас Охота распределяет ее среди всех чародеев нашего мира.

– Совет и Конклав ничего не заметили, – поделилась Хелен. – Алина говорила утром с отцом, и он это подтвердил.

Сама Алина сейчас была в офисе – контролировала доставку воды даже в самые отдаленные уголки мира.

– Отличная работа, Диана! – Эмма отсалютовала ей кружкой с чаем.

Все повторили ее жест, Диана улыбнулась.

– Без Гвина ничего бы не вышло. И без Кьерана. Нам помогли фэйри.

– Дети Лилит отныне в долгу перед детьми обоих Дворов, принц Кьеран, – торжественно заявил Магнус, со значением посмотрев туда, где, по его мнению, находился тот, кому были адресованы эти слова.

– Отлично сказано, Бейн, – одобрил Джейс. – Правда, ты обращаешься к пончику, но это ничего.

– Я все равно признателен, – заверил Кьеран.

Он густо покраснел, услышав слова Дианы, на его скулах до сих пор горели алые пятна. В сочетании с синими волосами это выглядело очень мило.

Диана кашлянула.

– Еще мы отнесли воду на пораженные гнилью участки. Вода остановила распространение заразы, но земля все равно остается мертвой. Не знаю, сумеет ли она исцелиться.

– Тесса говорит, что гниль перестанет влиять на колдунов, – сказала Кристина. – Земля останется израненной, но эпидемия закончится.

– Ты видела что-нибудь еще в Идрисе? – спросил Джулиан. Эмма искоса поглядела на него – смотреть прямо было мучительно. – Что-нибудь еще, о чем нам следует знать?

Диана задумчиво повертела в руках чашку.

– Без Охотников Идрис кажется пустым и странным. Часть его магии бесследно ушла. Броселианд без фэйри – это просто лес. Словно из ткани Идриса вырвали кусок.

– Хелен…

В комнату, грохнув дверью, ворвалась Алина – растрепанная и несчастная, с каким-то обгоревшим листком бумаги в руке. Огненное послание… Заметив, сколько народу набилось в библиотеку, она остановилась.

– Я только что говорила с Майей, она в Нью-Йорке. Толпа Сумеречных охотников напала на беззащитных фэйри и всех перебила. Кейли Белая Ива мертва.

– Как они посмели! – Магнус сел, пылая гневом, и стукнул кубком по столу. – Холодного мира было недостаточно? Изгнания Нижнемирских, веками живших в Идрисе, было недостаточно? Теперь еще и убийство?!

– Магнус… – заговорил Алек.

Синее пламя выстрелило из рук Магнуса. Все отшатнулись. Дрю схватила Тавви. Кьеран вскинул руку перед Кристиной, чтобы защитить ее – с другой стороны этот жест повторил Марк. Больше всех этому удивилась сама Кристина.

Эмма вопросительно подняла бровь. Кристина покраснела, Марк и Кьеран одновременно опустили руки.

Синее пламя погасло, слегка опалив стол и не причинив другого вреда. Магнус изумленно уставился на свои руки.

– Кажется, твоя магия вернулась, – заметила Клэри.

– Кое-кто считает, что она никуда и не девалась, – ответил он.

– Так продолжаться не может! – взревел Джейс. – Это нападение – месть за нашу смерть.

– Мы обязаны сказать людям, что живы, – кивнула Клэри. – Нельзя, чтобы из-за нас творились такие беззакония.

Поднялся ужасный шум. Джейсу едва не стало дурно, Алек стоял, положив руку на плечо своего парабатая. Магнус мрачно смотрел на свои руки, все еще синие на кончиках пальцев.

– Клэри, будем реалистами, – увещевала Хелен. – Ты собираешься раскрыть себя и при этом оставаться в безопасности?

– Плевать мне на безопасность! – запальчиво возражала Клэри.

– Ага, и всегда было плевать, – вмешался Магнус. – Но ты – важное оружие против Когорты. Ты и Джейс. Мы не можем вычеркнуть вас из уравнения.

– Послание из Идриса пришло, когда я была в офисе, – сказала Алина. – Переговоры между Неблагим Королем и Инквизитором состоятся через два дня на Нетленных полях.

– И кто там будет? – полюбопытствовала Эмма.

– Только Когорта и Король.

– То есть они могут сказать друг другу что угодно, и никто не узнает? – уточнил Марк.

– Нет, это-то и странно. В письме сказано, что переговоры будут транслироваться на весь Аликанте. Все в городе смогут наблюдать за происходящим.

– Значит, Гораций хочет, чтобы за ним наблюдали, – сказал Джулиан, как будто обращался к самому себе.

– О чем это ты? – тут же спросила Эмма.

Джулиан нахмурился. Он был озадачен и расстроен.

– Я не… я не вполне уверен…

– Мануэль говорил об этом в землях фэйри, – вмешался Марк, внезапно вспоминая. – Правда же, Кьеран? Помнишь, он сказал Обану: «Когда все Охотники увидят, как вы встретитесь и договоритесь о взаимовыгодном мире, все поймут, что вы с Горацием Диарборном – величайшие вожди и можете заключить союз, на который оказались неспособны наши праотцы…». Или что-то в этом роде.

– Обан и Мануэль знали, что так будет? – переспросила Эмма. – Но откуда?..

– Значит, это все предусмотрено планом Когорты. И это не к добру, – сказал, нахмурившись Магнус. – Предусмотрено участие только половины фэйри. Неблагой половины.

– Но это как раз та половина, которая пытается уничтожить нефилимов. Которая открыла портал в Туле́ и привела сюда гниль, – сказал Марк.

– И многие Охотники просто решат, что это еще одно свидетельство того, что весь Дивный народ – зло, – заметила Кристина. – Холодный мир не делал различий между Благими и Неблагими, хотя на стороне Себастьяна Моргенштерна сражались только Благие.

– И только Благие приняли условия Холодного мира, – подхватил Кьеран. – Король с тех пор считал, что нефилимы и Неблагие фэйри находятся в состоянии войны. Когорта и Обан явно хотят, чтобы эта война стала реальностью. Обана не заботит судьба его народа, и то же можно сказать про Горация Диарборна. Они хотят, чтобы переговоры прилюдно провалились, и катастрофа принесла им абсолютную власть.

Джулиан все еще морщил лоб, словно пытался разрешить какую-то загадку, а она никак не давалась.

– Война действительно приносит власть, – сказал он, но…

– Теперь, когда чародеи излечились, нам пора прекратить прятаться, – сказал Джейс. – Нам нужно замирить Идрис еще до этих фальшивых переговоров.

– Замирить? – переспросил Джулиан.

– Туда отправится партия. Обычные подозреваемые – мы, плюс еще Изабель, Саймон, Бэти, Майя и Лили. Все самые доверенные лица. Возьмем их врасплох. Ворвемся в тюрьму, освободим Консула и захватим Инквизитора. Заставим Горация признаться во всем, что он натворил.

– Не станет он признаваться, – покачал головой Джулиан. – Он же истинно верующий. А если по дороге погибнет за веру, так ему же лучше.

Все уставились на него с некоторым удивлением.

– Но ты же не предлагаешь предоставить Когорту самой себе – пусть творит, что ей вздумается, – сказала Кристина.

– Отнюдь. Я предлагаю организовать Сопротивление.

– Нас слишком мало, – возразила Клэри. – Вся оппозиция Когорте рассеяна по миру. Да и откуда нам знать, кто верен Горацию, а кто нет?

– Я был в Зале Соглашений до того, как Аннабель убила мою сестру…

Эмма замерла: ну теперь-то все точно заметят, как плоско, бесчувственно он говорит о Ливви.

– …и я видел, как люди реагируют на Горация. И на похоронах, когда он выступал с речью. Среди них есть те, кто против. Я предлагаю обратиться к Нижнемирским, к фэйри, к чародеям и тем из Охотников, кто точно против Когорты, с предложением сформировать широкую коалицию.

Он думает про Ливви из Туле́, догадалась Эмма. Ее бунтовщики – Нижнемирские и Охотники вместе. Но тогда и называть их надо бунтовщиками, повстанцами. Борцами за свободу. Ливви вдохновляла людей на борьбу…

Кьеран встал и тихо вышел. Марк и Кристина проводили его взглядом.

– Это слишком опасно, – сокрушенно сказал Джейс. – Так среди нас может оказаться предатель. Нельзя просто вот так опереться на чьи-то догадки по поводу того, во что люди верят, а во что нет…

– Джулиан – самый умный человек, которого я знаю, – твердо заявил Марк. – Он не может ошибаться в том, что чувствуют люди.

– Да мы ему верим, – возразил Алек. – Но нельзя рисковать и доверять тем, кто потом может пойти и разболтать наши секреты Когорте.

– Преимущество Когорты в том, что они вместе, – лицо Джулиана было неподвижно, двигались только глаза, изучая собравшихся, одного за другим. – Они едины. Мы же поодиночке кидаемся навстречу опасности, чтобы избавить от опасности остальных. Что если вместо этого мы выступим единым фронтом? Так мы станем гораздо сильнее…

– Это хорошая идея, Джулиан, – перебил его Джейс, – но мы просто не можем такого сделать.

Джулиан умолк, хотя Эмма чувствовала, ему еще было что сказать. Он не собирался ни на кого давить. Возможно, будь он самим собой… но нет, только не этот Джулиан.

– Нам с Магнусом лучше сегодня же отправиться в Нью-Йорк, – Алек встал. – Если мы все собрались в Идрис, нужно отправить детей к моей маме. Можем привести с собой Саймона и Иззи.

– Мы с Клэри останемся здесь, – сказал Джейс. – На Институт все еще может напасть Когорта. Будем первой линией защиты.

– Готовиться надо всем, – подхватила Клэри. – Если ты не против, Хелен, мы пойдем в оружейную, поглядим, что там можно реквизировать. Кстати, я так полагаю, связаться с Железными Сестрами нельзя?

– Они высказались против правительства Идриса, – сказала Алина. – Но заперлись у себя, в Адамантовой цитадели, и с тех пор пока не ответили ни на одно послание.

– Есть и другие способы добыть оружие, – вставил вдруг Тай. – Есть Сумеречный базар.

Интересно, кто-нибудь вспомнит, что Сумеречный базар технически недоступен для Охотников, подумала Эмма. Никто не вспомнил.

– Отличная идея, – похвалил Джейс. – Оружие добыть можно, если оно нам нужно – в каждой церкви и освященном здании в Лос-Анджелесе есть оружейные склады, но…

– Но вы не с демонами собрались сражаться, – закончил за него Кит.

Джейс поглядел на него долгим взглядом: в такой близи семейное сходство просто-таки бросалось в глаза.

– С не самыми обычными, – сказал он, и они с Клэри вышли из комнаты.

За ними ушли Марк и Кристина, потом – Тай и Кит. Дрю увела Тавви с его слинки. Посреди суматохи Магнус посмотрел на Джулиана острым кошачьим взглядом.

– Останься, – сказал он. – Мне надо с тобой поговорить.

Хелен с Алиной с любопытством посмотрели на них. Алек поднял бровь.

– О’кей, – сказал он, – пойду позвоню Иззи, скажу, что мы уже на пути домой. Мне не помешает помощь со сборами, – он посмотрел на Хелен с Алиной. – Магнус еще не совсем здоров.

Язык невидимого общения между Алеком и Магнусом был абсолютно понятен. Врет, чтобы убрать их из комнаты, – решила Эмма. Интересно, а их с Джулианом тоже как на ладони видно? Остальным так же заметно, когда они молча беседуют? Хотя после возвращения из Туле́ они так больше не делали.

Магнус повернулся к Эмме.

– Она знает, – предвосхитил его реплику Джулиан, едва заметно качнув головой. – Ей можно остаться.

Все вышли. Остались только они трое. Магнус молча разглядывал Охотников, переводя взгляд с одного на другого.

– И когда же ты рассказал Эмме о заклинании? – спросил он обманчиво небрежным тоном.

Кажется, за этим вопросом скрывалось нечто большее…

– Как только смог, – Джулиан сдвинул брови. – Она знает, что я хочу от него избавиться.

– Ага, – Магнус откинулся на подушки. – Ты так просил об этом заклинании… Ты был в отчаянии, в опасности. А теперь уверен, что хочешь от него избавиться?

Солнечный луч сделал глаза Джулиана цвета океана на глянцевой журнальной картинке. Рубашка на нем была того же цвета – и все это было так красиво, что сердце Эммы, кажется, пропустило удар.

Увы, это была красота статуи. Его лицо ничего не выражало – она не могла его прочесть, как ни старалась. После того вечера у нее в комнате, они едва ли обменялись парой слов.

Возможно, он уже забыл, что это такое – чувствовать. Возможно, больше и не хотел. Возможно, он ненавидел ее… и, может быть, это даже хорошо, если он ее ненавидит – но Эмма все равно никак, ни за что не могла поверить, что без чувств ему будет лучше.

После мучительно повисшей паузы Джулиан закатал левый рукав. На руке не было бинтов – зато были слова.

«Ты в клетке».

Вся краска сбежала с физиономии Магнуса.

– Бог ты мой, – пробормотал он.

– Я вырезал их в Туле́, – сообщил Джулиан. – Только получив назад свои эмоции, я понял, как несчастен и жалок был без них.

– Какое… варварство, – Магнус, кажется, был потрясен – а еще довольно лохмат: Эмма совершенно не привыкла видеть его без безупречной прически. – Но, полагаю, ты всегда был человеком решительного склада. Хелен сказала, ты какое-то время самостоятельно управлял Институтом. Замещал Артура, который так никогда и не оправился от того, что произошло в землях фэйри.

– Какое отношение это имеет к чарам?

– Такое, что тебе всегда, кажется, приходилось делать трудный выбор. За себя и за тех, кто тебе небезразличен. И теперешний выбор не легче. Я все еще знаю куда меньше, чем хотелось бы, о последствиях проклятия парабатаев. Мой друг изучил для меня этот вопрос, и, судя по его информации, опасность более чем реальна. Возможно, тебе лучше остаться таким.

– Нет, не лучше. И ты сам знаешь, что это не эмоции во мне говорят, – несмотря на смысл слов, произносились они совершенно ровно и невыразительно. – Без эмоций я хуже как Охотник. Я принимаю худшие решения. И я сам не стал бы доверять тому, кто ничего ни к кому не чувствует. Я не дал бы такому человеку принимать решения, от которых зависит судьба других. А ты?

– Сложно сказать, – задумчиво произнес Магнус. – Ты все-таки очень умен.

Комплимент не произвел на Джулиана никакого впечатления.

– Я не всегда был умен в том смысле, о котором ты говоришь. С двенадцати лет, когда умер отец, и младшие оказались на моем попечении, мне пришлось научиться лгать и манипулировать. Если это ум, то да, он у меня есть. Но раньше я всегда знал, когда остановиться.

Магнус поднял брови.

– Джулиан без эмоций, – сказала Эмма, – не знает, когда остановиться.

– Мне понравилась та твоя идея, – Магнус глядел на него с откровенным любопытством, – поднять Сопротивление. Почему ты тогда не поднажал?

– Потому что Джейс был прав. Нас действительно могут предать. В нормальных обстоятельствах я бы сумел продумать эту линию дальше, найти решение… Но когда я такой – нет, – он потрогал висок и нахмурился. – Я думал, что без эмоций смогу мыслить яснее, но оказалось, все наоборот. Я вообще не могу толком думать.

Магнус все равно колебался.

– Прошу тебя, – сказала Эмма.

– Вам нужен план, – покачал головой Магнус. – Раньше, я помню, вы собирались в изгнание, но тогда Роберт мог вам помочь. Гораций Диарборн не станет.

– Он – нет, а другой Инквизитор, возможно, и да. В любом случае мы должны сбросить Когорту. Есть шанс, что преемник Диарборна окажется более здравомыслящим.

– У них нет такого прецедента – «быть здравомыслящим». И к тому же нам неизвестны временны́е рамки, – Магнус побарабанил пальцами по столу. – У меня есть идея. Но вам она не понравится.

– А давай такую, чтобы понравилась? – попробовала Эмма.

– Существует несколько вещей, способных в аварийной ситуации разорвать вашу связь, – Магнус ответил ей мрачным взглядом. – Во-первых, смерть, но этого я рекомендовать не стану. Далее, укус вампира – трудно устроить и тоже может кончиться смертью. Далее, стереть ваши знаки и превратить вас в простецов. Возможно, лучший вариант из трех.

– Такое могут только Безмолвные Братья, – возразила Эмма. – А до них нам сейчас не добраться.

– Есть Джем, – напомнил Магнус. – И я, и он видели, как снимают знаки. А он когда-то был Безмолвным Братом. Вместе мы могли бы это для вас устроить. Правда это будет больно и неприятно. Но если другого выбора нет…

– Я готова, – быстро сказала Эмма. – Если проклятие начнет сбываться, снимайте мои знаки. Я справлюсь.

– Мне не… – начал Джулиан.

Эмма затаила дыхание: прежний Джулиан ни за что не позволил бы ей на такое пойти. Прежде чем Магнус снимет чары, нужно заручиться его согласием.

– Мне не нравится эта идея, – наконец, закончил он со слегка ошарашенным видом, словно удивляясь собственным мыслям. – Но если другого выбора нет, то давайте.

Магнус посмотрел на Эмму долгим взглядом.

– Я принимаю это как обещание, – помолчав, сказал он и протянул руку в кольцах. – Джулиан, иди сюда.

Эмма наблюдала за ними, полная дурных предчувствий. Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг Магнус не сможет снять чары?

Джулиан подошел к чародею и сел напротив.

– Держи себя в руках, – предупредил Магнус. – Это будет шок.

Он коснулся его виска. Джулиан вздрогнул: искра сорвалась с пальцев и, задев кожу, исчезла, как погасший светлячок. Он тяжело задышал и невольно подался назад.

– Я знаю, – руки у него затряслись. – Я уже проходил через это в Туле́. Я смогу… смогу еще раз.

– А помнишь, как тебя тошнило на пляже? – ввернула Эмма.

Джулиан поднял взгляд, и сердце у нее в груди так и подпрыгнуло: там, внутри, было все – ее Джулиан, ее парабатай, лучший друг и первая любовь сразу. И та блистающая нить, что всегда связывала их.

Он улыбнулся – осторожной, сдержанной улыбкой. Тысячи воспоминаний промелькнули в ней: детство, солнце, волны, набегающие на песок и вновь отступающие… самые красивые и большие ракушки он всегда приберегал для нее. Ее рука в его руке, когда она порезалась о стеклышко и была еще слишком мала для ираци. Он плакал, когда ей зашивали рану, – потому что знал, что она не станет плакать, а боль все равно ужасная. Когда им стукнуло двенадцать, он выпросил у нее прядь волос, потому что хотел научиться писать цвет. Когда им было шестнадцать, они сидели вместе на пляже: у нее свалилась с плеча бретелька купальника, а он резко втянул воздух и отвернулся.

И как она не догадывалась… О его чувствах, о своих – они ведь всегда смотрели друг на друга не так, как Алек на Джейса или Клэри на Саймона.

– Эмма, – прошептал Джулиан. – Твои знаки…

Она помотала головой, глотая слезы. Все сделано.

Выражение его лица разбило ей сердце. Он понимал, что спорить уже нет смысла… что это его знаки надо стереть, не ее. Он снова читал в ее душе, а она – в его.

– Дай мне твою руку, Джулиан, – скомандовал Магнус. – Нет, левую.

С трудом оторвавшись от Эммы, Джулиан протянул покрытую шрамами руку ему.

Пальцами, охваченными синим огнем, Магнус с неожиданной нежностью пробежал по предплечью, и высеченные на коже буквы одна за другой поблекли и пропали. Закончив, он посмотрел на него, потом на нее.

– Но есть и хорошие новости, – сказал чародей. – В Туле́ вы не были парабатаями. Это ударило по вашей связи и сейчас она медленно исцеляется. Это дает вам некоторую временну́ю фору, пока узы слабее обычного.

Слава Ангелу!

– Сколько? – спросила Эмма.

– Зависит от вас. Любовь – большая сила. Чем дольше вы проведете вместе, открывшись своим чувствам, тем больше она окрепнет. Вам нужно держаться друг от друга подальше. Не трогать друг друга, не разговаривать. Постарайтесь даже не думать друг о друге – для надежности, – он помахал руками в воздухе на осьминожий манер. – Если поймаете себя на приязненных мыслях в адрес другого, сразу же прекращайте.

Оба в ужасе уставились на него.

– Мы так долго не сможем, – пролепетала Эмма.

– Знаю. Надеюсь, когда мы разделаемся с Когортой, новый Инквизитор пожалует вам изгнание. И надеюсь, это случится скоро.

– Изгнание – горький дар, – Джулиан опустил голову.

– Так часто бывает с дарами, – улыбка Магнуса была полна грусти.

Найти Кьерана оказалось довольно легко. Далеко он не ушел – стоял в коридоре у окна, выходящего на холмы, прижав ладонь к стеклу, словно мог дотянуться через него до песка и пустынных цветов.

– Кьеран, – Марк потянулся к нему, но остановился на полпути.

Кристина тоже замерла: в его лице было что-то далекое, холодное. Неловкость после событий вчерашнего вечера тоже никуда не делась – простые жесты утешения сейчас не к месту.

– Мне страшно, что мой народ ждет смерть, а мою страну – уничтожение, – глухо сказал Кьеран. – Что вся красота и магия фэйри растают и будут забыты.

– Фэйри сильны, мудры и полны волшебства, – возразила Кристина. – Они уже пережили все эпохи истории смертных. И эти… мерзавцы не сотрут их с лица земли.

– Я не забуду красоту фэйри, и ты тоже, – сказал Марк. – Но до этого все равно не дойдет.

Кьеран устремил на них невидящий взор.

– Нам нужен хороший Король. Мы должны найти Адаона. Он должен отнять престол у Обана и положить конец этому безумию.

– Если ты хочешь найти Адаона – мы его найдем. Хелен знает, как связаться с Нене – она попросит ее отыскать его при Благом Дворе, – сказала Кристина.

– Не уверен, что она станет делать это для меня, – покачал головой Кьеран.

– Она знает, как ты дорог мне, – с нажимом сказал Марк, а Кристина согласно кивнула.

Хелен – сама отчасти фэйри, она поймет.

Кьеран прикрыл глаза, словно ему стало больно.

– Благодарю вас. Вас обоих.

– В формальностях нет нужды… – начала было Кристина.

– Еще как есть, – перебил ее Кьеран. – То, что было с нами вчера ночью… – для меня это были мгновения счастья, и теперь я знаю, что они больше не повторятся. Я потеряю одного из вас, а, возможно, и обоих. Скорее всего, других вариантов просто нет.

Он посмотрел на одного, потом на другую. Никто не шелохнулся и не сказал ни слова. Мгновение длилось… Кристину словно парализовало. Ей так хотелось протянуть руки к обоим парням… но, возможно, они уже все решили. Возможно, выхода и правда нет. Уж Кьеран-то наверняка знает. Марк едва стоял на ногах – он бы так не выглядел, если бы его не обуревали те же страхи, что и ее. А Кьеран…

Губы его сжались в твердую линию.

– Простите меня. Я должен идти.

Он кинулся прочь и растворился в тенях в конце коридора. За окном Алек и Магнус вынырнули из задней двери на яркое солнце. За ними вышли Клэри и Джейс и стали прощаться.

– Хотел бы я, чтобы Кьеран наконец понял: он правда будет великим Королем, – Марк бессильно прислонился к подоконнику.

Солнце вызолотило его бледные волосы, зажгло глаза янтарем и сапфиром. Ее золотой мальчик… Такой красивый. Хотя серебряная тьма Кьерана была ничуть не хуже – просто другая.

– Нам надо поговорить, Марк, – сказала она. – Встретимся снаружи ночью.

Эмма и Джулиан молча вышли из библиотеки и молча проделали весь обратный путь до ее комнаты.

– Здесь мне придется тебя оставить.

Слова звучали так, словно у него болело горло, – грубо, хрипло. Рукав все еще был закатан, ниже виднелась здоровая, целая кожа. Она чуть не протянула руку – коснуться ее… коснуться его, убедиться, что это снова он. Снова ее Джулиан.

– С тобой все будет в порядке?

Как с ней может быть все в порядке? Она не глядя нащупала ручку, но не могла заставить себя ее повернуть. Страшные слова так и крутились в голове: проклятие… стереть знаки… держитесь подальше друг от друга…

Эмма прислонилась к двери и впервые с самой библиотеки посмотрела на него.

– Джулиан, – прошептала она, – что мы творим? Мы не сможем жить, не разговаривая или хотя бы не думая друг о друге. Это просто невозможно.

Он не шелохнулся. Она пила его облик, как алкоголик, убеждающий себя, что это точно последняя бутылка. Она так долго говорила себе, что когда чары снимут, она получит его снова себе, целиком – даже не как романтического партнера, а просто как Джулса, ее лучшего друга, ее парабатая…

Кажется, они только что променяли одну клетку на другую.

Интересно, что думает он. Его лицо больше не было пустым: его оживляли краски, эмоции. Он выглядел оглушенным, словно слишком быстро вынырнул после глубокого погружения и его шарахнуло кессонными болями.

Джулиан взял ее лицо в ладони. В его взгляде было светлое, нежное удивление, словно он держал что-то драгоценное и очень хрупкое.

Колени у нее подогнулись. Вот ведь забавно: Джулиан под чарами мог сколько угодно целовать ее обнаженную кожу, и она все равно чувствовала внутри пустоту. Этот Джулиан – ее, настоящий – лишь слегка касался щек, а ее уже поглотила любовная тоска, настолько сильная, что от нее было почти больно.

– Нам придется, – сказал он. – В Аликанте я пошел к Магнусу и попросил заколдовать меня, потому что знал… – он с трудом сглотнул. – Когда мы почти… – тогда, на кровати – моя руна начала жечься.

– Ты потому так вылетел из комнаты?

– Я просто чувствовал, как работает проклятие, – понурился он. – Руна жгла огнем. Я буквально видел его языки под кожей.

– Ты мне об этом не говорил. Как там сказала Диана в Туле́? Их руны начало жечь, будто огнем. Словно в жилах у них тек огонь вместо крови.

Она только сейчас увидела то, на что до сих пор не обращала внимания: синяки у него под глазами, напряженные складки у рта.

– До сих пор на мне были чары, или мы находились в Туле́, и ничего не могло случиться. Там мы не были парабатаями.

Она поймала его за левое запястье – он поморщился. Дело не в боли, она инстинктивно это знала – просто в интенсивности каждого прикосновения. Она и сама это чувствовала: будто вибрация огромного колокола после удара.

– Ты жалеешь, что Магнус снял с тебя чары?

– Нет! – быстро сказал он. – Мне сейчас нужно быть в полной форме, чтобы я мог помочь с тем, что назревает. Чары делали из меня человека, которым я быть не хочу. Он мне не нравится… я ему даже не доверяю. И я не желаю, чтобы рядом с тобой был тот, кому я не доверяю… И рядом с детьми. Вы слишком много для меня значите.

Она поежилась. Ладони у нее на щеках были шершавые, жесткие и пахли скипидаром и мылом. Она потеряла его, получила назад и теперь снова теряла… Это было как смерть.

– Магнус сказал, у нас есть фора. Нужно только… делать, как он велел. Держаться подальше друг от друга. Ничего другого мы сейчас не можем.

– Я не хочу держаться от тебя подальше, – едва слышно пробормотала она.

Он смотрел на нее, и его глаза были цвета синего морского стекла, и темными, как небо в Туле́. Голос был сдержан, спокоен, но в его взгляде читался голод.

– Возможно, если мы поцелуемся один последний раз… – хрипло произнес он. – Подведем черту…

Интересно, кто-нибудь из умиравших от жажды когда-нибудь сам отказывался от воды? Эмма судорожно кивнула, и они кинулись друг к другу в объятия с такой силой, что дверь ее спальни едва не сорвало с петель. В любой момент в коридоре мог кто-нибудь появиться, но Эмме уже было все равно. Она запустила руку в его волосы, вцепилась в рубашку, их губы впились друг в друга так, что она стукнулась затылком об дверь.

Ее губы раскрылись, он застонал, выругался, рывком притянул ее к себе, словно хотел расплющить, слиться с ней воедино. Она едва не порвала его рубашку; он держал ее так крепко, что едва не ломал ребра. Остатками сознания Эмма понимала, как близки они сейчас к чему-то по-настоящему опасному. Все его тело звенело как струна – не от того, что он старался удержать ее, а от усилий удержаться самому.

Она нашарила ручку двери, повернула… Дверь открылась, они едва не упали и расцепились.

С нее будто заживо содрали кожу. Агония. Руна причиняла сильную боль. Эмма ухватилась за дверь, боясь не устоять на ногах. Джулиан хватал ртом воздух, ей казалось, что она слышит, как колотится его сердце. Хотя, возможно, этот грохот в ушах был стуком ее собственного сердца.

– Эмма, я…

– Почему?! Почему из-за парабатайской связи происходит что-то настолько ужасное? Она ведь должна нести добро! Может, Королева права, и эта связь – зло?

– Не… не доверяй Королеве, – с трудом выдохнул Джулиан. Его глаза залило чернотой, осталась только узкая синяя каемка.

Сердце Эммы взрывалось, гибло темной звездой неутоленного желания.

– Я и сам уже не знаю, кому верить. В самой глубине парабатайской руны есть изъян, яд, тьма, равная ее свету – вот что сказала тогда Королева.

– Но она…

Дело не только в ней… я должна ему сказать… Слова Дианы из Туле́ о парабатаях… Но Эмма молчала. Он сейчас не в том состоянии, чтобы услышать это. К тому же они оба знали, что им делать.

– Мы должны сделать, как сказал Магнус, – прошептала она наконец. – У нас еще есть немного времени. Давай не будем… форсировать события.

– Вели мне уйти, – взгляд у него был совершенно загнанный. – Вели мне оставить тебя.

– Джулиан…

– Я всегда сделаю, как ты попросишь, – все кости у него на лице вдруг заострились, словно готовы были прорвать кожу. – Пожалуйста, попроси.

Много лет назад он вложил ей в руки Кортану, и она сжала ее так крепко, что та оставила шрам. Эмма до сих пор помнила боль и кровь. И благодарность.

Он дал ей то, что тогда было больше всего нужно. Настал ее черед.

Она вздернула подбородок. Да, это хуже смерти, но она все равно сможет.

«Я той же стали и нрава, что Жуайез и Дюрандаль».

– Уходи, Джулиан, – она постаралась вложить в слова всю сталь, какую только смогла. – Уходи и оставь меня в покое.

Да, он сам попросил ее так сказать; да, он знал, что это не настоящее ее желание, и все равно Джулиан содрогнулся, как если бы каждое слово стрелой воткнулось ему в грудь.

Он коротко, резко кивнул, отточенно развернулся. И ушел.

Она закрыла глаза. Шаги стихли в конце коридора. Боль в руне постепенно угасла. Это неважно, сказала она себе. Такого больше не повторится.

Кит прятался. Не то чтобы он специально этого хотел… Ему нравилось думать, что он перевернул новую страницу в жизни и уже менее склонен прятаться и замышлять всякие козни. Не так как раньше, по крайней мере.

Нет, вообще-то это преувеличение. Некромантия – те еще козни, даже если ты занимаешься ею скрепя сердце. Может, это как то знаменитое дерево в лесу: если никто про твою некромантию не знает, можно ли считать ее плохой?

Вообще-то можно. И нужно, решил он, подпирая собой стену Института.

Кит на самом деле собирался переговорить с Джейсом, но не рассчитал, что там будут еще и Клэри, и Алек с Магнусом. Он помешал их прощанию… Смутившись, Кит нырнул в полумрак, надеясь, что его никто не заметил.

Клэри обняла обоих отбывающих; Джейс отвесил Магнусу дружеский «дай-пять», после чего сграбастал Алека и они прообнимались наверное несколько часов, если не лет, прилепившись друг к другу и колотя один другого по спинам, пока Клэри и Магнус умиленно взирали на эту картину.

Эта их парабатайская история – сильная штука, подумал Кит и подвигал плечами, чтобы размять шею. Кстати, он сам давно не думал о том, чтобы стать парабатаем Тая… Возможно потому, что Тай был не в лучшем состоянии, чтобы принимать такое решение.

Хотя, может быть… он поспешил прогнать эту мысль. Алек и Джейс, наконец, отклеились друг от друга; Джейс отступил и не глядя взял Клэри за руку.

Повинуясь жесту Магнуса, из синих искр соткался вихрь портала.

Из него вырвался ветер, взметнул пыль и песок. Кит прищурился и с трудом разглядел, как Алек и Магнус шагнули в портал. Ветер улегся. Они исчезли. Джейс и Клэри рука об руку ушли обратно, в Институт.

Кит закрыл глаза и немного побился головой об стену.

– Тебе это нравится, или потом просто приятно перестать?

Кит открыл глаза.

Рядом стоял Джейс, сложив на груди мускулистые руки и с любопытством глядя на него.

– Гм… прошу прощения, – пробормотал Кит.

– Не стоит. Поверь, мне совершенно все равно, превратишь ли ты свои мозги в яичницу, или нет.

Кит что-то пробурчал и вышел на слепящее солнце, моргая и отряхивая рубашку.

– Я собирался с тобой поговорить, но не хотел мешать прощальным обнимашкам.

– Мы с Алеком не стесняемся нашей мужской любви, – пожал плечами Джейс. – Иногда он носит меня на руках, как дамочку в обмороке.

– Что, правда?

– Нет. Я слишком тяжелый, особенно в полном вооружении. Так о чем ты хотел поговорить?

– Как раз об этом.

– О моем весе?!

– Нет, об оружии.

– Я так и знал, что ты Эрондейл! – Джейс довольно усмехнулся. – Отличные новости. Что конкретно ты хочешь обсудить? Типы мечей? Двуручный против одноручного? У меня масса мыслей по этому поводу.

– Я хочу свое оружие. У Эммы есть Кортана. У Ливви были сабли. Тай любит метательные ножи. Джулиан предпочитает арбалеты. Кристина – балисонг. Если я собираюсь стать Охотником, у меня должно быть свое оружие.

– Так ты наконец решился? Собираешься стать Охотником?

Кит ответил не сразу. Он не помнил точно, когда это случилось, – но оно случилось. Тогда, на берегу, рядом с Тенью, он вдруг испугался, что окажется не нефилимом…

– А кем мне еще становиться?

Джейс широко улыбнулся.

– Я в тебе никогда не сомневался, дитя, – он взъерошил Киту волосы. – Ты ничему специально не учился, значит, луки, арбалеты и метательные ножи тебе не светят. Но я тебе что-нибудь подберу. Что-нибудь, что сразу будет заявлять: «Эрондейл!».

– Я прекрасно могу убивать, – возразил Кит. – У меня черное чувство юмора и злодейский шарм.

– Слова прирожденного Эрондейла! – восхитился Джейс. – Кристофер… я могу называть тебя Кристофером?

– Только попробуй.

– Кристофер, семья для меня никогда не ограничивалась кровным родством. Семья – это то, что ты выбираешь сам. Но, как оказалось, приятно – приятно, когда у тебя есть настоящий кровный родственник. Ему можно рассказывать скучные семейные байки. Тебе известно что-нибудь об Уилле Эрондейле? Или о Джеймсе Эрондейле?

– Кажется, нет.

– Превосходно! Я часами смогу портить тебе жизнь. Ну, я пошел искать для тебя оружие. И помни: дядя Джейс всегда готов дать тебе ценный совет насчет жизни… или оружия. Лучше – насчет и того, и другого.

Он отдал честь и умчался, прежде чем Кит успел спросить, что полагается делать, если кто-то, к кому ты неровно дышишь, опрометчиво собирается заняться воскрешением мертвых.

– Ну и ладно. Ну и пожалуйста, – проворчал он себе под нос.

– Кит! Кит! Пссст!

Он подскочил на пару футов в воздух и, обернувшись, увидел Друзиллу, которая подавала ему знаки, свесившись из окна наверху.

– Ты сказал, мы можем поговорить.

Кит удивленно заморгал. Из-за последних событий договоренность с Дрю совершенно вылетела у него из головы.

– Э-э-э… Давай. Сейчас поднимусь.

«Интересно, где Тая носит?» – думал он, взбегая по лестнице. Кит уже привык всюду таскаться с ним. Вставая, он находил Тая за чтением в холле, а ложились они, только одурев от поиска нужной информации или до упаду нашнырявшись по Сумеречному базару, провожаемые одобрительным взором Гипатии. Симпатии обитателей Базара Тай не искал, но все его там любили – надо же, мальчик-Охотник, а такой вежливый, обходительный, оружием у всех на виду не трясет, никому не угрожает, только спрашивает, нет ли у вас того или этого.

Тай вообще необычная личность, думал Кит. Напряженность между Охотниками и Нижнемирскими словно вообще его не затронула. Во всем свете его интересовало только одно: магическая формула, которая позволит ему вернуть Ливви из мертвых. Если поиски составляющих оказывались успешны, он был счастлив, если нет – расстроен, но на других он свое расстройство не срывал. Единственный человек, к кому он доброты не проявлял, был он сам.

Но в последнее время, с тех пор, как очнулись Эмма и Джулиан, Тая стало трудно найти. Если он над чем-то втайне работал, Киту в его делах места не было. И Киту от этого было почему-то больно… Даже как-то слишком. Впрочем, на эту, сегодняшнюю ночь, у них планы имелись, а это уже кое-что.

Комнату Дрю он нашел без труда: хозяйка сама стояла на пороге, приплясывая от нетерпения. Завидев Кита, она схватила его, затащила внутрь и захлопнула дверь. А потом даже заперла.

– Ты меня убить собираешься? – на всякий случай уточнил Кит.

– Ха-ха, – мрачно отозвалась Дрю и трагически бросилась на кровать.

На ней было черное платье-футболка с изображением истошно орущей физиономии, а волосы – заплетены в косички, причем так туго, что они торчали перпендикулярно голове. Сложно представить это существо одетым, как роковая бизнес-леди, и расставляющим ловушки Барнабасу Хейлу.

– Ты отлично знаешь, о чем я хочу поговорить.

– О Тае, – Кит прислонился к краю стола.

– Он не в порядке. И скрывает это. Ты вообще в курсе?

Кит хотел сказать что-то в свою защиту или заметить, что ничего необычного не происходит, но вдруг обмяк, словно сбросил с плеч тяжелую ношу, но ноги у него еще подгибались от напряжения.

– Понятия не имею, как им это удается… но никто вокруг в упор этого не видит, – оттого, что он наконец-то это сказал, на него свалилось такое облегчение, что стало почти больно. – Нет, он не в порядке. Да и с чего бы ему быть в порядке?

– Никто из нас не в порядке, – голос Дрю заметно смягчился. – Без этого, наверное, никак. Когда тебе самому больно, бывает сложно понять, что и другие тоже могут мучиться – просто по-другому… или хуже.

– Но Хелен…

– Хелен не настолько хорошо нас знает. Нет, она очень старается… Но откуда ей знать, что Тай сейчас не такой, как раньше, если она этого «раньше» никогда не видела? Марк застрял у фэйри, Джулиана и Эммы тут не было. Если кто-то и заметит – сейчас, когда все уже немного улеглось, – так это, должен быть Джулиан.

Кит подумал, что вряд ли стал бы описывать «общество на грани войны», используя выражение «немного улеглось»… но у Блэкторнов явно другие мерки.

– В некоторых отношениях Тай довольно нормальный, – помолчав, сказал он. – Наверное, это-то и смущает. Всякие повседневные дела он выполняет просто отлично: завтракает, вовремя бросает одежду в стирку. Просто единственное, что сейчас его держит на ногах, это…

Он даже вспотел и поскорее замолчал. Чуть не проговорился! С ума сойти, он только что едва не выдал их с Таем секрет, только потому что кто-то проявил участие.

– Прости, – сказал он. Дрю испытующе смотрела на него. – Я ничего такого не имел в виду.

– Нет, ты просто ему пообещал, что никому не скажешь, – подозрительно прищурилась его собеседница. – О’кей, тогда давай так: я стану угадывать, а ты говори, права я или нет. Идет?

Кит устало пожал плечами. Все равно ведь не угадает.

– Он хочет вступить в контакт с призраком Ливви. Я сразу же так подумала после всей этой истории с Туле́. Умершие продолжают существовать, просто в другой форме. В виде привидений или в других измерениях. Ты просто… больше не можешь их потрогать.

Она отвела взгляд.

– Да, – сказал Кит, слыша свой собственный голос как будто издалека. – Так и есть. Именно этим он и занят.

– Не уверена, что это хорошая идея, – Дрю покачала головой с очень несчастным видом. – Если Ливви ушла куда-то дальше, если она сейчас в каком-то лучшем месте, здесь на Земле ее нет. Призраки могут являться живым – ненадолго и только по очень важному делу… Или если их правильно призвать.

Кит вспомнил светлую фигуру парабатая Роберта Лайтвуда у его погребального костра.

«По очень важному делу…»

– Я могу с ним поговорить, – сдавленно проговорила Дрю. – Напомнить, что у него все еще есть сестра.

В ту ночь, когда она ходила с ними заманивать Барнабаса в ловушку… Таю как будто стало легче, он был веселее – счастливее, что она рядом, даже если сам ни за что в этом не признался бы.

– Сегодня ночью мы отправляемся…

Нет, про Тень ей лучше говорить не надо.

– …на поиски последней составляющей для нашего заклинания, – быстро соврал он. – Встречаемся на шоссе в десять. Если ты случайно окажешься там, сможешь пригрозить, что заложишь нас взрослым, если мы не возьмем тебя с собой.

– Опять играть плохого парня? – Дрю недовольно наморщила нос.

– Да ну! Придешь и надавишь на нас как следует. И не говори, что тебе эта мысль не нравится.

Она невольно улыбнулась.

– Ну, если только чуть-чуть. Ладно, договорились. Увидимся на месте в десять.

На пороге Кит остановился.

– Я всю свою жизнь врал и обводил людей вокруг пальца, – тихо сказал он, не глядя на Дрю. – И почему мне так нестерпимо врать одному этому человеку? Чем Тай отличается от прочих?

– Тем, что он твой друг, – сказала Дрю. – Каких еще причин тебе надо?

Джулиан открыл ящик с красками. Теперь это занятие снова обрело смысл. Каждый тюбик что-то обещал, обладал своей индивидуальностью. Тирский пурпур, берлинская лазурь, желтый кадмий, марганцево-фиолетовый…

Он подошел к натянутому на подрамник холсту, который бросил вчера. Разложил выбранные краски. Титановый белый, умбра, неаполитанский желтый…

Ими он всегда рисовал волосы Эммы. Воспоминание о ней вонзилось в него, как нож: вот она смотрит на него, стоя в дверях, бледная, на ресницах слезы. Ужасно не иметь права коснуться того, кого любишь – поцеловать, заключить в объятия… Но еще страшнее, когда не можешь его утешить.

Оставить Эмму, уйти от нее, даже если она сама попросила… Его будто разрывало на части. Все чувства были такими новыми, сильными… В студии он всегда находил утешение, но вчера ему это не удалось – пытаться писать в таком состоянии было все равно что пытаться говорить на иностранном языке, которого никогда не учил.

Но сейчас все было иначе. Кисть словно стала продолжением его руки, а рука, наносившая на холст смелые мазки, точно знала, чего хочет. Образ на полотне обретал плоть, и разум Джулиана постепенно успокаивался. Боль не прошла, но теперь он мог ее выносить.

Он не знал, сколько прошло времени, когда его отвлек стук в дверь. Уже очень давно он не проваливался так глубоко в этот сон наяву, в грезу творчества… Тогда, в Туле́, с цветными карандашами, был лишь краткий миг.

Кисти отправились в стакан с водой. Он был почти готов к тому, что за дверью окажется Эмма… Но там, засунув руки в карманы белого худи, стоял Тай.

– Можно войти? – он скользнул взглядом по лицу Джулиана.

– Конечно.

Тай прошелся по комнате, глянул на картины, потом остановился перед новым холстом. Он всегда хотел эту комнату себе под кабинет или лабораторию, но Джулиан упрямо ее не отдавал.

Нет, Тая он из нее не выгонял. Когда тот был младше, краски и бумага могли занять его на долгие часы. Он никогда не рисовал ничего конкретного, но у него было потрясающее чувство цвета. На всех его картинах были изображены энергичные вихри цвета, такие яркие и мощные, что они едва ли не вырывались с холста.

– Это меч Ливви, – сказал Тай. Это прозвучало почти как вопрос, будто Тай не совсем понимал, зачем Джулиану его рисовать.

– Я думал о том, что лучше всего могло бы ее символизировать, – сердце Джулиана, кажется, пропустило удар.

Тай коснулся золотого медальона на шее.

– Я всегда думаю о ней – вот с этим.

– Это хорошая идея. Слушай, Тай… Знаю, меня не было рядом, с тех пор как Ливви умерла. Но сейчас я здесь.

Тай взял чистую кисть, потрогал щетину по очереди каждым пальцем. Он будто полностью погрузился в физические ощущения. Джулиан молчал, не мешая брату думать.

– Ты не виноват, – сказал наконец Тай. – Инквизитор отослал тебя прочь.

– Виноват я или нет, а меня рядом не было. Если хочешь со мной поговорить, обещаю слушать столько, сколько будет нужно.

– Ты всегда был с нами и для нас, Джулс, – Тай посмотрел на него и отвернулся. – Ты все для нас делал. Управлял целым Институтом…

– Я…

– Сейчас моя очередь быть с вами и для вас. Для всех вас, – Тай положил кисть. – Я пойду. Нужно встретиться с Китом.

Когда дверь закрылась, Джулиан опустился на табурет у пустого мольберта и невидящим взглядом уставился перед собой.

«Ты управлял целым Институтом…»

Горацию зачем-то понадобилось, чтобы все Охотники в мире видели, как он ведет переговоры с Неблагим Королем. Раньше, когда он ничего не чувствовал, он не мог понять, зачем. Зато теперь понимал. Остановить Инквизитора оказалось гораздо важнее, чем он думал.

Каждый день на рассвете Артур сидел у себя в кабинете – писал и отвечал на письма. В его руке была тяжелая институтская печать. Сейчас эта печать у Алины и Хелен. Многое из кабинета Артура они забрали, в свой, новый, чтобы облегчить себе вхождение в новую должность. Но о секретном ящичке в столе они не знали, а Джулиан был в другом месте и ничего им не сказал.

«Ты управлял целым Институтом…»

В этом ящичке лежал тщательно составленный список имен: все важные Нижнемирские, все члены Совета, Охотники в каждом Институте.

Джулиан поглядел в окно. Он снова чувствовал себя живым, сильным – не особенно счастливым, но внутри у него все гудело от новой целеустремленности. Так, сейчас нужно закончить картину. А потом, когда весь дом заснет, начнется другая работа, настоящая.