Сегодня над нашей столицей реют белые траурные знамена – и зеленые, дабы ускорить исцеление наших разбитых сердец.

Герои Темной войны, Джонатан Эрондейл и Кларисса Фэрчайлд пали от рук Неблагих. Они находились в стране фэйри с особым заданием Конклава, и гибель их будет прославлена как подобает героям. Увы, их тела пока не обнаружены.

Такое зверское нарушение Холодного мира требует ответных мер. С восхода нынешнего дня в Аликанте мы полагаем себя в состоянии войны с фэйри. Члены Совета обратятся ко Двору с требованием переговоров и репараций. Если кто-то из фэйри будет застигнут за пределами их земель, каждый из вас вправе захватить его и доставить в Аликанте для допроса. Если указанный фэйри окажет сопротивление, он может быть убит на месте, что не станет считаться нарушением Соглашений.

Фэйри хитры, но мы победим и отомстим за наших павших героев. Как предполагают законы военного времени, всем Охотникам полагается в течение сорока восьми часов явиться в Идрис на действительную службу. Пожалуйста, поставьте Конклав в известность о ваших планах перемещений, так как за всеми порталами в Идрис будет установлено наблюдение.

– Джиа? – Эмма не поверила своим глазам. – Они что, посадили Консула?!

– Алина сейчас пытается связаться с Патриком, – ответила Хелен. – Домашний арест это одно, но это уже совсем другое. Алина рвет и мечет.

– Кому известно, что вы живы? – требовательно спросил Алек. – Кто знает, что написанное в письме – ложь?

– Все, кто здесь, – Джейс даже растерялся. – Магнус… кстати, где Магнус?

– Спит. А кроме нас?

– Саймон и Иззи. Мама. Майя и Бэт. Это все, – он покрутился в кресле. – А что? Думаете, нам нужно мчаться в Аликанте? Разоблачить их ложь?

– Ни в коем случае, – Джулиан говорил спокойно, но предельно твердо. – Этого делать нельзя.

– Но почему? – не утерпела Хелен.

– Потому что это никакая не ошибка. Это провокация. Они верят, что вы погибли – не решились бы на такое, если бы не верили, – и хотят повесить это на фэйри, чтобы развязать войну.

– Но зачем им война? – ужаснулась Хелен. – Они что, забыли, к чему привела последняя?

– На войне люди захватывают власть, – сказал Джулиан. – Фэйри они представят врагами, себя – героями. Все быстро забудут, как жаловались на нынешний Совет, и объединятся ради общего дела. Одной смерти хватит, чтобы развязать войну, а тут у них целых две, и обе – знаменитости, герои Конклава.

Джейс и Клэри невольно поежились.

– Я вижу в этом плане как минимум один недостаток, – сказал Джейс. – Им еще надо будет воевать и победить.

– Может, да, – пожал плечами Джулиан, – а может, и нет. Смотря по тому, что у них за план.

– А я вижу еще один, – сказала Клэри. – Мы на самом деле не мертвы. Они очень хорошо о себе думают, если решили, что им сойдет с рук такой блеф.

– Я думаю, они честно в это верят, – сказала Эмма. – Битва при Неблагом Дворе была – форменный хаос. Вряд ли они поняли, кто на самом деле ушел через портал в Туле́, а кто нет. И неизвестно еще, что сказал им Мануэль. Он всегда говорит правду, а без Меча Смерти ему никто не помешает. Думаю, он точно хочет войны.

– Но не может же Совет и правда поддержать идею войны с фэйри! – возразила Клэри. – Или ты думаешь, что они все не на нашей стороне?

Она почему-то смотрела на Джулиана с такой тревогой, словно ждала ответа от старшего, а ведь он был на пять лет младше нее! Как странно думать, что этот блестящий разум принадлежит не только семье.

– Достаточное количество – да, – ответил Джулиан. – Довольно многие уже давно держат руку Когорты, иначе не стали бы требовать, чтобы мы вернулись в Аликанте в течение двух суток.

– Но мы же не собираемся этого делать? – вмешался Марк. – Мы не можем сейчас возвращаться в Аликанте – город под контролем Когорты.

– Последний раз, когда мы там были, Гораций услал нас с самоубийственным заданием, – напомнила Эмма. – Вряд ли кто-то из нас сможет чувствовать себя в безопасности в Идрисе.

Какая ужасная, отрезвляющая мысль – Идрис был их родиной, по определению самым безопасным местом на свете для всех Сумеречных охотников!

– Никуда мы не пойдем, – отрезала Хелен. – Так мы не только сами окажемся под ударом, но и отдадим чародеев гнили.

– Но теперь Джейс и Клэри не смогут добраться до озера Лин, – Алек сжал кулаки; его черные волосы уже некоторое время представляли собой воронье гнездо. – За всеми порталами следят.

– Вот почему вы не ушли на рассвете, – кивнула Эмма, гадая, сколько часов эта парочка уже сидит здесь, в ужасе таращась на письмо с вестью об их собственной смерти.

– Но должен же быть какой-то способ, – Джейс в отчаянии уставился на Алека. – Мы с Клэри можем отправиться по земле…

– Не можете, – перебила Эмма. – Я тут не все понимаю, но одно могу сказать с точностью: Когорта пользуется вашими смертями в своих целях. Если вы двое прибудете в Аликанте и они об этом прознают, вам и часа лишнего не прожить.

– Эмма совершенно права, – заметил Джулиан. – Пусть и дальше верят, что вы мертвы.

– Значит, пойду я, – сказал Алек. – Клэри может открыть мне портал в какое-нибудь место поближе к Идрису, я перейду границу пешком и…

– Алек, нет, – отрезала Клэри. – Ты нужен Магнусу здесь. К тому же ты глава Нижнемирско-Охотничьего альянса, не забыл? Когорта будет слишком счастлива заполучить тебя.

– Никто из вас пойти не может, – Кьеран поднялся с места. – Вам, нефилимам, всегда недостает тонкости. Ворваться галопом в Идрис и навлечь на всех нас беду – это по-вашему. А фэйри могут проникнуть в Идрис, быстро, как тень, и вернуться с тем, что вам нужно.

– Фэйри могут? – Джейс поднял бровь. – Ты вроде бы пока один фэйри. Может, два, если взять пол-Хелен и пол-Марка…

Кьеран презрительно на него посмотрел.

– Фэйри отныне запрещено ступать на землю Идриса, – напомнил Алек. – Там наверняка заставы, возможно, сенсоры…

– А вам не приходило в голову, что кони фэйри умеют летать, а некоторые фэйри – ездить на них, и я как раз все это могу? – желчно осведомился Кьеран.

– Довольно грубое предложение помощи, – заметил Джейс и переглянулся с Клэри. – Но я обеими руками за. Значит, ты предлагаешь слетать в Идрис и принести воды?

Кьеран принялся мерить шагами комнату. Его волосы стали темно-синего цвета, в них появились белоснежные пряди.

– Одного фэйри мало. Вам понадобится целый легион. Такой, что сможет полететь в Идрис, набрать воды, уничтожить гниль и принести исцеление чародеям всего мира. Вам понадобится Дикая Охота!

– Охота?! – Марк вытаращил глаза. – Даже учитывая, что Гвин – друг Дианы, вряд ли Охота сделает такое для нефилимов.

Кьеран выпрямился, и в его позе и лице Эмма впервые увидела что-то от его отца.

– Я – принц фэйри, я состою в Охоте. Я убил Неблагого Короля своими руками. Думаю, они сделают это для меня.

На крыше Кит слушал голоса, доносившиеся с кухни: взволнованные голоса, даже крики. Но слов было не разобрать.

– Письмо от Ливви, – он обернулся и посмотрел на Тая.

Тот сидел на краю, болтал ногами над бездной. Кит ненавидел эту его манеру – всегда стремиться к краю. Иногда казалось, что у него вообще нет инстинкта самосохранения, и он просто не понимает, что будет, если он упадет.

– От другой Ливви, из другой вселенной?

Тай кивнул. Отросшие волосы упали ему на глаза, и он нетерпеливо отбросил их назад. На нем был белый свитер с дырками на манжетах – он сам провертел их и ходил, просунув в них большие пальцы.

– Эмма дала его мне. Я подумал, может, ты захочешь прочитать.

– Да, – сказал Кит. – Я хочу.

Тай вынул конверт, протянул Киту. Тот взял – конверт был очень легкий, – и уставился на нацарапанное на нем слово: Тиберий. Похоже на почерк Ливви? Непонятно. Он никогда не приглядывался к ее почерку… Он даже голос ее начал забывать.

Солнце жгло крышу. Золотой медальон Тая ярко сверкал в его лучах.

Тай,

Я столько раз думала, что скажу тебе, если ты вдруг появишься. Вот, предположим, иду я по улице и тут, откуда ни возьмись, ты – шагаешь рядом, как всегда делал: руки в карманах, голова высоко поднята.

Ма всегда говорила, что у тебя небесная походка: ты все время смотришь на небо, как будто ищешь ангелов среди облаков. Помнишь?

В твоем мире я – пепел, я – прошлое. Мои воспоминания, надежды, мечты – все ушло в Город костей. В твоем мире мне ужасно повезло, потому что мне не надо жить без тебя. А в этом мире я – это ты. Я близнец без близнеца, и поэтому могу сказать тебе вот что:

Когда твой близнец покидает землю, на которой ты остаешься жить, ничто и никогда больше не будет как раньше. Вес этой второй души исчез, и мир навсегда лишился равновесия. Земля качается у тебя под ногами, как беспокойное море. Не могу пообещать, что со временем станет легче, но стабильнее – станет. Ты учишься жить с этой качкой, как моряки учатся ходить по палубе. Ты тоже научишься, обещаю.

Я знаю, что ты – не тот самый Тай, который был у меня в этом мире, мой умный, мой прекрасный брат. Но от Джулиана я знаю, что ты совершенно прекрасный и умный. Я знаю, что тебя любят. Я надеюсь, что ты счастлив. Пожалуйста, будь счастлив, ты так этого заслуживаешь!

Помнишь, как мы шептали друг другу слова в темноте: звезда, близнец, стекло? Я никогда не узнаю, что ты ответил. Поэтому я сама себе шепну, складывая сейчас это письмо и засовывая его в конверт, – надеясь без всякой надежды, что каким-то образом я смогу до тебя дотянуться. Я шепну твое имя, Тай. И самое главное, что только есть на свете:

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Когда Кит дочитал письмо, мир стал выглядеть по-другому: как будто на экране на максимум выкрутили и яркость, и резкость… Как будто он смотрел сквозь увеличительное стекло. В горле першило.

– И что… что ты думаешь?

«Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя».

Пусть он услышит это, пусть поверит и отпустит…

Тай забрал у него письмо и сунул обратно в карман.

– Я думаю, что это не моя Ливви. Уверен, она хороший человек, но это не моя сестра.

Кит так и сел.

– Что ты имеешь в виду?

Тай смотрел на океан, постоянный в своей изменчивости: прилив, отлив, прилив, отлив…

– Моя Ливви хотела бы вернуться ко мне. Эта не хочет. Было бы, наверное, интересно познакомиться с ней, но это даже хорошо, что она не пришла с Эммой и Джулсом. Ведь тогда мы бы не могли вернуть настоящую Ливви.

– Нет, – медленно проговорил Кит. – Ты не понимаешь. Дело не в том, что она не захотела вернуться. Она нужна там. Уверен, больше всего она хотела бы быть со своими родными. Если бы только могла. Только представь, каково нести груз этой потери…

– Не хочу, – сердито перебил его Тай. – Я знаю, что ей плохо. Мне ее жаль, правда жаль.

Он вытащил из кармана обрывок веревки и теперь нервно теребил его.

– Я не за этим принес тебе письмо. Ты понял, что это такое?

– Кажется, нет.

– Это последнее, что нужно для заклинания. Вещь из другого мира.

Киту показалось, что он сидит на русских горках, и его машинка вдруг упала в пропасть. Он хотел что-то сказать, но Тай вдруг присвистнул и запрокинул голову: над ними пролетел черно-серый конь, а за ним другой, гнедой. Копыта оставляли в воздухе следы из золотого и серебряного пара. Мальчики молча смотрели, как кони опускаются на лужайку перед Институтом.

На одном сидела знакомая им женщина в черном платье – Диана. На другом – Гвин ап Нудд, предводитель Дикой Охоты. Он спешился и помог сойти Диане. Кит и Тай проводили их изумленными взглядами.

На крышу вылезла Дрю. Кит и Тай были уже там – стояли слишком близко краю. Неудивительно. Она уже давно поняла, что если мальчишкам нужно посекретничать, они лезут сюда – совсем как Эмма и Джулиан, когда те были моложе.

Ей так и не удалось поговорить с ними с тех пор, как она была у Тая в комнате. Да она и не знала, что сказать. Все остальные – во всяком случае, Хелен и Марк, – только об этом и говорили, как Тай хорошо справляется, как быстро восстанавливается, как держится после гибели Ливви.

Но она своими глазами видела, во что он превратил свою комнату. И кровь на подушках тоже. Это заставило ее присмотреться к брату и увидеть, как он похудел, и костяшки пальцев у него снова ободраны.

Когда умер отец, Тай грыз себе руки, просыпался ночью оттого, что глодал костяшки кулаков. Наверняка сейчас он опять этим занимается, отсюда и кровь на подушке. Хелен и Марк этого все равно не поняли бы, их тогда тут не было. А вот Ливви сразу бы все поняла. И Джулиан тоже, но он только что вернулся. Но рассказать кому-нибудь об этом, значило предать Тая.

Да еще эта история с Туле́ – она просто преследовала ее. Мир, в котором Тай мертв, а она сама пропала без вести… Где Блэкторны больше не одна семья. Где правит Себастьян Моргенштерн. Даже само имя «Пепел» не давало ей покоя – она как будто уже слышала его, но никак не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Туле́ стал ее ночным кошмаром, напоминанием о том, какие хрупкие, ненадежные узы связывают семью. И меньше всего ей сейчас хотелось расстраивать Тая.

Поэтому она избегала его, а, значит, и Кита, раз мальчишки все время проводят вместе. Ну, крыша – не их личная собственность, решила она, и направилась туда, где они стояли, нарочно шумя, чтобы не оказаться для них неприятным сюрпризом.

Впрочем, они не обратили на нее никакого внимания.

– Гвин и Диана здесь, – сказал Кит.

Когда он только приехал сюда, он выглядел таким бледным, как будто большую часть жизни провел в четырех стенах и на ночных Базарах. Теперь на его лице появились краски – робкий загар и даже румянец. Чем-то он стал похож на Джейса, особенно когда волосы у него отросли и начали завиваться.

– Я знаю, – она встала рядом. – Они пойдут в Идрис. Хотят добыть воды из озера Лин.

Она быстро рассказала им о последних событиях. Приятно все-таки знать больше других, хотя бы для разнообразия.

Из дверей Института вышел Кьеран и двинулся по траве к Гвину и Диане. Он шел держа спину очень прямо, и солнце сияло на его сине-черных волосах. Он поклонился Диане, повернулся к Гвину.

Кьеран изменился, подумала Дрю, вспоминая, каким увидела его в первый раз: покрытым кровью, яростным, обиженным на весь мир. Тогда она считала его врагом Марка, а значит – их общим врагом.

С тех пор она узнала его и с другой стороны. Он сражался рядом с ними, смотрел с ней дурацкие фильмы, жаловался ей на личную жизнь – не далее как вчера, смеялся вместе с ней… Сейчас Гвин с явным уважением положил руку ему на плечо и кивал, слушая.

Из чего только сделаны люди, думала Дрю. Из всяких смешных кусочков – из романтики, эгоизма, отваги. Иногда ты видишь только один из них, иногда – несколько. Наверное, только когда увидишь все, можешь сказать: да, я знаю этого человека.

Интересно, появится ли когда-нибудь кто-то, кроме членов семьи, о ком она сможет это сказать…

– Идем вниз, – сказал Тай, его глаза блестели от любопытства. – Надо выяснить, что происходит.

И он устремился к люку на лестницу. Кит двинулся следом, но Дрю похлопала его по плечу.

– Что тебе нужно?

– Мне нужен Тай, – негромко сказала она и машинально поглядела ему вслед. Тай уже исчез на лестнице. – Поговорить с тобой о нем, но только наедине. И ты должен пообещать, что не скажешь ему. Обещаешь?

– Хорошей стражи! – Джейс взъерошил Клэри волосы.

Диана и Гвин отбыли в Идрис. Эмма глядела им вслед, пока они не превратились в две точки на горизонте и не растаяли в обычной лос-анджелесской дымке. Алек отправился к Магнусу, а остальные решили патрулировать вокруг Института.

– Надо быть начеку, – сказал Джулиан. – Это письмо Когорты – проверка на верность. Они мониторят все Институты, хотят узнать, кто помчится в Аликанте, чтобы принять участие в войне против фэйри. И они понимают, что мы будем тянуть до последнего. Они не должны застать нас врасплох. За нас наверняка возьмутся первыми.

– Это не слишком умно, – нахмурился Марк. – Надо только подождать, и тогда нас можно будет без проблем объявить предателями.

– На это им ума не хватит, – мрачно констатировал Джулиан. – Они злые, но не слишком умные.

– К несчастью, Мануэль довольно умен, – напомнила Эмма, и никто с ней спорить не стал.

Эмме и Клэри досталось дежурить после Джейса и Хелен. Хелен уже ушла внутрь, проверить, как там Алина, и Эмме пришлось сосредоточиться на пейзаже, пока Джейс и Клэри целовались и ворковали.

– Надеюсь, в Аликанте сейчас все в порядке, – сказала она громко – в основном, чтобы убедиться, закончили ли они.

– Без шансов, – отозвался Джейс, отрываясь от подруги. – Они все думают, что я мертв. Наверняка устроят траурный парад. Надо будет выяснить, кто пришлет цветы, и какие.

Клэри закатила глаза, однако, не без восхищения.

– Может, Саймон или Иззи смогут составить тебе списочек. Когда вернемся из мертвых, пошлем цветы им.

– Женщины точно станут оплакивать мою кончину, – Джейс начал подниматься по ступеням. – Наряды будут брать в аренду, точно тебе говорю.

– Ты вообще-то занят, – напомнила Клэри. – И вообще ты тут не единственный мертвый герой.

– Любовь границ не признает, – Джейс внезапно посерьезнел. – Пойду проверю, как там Алек и Магнус. Увидимся позже.

Он помахал им и растворился в сумерках. Клэри с Эммой в полном вооружении двинулись по газону к круговой дорожке вокруг Института.

– В такие времена Джейс ненавидит быть вдали от Алека, – вздохнула Клэри. – Сделать все равно ничего не может… но я понимаю это желание быть рядом с парабатаем, когда он страдает. Я хочу быть с Саймоном.

– Он там не только себя ради, – заметила Эмма; на темно-синем небе таяли последние облачка. – Алеку так лучше, когда он рядом. Для того Алека, в Туле́, самым ужасным было чувство одиночества, когда он потерял Магнуса. Многие его друзья погибли, а его собственный парабатай… ох, лучше бы он тоже погиб.

Клэри вздрогнула.

– Давай поговорим о чем-нибудь повеселее.

Эмма честно постаралась придумать что-нибудь повеселее. Джулиан, наконец, снимет чары? Это не тема для обсуждения. Вот можно еще про Зару, раздавленную большим камнем… но так Клэри подумает, что она очень мстительная.

– Можем про твои видения поговорить, – осторожно предложила она; Клэри удивленно воззрилась на нее. – Ну, помнишь, ты говорила, что видела свою смерть… При Неблагом Дворе, когда заглянула в портал.

– Да, помню. До меня не сразу дошло, что я вижу. Себя, и я была мертва, и одновременно это был сон, который снился мне несколько раз. Но с тех пор, как мы вернулись из страны фэйри – ни разу. Я думаю, сон был на самом деле про Туле́.

Трава кончилась – дальше были пустыня и заросли кустарника. Океан лежал в отдалении широкой голубой полосой.

– Ты говорила Джейсу?

– Нет, только не сейчас. Я себя ужасно глупо чувствую… как будто он никогда меня не простит. К тому же ему сейчас надо сосредоточиться на Алеке и Магнусе – всем нам надо на самом деле.

Она пнула камешек.

– Я Магнуса помню с детства. В первую нашу встречу он поймал меня за тем, что я таскала его кошку за хвост. Я тогда понятия не имела, что он может одним махом превратить меня в лягушку… или в почтовый ящик.

– С Магнусом все будет в порядке, – сказала Эмма, но прозвучало это не слишком уверенно. Да и откуда бы взяться уверенности?

– У меня просто такое ощущение, – голос Клэри дрогнул, – что если мы потеряем чародеев… если Когорте удастся стравить Охотников с Нижнемирскими и развязать войну… то все, что я в жизни делала, окажется бесполезным. Все, чем пожертвовала в Темную войну. Это значит, что никакой я не герой. И никогда им не была.

Клэри прислонилась к скале – на нее еще Тай любил залезать. Она явно держалась из последних сил, чтобы не заплакать. Эмма в ужасе уставилась на нее.

– Клэри, вообще-то это ты научила меня тому, что значит быть героем. Это ты говорила, что герои далеко не всегда побеждают. Иногда они проигрывают, но все равно продолжают сражаться.

– Я думала, что сражалась. И, видимо, думала, что победила, – всхлипнула Клэри.

– Я была в Туле́, – свирепо сказала Эмма. – И этот мир такой, как он есть, потому что в нем больше нет тебя. Ты стала поворотной точкой, после тебя все пошло по-другому. Без тебя Себастьян выиграл бы Темную войну. Без тебя погибла бы масса народу и… и много добра просто бы не случилось.

Клэри судорожно вдохнула.

– И борьба никогда не прекратится?

– Это вряд ли.

Они возобновили обход. Тропинка поворачивала через кусты – темно-зеленые и белесо-фиолетовые. Солнце низко висело над горизонтом, обращая песок в золото.

Они завернули за угол Института.

– В Туле́ разум Джейса был полностью под контролем Себастьяна. Но было и еще кое-что… я этого в библиотеке не сказала. Себастьян сумел взять Джейса под контроль только потому, что соврал о своем участии в твоей смерти. Он ужасно боялся, что даже под чарами, сколь бы они ни были сильны, Джейс ни за что не простит ему твоей гибели.

– И ты говоришь мне все это… – Клэри искоса посмотрела на нее.

– Я говорю тебе все это, потому что Джейс простил бы тебе что угодно. Иди, скажи ему, что ты была дурой, но на то имелись свои причины, и попроси жениться на тебе.

Клэри расхохоталась.

– Как романтично!

– Я исключительно о сантиментах, – усмехнулась Эмма. – Насчет предложения решай сама.

Хелен отвела Магнусу и Алеку одну из самых больших комнат в доме. Джейс решил, что когда-то она, возможно, принадлежала Блэкторнам-родителям.

Было даже странно думать про родителей и не представлять на этом месте, в качестве попечителя детей, Джулиана – спокойного, компетентного, скрытного. Но человек предполагает, а судьба располагает… Джулиан вряд ли хотел стать родителем своим братьям и сестрам в возрасте двенадцати лет, так же как он, Джейс, не заказывал покинуть Идрис и потерять отца в возрасте девяти. Он бы сам не поверил, скажи ему кто-нибудь, что в Нью-Йорке он обретет новую семью – и гораздо лучше прежней. А Джулиан бы не поверил, что полюбит своих братьев и сестер так яростно, что одно это искупит все страдания. Так, во всяком случае, думал Джейс.

Он посмотрел на своего нового брата, Алека: тот сидел на одной стороне громадной деревянной кровати, установленной в центре комнаты, – на другой лежал Магнус. Черные волосы резко выделялись на белоснежной подушке.

Джейс не видел Алека таким изможденным и выпитым досуха с тех самых пор, как пять лет назад Магнус пропал в Эдоме. Алек тогда отправился его возвращать… он бы куда угодно пошел за Магнусом.

Но теперь Джейс боялся – даже больше, чем боялся, – что Магнус собирался туда, куда Алек при всем желании не сумеет за ним последовать.

Он не хотел даже думать, что будет, если Магнус уйдет. От одного воспоминания об истории Эммы у него словно толченое стекло текло по жилам. Он подозревал, что случится, если он сам вдруг потеряет Клэри, и мысль об Алеке, оставшемся один на один с такой нестерпимой мукой, тоже была невыносима.

Алек наклонился и поцеловал Магнуса в висок. Тот заворочался и что-то пробормотал, но так и не проснулся. Вообще-то Джейс со вчерашней ночи не видел его бодрствующим.

– Который час? – Алек поднял на Джейса обведенные синими кругами глаза.

– Солнце садится, – Джейс никогда не носил часов. – Могу пойти узнать точно, если тебе нужно.

– Нет. Наверное, уже поздно звонить детям, – Алек потер глаза. – Я все еще надеюсь, что в следующий раз смогу позвонить им с хорошими новостями.

Джейс подошел к окну. Ему было нечем дышать.

«Избавь Алека от этой боли, – взмолился он ангелу Разиэлю. – Сделай это! Мы же с тобой встречались. Сделай это для меня».

Довольно неортодоксальная молитва получилась, зато от всего сердца.

– Ты молишься? – Алек поднял бровь.

– Откуда ты знаешь?

В окно было видно лужайку перед парадным входом, шоссе, море. Весь мир жил обычной жизнью, ничего не зная о проблемах Охотников и магов.

– У тебя губы шевелились, – сказал Алек. – Вряд ли ты вообще молишься, но сейчас… Спасибо, я ценю это.

– Обычно молиться мне незачем, – объяснил Джейс. – Когда что-то идет не так, мы обращаемся к Магнусу, и он все исправляет.

– Да, – Алек оборвал ниточку с манжеты. – Наверное, нам все-таки стоило пожениться – Магнусу и мне. Мы были неофициально обручены, хотели дождаться окончания Холодного мира… Чтобы Нижнемирским и Охотникам можно было заключать брак по всем правилам.

– В Охотничьем золотом и чародейском голубом…

Джейс уже слышал раньше это объяснение, почему Алек и Магнус никак не поженятся. Он даже ходил с Алеком покупать кольца для особого дня, когда они свяжут себя узами законного брака – простые, золотые, со словами «Aku Cinta Kamu» на обоих. Кольца от Магнуса прятали, Алек хотел сделать сюрприз… но Джейс и не догадывался, сколько тревоги и страхов скрывается за тем, что должно – ведь должно же! – случиться в свое время.

Когда дело касается чужих отношений, ничего нельзя сказать наверняка.

– Тогда Магнус, по крайней мере, знал бы, как сильно я его люблю, – Алек наклонился, чтобы убрать непослушную прядь со лба любимого.

– Он знает, – сказал Алек. – Даже не сомневайся. Он знает.

Алек молча кивнул. Джейс снова посмотрел в окно.

– Стража сменилась. Клэри говорила, что придет проведать Магнуса, как только кончится ее дежурство.

– Может, мне тоже пойти подежурить? – встрепенулся Алек. – Я не хочу, чтобы за меня кто-то отдувался.

У Джейса ком встал в горле. Он упал на кровать рядом со своим парабатаем, за которым поклялся идти, рядом с которым поклялся жить и умереть. Эта клятва явно подразумевала, что еще придется делить горе и бремя.

– Твой пост здесь, – сказал он.

Алек тихо вздохнул и положил руку Магнусу на плечо – легко, как перышко. Вторую руку он протянул Джейсу, тот взял ее, их пальцы переплелись.

Солнце садилось за океан, а они так и держались друг за друга.

– Итак, что мы имеем? – сказала Алина. Они стояли над обрывом, глядя на шоссе и океан. – Если Магнус начнет превращаться в демона… что тогда?

Глаза у нее были красные и опухшие, но спину она держала прямо. Она успела поговорить с отцом, но тот сказал только то, что она и так знала: рано утром пришли стражники и забрали Джиа в тюрьму. Гораций Диарборн обещал, что никакого вреда ей не причинят, но тому, кто «утратил доверие», необходимо «преподать урок истинной веры».

Если он и думал, что все это ложь, то ничем этого не выдал. Зато Алина точно так думала и, положив трубку, повернулась к Хелен и охарактеризовала Диарборна всеми словами, какие сочла подходящими к случаю. А подходящих к случаю слов Алина знала просто поразительно много.

– У нас есть Меч Смерти, – напомнила ей Хелен. – Тот, что из Туле́. Он спрятан, но Джейс знает, где. И что с ним делать – тоже. Он не позволит Алеку делать это самому.

– А мы не можем… ну, не знаю… поймать демона и снова превратить его в Магнуса?

– Ох, я не знаю, – голос Хелен звучал очень устало. – Вряд ли кто-то до сих пор превращался обратно… став демоном. А жить в таком виде Магнус точно не захочет.

– Это нечестно! – Алина пнула камень.

Тот упал с обрыва и загрохотал по склону вниз, к шоссе.

– Магнус заслуживает лучшего. Мы все заслуживаем! Когда только все успело так быстро испортиться, а? Все же было хорошо! Мы были счастливы.

– Мы, между прочим, были в изгнании, – Хелен обняла жену сзади и пристроила подбородок ей на плечо. – Жестокость Конклава оторвала меня от родных – и все это только из-за крови, текущей в моих жилах. Из-за того, с чем я ничего поделать не могу. Семена этого ядовитого древа упали в землю давным-давно. А теперь мы наблюдаем его цветение.

Солнце уже село, когда Марк и Кьеран заступили на дежурство. Вообще-то Марк надеялся пойти с Джулианом, но Эмма почему-то выбрала Клэри, и все пары перепутались.

Какое-то время они шли молча. Сумерки постепенно сменились тьмой. После возвращения из страны фэйри Марк не разговаривал с Кьераном ни о чем важном. Он хотел – очень хотел! – но боялся усугубить и без того неловкую ситуацию.

Он уже начал думать, что проблема в нем самом. Очевидно, его человеческая и фэйри половинки придерживаются противоположных идей о любви и отношениях. Половина его алкала Кьерана и свободы небес, а другая – Кристины и величия прикованных к земле ангелов, служащих людям.

Ей-богу, впору пойти в садик со статуями и хорошенько побиться головой о Вергилия!

Этого он, правда, все равно не сделал.

– Мы можем поговорить, Марк, – сказал Кьеран.

Вставала яркая луна, озаряя темный океан, превращая его в черно-серебряное стекло, цвета глаз Кьерана. В ночной пустыне стрекотали цикады. Кьеран шагал рядом, заложив руки за спину, такой обманчиво человеческий в джинсах и футболке. Носить форму и оружие он наотрез отказался.

– Какой смысл игнорировать друг друга?

– Я скучал по тебе, – сказал Марк; лукавить тоже смысла не было. – Я не собирался ни игнорировать тебя, ни… причинять боль. Прости.

Кьеран удивленно посмотрел на него; сверкнуло черненое серебро.

– Нет нужды извиняться, – он помолчал. – Как вы тут, в смертном мире, говорите, у меня было много разного на душе.

Марк улыбнулся – все равно в темноте не видно. Так мило, когда Кьеран пытается говорить на языке людей, – и так раздражает.

– Знаю, и у тебя тоже, – продолжал фэйри. – Ты боялся за Джулиана и Эмму. Я понимаю. И все равно не могу удержаться от эгоистичных мыслей.

– Это от каких же?

Они были недалеко от парковки, среди статуй, которые Артур Блэкторн привез сюда издалека. Когда-то они все стояли в саду лондонского особняка семейства. Теперь Софокл и прочие населяли пустыню и глядели с обрыва на море, совсем не похожее на Эгейское.

– Я верю в ваше правое дело, – медленно проговорил Кьеран. – Я верю, что Когорта – злые или, по крайней мере, жадные до власти люди, которые выбирают злые решения для проблем, созданных их же страхами и предрассудками. Но, даже веря, я все равно чувствую, что благополучие моей собственной страны здесь по-настоящему никого не волнует. Мир фэйри полон чудес и добра – да, наряду с опасностями и испытаниями.

Высоко у них над головой разгорались звезды – яркие, ослепительные, как бывает только в пустыне. Словно они тут необъяснимым образом ближе к земле.

Звезды погаснут, прежде чем я забуду тебя, Марк Блэкторн.

– Никогда не слышал, чтобы ты так говорил о мире фэйри, – сказал Марк.

– Я почти ни с кем и не стал бы так о нем говорить, – Кьеран невольно потрогал то место на груди, где раньше висела эльфийская стрела, и, не найдя ее, уронил руку. – Но ты знаешь фэйри так, как не знают другие. Как вода становится голубой, как лед, в водопадах Бранвен… Какова на вкус музыка, и как звучит вино… Как медовы волосы русалок в реке, как мерцают блуждающие огоньки в лесной тени…

Марк невольно улыбнулся.

– Свет звезд… Здешние – всегда лишь бледная тень тех, что сияют в стране фэйри.

– Я знаю, что ты был там пленником… но мне хотелось бы думать, что ты сумел разглядеть в этом что-то хорошее. Как ты разглядел что-то хорошее во мне.

– В тебе очень много хорошего, Кьеран.

– Мой отец был плохим правителем, – Кьеран неотрывно смотрел в океан. – И Обан будет еще худшим. Только представь себе, что мог бы сделать с землями фэйри хороший правитель. Я боюсь за жизнь Адаона – и за судьбу моей страны без него. Если мой брат не сможет стать там королем, на что ей надеяться?

– Может быть и другой Король… другой принц, достойный трона. Это мог бы быть ты.

– Ты забываешь, что я видел в бассейне. Я причинял боль людям. И тебе. Мне недолжно становиться Королем.

– Кьеран, ты с тех пор уже стал другим человеком. И я тоже. – Марк почти слышал у себя в голове голос Кристины… то, как она всегда защищала Кьерана – не оправдывала, а понимала, объясняла. – Охота – это отчаяние, а от отчаяния люди нередко становится злыми. Но ты правда изменился – и я видел, как ты менялся, еще до того, как коснулся той воды. Я видел, какой ты добрый, еще когда ты жил при дворе отца, и как тебя за это любят. Да, охота скрыла эту доброту – но не стерла ее. И с тех пор, как ты вернулся из Схоломанта, ты был добр ко мне… к моей семье, к Кристине.

– Бассейн…

– Да не в бассейне дело! Вода только помогла выявить то, что и так в тебе было. Ты понимаешь, что такое страдать и что боль другого ничем не отличается от твоей собственной. Большинству королей невдомек, что такое эмпатия. И ты только представь себе, каково это: иметь правителя, который понимает.

– Не уверен, что я сам настолько в себя верю, – сказал Кьеран угрюмо и тихо.

Голос прошелестел пустынным ветром.

– Зато в тебя верю я.

И тут Кьеран на него наконец посмотрел – и лицо его было открытым. Марк давно его таким не видел. Это лицо ничего не прятало – ни страха, ни неуверенности… Ни любви.

– Я не знал, Марк. Я боялся, что сломал эту веру в тебя, а с ней и нашу связь.

– Кир… – Кьеран даже поежился при звуке этого старого имени. – Ты сегодня сам встал и предложил все свои силы принца и фэйри для защиты моей семьи. И после этого ты правда не знаешь, что я к тебе чувствую?

Кьеран как завороженный смотрел на свою руку, которая замерла у воротника Марка – там, где кожа касалась кожи, пальцы – ключицы… Вот они коснулись шеи, щеки.

– Ты хочешь сказать, что благодарен?

Марк поймал его ладонь и прижал к своей груди, прямо над неистово колотящимся сердцем.

– Разве это похоже на благодарность?

Кьеран уставился на него широко распахнутыми глазами. И снова Охота, зеленый холм и дождь, и объятия Кьерана… Люби меня. Покажи мне.

– Кьеран, – выдохнул Марк и поцеловал его, и тот коротко, хрипло вскрикнул, схватил его за рукава и притянул к себе.

И руки Марка обвили его шею и пригнули, вовлекли в поцелуй, и губы слились, дыхание смешалось в жаркий и жаждущий эликсир.

Через некоторое время, нескоро, Кьеран, наконец, отстранился, и улыбка его была лукавая, хищная, ликующая, какой, скорее всего, никто, кроме Марка, в жизни не видел. Взяв его за плечи, Кьеран толкнул – назад, назад, пока через несколько шагов Марк не уперся спиной в скалу – и навалился всем телом, впился горячими губами в горло, нашел то место, где бился, словно пытаясь вырваться, пульс, и присосался к нему, и Марк ахнул и погрузил обе пятерни в шелковые эльфийские волосы.

– Ты меня убиваешь.

Смех сладко вскипел в груди у Марка.

Кьеран усмехнулся. И руки его уже были под рубашкой, оглаживая спину, шрамы на лопатках, а руки Марка пустились вдогонку и ласкали лицо друга, словно лепили все его углы и впадины. Пальцы жаждали снова разведать ландшафт, который давно уже помнился сном: нежную шею, ключицы, запястья… – прекрасную, незабываемую страну, казалось бы, уже утраченную. Кьеран стонал тихо и хрипло. Руки Марка гуляли под его рубашкой, по ничем не защищенной коже, по плоскому животу, такому твердому и одновременно шелковистому, по дугам ребер.

– Мой Марк! – прошептал Кьеран. – Я тебя обожаю!

Он весь похолодел. Все вдруг стало как-то неправильно. Марк уронил руки и отшатнулся от Кьерана. Даже дышать вдруг стало нечем.

– Кристина… – пробормотал он.

– Кристина не разделяет нас, – прошептал Кьеран. – Она соединяет. Все, о чем мы говорили, все, в чем изменились…

– Кристина, – Марк кашлянул.

Просто Кристина стояла прямо за ними.

Казалось, еще немного и ее лицо загорится. Вообще-то она пришла сказать им, что они с Алиной готовы сменить их. Вторгаться в их личную жизнь она совершенно не планировала.

Вырулив из-за скалы, она замерла – это было так похоже на тот первый раз, когда она застала их вместе! Кьеран и Марк, два тела вместе, пальцы в волосах друг друга, целуются так, словно не планируют останавливаться никогда.

Какая же я идиотка, подумала она.

Теперь они оба смотрели на нее. Марк – как громом пораженный. Кьеран – странно спокойный.

– Ох, простите, – сказала Кристина. – Я, собственно, пришла сказать, что ваше дежурство заканчивается… Ухожу, уже ухожу.

– Кристина, – Марк шагнул к ней.

– Не уходи, – в устах Кьерана это была не просьба – требование.

Голос звучал темно и глубоко – целая бездна желания. И хотя у нее не было никаких причин его слушать, она… повернулась и посмотрела на них.

– Я правда думаю, что мне лучше уйти. А вы, что ли, нет?

– Один мудрый человек не так давно дал мне совет: не молчать о том, чего я желаю, – сказал Кьеран. – Я желаю тебя, Кристина, я люблю тебя, и Марк тоже. Останься с нами.

Она была не в силах пошевелиться. Перед глазами снова встала та картина: Кьеран и Марк вместе. Она тогда почувствовала… желание. Тогда подумала, что просто хочет того, что есть у них: такой же страсти и какого-то безымянного парня, которого еще не встретила…

Но с тех самых пор ни в снах ее, ни в мечтах не было никого другого – только Марк и Кьеран. Эти два лица… И никакие иные глаза не заглядывали в ее – такие, чтобы оба были одного цвета. И нет, она хотела не чего-то вроде того, что было у них. Она хотела – их.

Она посмотрела на Марка, – его, казалось, разрывало между надеждой и ужасом.

– Кьеран, – его голос дрогнул. – Как ты можешь просить ее о таком? Она же не фэйри, она никогда больше не станет с нами разговаривать…

– Но вы же меня бросите! – она как будто слышала свой голос со стороны. – Вы любите друг друга, принадлежите друг другу. Вы покинете меня и вернетесь в земли фэйри.

Оба уставились на нее с совершенно одинаковым потрясением на лицах.

– Мы никогда тебя не покинем, – сказал Марк.

– Мы останемся с тобой, как волна с берегом, – сказал Кьеран. – Ни один из нас не желает ничего иного. Пожалуйста, верь нам, Леди роз.

Он протянул руку.

Эти несколько шагов по песку и колючей траве оказались самыми длинными – и одновременно самыми короткими – в жизни Кристины.

Кьеран раскрыл объятия. Кристина вошла в них, подняла к нему лицо и поцеловала его.

Жар и сладость, и изгиб его губ почти оторвали ее от земли и подняли в воздух. Он улыбался ей, шептал ее имя. Рука тепло лежала на боку; большой палец поглаживал впадинку на талии.

Она прижалась к нему и протянула свободную руку – и нашла Марка. Он прильнул поцелуем к тыльной стороне кисти, словно приветствовал принцессу.

Сердце билось в утроенном темпе, когда она повернулась в кольце рук Кьерана, прислонилась к нему спиной. Он отвел волосы с ее шеи и запечатлел на ней поцелуй. Она задрожала и потянулась к Марку. В его глазах золотом и лазурью плескалось желание – к ней, к Кьерану, к ним троим вместе.

Он позволил ей притянуть себя, и вот уже они сплелись, стали одним целым – все трое. Марк поцеловал ее в губы, Кьеран запустил руку ему в волосы, провел по щеке, коснулся ключицы. Никогда еще она не чувствовала такой любви, никогда не была так близка к кому-то…

Великий шум грянул с небес, будто взрыв – шум, так хорошо знакомый им всем. Хотя Марку и Кьерану – лучше.

Воздух вокруг вскипел, они отскочили друг от друга. Небо вихрилось бешеной пляской. Хвосты и гривы развевались, глаза полыхали тысячей цветов, воины ревели и вопили, а посреди всего этого, в оке бури на исполинском черном скакуне мужчина и женщина взирали на простертую внизу землю, и гул охотничьего рога стихал.

Гвин и Диана возвратились – и на этот раз не одни.

Джулиан всегда считал свой кабинет – когда-то принадлежавший его матери – самой красивой комнатой в Институте. Две стеклянные стены – сквозь них видно и океан, и пустыню. Две остальные были покрыты кремовыми обоями и мамиными абстрактными полотнами.

Все это он сейчас видел, но не чувствовал. То, что всегда шевелилось в его душе при виде прекрасного, теперь исчезло, ушло.

Без эмоций я растворяюсь, думал он. Так царская водка растворяет золото.

И это он тоже просто знал, но не чувствовал.

Странный опыт: знать, что ты в отчаянии, но самого отчаяния не ощущать. Он устремил взгляд на краски вокруг чистого холста на мольберте. Синий, золотой, черный, пурпур… Он знал, что собирается с ними сделать, но стоило взять кисть, и она бессильно зависла в воздухе.

Все художественное чутье оставило его – все, что говорило, почему один мазок лучше другого, все, что помогало сочетать оттенки красок с оттенками смысла. Синий теперь был просто синим. Зеленый – просто зеленым, светлым или темным. Кроваво-красный и светофорный красный были неотличимы друг от друга.

Эмма меня избегает, думал он. От этой мысли не было больно – ни от чего не было. Просто факт. Он вспомнил желание, которое чувствовал у нее в комнате прошлой ночью… Так странно отделять желание от чувства – он еще никогда в жизни не хотел того, кого по-настоящему не любил. И вообще никого не хотел, кроме Эммы.

Но вчера, держа ее в объятиях… ему тогда показалось, что он вот-вот прорвется через эту удушающую глухую пустоту вокруг. Словно вспышка желания могла выжечь ее, и тогда он смог бы освободиться.

Так даже лучше, что она его избегает. Даже в подобном состоянии его отчаянная нужда в ней была слишком странна… и слишком сильна.

Что-то промелькнуло мимо окна. Он подошел посмотреть: на газоне перед домом были Гвин и Диана, и еще всякие люди – Кристина, Марк, Кьеран. Гвин протягивал Алеку стеклянный сосуд. Тот схватил и бегом помчался в дом, почти не касаясь травы – словно одна из его собственных стрел. Дрю скакала и плясала кругами вместе с Тавви. Эмма обнимала Кристину, потом Марка. Гвин одной рукой обвивал плечи Дианы, которая положила голову ему на плечо.

Облегчение окатило его быстро и холодно, как стакан воды в лицо. Он понимал, что должен чувствовать больше, что должен радоваться… Тай и Кит стояли в стороне. Тай запрокинул голову, как часто это делал, и показывал куда-то на звезды.

Джулиан тоже посмотрел туда: небо потемнело от сотен воздушных всадников.

Марк почувствовал, как напрягся Кьеран, когда с неба вдруг посыпались всадники Охоты, опускаясь на траву, как пух одуванчиков.

Трудно было его винить: у Марка тоже кружилась голова от потрясения и недавнего физического напряжения. Эти мгновения с Кристиной и Кьераном у скалы были похожи на сон, когда у тебя высокая температура. Было ли это на самом деле? Наверное, да – Кристина быстро и нервно приглаживала волосы, а ее губы были красны от поцелуев. Марк проверял, в порядке ли его одежда… Вдруг он успел сорвать с себя рубашку и зашвырнуть в пустыню с воплем, что рубашки ему больше никогда не понадобятся. Мало ли что.

Кьеран собрался и будто снова нацепил маску, которую Марк так хорошо помнил по Охоте. Он всегда делал такое лицо, когда его высмеивали и называли маленьким принцем. Позже он завоевал всеобщее уважение и научился защищать и себя и Марка, но друзей у него в Охоте все равно не было. Только Марк и, может быть, Гвин – на свой странный манер.

А вот Марка так никто и не начал уважать. Ну, или он сам так всегда думал. Всадники молча обступили их: знакомые лица, новые лица, все смотрели на него как-то по-другому. Никакого презрения во взгляде, зато каждый отметил свежие руны на его руках, форму, боевой пояс с ангельскими клинками.

Когда явилась Охота, ликование по поводу прибытия Гвина и Дианы слегка улеглось. Хелен сгребла Дрю и Тавви и отвела домой, невзирая на их протесты. Диана соскользнула со спины Ориона и подошла к Таю и Киту, а Эмма убежала в Институт вместе с Алиной – проверить, нельзя ли чем-нибудь помочь Алеку.

Гвин спешился, снял шлем и, к великому удивлению Марка, коротко поклонился Кьерану. Вряд ли он вообще когда-нибудь видел, чтобы Гвин склонял перед кем-то голову.

– Гвин, – сказал Кьеран. – Зачем ты привел сюда всю Охоту? Я думал, они занимаются доставкой воды.

– Они пожелали приветствовать тебя, прежде чем отправляться на задание.

Один из всадников, высокий, с бесстрастным, покрытом шрамами лицом, склонился на седле.

– Мы исполнили твою волю, господин, – сказал он.

Кьеран побелел.

– Господин? – Кристина остолбенела. Диана положила Гвину руку на плечо и ушла в Институт.

Так в Охоте называли монарха – Короля или Королеву фэйри. Не простого принца и не того, кто присягнул Охоте.

Кьеран наклонил голову.

– Благодарю, – произнес он. – Я этого не забуду.

Этого всадникам и было надо: они развернули коней и взвились в воздух, как сноп фейерверков. Тай и Кит помчались по лужайке, задрав головы и глядя, как они бурей летят по небу – люди и кони, слившись в одно облако. Глухой рокот грома прокатился над морем и пляжем.

– Что это было? – Кьеран повернулся к Гвину. – Что ты делаешь?

– Твой сумасшедший брат Обан занял трон Неблагих, – сказал тот. – Он пьет, развратничает и попирает законы. И требует от всех верности. И собирает армию на переговоры с Когортой, хотя советники его отговаривают.

– А где Адаон? Что с ним?

– Адаон слаб, – Гвину явно было неудобно. – Не он убил Короля. Он не заслужил трона.

– Ты охотно посадил бы на трон кого-то из Охоты, – прищурился Кьеран. – Твоего союзника.

– Возможно. Но независимо от моих желаний Адаон сейчас в плену у Благого Двора. Грядет битва, Кьеран. Выбора нет. Ты должен принять плащ вождя у Обана, все этого ждут.

– Плащ вождя? – переспросил Марк. – Это что, эвфемизм?

– Он самый.

– И ты вот так, открыто, подстрекаешь Кьерана убить брата в сражении? – рассвирепела Кристина.

– Кьеран убил в сражении своего отца, – сказал Гвин. – Видимо, он на это способен. Между Кьераном и Обаном вряд ли существуют родственные чувства.

– Замолчи! – рявкнул Кьеран. – Я вполне могу говорить сам. Гвин, я этого не сделаю. Я не гожусь для трона.

– Не годишься? Лучший из моих охотников? Кьеран…

– Оставь его, Гвин, – сказал Марк. – Этот выбор – только его.

Гвин надел шлем и вскочил на Ориона.

– Я не потому прошу, что это хорошо для тебя, – сказал он, глядя на них сверху. – А потому что это хорошо для фэйри.

Орион поднялся в небо. Тай и Кит вдалеке радостно завопили и замахали Гвину.

– Гвин совсем спятил, – заметил Кьеран. – Никому от этого хорошо не будет.

Марк хотел ответить, но тут у Кристины звякнул телефон.

– Это Эмма, – сказала она, поглядев на экран. – Магнусу лучше.

Улыбка, яркая, как звезда, осветила ее лицо.

– Вода из озера помогает.