22. И лучший, и злодей
Безмолвный город был пуст – лишь эхо прошлых снов и шепотов неустанно бродило по нему. На стенах горели факелы, бросая золотой отсвет на костяные обелиски и мавзолеи из родолита и белого агата.
Эмма неторопливо шла среди костей. Вроде бы ей полагалось тревожиться и, может быть, даже спешить, но она не помнила ни почему, ни что вообще здесь делает. На ней был боевой доспех, черно-серебряный, как звездное небо. Шаги по мрамору были единственным здесь звуком.
Она прошла знакомую комнату с высоким сводчатым потолком. Многоцветные мраморы образовывали узор, слишком затейливый, чтобы глаз мог его распознать. Два круга пересекались на полу: здесь они с Джулианом стали парабатаями.
Дальше был Зал Говорящих Звезд. Волны из звезд поблескивали на камне; Меч Смерти висел острием вниз за базальтовым Столом судилища, словно поджидая ее. Она взялась за рукоять и обнаружила, что он не весит и перышка. Она шагнула в квадрат Говорящих Звезд.
– Эмма! Эмма, это я, Кристина! – чья-то холодная рука держала ее.
Она металась и ворочалась; горло немилосердно жгло.
– Кристина! – прошептала она сухими, потрескавшимися губами. – Спрячь меч! Пожалуйста, пожалуйста, спрячь его!
Что-то щелкнуло. Пол под ней разошелся по невидимому шву – две мраморные глыбы плавно разъехались в стороны. Под ними, в нише показалась каменная табличка с грубым изображением руны парабатаев. Не тонкая работа и даже не красивая, но она определенно излучала силу.
Сжав покрепче Маэллартах, Эмма резко опустила его; острие раскололо табличку, и Эмму отбросило назад в облаке пыли и силы.
Все, подумала она. Связь разрушена.
Ни радости, ни облегчения. Только страх шепотом звал ее: «Эмма! Эмма, как ты могла?».
Она обернулась и увидела Джема в одеждах Безмолвного Брата. Красное пятно медленно расползалось у него по груди. Она закричала и, крича, смотрела, как он падает…
– Эмма, поговори же со мной! С тобой все будет хорошо. С Джулианом все будет хорошо.
Казалось, Кристина вот-вот заплачет.
Эмма лежала в кровати, но ее руки и ноги словно сковывали тяжелые кандалы. Голоса вокруг накатывали, как волны, поднимаясь и опадая. Она узнала Марка, Хелен…
– Что с ними такое? – спрашивала Хелен. – Они появились через секунду после вас, но в совершенно другой одежде. Ничего не понимаю.
– Я тоже, – Марк был совершенно убит. – Эмма, где вы были?
Кажется, он взъерошил ей волосы.
Она стояла перед серебряным зеркалом. Бледные волосы, исчерченная рунами кожа, все как всегда, но глаза – глаза были красные, как луна в Туле́.
Потом она падала куда-то сквозь воду. Огромные чудища глубин, акулохвостые и змеезубые, клубились вокруг, а навстречу сквозь толщу поднимался Пепел с черными крыльями, мерцающими серебром и золотом, и монстры в ужасе шарахались от него…
Эмма проснулась с хриплым воплем, сражаясь с водорослями, грозившими утянуть ее обратно на дно – это были простыни, в которых она запуталась. Хватая ртом воздух, она упала обратно на подушки. Чьи-то руки держали ее за плечи, убирали волосы с мокрого лба, чей-то голос звал по имени.
– Эмма, – сказала Кристина. – Все в порядке, все хорошо. Ты просто спала.
Она открыла глаза. Она была в своей комнате в Институте – голубые стены, на одной из них знакомая роспись: ласточки, кружащие над стенами замка, солнце льется в окна. Вдалеке шумит море, в соседней комнате играет музыка.
– Кристина, – прошептала Эмма, – какое счастье, что это ты.
Кристина пискнула, обвила ее руками, крепко обняла.
– Прости, – бормотала она. – Прости, что мы смылись из страны фэйри без вас… С тех пор я просто ни о чем другом не могла думать. Я не должна была, не должна была тебя бросать…
Издалека пришло воспоминание: Неблагой Двор… Огонь отрезал их от Кристины и остальных… Она еще кивнула: спасай себя, спасай других.
– Ну, Тина! – Эмма похлопала ее по спине; горло почему-то очень болело, голос был хриплый. – Все в порядке, я же сама велела вам уходить.
Нос у Кристины был красный, глаза тоже.
– Но вы-то куда подевались? Где вы были? И почему ты все время звала меня «Розой Мехико»? – она вопросительно наморщила лоб.
Эмма охнула, потом усмехнулась.
– Мне столько нужно тебе рассказать… но сначала я должна знать, – она схватила Кристину за руку. – Джулиан жив? Все живы?
– Конечно! – Кристина даже испугалась. – Все живы.
– А что гниль сделала с Магнусом? Мы опоздали? – но руку она все-таки отпустила.
– Странно, что ты спросила… Алек и Магнус прибыли вчера. Магнусу плохо, он совсем разболелся. Мы связывались со Спиральным лабиринтом…
– Но они там думают, что это все леи, – закончила за нее Эмма и спустила ноги с кровати. Голова у нее закружилась так, что пришлось вцепиться в подушки и некоторое время тяжело дышать.
– Нет, вовсе нет. Я так и поняла, что это гниль из страны фэйри. Эмма, не смей вставать!
– А Диана? Я знаю, она была в Идрисе…
– Ну, она больше не там, – Кристина сразу помрачнела. – Это еще одна долгая история. Но с ней все в порядке, не волнуйся.
– Эмма!
Дверь распахнулась, и влетела Хелен, растрепанная и напуганная. Она кинулась обниматься, а Эмму снова накрыло дурнотой – она вспомнила Туле́ и как Хелен там навек разлучили с семьей… Конклаву нет прощения за ссылку на остров Врангеля… – но она хотя бы уже вернулась. По крайней мере, в этом мире можно потеряться, а потом снова найтись.
Хелен сжимала ее в объятиях, пока Эмма не замахала руками, давая понять, что ей срочно нужен кислород. Она снова попыталась встать, и снова упала на подушки. Кристина начала ворчать, но дверь открылась, и в комнату ввалились Алина, Дрю, Тавви, Джейс и Клэри.
– Эмма! – Тавви совершенно не волновали правила поведения в комнате больного, он сразу запрыгнул на кровать.
Эмма поймала его и взъерошила волосы. Джейс расспрашивал Кристину, разговаривает ли уже Эмма и в своем ли она уме.
– Ты побрился, – она торжествующе ткнула в него пальцем. – Это большая победа!
Последовали новые объятия и вопли. Клэри подошла после всех и улыбнулась Эмме, точно как и в их первую встречу у Зала Соглашений, рассеивая страхи перепуганного ребенка.
– Я так и знала, что с тобой все будет хорошо, – сказала она так тихо, что слышала одна только Эмма.
В дверь деликатно постучали – она даже открыться толком не могла, так много народу набилось в комнату. По левой руке словно чиркнули спичкой – в комнату, опираясь на плечо Марка, вступил Джулиан, и Эмма в приступе восторга поняла, что это было: парабатайская руна.
Точно такая же, как всегда, с тех самых пор, когда она впервые пробудилась к жизни на ритуале. Она поймала взгляд Джулиана и на мгновение забыла обо всем на свете: он здесь, он в порядке, у него просто бинты на левой руке и под футболкой, но это все неважно – ОН ЖИВ.
– Он проснулся с час назад, – объяснил Марк, отвечая на всеобщие улыбки. – И все это время только о тебе и спрашивает, Эмма.
Алина хлопнула в ладоши.
– Так, теперь, когда все наобнимались, будьте любезны объяснить, где вы были! – она обвинительно ткнула пальцем в героев дня. – Вы хоть отдаете себе отчет, как мы испугались, когда Марк, Кристина и остальные вдруг появились – без вас? А потом вы вдруг свалились нам на голову все побитые и в какой-то дикой одежде!
На прикроватном столике красовалась аккуратно сложенная одежда из Туле́.
– Я… – послушно начала Эмма и осеклась, когда Алина маршевым шагом отправилась вон из комнаты. – Она что, успела спятить?
– Она очень волновалась, – дипломатично заметила Хелен. – Мы все волновались. У тебя, Эмма, сломана ключица, а у Джулса – несколько ребер. Впрочем, теперь уже должно быть лучше – все-таки три дня прошло.
О том, как они все себя чувствовали эти три дня, красноречиво говорили темные круги у нее под глазами.
– А ты к тому же несла бред, – вставил Джейс. – Джулиан хоть поначалу лежал бревном, а ты вопила что-то о демонах, черном небе и мертвом солнце. Словно в Эдоме побывала.
Он подозрительно посмотрел на нее.
Почти попал, подумала Эмма. Джейс умел быть полным дурнем, когда хотел, но вообще-то был умный парень.
Тут в комнату обратно ворвалась Алина – что-что, а грозно топать она умела, несмотря на более чем изящное сложение.
– И извольте объяснить, что вот это такое? – она показала Меч Смерти.
Тавви радостно пискнул.
– А я знаю, я знаю! Это Меч Смерти!
– Меч Смерти сломан, – возразила Дрю. – Это не может быть он. Джулс, что это?
– Это действительно Меч Смерти, – сказал Джулиан, – но мы должны хранить это в абсолютном секрете.
Поднялся дикий гвалт. Кто-то снова барабанил в дверь – это оказались Кит и Тай. Они были внизу с Алеком и Магнусом и только что узнали, что Эмма очнулась. Кристина ругалась на чем свет стоит по-испански из-за того, что у постели больного подняли такой шум. Джейс требовал, чтобы ему немедленно дали подержать Меч Смерти. Джулиан уверял Марка, что и сам может стоять на ногах. Алина выглянула в коридор и что-то втолковывала Киту и Таю, а Эмма и Джулиан увидели друг друга и больше не могли отвести глаз.
– Так, стоп! – воскликнула наконец Эмма. – Нам с Джулианом надо поговорить, наедине. Потом мы вам все расскажем. Но не у меня в спальне! Вас тут слишком много! Кто будет уважать личные границы!
– В библиотеке! – тут же предложила Клэри. – Я там все приберу и принесу какой-нибудь еды. Вы наверное с голоду помираете, хоть мы вам и нарисовали несколько таких рун, – она указала на руну Насыщения у Эммы на руке. – Так, все вон. Очистим помещение.
– Обними за меня Тая, – сказала Эмма, обращаясь к Тавви.
Обнимать кого-то вместо нее? Эта идея явно показалась ему сомнительной, но тем не менее он вышел вместе с остальными.
В комнате наконец стало тихо и пусто. Эмма соскользнула с кровати и даже сумела устоять на ногах. Руну слегка подергивало. Это потому что Джулиан здесь, подумала она. Я черпаю его силу.
– Ты ее чувствуешь? – она коснулась левого бицепса. – Парабатайскую руну?
– Я мало что чувствую, – ответил он.
Сердце у нее упало. Она на самом деле все знала, с того момента, как он вошел в комнату, только не понимала, как сильно на самом деле надеялась, что чары каким-то образом спали, сломались, разбились…
– Отвернись. Мне нужно одеться, – тускло сказала она.
Джулиан вздернул брови.
– Ты знаешь, я вообще-то это все уже видел.
– Что не дает тебе дальнейших зрительских привилегий, – отрезала она. – Отвернись.
Он отвернулся. Она порылась в шкафу на предмет одежды, которая минимально напоминала бы о Туле́, и выудила платье в цветочек и винтажные сандалии. Переодеваясь, она смотрела на Джулиана. Джулиан смотрел на стену.
– Итак, расставим точки над «i», – сказала она, закончив. – Заклинание вернулось.
Подцепив куртку из Туле́, она достала некое письмо и переложила в карман платья.
– Да, – слово вонзилось, как иголка в сердце. – У меня были сны… в снах были эмоции, но когда я проснулся… они растаяли. Я знаю, что чувствовал, даже помню как, но вот почувствовать не могу. Это примерно как знать, что ранен, только боль вспомнить никак не удается.
Эмма сунула ноги в сандалии и завязала волосы в узел. Наверняка она сейчас с лица бледная и довольно… жуткая, но кому какая разница? Джулиан – единственный, на кого она хотела бы произвести впечатление, и этому единственному было все равно.
– Можешь поворачиваться.
Он повернулся. Физиономия была куда мрачнее, чем она ожидала, словно возвращение чар добило и его.
– Что ты намерен делать дальше?
– Подойди.
Она нерешительно приблизилась. Он начал разматывать бинты на руке. Было так трудно не вспоминать, как он разговаривал с ней в Туле́, как фрагмент за фрагментом складывал себя, свою надежду, тоску и желание ей в ладони.
«Я – не я, когда я без тебя, Эмма. Если растворить краску в воде, ее уже не удастся извлечь обратно. Это просто факт. Я не могу вырвать тебя из себя. Это как вырезать собственное сердце… а я не хочу больше разгуливать без сердца – теперь я это знаю».
Бинты спали, он протянул ей руку. Она со свистом втянула воздух.
– Кто это сделал?
– Я сделал. Прежде чем мы покинули Туле́.
На коже внутренней части предплечья Джулиан сам вырезал слова – уже зажившие и ставшие черно-красными шрамами.
ТЫ В КЛЕТКЕ
– Ты понимаешь, что это означает? – спросил он. – Почему я это сделал?
Сердце рассыпалось на тысячи осколков у нее в груди.
– Да, – сказала она. – А ты сам понимаешь?
Кто-то забарабанил в дверь. Джулиан поспешно отпрыгнул и начал наматывать бинт обратно.
– В чем дело? – рявкнула Эмма. – Мы почти готовы.
– Просто хотел позвать вас вниз, – сказал из-за двери Марк. – Мы все сгораем от нетерпения услышать вашу историю, и я сделал мои знаменитые сэндвичи из пончиков.
– Когда люди говорят «знаменитые», это обычно значит немного другое, чем просто «Тавви от них без ума», – огрызнулась Эмма.
Джулиан, ее Джулиан непременно расхохотался бы.
Этот просто сказал: «Нам пора вниз», – и прошел мимо нее к двери.
Кристина сначала подумала, что волосы Кьерана побелели от шока или досады. Оказалось, они просто в сахарной пудре.
Они помогали Марку, который раскладывал по тарелкам яблоки и сыр, и эти свои пончиковые сэндвичи – поистине жуткое изобретение, состоявшее из разрезанных пополам пончиков, напичканных арахисовым маслом, медом и желе.
Мед Кьерану, впрочем, нравился. Он облизал пальцы и принялся чистить яблоко маленьким острым ножиком.
– Guacala! – засмеялась Кристина. – Гадость какая! Руки надо мыть, после того как облизал!
– Мы вот в Охоте никогда не мыли руки! – возразил Кьеран и слизнул мед с пальца так, что у нее в животе от этой картины вспорхнул рой бабочек.
– Чистая правда, не мыли, – поддакнул Марк, разрезая пончик и поднимая еще одно облако сахарной пудры.
– Это потому, что вы там жили, как дикари, – сказала Кристина. – А ну, марш мыть руки!
Она оттащила Кьерана к раковине – его все еще смущали краны! – и вернулась отряхивать сахар с рубашки Марка.
Он с улыбкой повернулся к ней, и в животе у нее снова затрепетало. Ну нельзя же в самом деле так странно себя чувствовать! Оставив Марка в покое, она пошла резать сыр на маленькие кубики и слушать, как мальчишки препираются насчет того, насколько гадко есть сахар прямо из коробки.
Возиться тут с ними обоими было так спокойно, так мило и по-домашнему – на самом деле ей не было так славно с тех самых пор, как она уехала из дома, что само по себе странно, потому что ни в Кьеране, ни в Марке, ни в том, раз уж на то пошло, что она к ним чувствовала, ничего нормального и спокойного ровным счетом не было.
На самом деле она почти и не видела их с тех пор, как все вернулись из страны фэйри – торчала в основном в комнате у Эммы, боясь, что та проснется, а ее не будет рядом. Спала на матрасе рядом с кроватью… хотя спать вообще-то много не получалось: Эмма все время ворочалась, билась, звала кого-то – Ливви, Дрю, Тая, Марка… родителей… но больше всего – Джулиана.
Вот по этой-то причине Кристина и решила остаться с ней в комнате, хотя никому об этом не сказала. В этом своем невменяемом состоянии Эмма кричала Джулиану, что любит его, чтобы он пришел, обнял ее… Все это теоретически можно было списать на обычную любовь между парабатаями… а можно было и не списывать. Хранительница их тайны, Кристина чувствовала себя обязанной беречь от чужих ушей и эти ее бессознательные исповеди.
Марк, судя по всему, оказался в таком же положении: он все время сидел с Джулианом… хотя говорил, что Джулиан почти не кричал. Только это он ей и сказал с самого возвращения из страны фэйри. Она намеренно избегала и его, и Кьерана: Диего и Хайме сидели в тюрьме, Консул – под домашним арестом, Диарборны все еще оставались у власти, а Эмма и Джулиан – в отключке. Слишком много проблем, чтобы еще и в делах любовных копаться.
Вплоть до этого момента она не понимала, как на самом деле по ним обоим соскучилась.
– Привет! – в кухню прискакал Тавви.
Он ходил подавленный все последние дни, пока Джулиан был без сознания, но развеселился обратно мгновенно, с примечательной детской гибкостью ума.
– Мне велено принести сэндвичи, – заявил он с видом человека, получившего невероятно важное задание.
Марк выдал ему блюдо пончиков, другое – Кьерану, и тот погнал Тавви из кухни перед собой как взрослый, давно привыкший к большому семейству.
– Жалко камеры нет, – заметила им вслед Кристина. – Фотография надменного принца фэйри с блюдом кошмарных пончиковых сэндвичей стала бы сенсацией.
– Мои сэндвичи вовсе не такие кошмарные, – возразил Марк, с непринужденным изяществом опираясь о стол. В обычных синих джинсах и футболке он выглядел совершенно по-человечески – если, конечно, не обращать внимания на острые уши. – Он тебе правда нравится, да?
– Кьеран? – у Кристины зачастил пульс: от волнения и от близости Марка.
Они целыми днями не говорили ни о чем важном, и от одного упоминания о настоящих чувствах ее сердце начинало биться чаще.
– Да. Ты ведь и сам знаешь, – она покраснела. – Ты видел, как мы целовались.
– Видел, – задумчиво кивнул Марк. – Но не знал, что это значит для тебя. И для Кьерана. В стране фэйри легко увлечься эмоциями. Я просто хотел тебе сказать, что не злюсь и не ревную, Кристина. Честное слово.
– Э-э-э… хорошо, – неуклюже сказала она. – Спасибо.
Но что он имел в виду – не злюсь и не ревную? Если бы тот эпизод с ней и Кьераном произошел не в стране фэйри, а среди Охотников, это точно можно было бы считать… проявлением интереса. Тогда она беспокоилась бы, что Марк расстроится – но ведь все было не так? Вполне возможно, для Кьерана это было все равно что руку пожать.
Она провела пальцем по гладкой поверхности стола. Когда-то у них с Марком был разговор тут, в Институте. Кажется, целую вечность назад… А теперь он снова возник в памяти, как сон наяву.
В том, как Марк на нее смотрел, не было ничего искусственного, отрепетированного.
– Я сказал, что ты прекрасна, и правда так думаю. Я хочу тебя. Кьеран бы не возражал…
– Ты меня – хочешь?
– Да, – очень просто сказал Марк, и ей пришлось отвести глаза.
Он был как-то слишком близок к ней, всем телом, – она вдруг это поняла. И то, какой формы у него плечи под курткой. Он был красив особой красотой фэйри, немного не от мира сего – как ртуть, как лунный свет на воде. Даже не совсем телесной – но она видела, как они целуются с Кьераном.
– Ты не хочешь быть желанной? – спросил он.
Раньше она покраснела бы, но те времена давно прошли.
– Это не из тех комплиментов, что нравятся смертным женщинам.
– Но почему?
– Потому что получается, будто я вещь, которой ты хочешь воспользоваться. А когда ты говоришь, что Кьеран не возражал бы, это вообще звучит так, будто ему все равно, потому что я значения не имею.
– Как это по-человечески, беречь и ревновать тело, но не сердце.
– Понимаешь, тела без сердца я не хочу.
Тело без сердца…
Сейчас она могла бы получить и того, и другого – в том смысле, о котором Марк давно говорил. Могла бы целовать их, быть с ними… прощаться с обоими, когда они ее покинут, потому что это когда-нибудь обязательно случится.
– Кристина! – голос Марка звучал встревоженно. – С тобой все в порядке? Ты… выглядишь печальной. Я так хотел бы тебя утешить.
Он легко коснулся ее щеки, пальцы скользнули по скуле.
Не хочу об этом говорить, подумала Кристина. Три дня они не касались ни одной важной темы, кроме Эммы и Джулиана. Три дня покоя и мира – хрупкое равновесие, словно слишком много слов о реальном мире с его грубостью и бескомпромиссностью могут все разрушить.
– Сейчас нет времени говорить, – возразила она. – Может быть, потом…
– Тогда позволь, я скажу только одно. Я все время разрывался между двумя мирами. Думал, что я – Охотник, и говорил себе, что я только это и ничто больше. Но моя связь с фэйри сильнее, чем я полагал. Я не могу бросить половину моей крови, половину сердца ни в одном из миров. Я мечтаю, чтобы можно было оставить себе обе половинки… но знаю, что так не бывает.
Кристина поспешно отвернулась, не желая видеть выражение его лица. Марк точно выберет фэйри. Он выберет Кьерана. У них в прошлом целая история, большая любовь… Они оба фэйри, а она… да, она изучала мир фэйри, стремилась к нему всем сердцем, но это все-таки не одно и то же. Марк и Кьеран будут вместе, потому что они принадлежат миру фэйри, потому что они так красивы вдвоем, а ей останется только боль, когда она их обоих потеряет.
Такова судьба смертных, полюбивших кого-то из Дивных. За это всегда приходится расплачиваться.
Оказалось, ненавидеть пончиковые сэндвичи не так-то просто – вот к какому выводу пришла Эмма. Даже если в будущем твоим артериям придется поплатиться.
Она съела целых три.
Марк так заботливо расставил тарелки на одном из громадных библиотечных столов: в его движениях было такое желание услужить, сделать всем хорошо… Это было очень трогательно.
Все, в том числе и Кьеран, расселись вокруг длинного стола. Он тихо сидел рядом с Марком – непроницаемое выражение лица, простая черная рубашка, льняные штаны. Совсем не похож на того Кьерана, каким Эмма его видела в последний раз при Неблагом Дворе – разъяренный, весь в крови и грязи.
Магнус тоже был совсем не такой, каким она его помнила. Он вошел, тяжело опираясь на Алека, лицо серое, заострившееся, скрывающее боль. Его завернули в одеяло, уложили на кушетку возле стола: несмотря на это и на теплую погоду, он все равно то и дело принимался дрожать. И всякий раз Алек наклонялся, гладил его по голове, подтыкал одеяло. И всякий раз Джейс – он сидел напротив, рядом с Клэри – напрягался и бессильно сжимал кулаки. Поэтому что это и значит быть парабатаями: чувствуешь боль другого, как свою собственную.
Пока Эмма рассказывала о Туле́, Магнус лежал с закрытыми глазами. Джулиан спокойно вставлял слово или два всякий раз, как она забывала какую-то подробность или сглаживала детали, которые он считал нужным подать в неприкрытом виде. И не мешал говорить самые ужасные вещи: про то, как умерли Алек и Магнус; про казнь Изабель и Меч Смерти… Про гибель Клэри от руки Лилит.
И про Джейса. Тот недоверчиво вытаращил глаза, когда Эмма рассказывала про его двойника в Туле́, привязанного к Себастьяну так долго, что ему уже никогда не освободиться. Клэри взяла его за руку и крепко сжала: глаза у нее были полны слез. Когда она слушала про собственную смерть, они оставались сухи.
Но хуже всего, конечно, было говорить о Ливви. Другие истории были сущий ужас, но Ливви, живая в том далеком и страшном мире, напоминала, что у них есть свой кошмар – здесь, в мире этом, и ни отменить, ни изменить его не получится.
Дрю, которая настояла на том, чтобы сидеть вместе со всеми, не проронила ни слова, слушая про Ливви, но по щекам ее безмолвно текли слезы. Марк стал пепельно бледным. Тай – он выглядел еще более худым, чем Эмма помнила, – тоже не шелохнулся и ничего не сказал. Кит, сидевший рядом, нерешительно накрыл его руку своей. Тай не отреагировал. Но и не отодвинулся.
Эмма продолжала рассказ – все равно другого выбора у нее не было. Под конец горло у нее дико разболелось; Кристина с совершенно серым лицом подтолкнула к ней по столу стакан воды. Эмма благодарно приняла.
Воцарилось молчание. Никто не знал, что сказать. Только у Тавви в наушниках тихо тренькала музыка: сидя в уголке, он возился с железной дорогой. Наушники принадлежали Таю, но он дал их Тавви еще до того, как Эмма начала рассказ.
– Бедняга Пепел, – сказала наконец Клэри; она была очень бледна. – Он был… мой племянник. Мой брат, конечно, то еще чудовище, но…
– Пепел меня спас, – перебила Эмма. – Он реально спас мне жизнь. Сказал, это потому что ему понравилось, как я о тебе говорила. Но он решил остаться в Туле́. Мы предлагали забрать его – он не захотел.
– Спасибо, – Клэри натянуто улыбнулась; в глазах стояли слезы.
– Ладно, а теперь давайте о важном, – подал голос Магнус с кушетки и свирепо поглядел на Алека. – Ты что, убил себя? Это с какой же стати?
Тот вытаращил на него глаза.
– Это не я! Магнус, это же альтернативная вселенная!
Магнус схватил его за рубашку.
– Если я правда помру, тебе запрещается откалывать такие номера! Понял? Кто будет заботиться о наших детях? Как ты мог так с ними поступить?!
– У нас в том мире вообще не было никаких детей! – запротестовал несчастный Алек.
– А правда, где Раф и Макс? – тихонько спросила Эмма у Кристины.
– В Нью-Йорке. За ними присматривают Саймон и Изабель. Алек каждый день проверяет, не заболел ли Макс, но, кажется, с ним пока все в порядке.
– Тебе запрещается причинять себе вред при любых обстоятельствах! – продолжал бушевать Магнус, хотя голос у него был очень хриплый. – Тебе это понятно, Александр?
– Ни за что не буду, – Алек нежно погладил его по щеке. – Никогда.
Магнус вцепился ему в руку и уткнулся лицом в ладонь.
Все отвели глаза: пусть парни побудут друг с другом.
– Понятно, чего ты набросилась на меня, когда я пытался поднять тебя на ноги, – сказал Эмме Джейс; его золотые глаза омрачила печаль, которую она только начинала понимать. – Когда ты вывалилась из портала… вся в крови, я думал, тебя надо срочно нести в медчасть, а ты ну отбиваться и вопила, будто я монстр какой…
– Слушай, я этого совершенно не помню, – честно сказала Эмма. – Я в курсе, что ты совершенно другой человек, хоть и выглядишь как он. Не надо расстраиваться или считать себя ответственным за то, что делал не ты.
– Те мы, которые в Туле́, – она посмотрела на остальных, – это реально не мы. Если станете думать о них, как о собственных копиях, умом рехнетесь.
– Та Ливви не моя, – сказал Тай. – Это не моя Ливви.
Кит бросил на него быстрый взгляд. Остальные Блэкторны тоже озадаченно смотрели на Тая, но никто ничего не сказал. Джулиан поднял руку, будто собирался возразить, но снова ее опустил.
Наверное, лучше, чтобы Тай понимал, что Ливви из Туле́ – не та же самая Ливви, которую он потерял. И все же Эмма никак не могла забыть о письме в кармане… Оно лежало там такое тяжелое, словно было из железа, а не из бумаги и чернил.
– Страшно подумать, что совсем рядом с нашим миром существует такая тьма, – тихо проговорил Марк. – Что мы разминулись с таким будущим буквально на волосок.
– Это не просто случайность, – возразила Хелен. – У нас была Клэри, у нас был Джейс и все остальные хорошие люди, которые вместе работали над тем, чтобы все получилось как надо.
– Хорошие люди у нас есть сейчас, – вставил Магнус. – И мне приходилось видеть, как хорошие люди терпят неудачу и гибнут.
– Магнус, вы с Алеком сейчас здесь, потому что здесь есть возможность узнать, как тебя исцелить… – начала Хелен.
– Потому что нам велела прийти Катарина, – поправил ее Магнус. – Поверь, при обычных обстоятельствах я не мотаюсь в Калифорнию и обратно только ради своего здоровья.
– Поверь, это точно не обычные обстоятельства, – проворчала Эмма.
– Прошу вас, – сказала Хелен, – я понимаю, что история была ужасная, и мы все расстроены, но нужно сосредоточиться на деле.
– Минуточку, – перебил Магнус, – вы хотите сказать, что Макс вот-вот превратится в крошку-демона? Да вы хоть знаете во скольких детских садах мы стоим в листе ожидания? Это что, выходит, он теперь никогда не поступит в…
Мимо просвистела лампа. Результат вышел довольно живописный: лампа разбилась о раму мансардного окна; осколки стекла и керамики разлетелись во все стороны.
– Так, все! Сохраняйте тишину и слушайте, что говорит моя жена, – отряхивая руки, сказала Алина. – Я в курсе, Магнус, что ты принимаешься хохмить, когда до смерти напуган. Я, если что, помню Рим, – тут она на удивление нежно ему улыбнулась. – Но нам нужно сосредоточиться. Говори, дорогая. У тебя отлично получается.
Она села и сложила руки на груди.
– Вот это, я понимаю, темперамент, – шепотом поделилась Эмма с Кристиной. – Мне нравится.
– Напомни, чтобы я тебе про фриттату рассказала, – так же шепотом ответила та.
– Самое важное здесь – гниль, – сказала Хелен. – Мы ее недооценивали. И не догадывались, что пораженные участки могут стать вратами для демонов. Что наши чародеи, – она посмотрела на Магнуса, – могут превратиться в демонов. Мы должны закрыть эти врата и остановить гниль. И Идрис нам в этом ничем не поможет.
– Так, а это еще почему? – встрепенулся Джулиан. – Что с Джиа? Что там вообще происходит?
– Джиа сейчас под домашним арестом, – спокойно объяснила Алина. – Гораций хвастается, что застал ее с поличным: когда она плела заговоры с фэйри в Броселиандском лесу. Их с Дианой арестовали, но Диане удалось сбежать.
– Мы получили эти новости как раз от Дианы, – уточнила Клэри. – После бегства из Идриса Гвин принес ее сюда, и она рассказала о том, что творится в Аликанте.
– Но сейчас-то она не здесь? – спросила Эмма. – Почему она ушла?
– Посмотри вот на это, – Марк передал ей листок бумаги.
Джулиан и Эмма склонились над ним, чтобы прочесть.
В послании Конклава говорилось, что Диана Рейберн разыскивается властями и предположительно находится под влиянием враждебных фэйри. Все Институты должны проявить бдительность и немедленно сообщить Инквизитору, если она вдруг объявится.
– Абсолютный бред, – твердо сказала Алина. – Отец говорит, они боятся влияния Дианы и не смеют напрямую называть ее предательницей. Они лгут и о том, что случилось с Инквизитором – говорят, что он якобы героически потерял руку в битве с Нижнемирскими, когда зачищали Идрис.
– Что, прямо руку? – остолбенела Эмма.
– Ее отрубила Диана, – пояснил Джейс.
Эмма от неожиданности опрокинула стакан с водой.
– Она… что?
– Он ей угрожал, – мрачно сказала Клэри. – Если бы Гвин не оказался рядом и не унес ее из Аликанте, неизвестно, чем бы все кончилось.
– Ей пришлось круто, – кивнул Джейс.
– Хорошо, что она спаслась, – согласилась Эмма. – Вообще-то это так и просится на большой эпичный гобелен.
– Ага, а теперь Инквизитор изготовит себе навороченную хайтековую руку, как у робота, которая будет стрелять лазерными лучами: пиу-пиу! – вдруг сказал Кит, и все посмотрели на него. – Так всегда бывает в кино, – пожал плечами он.
– Мы – Сумеречные охотники, – совершенно серьезно возразил Джулиан. – Мы не делаем… хай-тек.
Эмма снова увидела бинты у него на руке.
«Ты в клетке, мальчик».
Она поежилась.
– Мы хотели, чтобы Диана осталась с нами, – продолжала Хелен. – Но она отказалась. Сказала, это превратит нас в мишень. Она скрылась вместе с Гвином, но собиралась навестить нас в ближайшие несколько дней.
Ох, хорошо бы Диана с Гвином провели это время вместе, романтически… где-нибудь на вершине дерева или еще где-нибудь, подумала Эмма. Диана это точно заслужила.
– В общем, везде бардак, – подытожил Алек. – Перепись Нижнемирских повсюду почти завершена… за исключением некоторых регионов, которым особенно повезло, – он уважительно кивнул в сторону Хелен с Алиной.
– Некоторым удалось избежать переписи, вашему покорному слуге в том числе, – сказал Магнус. – Алек угрожал убить меня, если я хоть заикнусь о том, чтобы внести свое имя в какой-нибудь гнусный список нежелательных для Когорты лиц.
– Ничего я не угрожал, – возразил Алек, – просто на всякий случай.
– Всех Нижнемирских выставили из Идриса, в том числе преподавателей Академии Сумеречных охотников, – добавил мрачных новостей Марк.
– Среди Нижнемирских ходят слухи о тайных нападениях Охотников. Прямо как в недобрые старые дни до Соглашений, – подхватил Магнус.
– Железные Сестры прекратили всякое общение с Когортой, – сказала Алина. – Безмолвные Братья пока не высказались, зато Сестры официально заявили, что не признают Горация. Он в ярости, и продолжает осаждать их, тем более, что у них остались обломки Меча Смерти.
– Но и это еще не все, – заметила Кристина. – Диего, Дивью и Райана арестовали, вместе со многими другими.
– Гораций бросает в тюрьму всех, кто с ним не согласен, – сказала Алина.
– Хайме пытался спасти брата, – тихо проговорила Дрю, – а вместо этого сам угодил в тюрьму. Я слышала от Патрика Пенхаллоу.
Эмма посмотрела на Кристину – та с несчастным видом кусала губу.
– Что ж, раз на помощь Конклава рассчитывать нельзя – скорее уж на активное противодействие с их стороны, – нужно понять, какой у нас план действий? – спросил Джулиан.
– Мы должны сделать то, что сказала Тесса в Туле́, – заговорил Магнус. – Тессе я доверяю, и всегда доверял. Так же, как ты доверился Ливви, когда встретил ее в Туле́. Может, они и не точные наши копии, эти альтернативные «я», но и не так уж от нас отличаются.
– Значит, нужно добыть воду из озера Лин, залить пораженные гнилью участки и немного воды дать магам, – сказала Хелен. – Проблема, правда, в том, как пробраться к озеру Лин мимо стражи, выставленной Когортой. Ими теперь кишит весь Идрис. Ну, и как потом выбраться обратно…
– Это сделаю я, – заявил Магнус и сел. Одеяло соскользнуло на пол. – Я…
– Даже думать забудь! – отрезал Алек. – Ты рисковать не станешь, Магнус, только не в твоем состоянии.
Магнус хотел возразить, но Клэри остановила его умоляющим жестом:
– Магнус, прошу. Ты уже столько раз помогал нам – повзоль, теперь мы поможем тебе.
– Как?
– Мы пойдем в Идрис, – сказал Джейс.
– Я могу создавать порталы, – Клэри встала рядом: Джейсу она доставала где-то до бицепса, но решимости ей это не убавило. – В Аликанте нам не проникнуть – но это и не требуется. Идриса будет вполне достаточно. Мы пойдем к озеру Лин, оттуда в Броселианд и вернемся как можно скорее. И будем совершать такие вояжи, сколько потребуется – пока не добудем достаточно воды.
– Весь Идрис патрулирует Когорта, – покачала головой Хелен. – Вам нужно очень хорошо подготовиться и вооружиться.
– Значит, мы пойдем вооружаться прямо сейчас, – Джейс подмигнул Магнусу. – А ты готовься принимать помощь, чародей, нравится оно тебе или нет.
– Совершенно не нравится, – проворчал Магнус, валясь обратно в одеяло – однако, с улыбкой.
А взгляд, которым наградил эту парочку Алек, говорил лучше всяких слов.
– Погодите, – Алина подняла руку.
Она принялась рыться в кипе бумаг на столе.
– У меня здесь есть расписание патрулей. Они постоянно прочесывают разные районы Идриса, чтобы убедиться в отсутствии Нижнемирских. Сегодня у них как раз озеро Лин – один раз днем и один раз ночью. Вы не можете отправляться прямо сейчас.
– Ну, уж с несколькими солдатами мы как-нибудь разберемся, – возразил Джейс.
– Нет, – отрезал Магнус. – Это слишком опасно. С десятком вы, конечно, разберетесь, с двадцатью – тоже. Но если их окажется пятьдесят или сто…
– Именно сто, – заметила Хелен, заглядывая Алине через плечо. – И это по меньшей мере.
– Я вам не позволю так рисковать, – сказал Магнус. – От меня мокрое место останется, если я потом буду магией выволакивать вас оттуда.
– Ма-а-агнус! – возмутилась Клэри.
– Что там в расписании? – спросил практичный Джулиан, – когда им лучше идти?
– Завтра на рассвете, – сказала Алина и отложила бумаги. – К тому времени все будет чисто. Ясное дело, план не идеальный, но выхода нет. Сегодня будем готовиться. Примем меры, чтобы все прошло гладко.
Поднялась суматоха: все предлагали помощь, занимались разными делами. Эмма с Кристиной вызвались поговорить с Катариной насчет перспектив исцеления. Марк и Джулиан взяли на себя карты Броселианда и собирались выяснить расположение пораженных гнилью участков. Клэри и Джейс отправились собирать оружие и амуницию. Хелен с Алиной попробуют определить, когда именно патруль будет находиться между озером Лин и лесом. Таю и Киту поручили составить список местных чародеев, которым может понадобиться вода, когда ее добудут.
Посреди всей этой суматохи Тай нашел Тавви, сел рядом на пол и протянул ему еще один вагончик. Эмма пошла за ним следом. Оказалось, на вагончик Тай хотел выменять наушники.
– Тай, – Эмма села на корточки рядом. Тавви вертел в руках вагончик. – Я должна кое-что тебе передать.
– Что? – удивился он.
Эмма нерешительно достала из кармана конверт.
– Письмо. От Ливви из другого измерения. Из Туле́. Мы рассказали ей о тебе, и она захотела что-то тебе написать. Это только для тебя, я не смотрела.
Тай встал, изящный, легкий как птица, и такой же хрупкий.
– Она – не моя Ливви.
– Я в курсе, – Эмма не могла отвести глаз от его рук. Костяшки на пальцах были красные, содранные… ее Джулиан уже переворачивал бы небо и землю, выясняя, что случилось. – Ты не обязан это читать. Но письмо адресовано тебе, и, я думаю, ты должен его взять, – она помолчала. – В конце концов, оно проделало очень длинный путь.
По лицу Тая промелькнула тень… хотя, кто знает, что это было. Но письмо Тай взял, сложил и сунул в карман.
– Спасибо.
Он резко отвернулся и направился к Киту в отдел «Жители Нижнего Мира и чародеи». Тот уже сражался там с несколькими большими томами.
– Не надо, – сказала Кристина у нее за спиной.
Кристины нигде не было, но голос был точно ее. Эмма огляделась: Тавви все еще возился с железной дорогой, все остальные сновали туда-сюда.
– Кьеран, я понимаю, ты беспокоишься за Адаона… Но ты за все собрание ни слова не сказал.
Ах, черт. Кристина была по ту сторону книжного стеллажа и явно не знала, что Эмма рядом и все слышит. Если попытаться исчезнуть, Кристина и Кьеран сразу ее обнаружат.
– Это политика Охотников, – сказал Кьеран каким-то чужим голосом. – Я ее не понимаю. Это не моя война.
– Это твоя война, – возразила Кристина. Эмма нечасто слышала такую страсть в ее голосе. – Война за то, что ты любишь. За то, что все мы любим.
Она помолчала.
– Твое сердце скрыто от меня, но я знаю, ты любишь Марка. И любишь фэйри. Сражайся за свою любовь!
– Кристина, ты… – начал Кьеран, но она уже помчалась прочь.
Выскочив из-за стеллажа, она налетела на Эмму, удивилась и выбежала из комнаты.
Кьеран пошел следом, но вдруг остановился, уперся руками в стол и поник головой.
Эмма двинулась к выходу, надеясь добраться до дверей незамеченной. Но разве мимо фэйри пройдешь! Кьеран поднял голову, как только она сделала первый шаг.
– Эмма!
– Ухожу, ухожу. Не обращай на меня внимания.
– Но я хочу обратить на тебя внимание!
Он вышел из-за стола – бледный, мрачный, красивый, весь будто из острых углов. Понятно, что в нем так нравится Кристине.
– Я причинил тебе много страданий, когда тебя бичевал Йарлат. Я не желал ничего подобного, но все равно стал причиной… Я не в силах отменить прошлое, но могу хотя бы выразить искреннее сожаление и поклясться в искупление выполнить все, о чем ты меня попросишь.
Этого она не ждала.
– Что, вообще все? Даже если я потребую, чтобы ты научился танцевать гавайскую хулу?
– Это традиционная пытка, принятая у твоего народа? Да, я с готовностью пойду на это ради тебя.
Как ни соблазнительна была мысль о Кьеране в юбочке из травы, Эмма со вздохом задвинула ее подальше.
– Ты сражался на нашей стороне при Неблагом Дворе, – сказала она вместо этого. – Ты доставил сюда Марка и Кристину в целости и сохранности, а они для меня – всё. Ты доказал, что ты – настоящий друг, Кьеран. Ты прощен и больше тебе ничего не нужно для этого делать.
Он покраснел. Действительно покраснел – краска залила его бледные щеки.
– Фэйри бы так не поступил.
– Так поступаю я, – весело улыбнулась Эмма.
Кьеран зашагал к двери, и уже на пороге оглянулся.
– Я всегда знал, как Кристина тебя любит, и теперь понимаю, почему. Родись ты среди моего народа, ты стала бы величайшим рыцарем Двора. Ты – один из самых отважных людей, каких я знаю.
Эмма попыталась было выдавить «спасибо», но Кьеран уже исчез – как тень растворилась в лесу. Она проводила его глазами. Что-то такое было в том, как он произнес имя Кристины… будто это сладкая мука, нежная пытка. До сих пор он так поминал только Марка.
– Ты ни о чем не хочешь со мной поговорить?
Джулиан замер на пороге. Он-то думал, что Магнус спит: тот лежал на кушетке с закрытыми глазами. Под глазами залегли глубокие тени – такие приносят только бессонные ночи, причем в больших количествах.
– Нет.
Слова, вырезанные у него на руке… Покажи он их Магнусу, и чародей сразу же предложит снять чары, а для этого у него слишком мало сил. Напряжение может его убить.
Знал Джулиан и то, что как-то неправильно реагирует на саму идею, что Магнус, возможно, умирает. Реакция была глухая, стертая. Нет, он не хотел, чтобы Магнус умер, но простым «не хочу» оно не должно было быть… и воссоединение с братьями и сестрами должно было приносить что-то еще помимо смутного облегчения.
И он точно должен был почувствовать больше при виде Эммы. Ее будто бы окружала гладкая снежная равнина, и стоило ему туда ступить, как все чувства словно отрезало. Даже говорить и то было трудно. Все стало даже хуже, чем раньше. Эмоции отошли куда-то вглубь – дальше, чем были до Туле́.
Он ощущал отчаяние, но и оно было далеким и притупленным. Хоть нож голой рукой хватай за лезвие – просто чтобы хоть что-нибудь почувствовать.
– Неудивительно, – заметил Магнус, – учитывая, как мало ты сейчас чувствуешь. Мне не следовало накладывать на тебя такие чары. Я сожалею об этом.
– Не стоит.
Джулиан сам не знал, чего не стоит, сожалеть или накладывать чары. Все чувства были такие чужие, будто чьи-то еще. Зато он точно знал, что не хочет сейчас разговаривать с Магнусом, и поэтому вышел в коридор.
– Джулс!
К нему через холл спешил Тай. Все та же далекая часть разума сообщила, что Тай выглядит как-то не так, и попыталась подобрать правильное слово – раненый? уязвленный? уязвимый?
– Джулс, можно с тобой поговорить?
Странный вопрос для Тая. Джулиан последовал за братом в одну из пустых спален, расположенных вокруг холла. Тай закрыл дверь и молча бросился ему на шею.
Вот ужас. Не потому что обниматься с Таем так ужасно. Это даже было мило… – насколько Джулиан сейчас был способен отличать «мило» от «не мило». Разум утверждал: это твоя кровь, твоя семья, и руки обняли брата. Очень тонкое тело, худое, будто сделанное из ракушек и пуха одуванчиков, сшитых вместе шелковой нитью.
– Я так рад, что ты вернулся, – пробормотал Тай, и прижался лбом к плечу Джулиана. Наушники съехали набок.
Тай машинально их поправил.
– Я боялся, что мы больше никогда не соберемся все вместе.
– Но мы собрались.
– Я хочу, чтобы ты знал: мне очень жаль, – Тай обеими руками вцепился в его куртку. Слова ссыпались дробью, словно он долго и старательно репетировал эту речь. – На похоронах Ливви я полез на костер, а ты за мной, и изранил руки, и я подумал, может, ты ушел, потому что больше не хочешь меня видеть.
Голос в голове Джулиана кричал, что он любит брата больше всего на свете. Что Тай редко вот так идет на контакт, и тем более физический. Джулиан, запертый где-то очень далеко, в потайных чертогах сознания, отчаянно пытался отреагировать как нужно – дать Таю все что угодно, лишь бы он восстановился после потери Ливви, не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, одиноким…
Но это было все равно что биться о звуконепроницаемое стекло. Тот Джулиан, которым он теперь был, ничего не слышал. Безмолвие в его сердце было почти так же глубоко, как то, что окружало Эмму.
– Дело не в этом. Дело… было не в этом. Мы ушли из-за Инквизитора.
Внутренний Джулиан уже разбил руки в кровь об это чертово стекло. Внешний Джулиан искал слова и наконец нашел.
– Ты не виноват.
– О’кей, – сказал Тай. – У меня есть план как все исправить.
– Вот и хорошо.
Тай в полном изумлении уставился на него, но Джулиан этого не заметил. Он пытался удержаться на краю, найти эти проклятые нужные слова, чтобы сказать их Таю, который, бедняга, думал, что брат ушел, потому что рассердился на него.
– Уверен, ты придумал прекрасный план. Я тебе полностью доверяю.
Он выпустил Тая и шагнул к двери. Лучше отступить, чем сказать что-нибудь не то. Как только заклинание будет снято, все сразу станет хорошо. Вот тогда он с ним и поговорит.
– Джулс, – Тай нервно крутил шнур от наушников. – Ты разве не хочешь знать…
– Здорово, что тебе лучше, Тай, – Джулиан не смотрел на него и не видел, как дрожат его руки.
Прошло всего несколько секунд, но когда Джулиан вывалился в коридор, он дышал так, будто за ним несколько миль гналось чудовище.