Работа обвинителя

В предыдущих главах мы уже прошлись по различным примерам неэффективной работы системы, а также видели, какое негативное влияние они оказывают на сторону обвинения, суды и свидетелей. О чем мы пока еще не говорили, так это о том, что в последние годы все эти проблемы целенаправленно перекладываются с обвинения и с самих судов на защиту. Зайдите на любое предварительное слушание по вопросам делопроизводства в любой зал суда, и вы, как правило, увидите две вещи. Во-первых, обвинение, которое бичует за то, что они не предоставили или не разгласили ключевые материалы много месяцев назад, раз за разом нарушая указания суда. А во-вторых, отчаявшегося судью или магистратов, которые, выслушав предсказуемые увещевания обвинителя («мы сожалеем о данном допущении, Ваша честь»; «боюсь, у меня не найдется достойного объяснения, чтобы изложить его суду»; «Ваша честь, должно быть, в курсе, в условиях насколько ограниченных ресурсов приходится работать прокуратуре»), направляют свой прицел на адвоката защиты и требуют от него объяснить, почему защита не предприняла ничего, чтобы решить проблему. Так почему же, спросите вы, так происходит? Прокуратура выдвигает обвинения против подсудимого, и если она оказывается не в состоянии скоординировать свою работу и выполнить такие базовые вещи, как предъявление ключевых доказательств по делу, то с какой стати это должно волновать обвиняемого? Почему бы ему просто не откинуться на спинку стула и – если в день слушаний в прокуратуре окажется полный бардак – просто не воспользоваться подвернувшейся возможностью улизнуть от наказания? С какой стати он должен подтирать за прокуратурой?

Ответ лежит в том культурном сдвиге, который наблюдается в последние пятнадцать лет или около того и даже отражен с 2005 года в уголовно-процессуальном кодексе. В конце двадцатого века принцип бремени доказывания был не просто священным, но и абсолютным. Обвинение должно было доказывать предъявляемые обвинения. Подсудимый же имел право и вовсе ничего не говорить, ожидая окончания судебных разбирательств в надежде, что в цепочке обвинения образуется брешь, и изобретательный солиситор или барристер без труда придумает, как ей воспользоваться. Зачастую это выражалось в каком-то до жути непонятном и формальном правовом вопросе; однако порой вопрос оказывался настолько очевидным, что обвинение, не предвидев каких-либо возражений, попросту не готовило каких-либо доказательств по этому поводу. Чаще всего подобная «защита исподтишка» применяется в магистратских судах, обычно в делах о нарушениях ПДД, повальный беспорядок в подготовке которых стал благодарной почвой для процветания подобных подлых стратегий. В мире же новых уголовно-процессуальных норм все происходит совершенно иначе. «Первоочередной целью» уголовного процесса является его «законное» рассмотрение, что подразумевает следующее:

«Оправдание невиновных и осуждение виновных, справедливое отношение к защите и обвинению, уважительное отношение к интересам свидетелей, эффективная и оперативная работа по делу, а также […] рассмотрение дела с учетом серьезности выдвигаемых обвинений, сложности обсуждаемых вопросов, тяжести последствий для обвиняемого и других участников процесса, а также обязательств по другим делам» (5).

Кроме того, отныне и обвинение, и защита обязаны активно помогать суду в достижении этих целей. Ключевым компонентом этого является то, что – несмотря на отсутствие подобных требований на протяжении многих веков – защита обязана четко определять спорные вопросы в самом начале судебных разбирательств. Ряд решений, принятых начиная с 2006 года Высоким судом, один за другим уничтожили лелеемые адвокатами защиты идолы, посчитавшиеся противоречащими духу и букве нового мирового порядка. Адвокатов защиты строго предупредили: «Уголовный процесс больше не должен рассматриваться как какая-то игра, в которой каждый сделанный шаг является окончательным и любая оплошность стороны обвинения приводит к ее поражению. Защитники сами должны позаботиться о защите и на ранних этапах судопроизводства четко изложить обвинению и суду спорные вопросы» (6). Кроме того, уже на первых предварительных слушаниях в магистратском суде от защиты будут ждать уточнения, что именно они оспаривают: достоверность результатов опознания или лабораторной экспертизы, действие в рамках самообороны, «первый раз вижу эти наркотики» и так далее. Любые попытки темнить либо же обозначение оспариваемого вопроса в самый последний момент, как это делалось в былые времена, будут не только порицаться, но в целом чреваты наказанием для адвоката защиты. Кроме того, обвинению будет предоставляться возможность снова открыть дело и восполнить столь хитро отмеченный защитой пробел, так что выиграть с этого в любом случае ничего не получится. Если вы не сможете обозначить проблемы обвинения в официальном заявлении защиты, то присяжным может быть сказано, что они могут использовать это против подсудимого, когда будут выносить решение по вопросу его виновности. Среди профессионалов и ученых в мире юриспруденции между собой соперничают две философские школы. Традиционалисты заявляют (и неоднократно заявляли в прошлом – как правило, безрезультатно перед Высоким судом), что подобные радикальные перемены подрывают фундаментальные принципы состязательного права, такие как бремя доказывания и право хранить молчание. Никто не отправляется под суд по собственной воле, так почему же обвиняемый должен «определять проблемы» и предоставлять обвинению шанс построить против себя более убедительную аргументацию?

Что касается меня, то я настроен немного менее воинственно (ну или менее принципиально). Признавая всю первостепенную важность бремени доказывания, я вместе с тем не вижу никаких проблем в том, чтобы уголовные дела разрешались, основываясь на убедительности имеющихся доказательств, а не на сообразительности и изворотливости адвокатов. Если у обвинения недостаточно доказательств либо же если, несмотря на многочисленные предоставленные возможности, прокуратура так и не смогла залатать дыры в своей доказательной базе, то подсудимый совершенно очевидно должен иметь право воспользоваться несостоятельностью государства. Когда же любитель всегда выходить победителем устраивает засаду, чтобы исподтишка подловить защиту на какой-то формальности, то я никак не могу признать, что это неотъемлемая составляющая состязательного процесса. Мне кажется, что прежний подход к правосудию был слишком зациклен на том, чтобы не допустить осуждения невиновного. Поэтому я должен заметить, пускай и под страдальческие стенания пуристов, что, пускай данный принцип и является самым важным, он не единственный. В соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, а также фундаментальными принципами, осуждение виновного, очевидно, является вторым по значимости пунктом. И хотя я никогда не буду приверженцем системы, ставящей этот принцип выше необходимости оправдания невиновного (а именно с этого и начинается тирания), требовать, чтобы «игра» – пускай один из участников и вступает в нее не по собственной воле – проводилась по единым для всех правилам, кажется мне более чем справедливым. Правила, которые позволяют суду и состязающимся сторонам разбираться с реальными проблемами, а также гарантируют честную игру обеих сторон, кажутся мне вполне оправданным средством для достижения этой цели. А раз, как это утверждает кодекс поведения адвокатов, моя обязанность состоит в том, чтобы помогать суду в осуществлении правосудия, то выявление проблем, связанных с делом, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Загвоздка в том, во что данный принцип превратился в зале суда. Потому что на практике от защиты требуют гораздо больше, чем просто обозначить спорные вопросы. Многие солиситоры скажут, что от них ждут, чтобы те выполняли работу прокуратуры. «Содействие суду в выполнении основополагающих целей и правил» подразумевает, что когда суд постановит прокуратуре предоставить ключевые доказательства или подать ходатайство (скажем, ходатайство принять во внимание предыдущие судимости обвиняемого) к какой-то конкретной дате, а прокуратура этого не сделает, то защита обязана всячески напоминать прокуратуре предъявить инкриминирующие доказательства против своего подзащитного. Получается, что неповоротливость прокуратуры перестает быть исключительно ее виной, и солиситор защиты, в соответствии с правилами, должен упорно досаждать обвинению, своевременно сообщая суду о том, что она не справилась со своей задачей. Необходимость постоянно доставать прокуратуру извечно была самой неблагодарной частью работы солиситора защиты. Как мы уже с вами видели, с разглашением находящихся в ведении прокуратуры материалов, которые могут значительно помочь защите или и вовсе подорвать аргументацию обвинения и которые суд по закону обязан предоставить защите, постоянно возникают какие-то проблемы как в магистратском суде, так и в Королевском суде присяжных. А распространенной практикой являются десятки отправленных по факсу запросов, электронных писем и оставленных на голосовой почте прокуратуры сообщений, на которые никто так и не удосуживается ответить. Но все эти действия, каким бы неприемлемым ни было подобное отношение со стороны прокуратуры, хотя бы можно назвать предсказуемой работой, входящей в компетенцию представителей защиты. Когда те же самые усилия нужно прилагать, чтобы заполучить материалы, не просто не способные помочь вашему подзащитному, а еще подкрепляющие предъявляемые обвинения, то у подобной обязанности, возложенной на плечи солиситоров, помимо ее явного противоречия интересам защиты, довольно далеко идущие последствия. Проще говоря, чем больше времени фирма тратит на то, чтобы вытрясти из прокуратуры нужные бумажки, тем меньше у нее остается времени на подготовку защиты своего клиента. А с уменьшением бюджета прокуратуры и, как следствие, увеличением ее неэффективности количество дополнительного неоплачиваемого времени, которое защита вынуждена тратить на напоминания прокуратуре, неумолимо растет.

Чем больше времени фирма тратит на то, чтобы вытрясти из прокуратуры нужные бумажки, тем меньше у нее остается времени на подготовку защиты своего клиента.

Я не просто так употребил слово «неоплачиваемого». Потому что в этом-то вся соль. Работа в полицейских участках, магистратских судах, а также по основному объему дел Королевского суда (за исключением только самых серьезных или важных), составляющая основу обязанностей солиситора – а также связанная с наибольшей неразберихой со стороны прокуратуры, – оплачивается по фиксированной ставке за каждое дело. Данная система была утверждена в магистратских судах еще в 1993 году, а после последней волны «реформ по повышению эффективности» 2016 года были введены дополнительные ограничения, и теперь солиситоры получают весьма скромную фиксированную ставку за свою работу в полицейских участках, магистратских судах и по делам Королевского суда, в которых не более пятисот страниц доказательств (т. е. по большинству дел Королевского суда). Введение фиксированной ставки было призвано снизить расходы на субсидируемую государством юридическую помощь, однако эти ставки зачастую никак не соотносятся с фактически проделанной работой. Если из-за наличия каких-то специфических особенностей – социальной незащищенности подсудимого или объема запутанных доказательств – на дело требуется выделить дополнительное время, то большая часть работы солиситора остается неоплаченной. Либо же, если хотите, она оплачивается вся, только по совершенно нежизнеспособной с экономической точки зрения ставке. Возможно, это вас удивит. Согласно стереотипу, адвокаты – крайне состоятельные люди. Вполне возможно, что вы знаете адвоката, ну или у вашего друга есть друг адвокат, который баснословно богат. Если это так, то даю вам железную гарантию, что он не адвокат по уголовным делам. Мы еще вернемся к мифам по поводу заработков барристеров, однако достаточно сказать, что солиситоры, оказывающие субсидированную государством правовую помощь (я их периодически называл и буду называть ради краткости государственными адвокатами/солиситорами, хотя это не совсем так: формально эти люди работают не на государство, но берут себе дела с малообеспеченными подзащитными, которым государство оплачивает услуги солиситора/адвоката, про оплату такой субсидируемой государством юридической помощи и идет речь), порой получают за нее на удивление мизерную оплату.