Заброска Раевского

Герой не храбрее обычного человека, но сохраняет храбрость на пять минут дольше.

Ралф Эмерсон

И эту храбрость Козлов сохранил на 5 минут дольше других. Именно поэтому совершил подвиг во имя своей Родины и остался жив, хотя немало нервов ему потрепало жестокое время войны в открытых боях и в ходе его тайной работы в качестве советского разведчика по линии военной контрразведки. Он часто рисковал. Но как говорится, вся жизнь – управление рисками, а не исключение рисков. Чей риск, того и выгода, говорит русская пословица…

Но в этих действиях Козлов сначала рассчитывал, а только потом, уже успокоенный продуманностью своих дальнейших шагов, шел на риск. Так что Ника появлялась не случайно.

К сожалению, потом, после окончания Великой Победоносной битвы, наш герой встретится с коварством, бесчеловечностью, бюрократией и равнодушием отечественного чиновничества разных уровней и мастей. Но об этом чуть ниже.

А пока в АК-103 определились с переброской Козлова на 20 июня 1943 года. Его экипировали в форму пехотного капитана Красной армии и снабдили документами прикрытия с установочными данными на Раевского Александра Васильевича. В командировочном удостоверении говорилось:

«Капитан Раевский Александр Васильевич, помощник начальника штаба 49-го стрелкового полка 16-й гвардейской стрелковой дивизии, направляется в город Москва для получения пополнения в минометные части дивизии».

Печать – не придерешься. Подпись начштаба соединения не факсимильная. Правительственные награды и гвардейский знак на гимнастерке прикреплены по уставу и все настоящие…

Перед изучением советских документов с Козловым провел тщательный инструктаж сотрудник Абвера, бывший моряк зондерфюрер Юлиуш Фурман. Особое внимание он обратил на четкую выдержку при реализации линии поведения.

– Вы не должны отклоняться ни на румб от заданного курса, – заметил бывший мариман Фурман.

Задание ему он дал такое:

«После благополучного приземления, а оно будет таковым без сомнения, вам надлежит добраться до подмосковной деревни Малаховка, где найти по имеющемуся у вас адресу дом, связаться с проживающим там немецким агентом «Ароматовым». Передать ему батареи для питания радиостанции, деньги и бланки новых документов. При встрече с ним назовите пароль: «Я от доктора Брониковского».

У читателя может возникнуть вопрос: а кто же этот Брониковский?

Тадеуш Брониковский (он же Гапке, он же Эрвин Брониковский (1896–1944 гг.). Агент Абвера. Бывший офицер Войска Польского. В 1920-е годы сотрудник 2-го отдела Главного штаба Войска Польского, так называемой «двуйки» и контрразведки «дефензивы». Он был участником Польской организации войсковой, имеющей резидентурные ячейки во многих крупных центрах европейской части России, на Украине, в Белоруссии и Литве.

С началом войны он инициативно предложил услуги представителю Абвера Оскару Райле, участнику крупнейшей операции абверштелле (военная разведывательная и контрразведывательная служба в странах-сателлитах. – Прим. авт.) в Польше. Брониковский арестовывался польской контрразведкой. После освобождения стал сотрудником органов военной разведки на Восточном фронте.

По характеру был одновременно трусливым и жестоким типом. Вот уж действительно: трусость – мать жестокости, а она, как замечено, происходит от немощи человека. Опыт частого предательства пригодился гитлеровцам – продавался за «коврижки».

Он являлся инструктором по агентурной разведке АК-103. До 1943 года – заместитель начальника Борисовской, а затем Нидерзеевской разведшкол.

Кстати, Брониковский не доверял «Меньшикову» и неоднократно предупреждал руководство разведшколы, что Козлов может не возвратиться из России, что ему наплевать на жену-заложницу. Но враг Козлова только в одном ошибся – агент «Меньшиков» возвратился другим человеком и под иным псевдонимом – «Следопыт».

А вот поляк в конце войны был захвачен в Восточной Пруссии военными контрразведчиками Смерша. Его опознала агентура, внедренная в разведшколу сотрудниками военной контрразведки. При даче показаний армейским чекистам он рассказал о всех злодеяниях, чинимых им против Советской России, в том числе и о степени своего участия в ПОВ.

Во время допроса палач так перепугался встречи со смершевцами, что от страха в ожидании быть строго наказанным за свои кровавые грехи испустил дух, сидя на стуле перед следователем…

* * *

Вообще германские вооруженные силы на протяжении всего периода существования трех рейхов по сравнению со своими европейскими соседями имели важное преимущество. Для справки: Первым рейхом немцы называли Священную Римскую империю (962–1806 годы), Вторым рейхом они считали страну периода «железного канцлера» Бисмарка (1871–1918 годы), а Третьим рейхом величали время правления Гитлера (1933–1945 годы). Ему пророчили тысячелетие, но он продержался всего 12 лет.

Вермахт, планируя свои военные акции, обладал глубокой осведомленностью о военном и экономическом потенциале стран для нападения в Центральной Европе. Начиная с середины 1930-х годов, немецкая военная разведка в лице Абвера стала активно заниматься подготовкой агентуры против СССР. Гитлер готовился к «Дранг нах Остен!» – «Походу на Восток!»

Несмотря на это, германцы в который раз просчитались с Россией, теперь Советским Союзом. Они не знали всех его реальных и потенциальных возможностей: ни военных, ни экономических, ни социальных. А про наличие секретного оружия россиян – огромных территориях, о которых именно как об оружии не раз говаривал рассудительный Отто фон Бисмарк, немцы вообще забыли. Абвер и РСХА подвели Гитлера «под монастырь» с блицкригом в ходе проведения операций по плану «Барбаросса».

Так он, во всяком случае, начал считать сразу после поражения под Москвой, но удивительно упрямо действовал наперекор чужой выверенной логике, надеясь исключительно на свое мистическое Провидение.

Изучая прошлое Германии, Гитлер должен был знать меткое высказывание официального историографа Пруссии Леопольда фон Ранке о судьбах стран и правителей. Он говорил: «То, что губит людей и государства, это не слепота, не незнание. Не так уж долго остаются они в неведении относительно того, куда приведет их начатый путь. Но есть в них поддерживаемый самой их природой, усиливаемый привычкой позыв, которому они не сопротивляются, который тащит их вперед, пока есть еще у них остаток сил. Божественен тот, кто сам усмиряет себя. Большинство же видит свою гибель, но погружается в нее».

Фюрер свирепел и проявлял изуверскую жестокость и к врагу, и к своим подчиненным, которые являлись носителями иных идей и планов, не всегда глупых и обреченных. Это и были основательные причины, ибо она – жестокость – явилась последним прибежищем его рушащейся власти.

В 1944 году Гитлер уже видел свою гибель, но не показывал вида, что и он, и страна обречены быть уничтоженными в ходе войны. Он погружал Третий рейх и одурманенный нацистской пропагандой народ в пучину смертельной опасности…

А в это время подпевала и шептун фюрера фельдмаршал Вильгельм Кейтель или, как его называли коллеги, «Лакейтель» утверждал, что Третий рейх все рано одолеет Красную армию и сделать «такое может только гений!». Конечно же, он намекал на своего сюзерена – Гитлера. А тот упивался величием через возвеличивание подчиненными.

* * *

В конце беседы Фурман стал успокаивать своего агента «Меньшикова»:

– Действуйте смело, документы у вас хорошие. По прибытию на место посмотрите, нет ли чего подозрительного. Назовите пароль и передайте чемодан. Своих документов не показывайте. Если будут приглашать выпить или закусить, не соглашайтесь, а сразу следуйте обратно.

– Ясно, – ответил Козлов…

Дальше он приказал «Меньшикову» в десятидневный срок возвратиться на немецкую сторону, назвав при первой встрече с немецкими военнослужащими пароль «Штаб-Смоленск» и попросив их отвести его в штаб любой части вермахта.

После всякого рода инструктажей и экипировки нового агента немецкой военной разведки доставили на полевой аэродром. Было 21 июня 1943 года. Стояла светлая ночь, начавшаяся с сумерек после недавно упавшего за лесом солнца. Первые полчаса после захода дневного светила часть горизонта еще слабо светилась, но небо уже становилось не голубым, а темно-синим. Казалось, землю освещают только мириады звезд, висящих на небосклоне. Чем темнее – тем больше их стало видно.

В начале взлетной полосы стоял немецкий многоцелевой бомбардировщик «Дорнье До 217». Два трехлопастных пропеллера пока молчали. Чуть в стороне у левой плоскости самолета толпилось человек 10 неизвестных Александру граждан.

Минут через 10 по команде Фурмана по лестничному трапу все парашютисты поднялись внутрь воздушного транспортника.

Сразу же после загрузки взревели двигатели. Они работали недолго. Грохот внутри самолета, вызванный усиливающимся ревом пропеллеров, больно бил по ушам. А тем временем бомбардировщик с нарастающей скоростью побежал по взлетной полосе полевого аэродрома.

Тайные «пассажиры» сидели молча. В утробе трясущегося фюзеляжа стало прохладно. Сверкали только широко открытые глаза парашютистов, то ли от страха очередного прыжка, то ли от желания поскорей покинуть утробу не сбитого советской зениткой или истребителем немецкого лайнера. Через час-полтора полета по какому-то замысловатому кругу из самолета полетели вниз пятеро неизвестных. Потом еще двое. Еще трое кинулись в черную бездну ночи минут через 15.

«У каждого из них свое тайное преступное задание за линией фронта, в тылу наших войск. Знать бы их планы», – рассуждал «Меньшиков». Со временем он много чего узнает об агентах разведшколы. Но это случится после его возвращения в «Сатурн».

Козлов по соответствующей команде сопровождающего покинул машину последним в 3 часа ночи. Уже светало. Вначале он летел вниз, кувыркаясь, а потом, как учили, расставив в стороны руки и ноги, стал почти планировать. Созданная парусность позволяла не кувыркаться. Через несколько секунд Александр дернул кольцо и ему показалось, что после рывка стропы стремительно натянулись и стали как струны.

Он подлетел на какое-то мгновенье вверх. Надутый купол под весом парашютиста стал сдаваться, плавно опуская его к земле. Закон гравитации заявил о себе…

Ночь легко сдавалась дню, постепенно гася величие шатра ночного неба с обилием мерцающих бриллиантов – относительно вечных звезд, ведь и они исчезают – вечная только смерть.

Лимонный свет все еще светившей луны уже не мог озарить быстро приближающее земное пространство. Нарождающийся день раннего утра еще был тускл, поэтому предметы виделись призрачно-размытыми. Через какое-то мгновение лес показался Козлову темной гривой гигантского коня.

С высоты он заметил просеку, какую-то речушку, сельские дома и шоссе. Приземлился удачно на небольшой поляне. Быстро погасив парашют, он скомкал его и бросил на дно глубокой бомбовой воронки. Армейский вещмешок со шпионской экипировкой спрятал в яме под корневищем огромной березы, поваленной то ли ветром-буреломом, то ли ударной волной разорвавшейся недалеко авиабомбы или крупнокалиберного снаряда. Из пистолета достал обойму и разрядил ее.

Он все уже решил – спасением для него могут быть только сотрудники военной контрразведки. Теперь эта служба называлась не Особый отдел, а Смерш, к представителям которой надо было прийти с повинной. Просчитав, как шахматист, на шаг вперед свои действия, он уже представлял реакцию военных контрразведчиков.

«Меньшиков» делал все правильно – логически выверено.

«Здравствуй Рассеюшка!!! Милая моя Родина… – рассуждал Александр. – Как я ждал этого момента! Как надеялся встретиться с тобой, как твой сын. Расслабляться, правда, рано. Не дай бог наткнуться на негативную случайность – погибнуть от своих, советских. Надо достойно довести задуманное большое дело до конца. Это мой долг перед армией, родичами и женой. Родина меня поймет и простит!

Все, пойду с покаянием к армейским чекистам… А что, если не поверят и шлепнут как агента немецкой разведки, как врага народа? На смерть не обижаются. Я верю в продолжение жизни. Галинка должна сыграть великую роль в моей и своей судьбе – для того, что я задумал и предложу им. Думаю, они ухватятся за такой вариант. Фундамент ведь уже есть…»

Он прилег у густого кустарника отдышаться. Сердце колотилось как сумасшедшее, как бешенное. В ушах звенело, а в висках стучало. Он проделал несколько раз известное ему упражнение, которое рекомендовала в таких случаях личный лекарь – Галя. Глубоко вздохнул и задержал на десяток секунд выдох. Сжатое ребрами сердце стало постепенно успокаиваться.

Быстро поднималось солнце. Округа наполнилась птичьим гамом. Отчетливо стрекотала потревоженная человеком сорока – бело-черная хозяйка и сторожиха леса. Пахло землей и хвоей – вокруг стеной стояли вековые сосны и остроконечные темно-зеленые ели. Между ними возвышались тонкошеи-березки. У комлей некоторых росли густые кустарники дикой и колючей ежевики. Тут витала звенящая тишина, был мир в прямом и переносном смысле, а за его недалекой границей продолжали грохотать орудия, лязгали гусеницами танки и стрекотали пулеметы с автоматами. Война продолжалась… Впереди была Курская дуга, о которой он, конечно, ничего не знал.

Слово Козлову:

«Ночью немецкий бомбардировщик поднялся на восток, выбросил меня в районе Тулы. Я благополучно высадился на опушке леса и приступил к выполнению своего плана. Специально не скрыл парашют на месте высадки. У меня был пистолет, освободил обойму от патронов, чтобы мне поверили, что явился с чистыми руками. Подошел к своим бойцам и попросил их отвести меня к своему командиру. Я был в советской военной форме. Командир роты отвел меня к начальнику штаба. Удостоверение капитана Раевского на шелковом полотне (чтобы не шелестело), которое мне выдали в разведшколе Абвера, точь-в-точь такое же, как было у наших разведчиков, стало пропуском. По цепочке дошел до представителей советской контрразведки, которым рассказал о своем плане действий. И получил добро…»

* * *

Командир 323-й стрелковой дивизии, входившей в состав 10-й армии, генерал-майор Иван Алексеевич Гарцев приказал своему начальнику штаба «пожалеть» коней, носивших в седлах лихих наездников и тягавших пушки с зарядными ящиками.

– Дай команду, Георгий Николаевич, 86-му, чтобы он определил на выпас лошадей. Они измучились переходом. Пусть пощиплют спокойно, без упряжи, травку. Смотри, у реки вон какой луг нетронутый. Такого удовольствия может на этой неделе не быть. Скоро снова наденем на коней сбрую – пойдем вперед сами, а им тянуть тонны поклажи…

Ранним утром 22 июня 1943 года группа красноармейцев 1086-го кавалерийского полка 323-й стрелковой дивизии, охранявшая пасущихся лошадей недалеко от деревни Высокое Павшинского района Тульской области, вдруг услышала в густом кустарнике лещины какие-то подозрительные шорохи.

– Стой, кто идет? – крикнул солдат, снимая с плеча винтовку. К нему подошли еще двое солдат, греющихся до этого у небольшого костерка. Щелкнул затвор. Боец дослал патрон в патронник.

– Свои! – последовал ответ выходящего из орешника командира.

На небольшой поляне появился высокий, ладный, с бесстрашным взглядом серых, пытливых глаз молодой пехотный офицер в расстегнутой нараспашку шинели с капитанскими погонами, которые были введены в самый разгар войны – в январе 1943 года. На груди красовался знак «Гвардия».

Подойдя к солдату с кнутом, он представился:

– Капитан Раевский из разведотдела штаба дивизии. Что за часть?

– А вы откуда? – задал встречный вопрос один из подошедших пожилых бойцов.

– Мы только недавно прибыли и будем стоять рядом…

А потом он приказал солдату немедленно вызвать к нему командира. Скоро подошел заспанный ротный, который находился здесь, на лугу, вместе с солдатами. Он отдыхал на прогретой дневным светилом уже вчера земле, застеленной плащ-накидкой.

– Какой вопрос? Че вы хотите? – протирая глаза, спрашивал командир.

– Свяжите меня со штабом полка, – настойчиво потребовал Раевский.

Через полчаса он уже разговаривал с начальником штаба части майором Ивановым в полевой палатке.

– Приятно видеть гвардейца, – радостно воскликнул начштаба. – Слушаю вас.

– Я с той стороны. Мне крайне необходимо связаться с представителем контрразведки Смерш, – спокойно вещал Александр.

– Подождите, подождите, с какой – той – стороны? – опешил майор.

– С какой такой стороны? С немецкой! – спокойно ответил на вопрос Раевский.

Майор переменился в лице. А потом, спохватившись, приказал солдату, охранявшему вход в палатку:

– Арестовать гаденыша!!!

Раевского раздели, обыскали. Нашли пустой – не заряженный пистолет.

Даже после такого негостеприимного общения капитан не сдавался. Он опять почти в приказном тоне заявил:

– Срочно свяжите меня с отделом контрразведки… Я выполнял задание… особо важное задание, – растягивая слова почти по слогам, настаивал капитан.

– Какое еще задание? – возмутился майор.

– Какое задание? Я о нем скажу только в Москве, – ответил уже спокойнее Козлов. – Ваша задача доложить вышестоящему командованию. И вы обязаны это сделать, – настаивал капитан.

– Да я вас шлепну тут же, и никто не узнает, – покраснел майор, понимая, что перед ним немецкий агент, который возможно выгадывает минуты жизни, чтобы задержаться на бренной земле.

– Я требую! – смело, с повышенным тоном заявил капитан, катая рельефные желваки на скулах…

Прибывший командир полка, который учинил первый допрос Раевскому, понимал, что начштаба немного погорячился и следует глубже разобраться в пришельце не столько «с той стороны», как «с немецкой». И он допросил капитана Раевского…

Из протокола допроса задержанного германского шпиона.

Вопрос:

– Каким образом вы оказались на территории нашей страны?

Ответ:

– 21 июня сего года я был спущен на парашюте с немецкого самолета над расположением той воинской части, где нахожусь сейчас.

Вопрос:

– Для какой цели и в качестве кого вы были спущены на парашюте?

Ответ:

– Я являюсь немецким разведчиком, посланным в тыл Красной армии для выполнения специального задания.

Вопрос:

– Назовите ваше настоящее имя.

Ответ:

– Козлов Александр Иванович – мое настоящее имя.

Оказавшись в отделе контрразведки Смерш 323-й стрелковой дивизии 10-й армии, капитан Раевский заявил начальнику отдела и сидевшему рядом старшему оперуполномоченному, что он является агентом-курьером немецкой разведки, направленным в Подмосковье со специальным заданием, и попросил оформить ему явку с повинной. Кроме того, он также сообщил, что его настоящая фамилия Козлов Александр Иванович. Ему исполнилось 23 года. Родом он из села Александровское Ставропольского края.

Вскоре оперативник с двумя автоматчиками выехали вместе с Козловым к месту хранения его «вещдоков». Все улики оказались на месте.

Раевского передали в отдел контрразведки армии.

После беседы с Козловым заместителем начальника ОКР Смерш 10-й армии была составлена докладная:

«Совершенно секретно.

Начальнику Главного управления контрразведки Смерш НКО СССР генерал-лейтенанту товарищу В. С. Абакумову.

Согласно Вашему приказу направляю в Ваше распоряжение немецкого разведчика Раевского с материалами расследования и вещественными доказательствами согласно протоколу обыска.

Заместитель начальника ОКР Смерш 10-й армии

(Звание и подпись)»

После предварительного допроса Козлова доставили в Москву на Лубянку, в Главное управление контрразведки (ГУКР) Смерш НКО СССР.

Срочная предварительная проверка фактов биографии Козлова подтвердила оперативникам искренность его показаний. Существенно и вовремя помог в его защиту прямо-таки неожиданный случай. Дело в том, что в это время в Москве находился на излечении в военном госпитале раненый командир партизанского соединения «Дедушка» – Василий Исаевич Воронченко. Он не только подтвердил показания Козлова, но и охарактеризовал его исключительно с положительной стороны, как настоящего советского патриота-партизана. Больше того, заявил, что им написано представление о награждении Козлова орденом Красной Звезды. Он пояснил, что этот орден с удостоверением может находиться где-то в штабе одного из партизанских отрядов после раздела соединения «Дедушка».

Слово Козлову:

«Немалую роль в том, что мне поверили в Смерше, сыграло то, что в Москве тогда на лечении находился бывший командир партизанской дивизии, который воевал вместе со мной. И уже в 1942 году я был награжден орденом Красной Звезды. Но об этой награде я узнал спустя долгие годы уже после того, как был репрессирован на родине, отсидел в лагерях, а затем получил справку о реабилитации.

Фашистам же и в голову не приходило, что ценные сведения, которые передавала перевербованная мною агентура, разрабатывал Генштаб СССР. Немцы считали перевербованных мною агентов чрезвычайно ценными, и группа была награждена высокими немецкими наградами. Но когда я вернулся после войны на родину мне сказали: мол, группа работала под нашу диктовку еще до твоего появления. Это неправда…»

Только после этого с агентом «Сатурна» «Меньшиковым» – капитаном Раевским встретились начальник ГУКР Смерш НКО СССР генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов и начальник 3-го отдела Смерш (разработка агентов-парашютистов и организация радиоигр) полковник Георгий Валентинович Утехин, которого сменит в сентябре 1943 года полковник Владимир Яковлевич Барышников.

После этой встречи руководители отдела провели предварительный допрос, который в конце этого общения походил на доверительную беседу. Откровенный и подробный рассказ Козлова об обстоятельствах своего появления в Катынской, а в дальнейшем Борисовской разведывательной школе Абвера, о методах ее работы и результатах оперативно-следственных мероприятий укрепили доверие к нему военных контрразведчиков.

Этому способствовали и имевшиеся в руках у чекистов – сотрудников НКГБ СССР материалы о Борисовской разведшколе и ее агентуре, полученные в мае месяце 1943 года от ушедшего к партизанам руководителя паспортного бюро этого осиного гнезда, бывшего военнопленного красноармейца Дмитрия Захаровича Шинкаренко. Он передал чекистам через партизанскую бригаду «Разгром» целый альбом со 141 фотографиями и установочными данными на немецких агентов – курсантов Борисовской разведшколы Абвера, заброшенных в советский тыл, с указанием их настоящих фамилий и псевдонимов.

Утехин и Барышников решили, что Козлова вполне можно использовать в операции по внедрению как агента Смерша в Борисовскую разведшколу. Учитывая временные границы, поставленные Фурманом Раевскому для выполнения первого задания, нужно было торопиться с принятием окончательного решения.

На очередном совещании начальник ГУКР Смерш НКО СССР В. С. Абакумов согласился с идеей руководителей 3-го отдела, которым были переданы материалы на «Меньшикова», и потребовал:

– Не тяните время. Прошу срочно составить план использования нашего агента по внедрению в АК-103, и в намеченный срок после «выполнения» задания немецкой разведки вывести его через линию фронта к противнику. Времени у нас осталось маловато, поэтому поспешайте, но не торопитесь безрассудно, чтоб не наломать дров. Затяжка времени работает против нас.

Сотрудники отдела сначала для проверки организовали поездку Козлова в Малаховку на встречу с немецким разведчиком «Ароматовым» (Гурским Георгием Алексеевичем), которому по заданию абверовцев он должен был передать посылку из разведцентра.

«Меньшикова» в Малаховку сопровождал и прикрывал оперативный работник в звании майора, и не на всякий случай – это была оперативная необходимость.

Они быстро «нашли» улицу и дом, в котором проживал «немецкий агент». Майор остался наблюдать за действиями своего подопечного. «Меньшиков» постучал в дверь. Ее открыл «Ароматов».

– Я от доктора Брониковского, – отрекомендовался Козлов.

– Ароматов. Ждал вас, очень ждал, – потирая руки и радуясь связнику, хозяин предложил стул.

– Вот вам полмиллиона рублей, батареи и все остальное, что вы просили, – почти шепотом произнес гость, словно боясь, что их разговор может кто-то подслушать.

– Ох, спасибо всем вам за заботу обо мне.

– Служба и больше ничего…

– Давай, дорогой, по рюмочке тяпнем, а?!

– Не могу – надо спешить, – ответил отказом «Меньшиков». Попрощавшись, удалился, чтобы встретится с майором…

Слово Козлову:

«Мне доверили важнейшее задание – я должен был передать немецким радистам в Малаховке, подбрюшье Москвы, полмиллиона денег и питание для рации. Это была очень ценная для немцев группа, передававшая, к примеру, сведения о движении советских военных эшелонов…»

Надо отметить такую деталь: военные контрразведчики из ГУКР Смерш не сообщили Козлову, что «Ароматов» уже давно перевербован и действует под их контролем. Его плотно задействовали в радиоигре под кодовым названием «Борисов». Причем, во время общения и «Меньшиков», и «Ароматов» были уверены и даже убеждены, что каждый из них выполняет задание военных контрразведчиков и имеет дело с реальным немецким агентом.

Этим действием чекисты преследовали четыре цели:

– позволить выполнение «Меньшиковым» задания руководства «Сатурна»;

– исключить возможность провала радиоточки «Ароматова» в случае возвращения Козлова к немцам и его разоблачения;

– дать возможность свободно отчитаться перед абверовцами о «выполненном» задании и рассказать своим шефам о встрече с «Ароматовым» так, как она происходила реально;

– при непременном опросе в «Сатурне» описать внешность «малаховского» агента Абвера.

Но оставался еще один не решенный, но важный, пожалуй, стержневой вопрос: «А согласится ли сам Козлов вернуться в логово врага?»

И этот вопрос задал ему Утехин.

– Я готов выполнить любое ваше задание, – смело ответил Козлов…

После этого, как говорилось выше, все материалы по Козлову 3-й отдел передал военным контрразведчикам недавно образованного 4-го отдела ГУКР Смерша (контрразведывательная работа в тылу противника) возглавляемого полковником Петром Петровичем Тимофеевым, а затем генерал-майором Георгием Валентиновичем Утехиным.

Слово Козлову:

«Нашей контрразведке я пришелся как нельзя более кстати… Внедрить в немецкую разведшколу своего агента было практически невозможно, потому что немцы сами производили отбор из числа пленных…»

И вот на стол Абакумову лег стандартный машинописный лист бумаги, на которой был ответ противнику по радиоигре «Борисов». Исполнен он был рукой Утехина, разборчивым лево наклонным почерком:

«Утверждаю»

Нач. Гл. Упр. Контрразведки «Смерш» Абакумов

«30» июня 1943 г.

Радиостанция «Борисов»

н. Люберцы.

«Господину доктору! Сердечно благодарю за посылку. Получил все, за исключением одного комплекта батарей, которые «Меньшикову» пришлось выбросить.

Настроение сейчас бодрое.

Ваше последнее задание обещаю выполнить. (дальше замарано – Прим. авт.)

Привет!»

Передать 30 июня.

Нач. 3 отд. Гл. Упр. Контрразведки «Смерш»

Полковник Утехин

«Согласен»

Зам. нач. Гл. Упр. Контрразведки «Смерш»

Генерал-лейтенант Мешик

«30» июня 1943 г.

30 июня начальник ГУКР Смерш генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов срочно подписал шифровку, то есть в день, а может даже в тот же час, она была утверждена. Какая оперативность!!! И вот на этом побуревшем от времени листке, исполненном синими чернилами перьевой ручкий, ставшим историческим документом, автор вдруг понял, что он познакомился с тем самым судьбоносным временем коллег старшего поколения, по коридорам которого они переходили из кабинета в кабинет на 7 этаже Лубянки, дом № 2.

Автор тоже почти два десятка лет обретался на их боевых позициях в центральном аппарате военной контрразведки КГБ СССР и имел возможность прикоснуться к конкретной работе по разоблачению, правда, не немецких, а американских шпионов. Создалось впечатление, словно он тоже стал участником дела на «Следопыта» – Александра Ивановича Козлова…

Радиограмма ушла в «Сатурн» для поддержания авторитета нашего разведчика, внедренного для большой и архиважной работы в одно из подразделений военной разведки – Абвера Третьего рейха.

Ведение радиоигр было возложено на 4-й отдел ГУКР Смерш, которым руководил полковник Петр Петрович Тимофеев. Радиоигра – это высший пилотаж контрразведчиков, работающих с противником. И таких игр они провели за время своего существования ни много ни мало – ровно 183!!!

Абакумов докладывал о начале этой перспективной контрразведывательной операции товарищу Сталину. К сожалению, нам не дано знать реакцию Верховного Главнокомандующего. Время и события стерли реалии того дня – 30 июня 1943 года. Но этот день очень важный для военных контрразведчиков Смерша и остался в памяти его участников, их коллег и архива ФСБ. Как говорили умные люди: время делится со смертью по справедливости: себе – всю жизнь, ей – всю вечность. Думается, со временем архивы ФСБ откроют новые страницы славной Книги о Смерше и потомки узнают больше о героических делах их предков – участников тайных операций с врагом в период 1941–1945 годы.