– Мистер Рид… минуточку. – Манерная медлительность мистера Уолкера не смягчила зловещей тональности голоса.

Как и все остальные сотрудники отдела, Голландец направился на свое рабочее место после ежедневного собрания, но задержался, чтобы блеснуть своими стиснутыми зубами Эллису. Этот жест, по-видимому, должен был означать: «Держись, парень!» Но выглядел так, словно подразумевал: «Ну, ты и попал, дружище!»

Хотя, возможно, только потому, что Эллис сам так думал.

Когда мистер Уолкер пропустил его, опрашивая по кругу сотрудников, Эллис поначалу испытал облегчение – у него ведь до сих пор не было в планах ни одного крупного проекта. Ни одного подходящего для публикации, во всяком случае. Но потом он заметил ухмылку мистера Тейта и понял: шеф его игнорировал не случайно.

– Следуйте за мной, – велел ему мистер Уолкер, и Эллис послушно прошел за ним сквозь привычный гам новостного отдела в тишину переговорной комнаты. Пространство в ней было ограничено простым прямоугольным столом в окружении потертых кресел. Единственным украшением голых стен были работающие часы. Не считая бумаги и чернил, они были величайшей необходимостью в деловом мире.

Пока мистер Уолкер притворял дверь, Эллис посмотрел на время. Половина второго. Несмотря на ночную поездку в Филадельфию и обратно, он не настолько устал, чтобы позабыть о своей встрече с Альфредом Миллстоуном в два часа дня. Чтобы на нее успеть, Эллису нужно было уже скоро уходить. Перспектива не слишком хорошая, судя по скрещенным рукам мистера Уолкера и его выступающей челюсти. Добавить к его костюму кобуру и серебряную звезду, и он мог бы запросто сойти за шерифа-южанина, исчерпавшего весь лимит своей дипломатии.

– Что-нибудь не так? – нарушил молчание Эллис.

– Я хотел вас спросить то же самое. Потому что я ума не приложу – хоть убейте – где ваша голова пребывает в последнее время.

Эллис усомнился, что шеф сказал правду. Судя по всему, мистер Уолкер очень четко представлял себе, в какой полости его тела находилась именно эта его часть. Но поскольку никакая шутка на этот счет делу бы не помогла, Эллис продолжил внимать шефу.

– Поначалу у меня зародились сомнения в том, что вас стоило брать в газету. Но потом вы вошли в колею, включились в работу. Даже написали несколько приличных статей. – Мистер Уолкер сделал паузу, и Эллис осознал, что одинаково и хочет, и боится услышать его вывод. – Но если вы думаете, что пара авторских подписей дала вам право расслабиться и ничего не делать – особенно при такой зарплате, – то вас ждет глубокое разочарование.

Быстрое повышение Эллиса всегда было предметом пересудов. И редакционный бухгалтер был далеко не единственным человеком, кто обращал на это внимание.

– Уверяю вас, сэр, я вовсе так не думаю. На самом деле, – поспешил напомнить шефу Эллис, – я еще вчера вызвался написать статью о пивном законопроекте.

После всего, что произошло, Эллису с трудом верилось, что с тех пор миновал только день.

– Ах да. Таинственная статья.

Эллиса озадачила такая характеристика.

– Вы же знаете, что значит таинственный. Это когда разум говорит, что что-то должно быть, но по какой-то причине этого нет.

– Но, сэр. Если вы помните, я закончил эту статью даже раньше означенного срока.

Эллис и в самом деле закончил ее до неожиданного визита матери.

– Допустим. Только кому вы ее сдали?

Эллису всегда претило сваливать вину на другого, но он помнил ясно как день. Прежде чем отправиться в банк, он собрал все свои вещи и на выходе передал страницы…

Черт! Он никому ничего не передал. Проклятые страницы все еще лежали в его папке.

– Господи! – Эллис импульсивно провел рукой по глазам.

– Что ж. Если только вы не пытаетесь выставить виновным Всевышнего, будем считать, что мы выяснили этот вопрос.

– Эта статья лежит в моем столе. – Эллис указал глазами на дверь: – Я сию секунду…

– Не стоит утруждаться, – перебил его мистер Уолкер. – Я попросил написать об этом законопроекте Хагена. Вас невозможно было найти. И подобное случается все чаще и чаще.

Статья не была срочной. И то, что шеф перепоручил ее другому, да еще рвущемуся в бой новичку с миллионом идей, было плохим знаком. Откровенным намеком на то, что он в Эллисе разочаровался.

Парень поспешил признать свою оплошность, но так, чтобы не выставить себя прогульщиком, уклоняющимся от своих обязанностей:

– Я действительно очень сожалею, мистер Уолкер. Поверьте, я ценю свою работу. Просто, как я уже упомянул ранее, у меня были личные дела, требовавшие моего участия.

– У нас у всех есть личные дела, мистер Рид. Но если бы из-за своих личных дел все сотрудники заявлялись на работу когда им заблагорассудится, газета бы не выходила. Мы ведь в новостном бизнесе. Полагаю, вам не нужно объяснять, насколько важно правильное восприятие.

Нет, этого, конечно, было не нужно. Именно неверное восприятие ввергло Эллиса в эту путаную историю с Лили, Джеральдиной и Альфредом.

Эта мысль заставила его вскинуть глаза на часы. Шеф продолжал бубнить свою лекцию, как вдруг комната резко погрузилась в тишину.

Взгляд мистера Уолкера сделался холодным и суровым.

– У вас опять какое-то дело?

Эллис еще мог отложить встречу. Только вот согласится ли на это Альфред Миллстоун? А разговор с ним с глазу на глаз мог раскрыть достаточно фактов, чтобы помочь тем детишкам.

– Да, интервью, за рекой, – рискнул Эллис.

Мистер Уолкер задумался. И Эллис испугался, как бы он не потребовал подробностей. Но шеф только бросил на него нечитаемый взгляд и открыл дверь:

– Тогда не смею вас держать.

В другой ситуации эти простые напутственные слова не выходили бы у Эллиса из головы. Он постоянно прокручивал бы их, пытаясь понять: это конец? Послание, что возвращаться на работу не стоит? Но по пути к «Сенчури Эллайэнс» Эллис был вынужден думать о другом – как бы благополучно доехать до цели. Потому что все жители острова Манхэттен, соблазненные приятной весенней погодой, сели за руль и покатились кто куда.

Припарковавшись, наконец, у банка, Эллис побежал к входной двери. Со шляпы вниз стекла капелька пота.

– Здесь не бегают! – прорычал внутри охранник, и Эллис перешел на прогулочный шаг.

Поднявшись на второй этаж, он подошел к секретарше, сидевшей за столом в исполнительной канцелярии. Ее, наверное, седеющие волосы прикрывал парик, напоминавший формой шлем. А белую блузку украшал пышный бант под самый подбородок. На ближайшей к ее столу двери виднелась табличка из матового стекла: «Альфред Миллстоун».

Эллис представился секретарше и тут же вспомнил, где ее видел. Внизу, в кассовом окошке, она отказала ему в общении с мистером Миллстоуном. А теперь она сделала вид, будто внимательно изучает в своих бифокальных очках журнал записи назначенных встреч и посещений. Она так долго пялилась в него, что Эллис приготовился снова оказаться отвергнутым – из одного только принципа.

Но секретарша вдруг встала:

– Сюда, пожалуйста.

Эллис с благодарностью последовал за ней в соседний кабинет. А там, в темно-сером костюме, сидел Альфред Миллстоун за столом из красного дерева, заставленном пресс-папье, папками, подставками для карандашей и прочими письменными принадлежностями. Альфред набивал табаком гладкую деревянную трубку – и уже не в первый раз за день, судя по витавшему в кабинете запаху с примесью чернильных ноток и характерного душка «старых денег» Восточного побережья.

– Мистер Миллстоун, – протянул руку Эллис.

На этот раз банкир ответил ему рукопожатием, правда, не вставая из-за стола:

– Я уже начал беспокоиться, увижу ли вас сегодня.

– Прошу прощения, мистер Миллстоун, – Эллис так часто извинялся в последние дни, что можно было подумать, будто он хотел установить рекорд, – просто перед самым уходом меня вызвал редактор для решения насущных вопросов.

– Что, начальство порой доставляет проблемы? – Намек на легкомыслие банкир сопроводил кивком, адресованным секретарше. Та ответила ему легкой улыбкой и закрыла за собой дверь. – Присаживайтесь, – указал Миллстоун на гостевое кресло, стоявшее перед его столом. Эллис присел. – По правде сказать, я тоже должен извиниться перед вами.

Эллис промолчал, доставая из кармана куртки свой блокнот и карандаш. Такого он никак не ожидал:

– Почему?

– Люди все еще переживают тяжелые времена, вам это известно. Когда вы – банкир и в вашу дверь вдруг стучит незнакомец, это может насторожить.

– Понимаю, – заверил его улыбкой Эллис, и глаза Альфреда потеплели за стеклами очков. Затем он зажег свою трубку и затянулся.

– Итак, – загасил спичку банкир, – о чем мне вам сегодня рассказать?

«О тех детях, которых вы купили в Пенсильвании?»

– Для начала мне хотелось бы услышать несколько слов о вашей работе в этом банке, на посту президента. – Эллис решил действовать постепенно.

– Звучит вполне невинно. – Миллстоун тщательно подбирал слова, явно все взвешивая и просчитывая. Но как только Эллис раскрыл свой блокнот, он погрузился в пространное описание своих повседневных дел, за которым последовал перечень важнейших обязанностей. Банкир производил впечатление доброго, порядочного человека (каким его увидел и таксист), хоть и одержимым своей профессией. Настолько, что он не делал пауз даже для своей трубки, все больше и больше погружаясь в рассуждения о важности банков для общества и подчеркивая необходимость усилий, направленных на то, чтобы помогать честным, трудолюбивым гражданам преуспеть в жизни.

Эллису приходилось строчить, чтобы не отстать. Когда он перевернул очередную страницу блокнота, Миллстоун внезапно остановился и замотал головой:

– Ей-богу, я вас заболтал!

Но замолкать ему было еще рано.

– Что вы! Все, что вы говорите, очень интересно. Обычно из человека вашего уровня приходится чуть ли не клещами выуживать пару фраз для цитирования в статье. Если только не выборы на носу.

Альфред улыбнулся. И вспомнил про свою трубку; сладковатый, лесной аромат наполнил комнату, и Эллис опустил глаза на свой блокнот.

– А теперь давайте поговорим вот о чем… – проговорил он, сделав вид, что сверяется с заготовленными вопросами. Как будто подробности жизни Альфреда Миллстоуна не въелись в его память. – Я слышал, вы родом с Западного побережья. Это так?

– Да, верно.

– Калифорния?

– Вы отлично справились с домашним заданием.

Эллис рассмеялся, не желая выказывать волнения:

– Ремесло требует.

Альфред кивнул с некоторым удивлением.

– Район Лос-Анджелеса.

Ответ был не слишком конкретным, но правдивым. Уточнять Эллис посчитал лишним.

– К сожалению, мне никогда не доводилось бывать западнее Огайо. Наверное, от одного побережья к другому все сильно меняется.

– Естественно.

– А сюда вас что привело?

Альфред снова затянулся и выпустил несколько колечек дыма:

– Семейные причины.

Конкретизировать он не стал, и Эллису пришлось его подтолкнуть:

– Семья, говорите?

– Мы с женой давно обсуждали переезд поближе к нашим родственникам в Нью-Йорке. Открывшаяся в «Сенчури Эллайэнс» вакансия сделала это реальным.

– Здорово! – Эллис набросал в блокноте пару строк; ни в одной из них не упоминалось о мрачном конце предшественника Альфреда. – А как к этому отнеслись остальные члены вашего семейства? Как быстро они привыкли к новому месту?

Миллстоун пожал плечами:

– Вы же знаете, как быстро привыкают ко всему дети.

Уже совсем по-дружески Эллис вытянул вперед левую руку – без обручального кольца:

– Вам придется меня просветить.

Альфред хмыкнул и откинулся на спинку кресла:

– Мы с женой беспокоились гораздо больше. Все родители склонны переживать – по поводу новых учителей, новых друзей для наших детей. Мы хотим их защитить, уберечь от сурового мира, От всего, что могло бы им навредить… от того, что мы не можем предвидеть… – Голос Альфреда постепенно стал почти глухим, а глаза потускнели.

Выждав секунду, Эллис решился заговорить – вернуть его из прошлого. Но Альфред продолжил сам:

– А в итоге они оказываются более стойкими, чем мы думаем. И адаптируются не моргнув глазом. Нам, взрослым, есть чему поучиться у нашей молодежи. – Альфред посмотрел прямо в глаза Эллиса: – Вы согласны?

Эллис кивнул; ему тоже приходили в голову такие мысли. По сути, слова банкира вторили его очерку, сопроводившему фотографию Диллардов.

Альфред Миллстоун тоже готовился к их встрече?

– Мистер Рид, я хочу быть с вами предельно честным, – внезапно понизил свой голос банкир; рука с трубкой тоже опустилась. – И это не для печати, – Миллстоун покосился на дверь, словно решив убедиться, что она закрыта.

Эллис зажал свой карандаш между страницами блокнота; мышцы его шеи напряглись:

– Готово.

Сколь многое знал этот человек? И сколь многим он готов был поделиться?

– Банк в Нью-Джерси, – сказал Альфред, – далеко не лучший вариант для меня. – Он сообщил это Эллису на полном серьезе, хотя и сопроводил свои слова улыбкой.

Напряжение Эллиса снялось, и он не смог удержаться, чтобы не вернуть улыбку Миллстоуну.

Банкир не упомянул о фатальной автомобильной катастрофе. Не рассказал о том, как Руби и Келвин стали членами его семьи. И в его манере держаться тоже не было ничего, что вселяло бы тревогу.

– Иногда, – добавил непринужденно Альфред, – мы вынуждены идти на жертвы ради тех, кого любим. Вы меня понимаете?

Эллис подумал о Джеральдине и о том, от чего она отказалась ради блага своих детей.

– Да, сэр, понимаю.

Быстрый стук в дверь возвестил о возвращении секретарши. С пальто и шляпой в руках она застыла на пороге:

– Мистер Миллстоун, вам пора ехать на вокзал. За дверью стоял чемодан.

– Уже пора, – вздохнул банкир и снова повернулся к Эллису: – Деловая поездка в Чикаго. Боюсь, нам придется закончить на сегодня.

– Все в порядке. Я узнал все, что мне было нужно.

– Вот и прекрасно. Я вернусь в воскресенье. Звоните, если у вас возникнут еще вопросы.

– Хорошо, сэр. – На этот раз они оба поднялись и пожали друг другу руки. И Эллис посчитал нужным оговорить: – Конечно, решать, когда публиковать и публиковать ли вообще мою статью, будет редактор, но я в любом случае оповещу вас.

– Надеюсь, – улыбнулся Альфред.

Эллис придумал идею биографического очерка исключительно себе в оправдание. Но теперь он испытал искушение подбросить ее мистеру Уолкеру. И хотя это жутко затрудняло все дело, но в действительности Альфред Миллстоун оказался на редкость замечательным человеком.

Что, наверное, поняла и Джеральдина, с самого начала.

Она и вправду не походила на женщину, способную отдать своих детей первому встречному незнакомцу, пускай даже богатому и щегольски одетому. Она подобрала им хороший дом во всех отношениях. И, скорее всего, Руби с Келвином были в нем по-настоящему счастливы.

Они обрели лучшую жизнь, чем имели прежде. А разве не это было важнее всего? И как бы ужасно это ни звучало, но не нужно было быть букмекером, чтобы просчитать все перспективы, которые сулило им проживание у Миллстоунов. А у Джеральдины уже даже не было собственного дома. И единственным ее желанием было убедиться, что с детьми все в порядке и их можно было оставить в новой семье. Имели ли право они с Лили право вмешиваться? – размышлял Эллис. Не переступят ли они границы дозволенного ради успокоения своей совести?

К тому же даже директор санатория объявила Джеральдину покойницей, лишь бы огородить ее от нежелательного внимания. Судебная баталия неминуемо привлечет полчища репортеров, фотографов и читателей, откровенно высказывающих свое мнение. А когда все закончится – когда и детей, и Джеральдину, и Миллстоунов изваляют в юридической и публичной грязи – решение суда, скорее всего, ничего не изменит и все останется как было. Детей Джеральдине не вернут.

Правда, сказать все это Лили Эллис побаивался. Памятуя об ее истории с Сэмюэлом, он понимал, почему она не захочет все это слушать. Но факт оставался фактом: похожие проблемы могли разрешаться по-разному. А уж за что Эллис мог поручиться, так это за то, что родная кровь не являлась залогом счастливой, любящей семьи.

Может, Джеральдина была права?

Пускай все идет как идет?