Одного беглого взгляда оказалось бы недостаточно, чтобы ее узнать. Ведь та единственная фотография, которую Лили видела в газете, была зернистой и нечеткой. А половина лица и вовсе прикрыта рукой.

Уже потом Лили озадачилась: что же навеяло ей озарение? Предчувствие? Внутренняя чуйка, интуиция? Нет, скорее всего – простое принятие желаемого за действительное. Ведь она всю неделю, сама того не сознавая, искала лицо Джеральдины в толпе проходивших людей. Лили слишком увлеклась ее делом, чтобы принять результаты их поисков и смириться с напрашивавшимися выводами.

А эти выводы оказались неверными! По крайней мере, те, что полагались на сообщение директора санатория. И убедительным тому доказательством стало появление Джеральдины в «Экземайнере», спровоцированное поисками Лили от имени Эллиса. Но Эллис уехал в Нью-Йорк. И Лили, страстно желая помочь этой женщине, предложила ей поговорить конфиденциально.

А затем, в полумраке фотолаборатории (вот уж ирония!) Лили выслушала рассказ Джеральдины и согласилась: Эллису тоже необходимо было его услышать – прямо из ее уст.

Джеральдина удалилась ждать в близлежащую закусочную. А Лили, разрываясь между своими рабочими делами, стала дозваниваться до Эллиса. Во время четвертой попытки возле ее стола нарисовался Клейтон, вернувшийся с обеда – их обеда, и Лили чуть не бросило в дрожь от смятения. Она совершенно позабыла об этом!

По-видимому, ужас отразился на ее лице. Потому что извинение еще не даже оформилось на ее губах, а Клейтон уже наклонился к ней и улыбнулся.

– С кем не бывает! Будем считать, что виноват шеф. – Он решил, что Лили заставили вернуться назад поручения шефа. – А я повстречал знакомых ребят из «Бюллетеня», мы классно пообщались. Так что все обернулось к лучшему. Но мы поужинаем вместе в ближайшее время?

– О, господи, конечно! Спасибо, Клейтон!

Подмигнув Лили, Клейтон пошел работать, а Лили еще долго терзало чувство неловкости и вины. Готовность Клейтона все понять и простить только усугубляли его, но гудок в ухе напомнил ей о трубке, которую она продолжала сжимать в руке.

Еще один звонок без ответа.

Через несколько часов, не желая сдаваться, Лили набрала Эллиса уже из своего пансиона. Она привела Джеральдину с собой, пообещав вызвать Эллиса, но не подумав, каких трудов ей это будет стоить.

Конечно, картинки с Эллисом, бросающим кости и потягивающим виски в игорном зале, вертелись перед ее глазами все время, пока он, наконец, не взял трубку. Его голос был удивленным, но трезвым.

Лили вкратце обрисовала ему суть дела.

– Скажите мне ваш адрес, – не раздумывая, попросил Эллис.

Было чуть больше восьми, когда рев автомобильного мотора заставил Лили выскочить в фойе. Вечер пошел насмарку.

Последний автобус до санатория уходил в половине девятого. Из гордости Джеральдина отказывалась остаться до утра. Но Лили настояла на своем, хотя ей пришлось улаживать этот вопрос с хозяйкой. Ведь в пансионе ночные визиты не одобрялись.

Хозяйка пансиона, миссис Уэстин, удалилась наверх – готовиться ко сну, как и все остальные жилички ее «роскошного особняка», не рискнувшие пойти в кино или варьете. Конечно же, Лили, как и полагалось, предупредила ее о еще одном госте. Только умолчала про его пол. Чопорная британка наверняка бы взяла на себя роль дуэньи.

Уверенность в этом подстегнула Лили помчаться со всех ног к тяжелой дубовой двери: «Лишь бы успеть ее открыть до того, как раздастся звонок!» В тусклом свете уличного фонаря она увидела Эллиса, шагавшего ко входу. Несмотря на все свое нетерпение, Лили понизила голос.

– Заходите, – прошептала она и закрыла за ним дверь.

В голубых глазах Эллиса отражалось беспокойство вкупе с замешательством. Что только он не передумал за длинную дорогу!

Сознавая вопиющую абсурдность ситуации, Лили не стала дожидаться вопросов:

– Когда я позвонила в санаторий, мне сказали, что Джеральдина умерла.

– Наверное, что-то напутали.

– Так и я предположила поначалу. А Джеральдина просто попросила их соблюсти конфиденциальность, когда приехала к ним. Она надеялась прожить свои последние дни без постороннего внимания. Особенно прессы.

Эллис нахмурился, осознав справедливость такого желания. А затем его брови и вовсе сошлись на переносице:

– Насколько она больна?

Он хотел быть готовым. Но лучше ему было взглянуть на Джеральдину самому.

– Она в комнате.

Эллис снял шляпу, и Лили повела его за собой. Темные деревянные панели, покрывавшие стены и пол, придавали особняку по вечерам готический колорит. Этим вечером даже сильнее обычного, учитывая его вдовую гостью, воскресшую из мертвых.

Миновав узкую лестницу, они вошли в уютную комнатку. К аромату лимонного масла для полировки дерева примешивался запах старых книг, которыми были заставлены все полки вдоль двух стен, до самого потолка.

Джеральдина в пальто сидела у камина, на одном из двух мягких стульев. Глядя на языки пламени, она теребила пуговицу на своей длинной сорочке.

– Миссис Диллард? – обратился к ней Эллис.

Когда женщина обернулась и кивнула, Эллис приблизился к ней; его глаза сузились – он пытался определить ее состояние.

– Я не… они сказали, что… – Эллис запнулся по понятной причине.

В янтарном свете от камина Джеральдина, несмотря на уставшие глаза и выбившиеся из пучка пряди волос, никак не походила на женщину при смерти. Вид у нее был совершенно здоровый – настолько здоровый, что все измышления о смертельной болезни показались Эллису на миг частью изощренного сговора.

Лили поспешила объяснить:

– Ее доктор ошибся. Это не был туберкулез.

Эллис продолжал изучать Джеральдину.

– А когда… когда вы это узнали?

Руки Джеральдины – обветренные, но сильные – замерли, пока она вспоминала:

– Где-то через месяц после отъезда в Дирборн.

– Санаторий, – пробормотал Эллис.

– Директор сделала несколько рентгеновских снимков и еще кое-какие анализы. Мы звали ее доктором Саммерс, хотя у нее нет диплома врача. Но благодаря ей мои легкие вылечили от инфекции. И теперь я совершенно здорова. Доктор Саммерс даже позволила мне остаться в санатории, чтобы помогать другим больным.

Лили попыталась приободрить, поддержать Джеральдину:

– Уверена, что они вам очень признательны за помощь.

Женщина улыбнулась, несмотря на затаенную грусть:

– Это и мне помогло. Хоть какая-то цель появилась после ухода мужа… а потом и детей.

Крепкий как бык, ее муж не болел в своей жизни ни дня, поведала она уже Лили, до тех пор, пока не наступил на ржавый гвоздь. Через неделю он умер от столбняка, оставив отчаявшуюся вдову с двумя детьми на руках. Чтобы свести концы с концами она стала брать на дом стирку и шитье.

Лили покосилась на Эллиса; его лицо потемнело от раскаяния.

– Давайте присядем, – предложила парню Лили. Тот нерешительно кивнул, явно сомневаясь, готов ли он выслушать все до конца. Но все же последовал ее совету.

Лили присела на стул рядом с Джеральдиной, а Эллис примостился на протертое кресло с подлокотниками напротив них. Положив шляпу на колени, он все-таки отважился:

– Мисс Палмер сказала, вы хотели поговорить со мной?

– Да, – подтвердила Джеральдина, правда, с предостережением во взгляде. – Я не желаю, чтобы хоть что-то из нашего разговора попало в газеты. Слышите?

– Не волнуйтесь, мы ничего не станем публиковать. Даю вам слово, – пообещал Эллис.

Несколько секунд Джеральдина изучала его лицо. А потом, видимо, удовлетворенная, откинулась на спинку стула и сухо повела рассказ:

– Я сказала тому человеку, что дети не продаются. Независимо от того, что он увидел на той фотографии. Но он продолжал настаивать. Положил мне на крыльцо целых пятьдесят долларов… хотя я в тот момент даже не заметила этого. – Джеральдина покачала головой, поражаясь то ли упрямству банкира, то ли тому, что она не заметила денег. – У меня тогда бывало больше плохих дней, чем хороших. И как раз в то утро я кашляла с кровью… Ее было так много, что я по-настоящему испугалась. И я подумала… может, это Божий промысел? Может, сам Господь прислал к нам этого человека в такой момент?

В глазах Джеральдины блеснула влага. А когда она потупила их на поношенные черные туфли, Лили разглядела в ней страх, ожидание, что ее осудят.

– У него было столько доводов, – сказала Джеральдина. – И в любом случае, они с женой собирались дать детям хорошую жизнь. Лучшую, чем могла обеспечить им я, больная ли, здоровая. Только разлучать Руби и Келвина было нельзя. Я так ему и сказала. И заставила поклясться…

В комнате на некоторое время воцарилась тишина, только поленья в камине потрескивали. Эллис сглотнул, и Лили поняла, как сильно пересохло у нее в горле, хотя она уже знала эту историю.

С неожиданной уверенностью Джеральдина продолжила:

– Вы должны знать. Я скорее умру, чем истрачу хоть один пенс из денег этого человека. – Она кинула на Эллиса взгляд, в котором ясно читалось: «Только попробуйте мне возразить».

– Я верю вам, – заверил ее Эллис, вложив в эти три слова всю свою убедительность.

– И я вам верю. – Голос Лили перешел на шепот.

Джеральдина медленно кивнула, и ее напряженно поджатые губы расслабились.

По-видимому, не увидев необходимости, она не стала упоминать про старую банку с завинчивающейся крышкой, которую она описала Лили, – прозрачное хранилище тех проклятых долларовых купюр, каждая из которых напоминала матери о ее позоре. Не важно, были ли причины для ее решения или нет.

Вместо этого Джеральдина протерла рукой глаза и перешла к цели своего приезда.

– Теперь, мистер Рид, – сказала она, – когда мисс Палмер позвонила в санаторий, она сказала доктору Саммерс, что вы захотели выяснить, что случилось со мной и детьми. Разузнать об их новых родителях и все такое.

– Да, это так.

– Ну, так вот. Раз уж вы что-то узнали, я хочу, чтобы вы рассказали это и мне. И не беспокойтесь. Я не собираюсь выкрадывать детей назад. Они останутся там, где находятся сейчас. И они никогда ничего обо мне не услышат. И обо всей этой истории… Я только хочу узнать из первых рук, что с ними все в порядке.

– Понимаю, – просто ответил Эллис.

Лили была ошеломлена. Она не сомневалась, что Джеральдина приехала совсем с другой целью – заручиться поддержкой и помощью Эллиса, чтобы совместными усилиями восстановить свою семью.

А потом Эллис выдавил тяжелую улыбку:

– Я могу заверить вас, миссис Дилларж, что ваши дети в хороших руках. Судя по тому, что я видел, они в прекрасном доме и о них отлично заботятся. Ваши надежды полностью оправдались.

Лили с трудом переварила его слова.

– Вы действительно их видели, – осознала она наконец.

Глаза Джеральдины широко распахнулись, блеснули паникой, как будто вопрошали – почему он сразу не сообщил ей столь важные новости. Как будто она ожидала услышать что-то ужасное.

– Это было сегодня, – поспешил ответить Эллис. – Я нашел их в Джерси. Мне не представилась возможность пообщаться с ними, но издалека Руби выглядела вполне себе счастливой и совершенно здоровой.

По лицу Джеральдины пробежал целый вихрь эмоций. Внутренняя запруда, явно сдерживавшаяся всеми фибрами ее существа, прорвалась и излилась слезами из ее глаз.

– А Кел? – не отстала Джеральдина. – Он тоже там был?

– Да, – кивнул Эллис, – и даже смеялся. Над какой-то радиопередачей, думаю, вестерном.

Джеральдина просветлела так, словно смех сына отозвался эхом в ее ушах. Но не прошло и минуты, как этот свет померк. Наверное, ей было и приятно, и горько сознавать, что кто-то другой мог так легко вызвать у ее чада смех. Тот самый звук, который для нее теперь мог стать только воспоминанием.

И именно этого не хотела допустить Лили.

– Миссис Диллард, еще не поздно. Мы можем вместе это исправить. Уверяю вас, можем!

Джеральдина выпрямилась на своем стуле и помотала головой.

– Ничего не надо исправлять, – проговорила она. – Пусть все идет как идет. Мне достаточно знать, что дети здоровы и счастливы.

Лили хотела было возразить, но ей тут же стало ясно: ничто не поколеблет решения Джеральдины.

По крайней мере, пока…

В полном молчании Лили и Эллис прошли к его машине. Уличные фонари и луна в третьей четверти отбрасывали на асфальт причудливые тени. Лили могла бы проводить Эллиса до двери пансиона и попрощаться с ним еще там, но ей очень нужно было поговорить с ним наедине.

У дверцы автомобиля Эллис замер, продолжая держать шляпу в опущенной руке. Как будто он и сам ждал и жаждал этого разговора не меньше Лили.

– Эти дети должны расти с родной матерью. Теперь, когда она снова здорова и полна сил, несправедливо их разлучать. И что бы она ни говорила, но в глубине души вы тоже понимаете, что на самом деле она не хочет жить в отрыве от них.

– Лили… – Эллис произнес ее имя мягко, но в его тоне она услышала возражение.

– Да-да, конечно, я все понимаю… Миллстоуны занимают в обществе видное положение, у них прекрасный дом и, по всей видимости, много денег. Но вы же слышали, что сказала Джеральдина. Она сейчас работает сиделкой в санатории. Она сможет справиться сама.

– Не сомневаюсь в этом, – согласился Эллис.

Это воодушевило Лили, но… только на миг.

– К сожалению… это не так просто.

– Она их мать! И этого довольно. Что может быть важнее?

Эллис вздохнул так, словно боялся озвучить ответ – пускай и очевидный.

– Я сочувствую им, Лили. Поверьте мне, искренне сочувствую. Но даже если Джеральдина потребует вернуть ей детей, я не могу себе представить, чтобы Миллстоуны отдали их ей без борьбы. На их стороне практически все, включая первоклассного адвоката. Что может противопоставить им Джеральдина? На моей памяти достаточно примеров, когда служители закона поддерживали богатых приемных родителей. Ни один здравомыслящий судья не вернет детей бедной вдове. – Эллис помолчал и с неохотой добавил: – Тем более той, что продала собственных детей.

– Но она же не торговала ими в действительности. И вы, как никто другой, это знаете!

Эллис замолчал, и Лили испугалась, как бы он не воспринял ее аргумент как издевку. Она совсем не хотела его обидеть. Она только подчеркнула, что он в курсе всей ситуации.

Но затем Эллис потер шею. Похоже, он размышлял. Обдумывал все варианты, взвешивал «за» и «против».

– Эллис, неужели мы уже ничего не сможем сделать? Должен же быть какой-то выход!

Поведя плечом, Эллис встретился с ней глазами:

– Честно? Если бы я думал, что это поможет, черт, да я бы сам оплатил все судебные издержки! Но чтобы взяться за это дело, любой уважающий себя адвокат должен быть уверен, что есть хоть какой-то, пусть и самый малый, но шанс на выигрыш.

– Значит, надо выстроить дело так, чтобы у другой стороны не осталось шансов на победу.

Эллис улыбнулся, и Лили поняла, насколько наивными были ее слова.

Пожалуй, и она сама была в какой-то степени наивной, потому что верила в наличие выхода, в то, что мощная связь, существующая между матерью и ребенком, способна преодолеть любые препятствия, их разделяющие. Впрочем, Лили также уже усвоила, что поддержка другого человека, даже неожиданная, бывает гораздо важнее и действеннее.

Джеральдина нуждалась в их помощи больше, чем думала. И Эллис не сможет этого отрицать, если взглянет на ее ситуацию глазами Лили.

– Если я заслужила второй шанс, – произнесла молодая женщина, – то и Джеральдина его заслуживает.

Эллис наклонил голову – всего на секунду. А потом снова погрузился в свои раздумья.

И впервые в жизни Лили отважилась рассказать свою историю другому человеку, вне круга ее семьи.

Не всю, естественно. Но почти всю.

– Летом перед выпускным классом, – начала Лили, – я провела несколько недель на берегу моря, с семьей одной своей подружки. И там я встретила парня… Он был красив и обаятелен, и я поверила, что это любовь. – Лили подчеркнула нелепость этой мысли кривой усмешкой. – Конечно же, я поняла, насколько была глупой, когда он начал увиваться за другой девушкой. Но к тому моменту было уже поздно… Изменить то, что я наделала, было нельзя…

Она позволила своему намеку повиснуть в воздухе, не желая описывать их вечера с прогулками у моря, сладко-вкрадчивым шепотом, трепетной дрожью и поцелуями, которые привели к гораздо более серьезным последствиям.

– Я была совсем юной и очень испугалась. Я представила себе скандал… и травлю, которую придется претерпеть моей семье… и ребенку… И я согласилась от него отказаться. – Называть Сэмюэла по имени ей не пришлось. Легким кивком Эллис показал ей, что понял, о ком велась речь, и побудил продолжать. – Это было самое разумное решение на свете. Я даже написала ему письмо на будущее, попыталась все объяснить. – Ни одно другое письмо не далось Лили с таким трудом, но все-таки она его написала, для всеобщего блага. – А потом он родился. Я только раз поглядела на этого чудесного, прекрасного малыша, который фактически был частицей меня… И не смогла от него отказаться. А бумаги уже были оформлены. Я стала просить, умолять… – В груди Лили забродили давно похороненные чувства, отголосок давней бури. – Если бы отец не вступился тогда за меня и за Сэмюэла, агентство по усыновлению лишило бы меня сына. И это стало бы самой большой ошибкой в моей жизни.

Только высказав скороговоркой все эти слова, Лили осознала, что смотрела в сторону, снова созерцая в темноте те неизгладимые из памяти сцены. Немые, как черно-белые кадры из фильмов с Чаплиным. И каждая из них всплывала и исчезала, словно расплывшись в туман.

С усилием Лили перевела глаза на Эллиса – внезапно испугавшись осуждения. Точь-в-точь как Джеральдина. Но сострадание, которое она увидела в глубине его глаз, вся его поза, с которой он слушал, тут же рассеяли все ее страхи.

– Я вас услышал, – произнес Эллис. И этот ответ означал больше, чем она могла себе представить. А свою позицию Эллис подкрепил нежнейшей из улыбок.

Дилларды принадлежали друг другу. И в этом смысле они ничем не отличались от семьи типа Линдбергов. Только у Джеральдины не было в распоряжении команды ищеек, рыскавших без устали денно и нощно. Как не было у нее и крупных сбережений, чтобы предложить их в награду или выкуп. Как и известного имени, достойного передовиц общенациональных газет.

А были только Лили и Эллис. И еще правда. Правда в том, что все было просто: если в их силах было помочь Джеральдине, разве могли они не попытаться?