Сидя за своим столом, Лили в третий раз перечитала статью «Нью-Йорк таймс», расстроенная последним репортажем об украденном ребенке. Его похитили прямо из его комнаты в доме родителей, в Хоупуэлле, в часе с небольшим езды на север.

То, что похищенный мальчик был сыном героического летчика Чарльза Линдберга, для Лили было не важно. Это только лишний раз подтверждало: ни деньги, ни слава, ни положение в обществе не делали родителя полностью невосприимчивым к невыносимому страданию.

Каждый день на этой неделе, идя на работу и возвращаясь из «Экземайнера», Лили с волнением ожидала услышать выкрики разносчиков газет: «Сын Линдберга найден! Он дома, жив и невредим!» Но расследование зашло в тупик. Обманчивые зацепки и ложные следы с каждым часом уменьшали и без того слабые надежды несчастной семьи, не пошедшей на личные переговоры с похитителями.

Еще одно детское имя добавилось в молитвы Лили.

Хотя беспокойство о Сэмюэле никогда не покидало ее сердце. А теперь к нему примешались еще и тревожные раздумья о Руби и Келвине. Знали ли они, что их мать смертельно болела? Или она скрыла от них правду из боязни, что дети откажутся ее оставлять? Неужели они решили, что мать просто захотела от них избавиться? Возможно, Лили уже никогда не суждено было этого узнать. Наверняка она знала одно: выбор любой матери редко бывает простым; вопрос скрыть или озвучить причину своих действий слишком часто становится трудной дилеммой…

При этой мысли Лили снова бросила взгляд на статью в «Таймс». Подстегнутое воспоминаниями о старых, человечных очерках Эллиса озарение пронзило ее как током: раз уж она не могла перечеркнуть свое собственное прошлое, не говоря о том, чтобы обеспечить хорошую жизнь детям Диллардов, возможно, она могла бы поспособствовать, хоть немного, воссоединению другой семьи.

Шеф был в своем кабинете один. Настало время высказаться. Лили прошла через бурливший деятельностью отдел к его двери и, дважды стукнув, заглянула внутрь.

– Шеф…

– Да-да, помню. Ланч с племянником моей супруги. – Затушив сигарету в пепельнице, он поднялся со стула. – Клянусь Богом, если этот парень снова опоздает… пусть даже на две минуты… я ждать не стану…

Пунктуальность лишь на йоту уступала его предрасположенности к ответственности и правде.

Лили не отступилась.

– Сэр, прочитав сегодняшнюю статью, я задумалась о деле Линдбергов.

– Ну да, как и все жители планеты…

– Да… но видите ли… Журналисты акцентируют внимание лишь на неопровержимых фактах этого дела: подозреваемых и бандах, причастность которых они исключают, обысках домов и океанских лайнеров. – Шеф уже опустил завернутые рукава рубашки и застегнул пуговицы на манжетах. – Во всех высказываниях и полиции, и Линдбергов, что я видела, эти темы на первом месте.

– Мисс Палмер, к чему вы клоните?

– Как насчет миссис Линдберг?

– А что с миссис Линдберг?

– Возможно, глубинное интервью в «Экземайнере» помогло бы делу. Мисси Линдберг могла бы рассказать о любимой еде, игрушках и колыбельных своего сына. Можно было бы дополнить его личными фотографиями, где все члены семьи вместе и счастливы. В напоминание о том, что это все-таки реальный ребенок, а не просто предмет торга.

Издав лающий смешок, шеф облачился в пиджак:

– Сказать бы это похитителям!

– Именно это мы и должны сделать!

Дерзкий приказ стер с его губ улыбку.

Лили подалась чуть назад:

– В конце концов, эти преступники – тоже люди. И у них тоже были матери. И если миссис Линдберг обратится к ним напрямую, опишет весь ужас, который испытывают они с мужем, быть может, это возымеет действие на похитителей и они не причинят мальчику вреда. Да и читатели стали бы обращать внимание на возможные подсказки вокруг них.

– И дайте угадаю. Вы – та самая, кто готов взять это интервью.

Лили помедлила с ответом – на самом деле она так далеко не заглядывала. А шеф устало покачал головой. Похоже, он заподозрил ее в стратегическом замысле – извлечь личную выгоду из трагедии.

– Заверяю вас, сэр, дело не во мне.

Не то чтобы Лили совершенно отказалась от своих журналистских устремлений. И то, что после увольнения мистера Шиллера его заменил еще один резвый обозреватель всего и вся на свете, задевало и раздражало ее. Но к текущему делу это не имело никакого отношения.

Шеф водрузил на голову шляпу и недвусмысленно указал ей глазами на дверь:

– Миссис Линдберг, наверное, и так осаждают репортеры. И почему-то мне кажется, что она отказывает им в беседах. С чего вы решили, что на этот раз она захочет оказаться под прицелом фотокамеры? – Судя по тону, вопрос шефа был риторическим. Он явно посчитал, что у его секретарши – не журналистки! – не было никаких законных оснований выступать с таким предложением.

Только вот Лили говорила не как секретарша. И не как журналистка.

– Потому что как мать я бы на ее месте захотела быть услышанной!

Лили спохватилась лишь после того, как слова слетели с губ. Но шеф в тот момент уточнял на часах время и отмахнулся от ее заявления как чисто гипотетического. Пробормотав что-то типа «подумаю», он твердым шагом направился к двери.

Настроение Лили после общения с шефом окончательно испортилось. А быть на миноре очаровательной и приятной в компании затруднительно. Но Клейтон так редко звал ее пообедать вместе с ним (по молчаливому согласию они разделяли работу и личное общение), что Лили сочла неправильным отказываться. Тем более что она заподозрила, что побудило его к этому шагу ее дистанцирующее поведение.

– Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? – поинтересовался Клейтон, как только они сели в лифт.

Лили была не настолько глупа, чтобы негативно отзываться о шефе в здании редакции, но стоявшие перед ними незнакомые люди были заняты своими разговорами. И она тихо поделилась:

– Это все из-за ребенка Линдбергов. Я просто подумала…

– А, понятно, – произнес Клейтон, озадачив Лили.

– Понятно?

Что ему было понятно? И почему он, черт возьми, улыбался?

Клейтон покачал головой:

– Как любит повторять ваша мать, вы слишком сильно принимаете все к сердцу. И волнуетесь по поводу и без повода.

Он решил, что она распереживалась из-за Сэмюэла, из-за того, что он тоже мог стать жертвой похитителей. Но это было не так. Не в этот момент. И покровительственный тон Клейтона резанул ее так, словно он обильно присыпал солью еще не зажившую рану. Да, дневной лимит чужой снисходительности оказался для Лили уже превышен.

– Я имела в виду статью в сегодняшней «Таймс», – пояснила она. Голос Лили прозвучал громче, чем следовало, но не настолько, чтобы привлечь внимание болтавших пассажиров лифта. К тому же его двери на втором этаже раскрылись, и в кабину вошли еще двое.

Клейтон вперил в нее изучающий взгляд, в явной потуге определить проблему.

– Так вы… расстроились из-за того, что сказала полиция? О том, что они не будут сотрудничать с так называемыми эмиссарами преступного мира?

Ну, конечно же, он тоже прочитал ту статью, просматривая утренние издания.

– Наверное… – Лили было проще согласиться с его предположением.

– Что ж, надеюсь, вы понимаете, почему. Эти мошенники не станут помогать задаром. Непременно потребуют возвратить должок. Классический пример того, что цель не оправдывает средства.

Лили разинула рот. Если бы ее Сэмюэлу кто-нибудь угрожал причинить вред, она бы ни перед чем не остановилась, чтобы его защитить.

– А если бы это был ваш ребенок? Вы бы тоже не поступились своими принципами?

Несколько человек в лифте покосились на Лили. Внезапно воцарившееся молчание (и Клейтона тоже) обдало ее спину жаром. Лили уставилась прямо перед собой и под нараставшее в кабине напряжение стала ждать, когда лифт остановится.

– Первый этаж, – возвестил, наконец, лифтер.

Лили вышла и поспешила к выходу, отчаянно желая глотнуть свежего воздуха. В дверях Клейтон мягко потянул ее за руку, развернув к себе лицом.

– Лили, если вас беспокоит что-то еще и я могу для вас что-то сделать, вы только скажите. Я помогу. Надеюсь, вы это понимаете.

Спустя пару секунд Лили вскинула на спутника глаза. На его лице читалась такая искренность, а глаза светились такой добротой и заботой, что ее захлестнула волна вины. Клейтон не заслужил, чтобы она вымещала на нем свое дурное настроение. Он ничего дурного не сделал.

– Извините меня, это не вы… – Слишком многое требовалось объяснить, слишком много тайн раскрыть. – Просто день с утра не задался.

Губы Клейтона растянула его обычная улыбка:

– Да, шефу не всегда легко угодить. Особенно утром.

Лили ответила ему улыбкой, и Клейтон нежно поцеловал ее в лоб. И этот полный любви жест окончательно растопил все остатки ее раздражения.

– Готов побиться об заклад, что хороший обед в «Ренессансе» поможет делу, – сказал Клейтон и подставил ее руке локоть.

Полагая, что на них никто не смотрит, Лили произнесла:

– Или это.

И, поддавшись импульсивному порыву, наклонилась к Клейтону для второго поцелуя, на этот раз в губы. Он был коротким, но нежным и сладким, и, когда Лили отстранилась, удивление в его глазах – у репортера, которого трудно застать врасплох, – согрело ее удовлетворением:

– В «Ренессансе», вы сказали?

Удивление Клейтона сменилось радостью:

– Куда прикажете!

– Пусть будет «Ренессанс», – ответила игриво Лили и взяла его под руку.

И, посторонившись на минутку, чтобы пропустить заходивших, они вместе вышли на бойкую Маркет-стрит. Аромат жареных орешков, донесшийся до них с тележки уличного торговца, перебил на несколько секунд гремучую смесь городских запахов, пока Лили и Клейтон прокладывали себе в толпе путь к ресторану.

Довольная, что их свидание удалось спасти, Лили поинтересовалась у Клейтона о его последних статьях (верный способ вовлечь его в разговор). Но хотя она его внимательно слушала, в уголке ее сознания пульсировала мысль. Маленькая, но засевшая прочно как заноза.

Один из тех незнакомых людей, что зашел в «Экземайнер»… в нем было что-то знакомое… Эти черты… Она их узнала…

Ноги Лили замерли как вкопанные.

– О, господи, – пробормотала она.

Они находились уже в шаге от ресторана.

– Лили? – Голос Клейтона прозвучал где-то вдалеке, очень глухо. – Что такое?

Она взглянула на него, судорожно подыскивая ответ.

– Мне… мне нужно вернуться. Я только что поняла…

– Что?

Времени объяснять не было.

– Идите в ресторан. Я догоню вас. – Лили бросилась назад в «Экземайнер», ничего вокруг не слыша. Все звуки словно разом пропали, растворились. Все, кроме биения ее сердца, стука каблуков по асфальту и слов надежды, повторявшихся молитвой:

– Пожалуйста, – шептала Лили, – пожалуйста, будь еще там…