Табличка, висевшая на передней двери дома, была немного покореженной, но ее послание, выведенное печатными буквами, было читабельным и предельно ясным:

Но Лили даже не поколебалась, прежде чем постучать. Она зашла слишком далеко – во всех смыслах – чтобы довольствоваться созерцанием этой надписи. И ей еще пришлось пройти полмили, чтобы добраться до здешнего доктора, жилище которого, как и их семейный гастроном, одновременно служило и офисом. Это был одноэтажный, окрашенный в ржаво-красный цвет дом с белыми ставнями. Тканый коврик у порога был сильно изношен – верный признак частых гостей.

Лили постучала еще раз.

Солнце припекало так, что ее спина под нагретым пальто взмокла. А липкие ладони скользили по ручке сумки, пока Лили осматривалась по сторонам. И справа, и слева от дома доктора стояли еще дома, на расстоянии в пол акра друг от друга. Но до ушей Лили доносилось только ласковое щебетание птиц. Возможно, погожий весенний денек выманил всех соседей на природу, на пикники.

Но тут внутри дома раздались шаги. Топот обуви по деревянному полу.

Лили напряглась, формулируя про себя приветствие.

Дверь распахнулась, и перед ней возник мужчина лет шестидесяти пяти. Стройный, со складчатым лбом, он держал в одной из рук льняную салфетку:

– Что вам угодно?

– Доктор Беркинс? Здравствуйте! Меня зовут Лилиан Палмер. Извините, что вынуждена побеспокоить вас в воскресенье.

– Лихорадит?

– Простите?

– Ваше лицо, оно пылает. Другие симптомы есть?

Сбитая с толку, Лили попыталась перезагрузить свои мысли. Где-то в глубине дома играла классическая фортепианная музыка.

– Нет, доктор… Я к вам пришла по личному вопросу.

Поняв, что случай не экстренный, мистер Беркинс испустил тяжелый вздох. Тем не менее он отступил в сторону:

– Что ж, заходите.

Благодарная Лили кивнула. Доктор закрыл за нею дверь, и Лили проследовала за его чуть сгорбленной фигурой в комнату почти у самого входа. Там доктор включил лампу на бюро с подвешенной крышкой, стоявшее у стены, и шаркающей походкой направился к окну – задернуть занавески. Над рабочим столом в центре комнаты висела латунная люстра. А на полочках в буфете кучковались пузырьки с лекарствами и прочие врачебные препараты. И люстра, и буфет намекали на то, что в этот «кабинет» была переделана бывшая обеденная комната. И словно в подтверждение этому, к запаху антисептиков в воздухе примешивался аромат куриного бульона.

– Я доварю свой суп на кухне, пока вы будете раздеваться, – сказал доктор Беркинс. – Когда будете готовы, откройте вон ту раздвижную дверь.

Тут Лили наконец-то сообразила, как были истолкованы ее слова про «личное дело». И она сильно бы удивилась, если бы ее «пылающее» лицо не стало свекольным.

– Но доктор…

Беркинс отмахнулся своей морщинистой рукой, как от комара:

– Нечего стыдиться.

Постный голос доктора убедил Лили: он уже десятки лет успокаивал подобными словами чрезмерно скромных дам.

– Нет, доктор, правда. Я пришла к вам не из-за болезни. То есть да, конечно, из-за болезни. Только не своей.

Доктор Беркинс отбросил свою салфетку и, скрестив руки на груди, просигналил ей усталым кивком. Еще одна знакомая история.

– Если возможно, я бы хотела расспросить у вас о Джеральдине Диллард. – Лили сделала паузу, давая доктору время вспомнить это имя.

Беркинс выпрямился, но не сказал ни слова.

Он был с ней знаком! И не просто знаком, а знал о ней что-то. Это читалось по его вдруг подавшейся челюсти, по сомкнувшимся плотно губам.

– Пожалуйста, поймите меня правильно. Я никогда бы не позволила себе вторгаться в частную жизнь другого человека таким образом. Но учительница Руби, миссис Стэнтон, обмолвилась о ее «состоянии здоровья». Поскольку у меня есть личные причины беспокоиться за ее детей, я надеялась узнать у вас о ее болезни подробнее.

Руки доктора остались скрещенными, но лицо немного расслабилось. Его явно заинтересовали мотивы Лили. Предсказуемая реакция. У журналистов и врачей много общего: по сути, и те, и другие – разгадчики загадок.

– Продолжайте, – сказал доктор Беркинс.

И Лили продолжила. Фактически она повторила то, что ей рассказала миссис Стэнтон. И подчеркнула: очень важно выяснить истинные причины поступка Джеральдины Диллард и убедиться, что такой выход для ее детей был единственно возможным.

К ее разочарованию, доктор Беркинс остался невозмутим. А когда он заговорил, его слова прозвучали профессионально и взвешенно:

– Вы должны понимать, что я соблюдаю политику конфиденциальности. Я не имею права разглашать о них какие бы то ни было сведения. Тем более тем, кто не состоит с ним в родственных связях.

Почему она ожидала другого? Почему она решила, что доктор выдаст ей – незнакомке с улицы, и вообще из другого города – информацию о своей пациентке?

Лили исчерпала все свои идеи. И время тоже. Впереди ее ждала обратная дорога в Филадельфию.

– Как принято говорить, – продолжил доктор Беркинс, – это особый случай.

На мгновение остолбенев, Лили не проронила ни слова. В полном молчании она проследила, как доктор, согнувшись над своим столом, порылся в своей картотеке.

– Как я понял, она давно подозревала, что больна туберкулезом, – произнес он. – Когда она осенью пришла ко мне на прием, она кашляла уже с кровью. А потом, когда у нее отпала необходимость заботиться о детях… – Беркинс вытащил папку и пробежал глазами свои записи, – да, я посоветовал ей съездить в Дирнборский санаторий, в округе Бакс. Там прекрасные места, но главное, это приемлемый вариант для людей с ограниченными средствами.

Только в этот момент Лили заметила, что классическая мелодия перестала звучать. И шум от мягкого скольжения иглы по внутреннему кругу пластинки стал единственным звуком в доме.

– Как давно она, по-вашему, уехала? – заставила себя спросить Лили.

– Вынуждена была уехать, сказал бы я, к сожалению. Полагаю, месяца два назад… Три, самое большее.

Лили вспомнила женщину с фотографии. Стоявшую боком, загораживавшую лицо ладонью с растопыренными пальцами. Большинство читателей (как и шеф) расценили эту позу как признак стыда. Им даже в голову не пришло, что они видели мать, знавшую, что ее жизнь угасала, и не пожелавшую, чтобы ее детям довелось склониться над ее бездыханным телом.

Сердце Лили защемило от несправедливости всего этого.

Теперь она поняла – не только почему Джеральдина решилась отдать свои детей, но и почему она взяла за них деньги. Лечение в санатории было платным.

Именно такие мысли завертелись в голове Лили, когда она поблагодарила доктора и рассеянно направилась к депо. Она так задумалась, что даже вздрогнула, когда подняла глаза и обнаружила, что находится от него все в паре шагов.

– Лили! – окликнул ее Эллис.

Он поджидал ее, прислонившись к своей машине. И рванулся к ней, явно желая обменяться новостями. Но его лицо быстро помрачнело, когда он прочитал по ее лицу: радоваться было нечему.