Будущее России

Большое место в работах Ильина послевоенного времени занимали вопросы возможности и значения введения демократической формы власти для будущей России и о роли Запада, как образца демократического государственного устройства.

История демократии имеет прерывистый путь в истории. Зародившись в греческих городах-полисах, демократия затем на много столетий исчезает из практики государственного строительства. Лишь с наступлением Нового времени начинается подъем демократического движения.

Как известно, Ильин всегда ценил демократическую форму власти, много времени и сил отдал ее изучению и осмыслению. Он считал, что демократия подразумевает исторические традиции народа, навыки, культуру законности, свободу и правосознание, демократия требует от человека ответственности, силы взвешенного политического суждения. Главный способ жизнедеятельности демократии – это договор и голосование с соблюдением известных границ, при которых свобода не выродилась бы в произвол, коррупцию и анархию.

Исторически демократия всегда выступала против «дурного» правления и «дурных» правителей, предполагая, что именно она изменит в лучшую сторону прежние формы государственного правления. Свобода, честность, справедливость должны были осуществляться в государстве посредством всеобщих и равных выборов. Вовлечение людей в голосование на выборах является сущностью демократического строя. Однако сложность государственных задач очень часто превышает информированность и знание людьми этих задач. При всеобщем вовлечении всех людей в политическую жизнь страны, демократия вовсе не желает сильной власти. Из-за невозможности проведения единой, последовательной политики государства исходит вероятность кризисов и анархии.

Демократия всегда являлась политическим искусством строить народную жизнь при аморфной и слабой государственной власти. Она имеет тенденцию к расслоению государственных сил, стремится обустроить жизнь посредством выборов и избраний, принципиально отодвигая на задний план наиболее способных и волевых людей. Демократия стремится возбудить в людях стремление к власти и популярности. Из-за этого политика демократии легко сводится к демагогии, манипуляции общественным сознанием, беспринципности и подкупа. Стремление к увеличению числа голосующих своей оборотной стороной приводит к растрате времени, энергии и сил людей, ибо люди приходят в жизнь отнюдь не для того, чтобы заниматься политикой. Они имеют в жизни более высокие задачи: воспитание детей, труд и развитие культуры. При увеличении сложности государственных задач за последние два столетия, многогранности общественных и хозяйственных задач сила государственной власти в демократиях неуклонно падала, оказывалась не на высоте положения.

Ильин полагал, что свобода не может быть сведена к голосованию имеющих на то право граждан по всем государственным проблемам, а корни и проявления свободы гораздо глубже и разностороннее.

Проживая более тридцати лет в центре Европы, Ильин имел возможность тщательного и беспристрастного изучения современных ему образцов демократии. Сравнивая демократическое государственное устройство в европейских странах XX века с известными в истории демократиями, Ильин приходит к выводу о присущих современной демократии недостатках: несоблюдение органической природы государства, отрыве положительного права от качеств и способностей человека, об отсутствии стремления и способности людей к единству, а лишь способности устраивать временные компромиссы между своекорыстными интересами отдельных групп людей. В условиях формализации, по Ильину, политическая власть будет иметь свою силу либо в обмане народа, в народной поддержке вследствие незрелости народного правосознания, либо в терроре: «Формальная политика, – писал Ильин, – есть дело власти (воли) и дисциплины, и современное тоталитарное государство есть ее прямое порождение». В XIX веке, как пишет Ильин, в Европе развилась и расцвела абстрактная и формальная юриспруденция, понимавшая право только как положительное право, как внешнее по отношению к человеку законодательство. Естественное право как идеальное, укорененное в глубине человеческого духа, – такое право выпало из поля зрения формальной юриспруденции. Ильин имел в виду развивающуюся со второй половины XIX века позитивную теорию права, согласно которой не существует права естественного, но право – это, в конечном счете, нормы, устанавливаемые государством. Таким образом, все право сводилось к положительному законодательству. Ильин как раз и выступал против такого понимания права, против такого правоведения, которое не учитывало человека как реального носителя права и той реальной силы, которая творит положительное право и осуществляет его применение. Самым же глубоким проявлением кризиса правосознания явился, по Ильину, в ХХ веке социализм и фашизм, пытавшиеся подавить человека как свободную духовную личность и сделать из него лишь покорный «винтик», механизм всеподавляющей государственной машины.

Сущность формального понимания государства и демократии состоит, как полагал философ, в том, что человек рассматривается как инстинктивная особь; каждая такая особь, имея свои желания и потребности, стремится удовлетворить их; кроме того, поскольку все люди рождаются равными, то они имеют одинаковые права для удовлетворения своих потребностей и желаний. Все это сводится, в конечном счете, к идее равноправия, которая требует равного права голоса в государственных делах для каждого человека. При этом за скобками остаются мотивы, намерения, планы людей. Согласно такому воззрению, считает Ильин, «государство есть механическое равновесие частных (личных и партийных) вожделений; государство строится как компромисс центробежных сил… К сожалению, – пишет далее Ильин, – это воззрение (насколько я знаю) нигде не высказано в такой откровенно отчетливой форме. Оно не является доктриной; это лишь молчаливый политический «догмат», укоренившийся в мире и выдаваемый за само собою разумеющуюся «сущность демократии»: все формально свободны, все формально равны и все борются друг с другом за власть ради собственных интересов, прикрывая их общею пользою». Эта химера всеобщего равенства, утрата современным человечеством чувства ранга есть также характерная особенность духовно-политического кризиса.

Как уже говорилось, демократия как форма организации политической власти есть, по мнению Ильина, один из способов осуществления аристократической природы государства, один из способов выдвижения в сферы государственной власти и управления аристократического слоя общества; от качества этого слоя будет зависеть уже и качество правления. Средством такого выдвижения являются при демократии выборы. И в этой процедуре Ильин обнаруживает господствующий формальный подход. Согласно последнему, в выборах должно участвовать как можно большее число граждан, фракций, партий. Но ведь подача голоса гражданина есть акт его реального участия в государственной жизни, а, значит, требует от подающего свой голос на выборах определенной культуры, достаточного уровня правосознания, позволяющего видеть, хотя бы в общих чертах, истинные цели и задачи государства, а также приносить в жертву общему делу свои частные, корыстные интересы.

Последнее обстоятельство, подчеркиваемое Ильиным, очень важно, поскольку только общегосударственный, общенародный интерес в качестве главного для избирателей придает выборам действительно политический характер.

Ильин указывает, что весьма существенное значение имеет то, кто голосует. Пусть он не умалишенный и не преступник. Но все же, разве каждый, обыкновенно принимающий участие в выборах, действительно (а не только по предвыборной кампании) знает того человека, за которого голосует – как политика, действительно, хотя бы в общих чертах, разбирается в политике? В таком случае получается, что результаты выборов, а, значит, определенным образом и судьба государства зависят от множества не разбирающихся в политике людей, немалая часть которых, к тому же, имеет извращенное представление о смысле жизни вообще, находится на невысоком нравственном и интеллектуальном уровне и – что вполне естественно в весьма нелегких условиях повседневной жизни – личные и частные интересы ставит выше интересов общенародных, общенациональных, общегосударственных.

Ильин считает, что при всем возможном многообразии системы демократических выборов ни в какой избирательной системе не должен быть допущен так называемый пропорциональный принцип. Пропорциональная избирательная система обыкновенно кажется людям более справедливой, поскольку она вроде бы должна с большой степенью полноты отражать состояние мнений и партий в стране. Но зато, как считает Ильин, эта система дробит силы и затрудняет общегосударственное единение, способствуя тому, что в парламент попадают «…государственно не зрелые партийные меньшинства, домогающиеся власти, к которой они не способны ни по числу, ни по состоянию своего правосознания». Философ считает, что необходимо вернуться к мажоритарной избирательной системе: она открывает путь преобладающей партии или немногим партиям, отметая государственно незрелые партии. Ильин приводит в пример как результат формально осуществленной демократии и выборов результаты выборов в Учредительное Собрание 1917 года в России и деятельность Временного Правительства.

Не против принципа партийности как такового выступает Ильин, но против такого его осуществления, когда интересы целого, общенародные, государственные интересы подменяются интересами частными. Демократический строй, предполагающий конкуренцию партий, должен был бы, по Ильину, допускать лишь коалиционные правительства, которые находили бы спасительный для целого, для народа, государства компромисс между партиями. Однако же в действительности зачастую вместо поисков компромиссных решений в парламентах разгорается партийная борьба, которая дестабилизирует народное правосознание, народное единение, способствует тому, что в обществе витает дух скрытой гражданской войны, вследствие чего дестабилизируется государственная жизнь в целом.

Здесь же обратим внимание на главную мысль философа: формальным образом осуществляемые демократические выборы – участие как можно большего числа людей; партийная, фракционная борьба; стремление избирателей и избираемых во что бы то ни стало осуществить свои личные, частные, корпоративные интересы, – такие выборы чреваты тем, что демократическое государство выдвинет тоталитарно настроенное большинство в парламенте и правительстве. Будет ли это «большинство», выдвинутое по искаженным схемам формальной демократии, выражать подлинные интересы избравшего его, вследствие недостаточного уровня правосознания, большинством голосов народа?

По Ильину, современная демократия может преуспевать «…только в малых и притом невоюющих государствах, подобных федеративной Швейцарии, или же в государствах с устойчивым благосостоянием (Соединенные Штаты, прежняя Англия)».

Как выдающийся исследователь и знаток государственных форм власти Ильин не позволяет себе идентифицировать демократию с тем строем государственной власти, что он наблюдал в современной ему Европе и США середины XX века. Со статьями о кризисе демократии Ильин начал выступать в эмигрантский период в начале 20-х годов, отмечая, что в западных странах господствует формальное понимание сути государственных отношений, и это таит в себе колоссальные опасности. Знание демократической формы правления, практики ее применения в мировой истории приводили его к заключению об ущербности западной модели демократии, так как и свобода, которой она гордилась больше всего, вовсе не сводится к возможности голосования всех граждан государства по всем вопросам. Основания, корни свободы находятся гораздо глубже, а проявления свободы как умение совместить независимость с лояльностью шире, объемнее, значительнее. «Верить в свободу этого строя могут только люди политически близорукие или наивно-доверчивые», – пишет Ильин о современном ему Западе. Идея формальной демократии выдвинута за последние двести лет в качестве универсального способа жизни для разных народов, однако анализ демократической действительности в европейских странах приводит к выводу об обострении кризисных явлений в демократии. Ильин не принимает западную демократию, считая ее фальшивой, насквозь искусственной и лживой. Тот строй, что называется на Западе свободным, не является в действительности свободным и демократическим, напротив, он цепко и неустанно руководим людьми, имена которых не мелькают на страницах журналов и газет. Они направляют деятельность правительств, министров, депутатов, действуя из-за кулис.

Некритическая одержимость идеологов демократии всегда направлялась против государств с нереспубликанской формой власти, обвиняя их в отсутствии прав и свобод человека. Ставя во главу угла всеобщие, прямые и равные выборы демократия всякий раз демонстрировала миру, что в результате выборов на авансцену демократии выходят далеко не лучшие ее представители.

Именно Ильин первым среди отечественных философов предсказал те беды и опасности для государств, в которых демократии насильно вводятся «мировой закулисой».

Уже в 20-е годы прошлого столетия он отмечал нетерпимость «идеологов» демократии к критике в адрес демократической формы власти. Ильин был уверен в том, что «на свете существует и сплоченно работает демократическая инквизиция. И чем она настойчивее и активнее, тем больше жертв, мук и крови потребуется в будущем для того, чтобы люди отрезвились и образумились от этого демагогического угара». Демократическую инквизицию Ильин сравнивает с католической инквизицией, выражая уверенность, что со временем человечество перерастет слепую, безоглядную веру в демократию как таковую, ибо везде и всюду насаждается взгляд на демократию как мессию, которая только и способна принести свободу и счастье людям.

Ильин отмечает удивительный парадокс своего времени, заключающийся в распространенном мнении, будто демократия является высшим завоеванием человечества в области государственных форм власти, а всякое отклонение от демократии в сторону авторитаризма ведет народ к тоталитарной форме власти. Сторонники демократии считают, что человек участвует в государственной жизни тогда и тем, что голосует по тому или иному вопросу, хотя бы он мало понимал, или вовсе не понимал обсуждаемого вопроса.

За последние двести лет идея формальной демократии не только выдвинута в качестве всемирной политической панацеи, но и принудительно насаждается в зависимых от Запада странах.

Превознесение демократии, на наш взгляд, имеет исторически ограниченный промежуток времени и в настоящее время близится к закату. Народы мира все в большей степени осознают невозможность демократии, как формы власти, способной решить их проблемы. Демократия – не панацея. Как и другие формы власти, она не в состоянии сама по себе решать все возрастающие проблемы государств. Государственная форма власти является воплощением народной жизни. Именно поэтому нелепо говорить о единой форме государственного правления для совершенно разных народов, неповторимых в своей индивидуальности. Об этом же писал К.Н.Леонтьев – идейный предшественник Ильина: «Государственная форма у каждой нации, у каждого общества своя»….

Многие страны, называя себя демократическими, в решении государственных задач используют возможности других форм власти. И напротив, Англия, Канада, Япония и ряд других государств, официально именуя себя монархиями, в своей государственной жизни далеки от монархического уклада.

Для многих русских эмигрантов того времени демократия заменила религиозную веру, превратилась в высшую цель жизни. Для них демократия была жизненным знаменем, священной догмой, заветным идеалом, который лишь необходимо провозгласить в будущей России для новой прекрасной жизни. Ильин отмечает, что вера в демократию господствовала в Европе в 20-е годы XX века и ничуть не уменьшилась к середине века.

В международном плане Ильин подчеркивал, что другие, прежде всего западные страны, России нe знают, не понимают, боятся и радуются всякому ее ослаблению. Вслед за славянофилами XIX века Ильин в середине XX века вновь заявляет о неизменности и неизбывности вражды Запада к России. М.В. Ломоносов и А.С. Пушкин первыми поняли наши отличия от Европы, а Ф.И. Тютчев, Ф.М. Достоевский, Н.Я. Данилевский писали о незнании и непонимании Европой русского уклада жизни. Запад всегда боялся России и радовался ее бедам. И в середине XX-го столетия Ильин подтверждает старое наблюдение об отсутствии у России в мире искренних друзей. Ильин прошел тот же путь, что до него прошли многие русские люди, в числе которых в XIX веке были такие выдающиеся личности как Н.М.Карамзин и А.И.Герцен: от преклонения перед Западом до сомнения, разочарования и, наконец, отрицания. Особенно негативным было отношение Ильина к Германии. Анализируя отношение Запада к России, Ильин приходит к выводу, что Европе чужд русский язык и русская православная религиозность, русское созерцание мира, природы и человека. Ильин не возвышает и не унижает русских. Как ученый, он лишь констатирует познанное, добавляя, что время не властно над характером народов. Будущей России нужна трезвость в оценке намерений Запада. Не поддаваться «сентиментальным иллюзиям» характерным для русской души, а стремиться к точному предвидению международной обстановки.

По мнению Ильина, «Запад живет волей и рассудком, мы – сердцем и воображением. У нас свобода духа выше формальной правовой свободы. У нас вся культура – своя, иная. У нас есть дар вчувствования, перевоплощения, а у западников – нет».

Ильин отторгал западные «ценности». Он резко и решительно отвергал возможность установления демократии в России, считая чисто формальное подражание Западу недопустимым. «Русский человек должен перестать поклоняться чужим идолам и дьяволам. Он должен «вернуться к себе», к живым и драгоценным корням своей национальной культуры. Он должен понять, принять и выговорить свою русскую Идею, с тем чтобы затем осуществить ее во всем – в религии и в науке, в праве и государственной форме, в искусстве и труде, в суде, в медицине и в воспитании».

Задолго до отечественных «демократов» конца XX столетия Ильин предрекал: «Политические доктринеры скажут нам: «Россия должна сделаться демократическим государством как можно скорее и во что бы то ни стало, любою ценою. Это главное, это самое важное. Если она при этом еще и еще пострадает, то это несущественно. Пусть осуществится демократия, хотя бы ценою всероссийского распада и нового значительного уменьшения народонаселения в России! За науку свободы никакая цена невысока. Надо выбирать. Одно из двух: или тоталитарное рабство – или последовательная демократия. Третьего исхода нет!»

Ильин особо подчеркивал, что если и можно предвидеть наиболее сокрушающий удар по посткоммунистической России, так это и было бы водворение в ней демократических устоев. Нет ничего гибельнее для будущей России, чем насаждение в государстве демократических порядков, к которым страна абсолютно не подготовлена. «Доктринеры от демократии» внушили себе раз навсегда, что демократическая форма государственной жизни есть высшая и самостоятельная ценность, воздух бытия, свет жизни, радость существования, гарантия всяческой справедливости, смысл творчества. Так они ставили вопрос перед началом революции… Казалось бы, опыт 1917 года мог бы их научить».

В середине прошлого столетия Ильин предостерегал о «двойном» подходе «демократов» к событиям в России, при которых всякое неугодное Западу действие будет трактоваться в самом превратном для России смысле и, напротив, для самых античеловечных поступков будут требовать «гуманности». Следование советам доктринеров от демократии приведут к развалу российского государства, вымиранию русского народа и гражданским войнам. Демократия во что бы то ни стало, полагал Ильин, в феврале 1917 года уже один раз привела Россию к тоталитарной диктатуре, в будущем это приведет к антикоммунистической диктатуре. К тому же, при отсутствии сильной государственной власти национальные обиды и претензии других народов будут поощряться и разжигаться и врагами России извне и «своими» предателями.

Для государственного устройства требуется возвращение на свой исторический путь с новыми творческими идеями, с продуманными планами и зажигающей энергией. Те идеи, что предлагает нам Запад в наставлениях Ватикана, мировой закулисы, попытках «привязать свой челнок к корме большого корабля» фальшивы, исторически безнадежны, антинациональны и, в конечном счете, преследуют собственные выгоды в ущерб России. Русский народ и государство возродится только собственными силами. В этом для Ильина сомнений никогда не было.

По сравнению со своими предшественниками-славянофилами он гораздо решительнее и резче в оценках. Никто, кроме него, в XX веке не позволял себе столь однозначно и бесповоротно высказываться в отношение недостатков западной формальной демократии и неприемлемость ее для России. Вся послевоенная публицистическая деятельность Ильина буквально пронизана убежденностью неприятия формальной западной демократии. Он пишет: «Мы должны понимать и помнить, что всякое давление с запада, откуда бы оно ни исходило, будет преследовать не русские, а чуждые России цели…»

Ильин твердо отделяет исторически выверенные образцы демократии от современной ему формальной западной демократии. Одновременно он против настоящей демократии в России, ибо считает ее губительной для российского государства, тупиковым путем, который принесет России лишь новые беды. Постсоветская Россия будет не в состоянии усвоить и освоить демократические ценности и традиции, так как весь опыт и история русского народа и государства исходили из другого образа жизни. Если насаждать в России истинные демократические ценности, то и они не приведут Россию к процветанию, так как у русских людей нет ни особого душевного уклада, характерного для республикански мыслящих людей, ни демократических традиций в прошлом: исторических, географических, духовных, религиозных. «Надо совсем не знать или политически не постигать Россию, чтобы быть русским республиканцем», – пишет Ильин. «Провозглашение» республики, – уверен Ильин, – в еще более худшем виде повторит гибельный вариант Временного правительства 1917 года».

На протяжении всего прошлого столетия господствовал предрассудок, будто защитой от тоталитарного режима является демократия, а всякое отступление от демократии ведет к авторитаризму и тоталитаризму. Однако не следует путать авторитаризм с тоталитаризмом. Авторитаризм нельзя считать предшественником тоталитарной формы, потому что он никогда не стремился к всепоглощающему контролю за человеком. Его государственный ресурс не имел возможности к постоянной властной опеке. Авторитарный строй не претендует на полный, всеохватывающий контроль государственного регулирования. Он не отрицает и народное представительство на разных уровнях власти, но представляет ему лишь совещательные права, так как глава государства, принимая или не принимая мнения других, властвует самостоятельно. Тоталитаризм в истории человечества стал возможен только в XX веке с развитием технических достижений, возможностями контроля и манипуляции сознанием со стороны власти как над отдельным человеком, так и над обществом в целом. Тоталитарный режим в прежние века был невозможен чисто из технических условий, хотя о попытках его установления известно с древнейших времен. При тоталитарном строе государство всецело вмешивается в жизнь граждан, подавляя их самостоятельность и самодеятельность во всех областях жизни, включая и личную жизнь. Тоталитарный режим характеризуется всеохватным объемом и всепроникающим управлением со стороны власти. Ильин не считает его ни правовым, ни государственным, называя «социально-гипнотической машиной», в котором люди уже не столько граждане своей страны, сколько исполнители диктаторской воли. Причем, по Ильину, важна не столько официально декларируемая форма государственного устройства – федеральная, республиканская, авторитарная – а фактическая организация управления: тотального управления и регулирования от центра до периферии.

События XX века показали, что формальная демократия способна преображаться в тоталитарную форму власти, при которой декларируемые права и свободы отнюдь не мешают тотальному контролю за образом мыслей и поведением человека. Ильин первым в XX веке отметил склонность, тенденцию скатывания, свертывания демократических порядков к тоталитарным. «…тоталитарный строй не случайное явление, он родился из качественного снижения и духовного вырождения демократии…», – пишет философ. Формализация демократии – важнейшая предпосылка тоталитаризма, которая связана с духовным кризисом европейского общества XIX–XX веков. Становлению тоталитарных режимов во многом способствовала европейская социал-демократия, активно проявившая себя уже в XIX веке. Именно в демократическом движении, в демократических устремлениях со времен Великой французской революции увидел Ильин возможности возникновения благоприятных условий для тоталитарных режимов. «В XIX веке никто не предвидел, что декорации демократии вдруг раздвинутся и что из-за них выступит тоталитарный поработитель», – отмечает Ильин.

Тоталитарный строй – общемировое явление XX века, связанное с духовной и культурной деградацией человечества. Ильин остается верен себе, когда в числе предпосылок тоталитаризма называет неразвитость народного правосознания. В условиях широкого вовлечения людей в демократические процедуры, развития средств массовой информации и коммуникаций у власти появляются огромные возможности для манипулирования сознанием масс. «Есть два различных понимания государства и политики: механическое и органическое. Механическое – отстаивает человеческую инстинктивную особь и ее частные интересы; оно измеряет жизнь количественно и формально. Органическое исходит от человеческого духа и восходит к национальному единству и его общим интересам; оно качественно и ищет духовных корней и решений», – пишет Ильин в статье «О формальной демократии». Говоря о кризисе демократии, республиканизма, Ильин не мог не видеть и кризиса монархического начала, который также связан с общим духовным и политическим кризисом. В XIX–XX веках большинство европейских династий было отстранено от государственной власти, в некоторых же монархических государствах монархия сохранила только лишь свою форму, власть монарха перестала обладать реальной силой, превратившись лишь в некую исторически-традиционную декорацию. «Однако этим, – пишет Ильин, – принцип единовластия отнюдь не устранен из политической истории. Он, правда, утратил свою религиозную санкцию, характер законности и дух ответственности; он перестал быть источником мирного порядка, нравственной основы государства, явлением права и правосознания. Но зато он появился в новом обличии, в обличии произвола и разврата, партийной монополии, революционного заговора и террора; он стал источником бесправия, угнетения и культурного разложения. Законные государи низлагаются, и на их место становятся диктаторы и тираны». Ильин говорит о том, что исторически осуществившаяся демократия, как правило, пыталась игнорировать принцип единой и сильной государственной власти, предполагающей начала авторитета, субординации. А это ведет к дестабилизации государства как единого, целого организма. Между тем, полагает философ, в современную эпоху различные сферы жизни народа становятся все более сложными и дифференцированными, что требует единой и сильной государственной власти.

Однако Ильин вовсе не относится отрицательно к демократии вообще. Его критика имеет своим предметом большинство форм исторически осуществившейся демократии, а также принцип формально понятой демократии. Ведь и Сократ тоже критиковал демократические институты Афин, но «…человеку, который критикует демократию и демократические институты, нет нужды быть их врагом». Дело в том, что идея демократии стала одной из политических доктрин современности; согласно этой доктрине, «…везде и повсюду, при всех условиях – есть только одно политическое спасение, а именно водворение демократического строя», при этом игнорируются необходимые для осуществления демократии предпосылки и условия. Главное же – это формальный подход к пониманию и осуществлению свободы. Свободолюбие, стремление реализовать себя в частной сфере не должно противоречить коренным интересам народа и государства. Этот «…безответственный человеческий атом и его лично заинтересованное и некомпетентное изволение» не есть личность, обладающая духовной волей, развитым автономным правосознанием, пониманием общенародных и общегосударственных целей и задач, которая является важнейшей предпосылкой осуществления демократии.

На фоне современных политических событий, в том числе в России, очень многое из того, что писал Ильин о демократии, оказывается справедливым. Он совершенно точно уловил сущность формальной демократии, формальных демократических выборов. Его предостережение против бездумного введения демократических форм, вне учета реального состояния народного правосознания, исторических традиций и конкретно-исторических условий страны, в немалой степени оправдывается. Мы не хотим вовсе этим сказать, что из идей Ильина следует вывод о том, что если нет соответствующих условий, то нечего и думать ни о какой демократии. Наоборот, понимая ценность самих по себе демократических институтов, как способствующих на практике реализации идеи государства как народного самоуправления, он всячески подчеркивал, что одной из важнейших задач государственной власти является создание, организация благоприятных для этого условий. Но процесс этот – постепенный, ибо важнейшая составляющая политической жизни – народное правосознание – весьма нелегко поддается воспитанию. Ильин всегда живо чувствовал противоречие между идеалом и действительностью, более того, он считал, что в человеческой истории противоречие это полностью разрешено быть не может. Государство и есть то идеальное (духовное) и одновременно реальное (земное, эмпирическое) образование, которое способно в условиях реальной, земной жизни людей стать той силой, которая организует общественное устройство в соответствии с идеалом, с должным, разумеется, в меру вместимости этого идеала в конкретно-исторические условия бытия народа и страны.

Ильин подчеркивал, что слабая государственная власть, нарушение субординации в обществе, хотя они сами по себе и противоположны организации тоталитарной власти, тем не менее могут явиться ее предпосылками, когда общество находится в состоянии анархии. Анархию как крайнюю степень расшатывания, дестабилизации государственных структур Ильин считает чрезвычайно благоприятной почвой для возникновения тоталитарного режима, поскольку во время анархии общественное сознание легко поддается манипуляциям, а также открывается возможность реорганизации бывших государственных структур в соответствии с новым политическим режимом. Ильин говорит о трех возможных путях выхода из анархии: гибели государства, национальной диктатуре или же тоталитаризме. При осуществлении последнего государство сохраняется, но уже как только лишь силовая, внешне-принудительная по отношению к гражданам структура.

Из анализа текстов Ильина совершенно определенно можно сделать три вывода, которые заключаются в следующем: демократический строй не является спасением народов и государств от тоталитаризма; тоталитаризм может господствовать в случае игнорирования духовно-органической природы государства и политической власти; в XX столетии тоталитаризм предстает в результате духовного вырождения и разложения демократии.

Очень решительно и бескомпромиссно Ильин отстаивал убеждение о теснейшей, неразрывной связи государственного строя народа с его характером, правосознанием и религиозною верою, где государственный строй является порождением этих составляющих. Он вырастает и крепнет на их основе, как вырастает растение из корня. Народ в любой момент своей исторической жизни не в состоянии разом, одномоментно изменить свои государственные устои. Если тем или иным народам навязывались новые формы правления, то это всегда приводило к тяжелейшим травмам народного правосознания и осознанным или неосознанным попыткам вернуться к прежним формам государственного бытия.

Ильин подчеркивал мнение о сущности государства не как о механизме, который можно смело конструировать, перестраивать, менять детали, а как о хрупком организме, в строении и конструкции которого должны быть осторожность, постепенность, глубокая обдуманность.

Ильин последовательно и настойчиво отстаивал мысль о неповторимой индивидуальности каждого народа и страны, о необходимости учета этих особенностей при создании государственных форм власти и управления, о необходимости беспристрастия и большой осторожности в выборе государственных форм, о недопустимости навязывания их странам и народам в принудительном порядке. «Слепое заимствование и подражание нелепо, опасно и может стать гибельным».

Размышляя о будущем русского государства, Ильин неизменно выводил его из прошлого и настоящего своего отечества. Отрыв от устоев народной жизни не может привести к процветанию будущего государства. Исходя из этого принципа, Ильин очень много внимания уделял осмыслению истории русского народа и государственного управления Россией. В концепции Ильина идее самобытности народов и, соответственно, государств принадлежит очень большая роль. Так, размышляя о путях дальнейшего развития России, философ подробно выясняет ее историческую специфику, вне учета которой возродить Россию невозможно. Помимо душевных и духовных качеств русского народа, Ильин рассматривал природные факторы России, исторические особенности ее государственности, экономики, культуры.

Будущее России должно покоиться на фундаменте ее истории и культуры, а ее государственный строй, как и государственный строй любого другого государства, должен быть строго индивидуальным, присущим именно этому государству. Ильин постоянно подчеркивает, что для нахождения верных путей развития будущей государственности русское политическое мышление должно стать почвенным, органическим и национально-историческим. Русский исторический путь совершенно особенный. Ильин выделяет целый ряд таких особенностей: «Климат, почва с ее «мерзлотою», открытая незащищенная равнина, обилие пространств, континентальная замедленность жизни, оторванность от морей, обилие малых и чужеродных племен, особенности языка и быта, положение страны между Востоком и Западом, вечный нажим презрительно-завистливой Европы и вторжения хищно-погромной Азии, бесконечное татарское иго, нескончаемые оборонительные войны, всяческое «воровство», «кривизна» и «неправда» самих русских людей всех сословий… все государственные ошибки, упущения, вся политическая близорукость былой русской власти и многое другое»…. Он понимает Россию как организм природы и духа, сложившимся в силу объективных факторов географического и исторического положения русского народа. Организмом, вечно вынужденном к самообороне, ибо Россия никогда не могла опереться ни на какие естественные границы; географическим организмом больших рек и удаленных морей, где хозяйственный массив суши всегда задыхался без выхода к морю; духовным организмом, отстаивавшим свою веру и религию, создавая свой особенный язык, литературу и искусство, где, как и во всей культуре, русский организм творил и дарил, но не искоренял и не насиловал. Ильин отмечает, что федеративное государственное устройство не характерно для России. С древнейших времен и до Февральской революции Россия никогда не была республикой и даже не обнаруживала республиканских тенденций. Все дворцовые перевороты XYII–XIX веков не имели республиканского характера. Во все века от напора других народов Россия могла спастись только монархическим единением. Русский народ, по Ильину, испытывал два тяготения: государственно-строительное, с верой в монархию, готовностью служить Отечеству и доверием к царю и государственно-разрушительное, с мечтой об анархии. На протяжении десяти веков Русь-Россия всегда находила спасение не в федерации, а в унитарной форме, то есть в авторитетном единодержавии. Ильин считает исторически доказанным факт неспособности русского народа к федеративному устройству своего государства. Именно отсюда берет свое начало глубокая убежденность Ильина в единодержавном характере будущей государственности России.

России предстоит избрать новый, творческий, созидательный курс развития. Россия не извлечет для себя ничего полезного из государственного опыта современных ей стран. Очень многие из них считают себя демократическими странами, которые на самом деле далеки от настоящей демократии. России предстоит выработать нечто новое, еще не встречавшееся в истории, и Ильин верит в такую Россию, сознавая и подчеркивая ее духовную силу и своеобразие. Творческую идею государственного будущего не у кого и не для чего перенимать и заимствовать, она может быть только нашей, русской. Наша самобытная среди всех других народов история и культура указывают и будущие задачи, поскольку постановка и решение будущих задач, не основанных на истории и жизненном опыте прошлого способны привести лишь к новым бедам. Вера в Россию, в ее возрождение после СССР поистине поразительны. Ильин писал об этом на рубеже 40-х-50-х годов прошлого столетия, когда Советский Союз, одержав величайшую победу над фашистской Германией и ее союзниками, поднял свой авторитет и влияние на небывалую высоту. И в это же самое время философ-изгнанник Ильин говорил о неминуемой гибели советской власти и о последующих возможных вариантах развития российской жизни, причем предсказал их с большой точностью.

Среди выдающихся отечественных философов XX столетия Ильин остается единственным ученым, кто продолжает отстаивать мысли славянофилов и почвенников предыдущего века о неповторимости и уникальности русской истории и культуры, в том числе и о русской идее, национальной по содержанию, которая только и может возродить будущую Россию. В опоре на разум и совесть народа он видел залог грядущего величия русского государства.

Будущее государственное устройство России должно быть выводом из русской истории и христианских заповедей, причем их воплощение должно осуществляться не механически, не вслепую, а постепенно, чутко прислушиваясь к пульсу народной жизни, сообразуясь с уровнем наличного правосознания. Ильин неоднократно высказывал мнение о возможности возрождения России только умом и руками русских людей.

Будучи уверенным в том, что с падением тоталитаризма в России возникнет опасность анархии и хаоса, Ильин снова и снова говорил о необходимости сильной государственной власти и воспитания народного правосознания.

Он настаивал на трезвом, реалистическом и одновременно творческом и самобытном подходе в деле воссоздания России как государства».

Итак, – писал он, – мы должны считаться только с двумя великими реальностями: А. Исторически данной Россией, с ее целями и интересами. Б. С верно понятыми и усвоенными аксиомами правосознания и государственности, взращенными в нас двухтысячелетним гражданским опытом. Будущее русское государственное устройство должно быть живым и верным выводом из русской истории и из этих христианских бесспорных аксиом, но с тем чтобы не стремиться воплотить эти аксиомы вслепую, в меру утопического максимализма, но в меру их исторической вместимости в живую ткань современной русской народной жизни».

Здесь мы вновь видим стремление Ильина осмыслить политическую действительность, исходя из того, что она есть определенное сочетание идеальной и реально-исторической сфер, ни одну из которых нельзя игнорировать.

Ильин считал необходимым многие понятия современной ему политической науки, такие, как «свобода», «равенство», «народоправство», «избирательное право», «республика», «монархия», «федерация», «социализм» и др., пересмотреть, осмыслить по-новому, но не формально, не «в отрыве от правосознания и его аксиом… от народного душевного уклада и от национальных задач государства», а с учетом всего этого. Исходя из самих по себе понятий вовсе нельзя сказать, что лучше: «капитализм» или «социализм», «монархия» или «республика», «избрание» или «назначение», – все это должно быть осмыслено как в духовном, так и в исторически-конкретном контекстах, ибо «после событий последних пятидесяти лет… прежние политические понятия… выветрились, исказились и омертвели».

Важнейшим условием действительной гражданской свободы является, по Ильину, частная собственность, которую он считал одной из основ духовного бытия, наряду с религиозной верой, любовью, свободой, совестью, семьей, национализмом, правосознанием, государством. Таким образом, сфера хозяйственной жизни также должна иметь свои духовные основания. По Ильину, в обществе «опасно не различие между богатыми и бедными, а хозяйственная беспочвенность среди бедноты, творческая бесперспективность среди низшего имущественного слоя». В противном же случае инстинкт собственника трансформируется в противоправные действия – кража, взятка, подпольное накопление, которые приобретут в государстве огромные масштабы. Считая право частной собственности естественным правом человека, Ильин подчеркивал, что оно не должна служить только лишь личному обогащению собственника, всякую эксплуатацию, в том числе капиталистическую, философ считал ненормальным общественным явлением. Собственность, подчеркивал Ильин, накладывает на ее владельца большую ответственность, касающуюся несения государственных повинностей, человеческого обхождения с зависимыми от вещной власти собственника людьми, а также умелого и творческого использования собственности. Под социальным пользованием собственностью Ильин понимал также сочетание хозяйственной свободы с хозяйственной солидарностью, то есть творческим сотрудничеством всех частных хозяйств страны. А в плане общемировом «путь к организации мирового хозяйства идет… через… укрепление той солидарности, которая вырастает из частного хозяйства». Самая существенная роль государства в отношении частной собственности должна, по Ильину, заключаться в том, чтобы провести «…законы, которые сделали бы социальное пользование собственностью выгодным, а антисоциальное невыгодным». По Ильину, ни путь социализма, ни путь капитализма, как он традиционно сложился на Западе, неприемлем для России, хотя о принципах социальности, с одной стороны, и частной собственности, с другой, он говорил как об одинаково необходимых. Ни в коем случае не отождествляя частную собственность с буржуазным строем, Ильин считал ее не самоцелью, но важнейшим материальным условием благополучия граждан и государства в целом

Анализируя причины и условия расцвета монархической формы власти в России, Ильин полагает, что он произошел не от тяготения к политическому рабству, как считает Запад, а от понимания художественного и религиозного воплощения в одном лице руководителя государства. И внешняя, и внутренняя свобода русских людей присуща им от природы. Русские всегда жили в пространственных просторах своих необъятных равнин, лесов и степей. Шестая часть земной суши, более сотни народов, вовлеченных в русский оборот жизни – это ли не свидетельство свободолюбия русского народа. В то же время русская идея никогда не отвергала культуры других народов, но и не предпочитала их для себя.

Вполне возможно, что западная культура соответствует потребностям народов, но она никак не соответствует русским потребностям, силам и заданиям. У Запада свои заблуждения, опасности и болезни. «Нам нет спасения в западничестве», – утверждал Ильин.

История России до начала XX века, до революций 1917 года есть, полагал философ, образование, развитие и расцвет единого и цельного организма – Российской Империи, со множеством различных и самым тесным образом взаимосвязанных частей. Как подчеркивал Ильин, именно самодержавная монархия, с ее авторитарной государственной властью, явилась той формой государственного устройства, в которой Россия сложилась и расцвела как государство. Поэтому крушение монархии в России в феврале 1917 года Ильин считал и крушением российского государства. Сама по себе монархия, считал Ильин, не была причиной обострившихся на рубеже XIX и XX столетий социальных конфликтов. Он не идеализировал монархическое прошлое России, признавал многие ее недостатки. Однако все же самодержавная монархия и соответствующая ей Империя – это, по его мнению, органические для России формы государственного устройства и единения. В обосновании своих взглядов об органичности монархии для России Ильин особенно подчеркивал творческий потенциал русской монархии, исходя из того несомненного факта, что инициатором прогрессивных реформ в России была неизменно монархическая власть.

Не игнорируя реальных опасностей монархизма, как-то: «вредной централизации», касты, средостения, бюрократии, временщичества, бесправия и обскурантизма, извращенной центростремительности», – Ильин все же подчеркивал, что они «…не составляют самой сути монархизма», что монархия в России была хотя и самодержавной, но не абсолютной, она не исключала ни народного представительства, ни местного самоуправления (вечевые сходы, земства, Земские Соборы, артели, кооперативы и т. д.). Центростремительность – это то, что являлось основой постепенного превращения России в единую великую державу. Этот процесс, по Ильину, вовсе не сводился к тому, что государственная власть пыталась полностью охватить и подчинить себе все сферы социальной жизни. Главное в этой централизации инстинкт национального самосохранения, необходимость единения русского народа в условиях постоянной угрозы нападения со стороны иноземцев, необходимость управления огромной по размерам и этнически, культурно дифференцированной страной. Что же касается государственно-административного аппарата, то он, как писал Ильин, «…в исторической России (тринадцатый – девятнадцатый века)… был технически слаб и беспомощен и совершенно не мог проработать силою принуждения огромную пространственную толщу нашей страны».

Время преобразовательной деятельности Петра I Ильин считал одним из самых важных периодов в истории России Он высоко оценивал деятельность Петра I, его стремление пробудить самостоятельную силу народа, реформировать не соответствовавшие изменившимся условиям государственные структуры. «Русское самочувствие проснулось, и началась эпоха русского национального самосознания, не законченная и доныне… России, русскому духу… надо было… открыть себе доступ к своей цивилизации и светской культуре и внести религиозно – православный дух, Иоанновский дух любви и свободы в свое светское национальное самосознание, в свою новую национально-светскую культуру и национально-светскую цивилизацию. Эта задача, – писал Ильин, – не разрешена нами еще и поныне, и разрешением ее будет занята грядущая Россия». Конечно же, здесь Ильин говорит о создании государства, способного, не меняя своей самобытной сущности, национальной специфики, развиваться и обеспечивать процветание народа в изменяющихся исторических условиях.

В разные периоды своей жизни Ильин обдумывал и анализировал причины русской революции. Вопрос об истоках и характере революции никогда не переставал волновать Ильина.

Важнейшими причинами революции оказались, по Ильину: неразвитость народного правосознания; ослабление государственности; бедность, хозяйственная бесперспективность народной массы, ее сильная политизация в условиях отсутствия необходимого для значительной политической свободы уровня правосознания. Наиболее важно, вероятно то, что, как полагал Ильин, именно государственная незрелость русского народа, в том числе немалой части русской интеллигенции, считавшей революцию спасительной для России, – эта незрелость явилась причиной того, что не были осуществлены намеченные самодержавием реформы, и произошла революция.

Ильин, по сути дела, разделял социально-политический кризис в России конца XIX – начала XX веков и собственно революцию, – в том смысле, что считал путь социально-политических, экономических реформ наиболее предпочтительным для России, могущим преодолеть кризисные явления в политической, хозяйственной жизни и, в конченом итоге, модернизировать российское государство в рамках самодержавной монархии.

Таким образом, конфликт между интенсивно развивающимся в России гражданским обществом и традиционными институтами самодержавия Ильин считал возможным разрешить в рамках реформ, исходящих от самого самодержавия, стремящегося не к тому, чтобы хоть как-то сохранить свою власть, но к действительному прогрессу гражданского общества, организуя его развитие.

Ильин не отрицал необходимости социально-политических преобразований в России на рубеже веков. Но преобразования эти не должны потрясать самих основ государственной жизни, не должны приводить к гражданской войне, к анархии. Как полагал Ильин, реформы царского правительства дали бы возможность развиться в России «среднему сословью», которое является предпосылкой широкого участия граждан в государственной жизни, обеспечения все большей политической свободы. Революционеры в России стремились вовлечь широкие народные массы в разрешение назревших серьезных социальных, политических, экономических проблем. Но русская интеллигенция не сумела «…выдвинуть и провести необходимую новую русскую форму участия народа в осуществлении государственной власти». Невоспитанность, неорганизованность массового народного правосознания, преобладание индивидуализированного инстинкта, то есть стремление к самостоятельному жизненному устроению, склонности «…человека «быть о себе», стоять на ногах, самому строить свою жизнь, иметь свое мнение и расширять предел своей личной власти над вещами», – преобладание этого индивидуализированного инстинкта над индивидуализированной духовностью, то есть личным духовным характером, личным правосознанием, личным разумением государственных необходимостей и задач России, – все это, по Ильину, явилось важнейшей причиной революции в России.

Политическая стабильность, в условиях которой, согласно идеям П.А.Столыпина, должны были осуществляться реформы в России, вовсе не означала того, что существовавшие политические структуры, государственный аппарат должны были оставаться неизменными. Наоборот, Ильин как раз и говорил о том, что в условиях интенсивного развития в России на рубеже веков гражданского общества государственная власть должна была вырабатывать новые формы более широкого участия народа в государственной жизни и, содействуя развитию частной собственности, способствовать все большей самостоятельности гражданского общества по отношению к государству. «Словом, – как писал Ильин, – России грозило не «самодержавие трона», а разнуздание народа, над котором работали революционные партии; опасность лежала совсем не в «деспотическом режиме», а в неукрепленности массового правосознания; страшна была не реакция, а революция».

Ильин подчеркивал значимость исходивших от самодержавия и поддержанных народом реформ. Он неоднократно обращался к реформаторской деятельности российского премьер-министра П.А.Столыпина, наметившего программу социально-экономических и политических реформ в России в условиях сильной, централизованной, единой, авторитарной государственной власти, реформ, лишь частично осуществившихся в России. Как известно, В.И.Ленин высоко оценивал потенциал столыпинских реформ и уверенно высказывался о невозможности революции в России в случае успеха деятельности Столыпина.

В качестве позитивной оценивал Ильин преобразовательную деятельность многих русских государей. Их честное и мудрое служение привели к созданию мощной, процветающей империи. Признавая существовавшие несовершенства в культуре законности и свободы в России начала XX века, Ильин все же считал, что «русский народ имел в основном посильную для него свободу, которую он утратил целиком при Советах. При Николае II народная самодеятельность в России непрерывно крепла и росла: и в расцвете земства и городов, и в трудах Государственной Думы, и в движении за восстановление Православной Соборности, и в личной земельной собственности Столыпина, и в росте кооперации, и в движении за свободные рабочие союзы, и просто в нестесняемой правительством культурной инициативе самого населения на всех поприщах жизни».

Ильин говорил также о постоянно существовавшей в России социальной напряженности: например, о состоянии народного сознания в Смутное время, после «перебора» Иоанна Грозного, характеризуя его как «…всенародное шатание, запустение и утрату веры в честный труд и в законное хозяйствование».

Как подчеркивал Ильин, именно стремление огромной части крестьянства получить землю в собственность явилось одной из главных причин революционных настроений. Неудовлетворительным было классовое и социальное положение рабочих, что способствовало распространению в их среде революционной большевистской пропаганды. Свою роль, отмечал Ильин, сыграла в русской революции и определенная часть русской интеллигенции и, по его выражению, «полуинтеллигенции», которая есть отчасти образованный, но хозяйственно неустроенный и радикально настроенный слой общества. Революционно настроенная часть русской интеллигенции, находясь под влиянием западноевропейской социал-демократии, поверила в спасительность и пригодность западно-европейских государственных форм для России, западной демократии, не понимая того, что «западные демократии держатся на многочисленном и организованном «среднем сословии» и на собственническом крестьянстве и что в России нет еще ни того, ни другого». По Ильину, революционные партии в России не понимали того, что русский народ, не привыкший к политической свободе и не умеющий ею пользоваться, в конце концов продаст ее за обещания лучшей жизни. Программа и тактика этих партий были построены на доктринерстве, они «верили в политический произвол и не видели иррациональной органичности русской истории и жизни». Среди причин революции он выделял и такую черту характера русского народа, как склонность «противопоставить обременительному закону свой собственный, беззаконный, или противозаконный почин». Особенно эта черта была свойственна «вольным» людям, жившим на окраинах России (которые иногда все же огосударствлялись, то есть признавали центральную власть и, приобретая имущество, становились оседлыми).

Среди причин русской революции Ильин называет также культурно-политическую и хозяйственную отсталость России, историческую неустроенность русского крестьянства, общую бедность, а иногда и хозяйственную бесперспективность народной массы, государственную слабость русской интеллигенции.

В целом, взгляды Ильина на причины революции не отличаются оригинальностью. Типично реформаторская позиция, которая разделялась очень многими современниками. Совершенно по-ленински он клеймит интеллигенцию, негодует на революционные партии, которые сеяли ветер и не ожидали бури, сожалеет о недостатке терпения у крестьян, не дождавшихся разделения земли посредством царских указов, говорит о необходимости удержания фронта против немцев. В то же время, сокрушаясь и скорбя по поводу национальной трагедии, как он иногда называл революцию, в известных нам произведениях Ильин лишь однажды вынужден был заметить, что русский народ пошел за большевиками в поисках новой справедливости. Вслед за очень многими противниками революции и Ильин считал виновником Октябрьской революции собственный народ, который, по его словам, «впал в чернь».

В послевоенный период первостепенное значение для Ильина представляли вопросы будущего государственного устройства России. На закате своего жизненного пути он стремился успеть высказать свои заветные мысли в отношение будущего России. Что явилось основанием для столь глубокой проработки вариантов возможных путей русской государственности? Во-первых, это любовь к России и желание принести ей максимальную пользу. Во-вторых, то обстоятельство, что Ильин писал о будущей России на новом историческом материале с учетом опыта событий послереволюционных десятилетий. Кроме того, вероятно, следует отметить тот факт, что Ильин оказался «последним из могикан», той когорты выдающихся отечественных философов: Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова, В.И.Вернадского, Н.С.Трубецкого, Г.В.Флоровского, С.Л.Франка, которые к середине столетия либо уже ушли из жизни, либо их научная деятельность касалась других проблем. Можно согласиться с тем, что отдельные положения возможных сценариев будущего ярче и детальнее проработаны другими русскими философами. Главное преимущество Ильина заключается не в отвлеченном теоретизировании по поводу возможных путей будущего, а предметном обсуждении конкретных вариантов грядущих событий так, как будто бы Ильин является нашим современником.

Акцентируя свое внимание на анализе будущей государственности России, Ильин совершенно абстрагируется от современной ему советской России, игнорируя советскую власть. Определенно можно сказать, что после войны Ильин жил только мыслями о будущей России. Иначе ему нечем было бы жить. Действительность не давала ни малейших поводов усомниться во все возрастающей мощи Советского Союза и расширения его влияния на другие регионы и континенты. Он говорит о времени, когда коммунистов у власти в России уже не будет. Когда, как, каким образом произойдет свержение коммунистической власти, Ильин не пишет. Оснований для своего вывода о неминуемой гибели советской власти в России он не оставил. Более того, Ильин прямо заявлял: «Мы не знаем, когда и в каком порядке будет прекращена коммунистическая революция в России».

У Ильина мы не найдем ни малейших симпатий к Советскому Союзу. Право же, Р.Рейгану и его помощникам в 80-е годы прошлого столетия можно было бы не придумывать гневных эпитетов в адрес СССР. Достаточно было бы обратиться к произведениям Ильина. Научная беспристрастность и присущее Ильину хладнокровие совершенно изменяли ему, когда речь заходила об СССР. Ильин полностью отвергал достижения СССР, называл его виновником холодной войны, подозревал в подготовке войны с Западом в период 1946–1950 годов, объявлял организатором будущего мирового вооруженного восстания в Европе, негодовал на симпатии широких слоев населения Запада к Советскому Союзу.

В произведениях Ильина советский социализм представлен исключительно в негативном виде. Он полагал существование социализма лишь в форме рабского тоталитарного режима, убивающего всякую инициативу и предприимчивость, проповедующего классовую ненависть и уравнивающего всех в нищете. Ильин трактует социализм как стремление к тотальному равенству без справедливости. В известных нам произведениях Ильина мы не найдем ни одного положительного отклика даже на победу СССР над Германией. Вряд ли, однако, можно полностью согласиться с мнением исследователей, придерживающихся социалистической ориентации, которые считают, что Ильин совершенно не понимал сути советской жизни. Суть советской цивилизации и сейчас еще не понята и не осознанна, на что совершенно справедливо сетует, в частности, С.Г.Кара-Мурза. И руководитель советского государства Ю.В.Андропов в далеком 1983 году отмечал, что мы не знаем государства, в котором живем. Говорить о несправедливости взглядов Ильина на Советский Союз не приходится еще и потому, что с каждым годом все больше приходится убеждаться в правоте описаний Ильиным событий в постсоветской России, хотя они и были написаны более полувека назад.

В житейском смысле слова, его определенно нельзя назвать добрым человеком. Это человек больших дарований, посвятивший всю жизнь служению России. Революции 1917 года поломали ему жизнь, заставили уехать на чужбину, закалили волю и характер. Он умел и любить, и ненавидеть, и сила этих чувств была велика.

Если бы не было бурных событий 1917 года, Ильина в полной мере можно было бы представить «неогегельянцем», каким он проявил себя в диссертации о Гегеле, правоведом, ибо большинство его трудов того периода посвящено проблемам права, русским преемником идей Гуссерля, которые много значили в методике его исследований. Но жизнь распорядилась по-своему, и Ильин стал политическим философом, направляющим свои помыслы и дела на благо России.

В 1920-е годы значительная часть русской эмиграции состояла из монархистов, причем многие из них стали ее ценить, лишь потеряв монархическую Россию. В 1921 году был создан Высший Монархический Совет – главная монархическая структура эмиграции, на первом съезде которого было заявлено, что восстановление российского государства возможно только при воссоздании монархии без старых недостатков, но на старом фундаменте. В довоенный период возник еще целый ряд монархических организаций, видевших свою цель в установлении в России монархии. В годы войны монархизм, как политическая сила, не мог проявить себя, ибо ни западные демократии, ни германский фашизм не симпатизировали монархии. После войны число монархистов было еще велико, так как монархические тенденции не были чужды и второй эмиграции, но их работа уже наталкивалась на противодействие США, поощрявших республиканско-демократические круги русской эмиграции. Тем не менее, в 50-70-е годы еще работало несколько монархических организаций. Самыми крупными из них были: Корпус Императорских Армии и Флота, Союз Андреевского Флага, Российский Имперский Союз-Орден, Общероссийский Монархический Фронт. В 70—80-е годы в результате естественного старения и демократической стратегии США монархическое движение стало маргинальным. Это обьяснялось также и тем, что выходцы «третьей волны» эмиграции уже не имели никакого понятия о монархии и послушно западной советологии отождествляли монархический строй с реакционностью и тоталитаризмом.

В эмиграции Ильин очень активно участвовал в идеологической борьбе против СССР. В то время монархизм был занят осмыслением своей сущности, приобрел новые черты, отличавшие его от дореволюционного. В числе выводов выделим отличие русской монархии от западной. На Западе монархическая власть склонялась к неограниченному абсолютизму. Со временем стремление к ограничению развилось в прагматическую демократию, превратившую монархию в декоративную. Недоверие человеку, как и недоверие монарху привело к принципу разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную, тогда как в российской империи верховная власть должна быть едина и в своем служении зависима от единой истины.

Ильин доказывал, что лишь наивные русские монархисты по незнанию или явные сознательные враги монархии смешивают самодержавие с абсолютизмом. Это совсем не одно и то же, так как власть законного монарха никогда не может быть абсолютною. Абсолютизм утверждает, что власть монарха не знает границ и стоит выше закона, когда на самом деле самодержавный монарх является высшим правовым органом государства. Власть самодержавного монарха принадлежит ему в силу закона, а не в силу голосования, референдума, финансовых влияний, симпатий дворянства или армии. Закон присваивает ему законодательные, исполнительные, воинские, судебные полномочия, и в этом суть его «самодержавия». Самодержавие осуждает и отвергает абсолютизм. Абсолютизм отрицает самодержавного монарха как верховного субъекта права, он стремится к разложению и компрометации этой правовой формы монархии, а звание самодержавного монарха понижает до звания тирана.

Другой отличительный компонент – форма союза монархии с церковью. На Западе этот союз вел либо к обмирщению церкви, когда она выполняет функции монарха, либо к превращению церкви в одно из «министерств» государства. В Российской монархии действовал принцип гармоничного созвучия. Если в Византии, откуда берет свое начало российская монархия, этот принцип часто нарушался, то в России, как писал Л.А.Тихомиров «не столько подражали действительной Византии, сколько идеализировали ее, и в общей сложности, создавали монархическую власть в гораздо более чистой и более строго выдержанной форме, нежели в самой Византии. Отношение двух властей напоминает отношения души и тела».

Таким образом, русское самодержавие отличается от западных абсолютизмов в той же мере, как и русская идея отличается от западных государственных идей. «Политическая сущность бытия русского народа состоит в том, что он создал свою особую концепцию государственности, которая ставит выше всего, выше юридических отношений, начало этическое. Этим создана русская монархия, как верховенство национального нравственного идеала», – заключает Л.А.Тихомиров.

В работах Ильина перед нами предстают как бы три России: прошлая – монархическая; настоящая – советская; и Россия будущая – постсоветская. Но есть, по Ильину, и еще одна Россия – непреходящая, существующая независимо от смены политических режимов, Россия духовная, вечная. Эти лики России – исторический и надысторический непременно связаны, и будущая Россия должна осуществить свою духовную сущность. Еще в 1934 году философ говорил в одной из своих публичных речей, что «без цели и без идеи Россию не спасешь»…. А чтобы основать возрождение России на русской национальной идее, «русский народ должен найти древнюю и священную глубину своего духа, из которой творилось историческое величие России, и из нее заново начать созидание своей страны и культуры». Н.П. Полторацкий писал, что русская идея в представлении Ильина есть «идея православного христианства. Россия восприняла свое национальное задание тысячу лет тому назад от христианства: осуществить свою национальную земную культуру, проникнутую христианским духом любви и созерцания, свободы и предметности». Исходя из понимания особенностей духа и души русского народа, Ильин формулирует свое понимание «русской идеи», которую не надо изобретать, а лишь усвоить и принять историю и культуру своего народа. «Надо уйти в ту глубину России, которая чревата будущим», – пишет Ильин. Национальное (политическое, экономическое, культурное и т. д.) своеобразие каждого народа основывается, по Ильину, на его метафизическом своеобразии; это означает, что «…у каждого народа… особый душевный уклад и духовно-творческий акт». Это и есть, по мысли Ильина, основа различия западной и русской культуры. В данном отношении, как считает философ, существенную роль играют различия православия и католичества, по поводу которых он писал, что «самые глубокие традиции обоих исповеданий противоположны и несовместимы». Подобно славянофилам, Ильин говорил, что определяющими, первичными силами русского духа являются сердце, созерцание, воображение, свободная вера, интуиция. Этими первичными силами определяются вторичные – воля, мысль, форма, организация. Для западного же мира характерно, по Ильину, преобладание вторичных сил над первичными, что ведет к формализации правосознания и политической жизни. «Европейское правосознание, – писал Ильин, – формально, черство и уравнительно… Европеец, воспитанный Римом… требует внутри государства формальной «свободы» и формальной «демократии». Русский человек, всегда наслаждаясь естественной свободой своего пространства, вольностью безгосударственного быта и расселения… ценил свободу духа выше формальной правовой свободы».

Правосознание, основывающееся на рассудке и воле, формальное правосознание, как подчеркивал Ильин, всегда в истории человечества было устремлено к власти, поскольку «воля земного человека ищет власти. И Церковь, строящая веру на воле, – непременно будет искать власти. Так было у магометан; так обстоит у католиков на протяжении всей их истории. Они всегда искали в мире власти, так, если бы Царство Божие было от мира сего, – всякой власти: самостоятельной светской власти для папы и кардиналов… власти над душами и особенно над волею своих последователей (исповедальня как орудие); партийной власти в современном «демократическом» государстве; тайной орденской власти, тоталитарно-культурной над всем и во всех делах (иезуиты). Они считают власть – орудием к водворению Царства Божия на земле. А эта идея всегда была чужда и Евангельскому учению, и Православной Церкви».

Анализируя прошлое и настоящее страны, Ильин излагает возможные пути государственного устройства в постсоветской России. Особенно много и плодотворно работал Ильин над поиском верных путей в послевоенные годы, вплоть до своей смерти. Статьи, вошедшие в сборник «Наши задачи», действительно являются своеобразным итогом творческой деятельности философа и могут быть названы его духовным и политическим завещанием. Эти работы имеют большое значение для настоящего и будущего России, для русских людей, переживающих за судьбу своей страны. Они нехарактерны для довоенного Ильина. В ярких и лаконичных статьях Ильина отразилась не только его напряженная духовная работа, но и духовное одиночество среди русских эмигрантов, причиной которого был и политический идеал Ильина – самодержавная монархия, и твердая убежденность философа в необходимости для будущей России сильной государственной власти, призванной, если того потребуют национальные и государственные интересы, применить внешнюю силу и принуждение. Это убеждение Ильина выражено в его идее о том, что государство в реальных исторических, земных условиях никогда не перестанет быть учреждением, то есть институтом, который в важнейших стратегических вопросах не допускает прямого участия граждан, а также, в случае необходимости, обладает правом принудительной санкции в их отношении.

Ильин констатирует понижение морального уровня человечества за последние десятилетия. В отличие от прежних столетий, борьба добра и зла приобрела иной характер. В XX столетии с падением нравственности, религиозности, правосознания зло превратилось в воинствующую силу.

Анализируя в своем творчестве политические и духовные аспекты современной жизни, а также пути создания посттоталитарного государства, Ильин говорил не только о России, но и, по существу, обо всей мировой политической системе, о глобальных проблемах развития всего человечества. Еще в работе «О сущности правосознания» он подчеркивал, что «…для нормального правосознания весь род человеческий входит в правопорядок»… который основывается на естественном праве, прочный же союз государств, основывающийся на международном положительном праве – дело будущего, посттоталитарного, постсоциалистического и посткапиталистического человечества. Любая политическая форма, любое государственное устройство, форма власти, как бы они ни различались друг от друга в зависимости от особенностей той или иной страны и живущего на ее территории народа, – все же каждая форма должна в конце концов быть средством осуществления естественного права. Главная же его ценность – «достойная, внутренно-самостоятельная и внешне-свободная жизнь всего множества индивидуальных духов, составляющих человечество». И те основные пути духовного, национального, государственного возрождения России, о которых говорил Ильин, имеют значение не только для современной России, но и вообще для любого государства, стремящегося строить свою жизнь на основах духа и права. Вот эти пути: создание правового порядка; воспитание народного правосознания; здоровый национализм; выделение ведущего слоя – духовной аристократии; единая, авторитетная и правомочная государственная власть, опирающаяся на добровольную законопослушность (лояльность) граждан и их поддержку; правовая, политическая, хозяйственная свобода граждан; частная собственность; творческая историческая преемственность в государственно-политической, экономической и духовной жизни; развитие духовной культуры, основывающейся на духовно-развитой и свободной человеческой личности.

Ильин предостерегает от слишком высокой оценки, значения и призвания государственной власти. Она должна иметь известные пределы, не посягать на научное, религиозное и художественное творчество, на нравственный, семейный и повседневный быт. Без крайней необходимости государственная власть не должна сдерживать хозяйственную инициативу людей.

Ильин далек от мыслей о дальнейшем развитии человеческого общества в направлении отмирания государства. Но государство во все времена должно стать формой реализации в общественной жизни естественного права, и положительные законы государства должны соответствовать естественным правам человека.

Самой главной задачей в деле возрождения России после падения советской власти Ильин считал точную оценку уровня народного правосознания. Именно от того, насколько верно и правильно будет оценено моральное, духовное, культурное, экономическое состояние должны зависеть будущие шаги власти. Гибкий и целесообразный путь государственного строительства заключается в определении уровня народного правосознания в стране, и по нему определяется сочетание демократических и монархических принципов, которые будут оптимальными для страны в данное время. Безусловно, здесь возможны и ошибки, и искажения. Важен, в первую очередь, целостный подход к государству как организму. Ильин предупреждал против введения готовых, стереотипных форм управления, пусть и хорошо зарекомендовавших себя в разное время в разных странах. Будущие мероприятия новой власти должны быть очень осторожными, взвешенными, глубоко продуманными и исходить из специфики сложившегося положения. «Будущее русское государственное устройство должно быть живым и верным выводом из русской истории и из этих христианских заповедей, но с тем, чтобы не стремиться воплотить эти аксиомы вслепую, в меру утопического максимализма, но в меру их исторической вместимости в живую ткань современной русской народной жизни». На рубеже между падением старой советской власти и приходом новой положение России будет столь трагичным, полагал Ильин, что борьба будет вестись за элементарное выживание народа, за его бытие, за сохранение независимости и целостности российского государства и русского народа. На этом пути Россию ждут тяжелейшие испытания. Будучи глубоким исследователем форм государственного правления, в столь важном и ответственном деле как описание желательных для России шагов по обновлению и восстановлению государственных устоев, Ильин совершенно осознанно и решительно отказывается от конкретных рекомендаций. Он не может знать точного расклада событий и явлений во внутри и внешнеполитической обстановке постсоветской России, а без этого мнения и прогнозы окажутся несостоятельными. Такой подход к судьбе своего Отечества делает честь Ильину: и как выдающемуся ученому, и как патриоту. Вместе с тем, Ильин развертывает перед своими читателями целый ряд сценариев, по которым могут пойти будущие события. Как скульптор, создавая прекрасную статую, отсекает от глыбы мрамора все лишнее, так и Ильин выделяет те формы правления, те варианты развития событий, которые окажутся заведомо непригодными для России и принесут ей вред. Еще в середине 30-х годов прошлого столетия участвуя в идеологической полемике среди русских эмигрантов относительно будущего государственного устройства России и путей ее возрождения, Ильин не соглашался с «партийными монархистами», как он называл их сам, с их убеждением немедленного введения в России монархического строя; «я считаю, – писал он во вступительной статье к целой серии своих статей, опубликованных в газете «Возрождение» под названием «Новая Россия – новые идеи», – монархический строй единственно верным и желательным; но опасаюсь, что после свержения коммунистов в России не окажется ни монархического правосознания, ни религиозно-нравственных источников для него…» Да, Ильин считал монархию высшей формой власти, поскольку она вмещает в себя достоинства других форм власти, включая демократию и аристократию. Однако это отнюдь не означает первенства монархии перед другими формами власти в различных странах, в разные периоды истории. Ильин слишком разносторонен и глубок, чтобы закреплять за ним ярлык монархиста. Монархические симпатии и наклонности Ильина не ведут его к утверждению безусловного примата монархии над другими формами правления, исходя из разной индивидуальности народов. Точно также, как одно и то же лекарство не поможет разным больным, так и монархия не является панацеей от государственного разложения совершенно разных и не похожих друг на друга народов. Его философская эрудиция и совесть патриота не позволяют рекомендовать ввод монархии в России. Он твердо уверен в неготовности русских людей к восприятию монархии, ибо люди не в состоянии оценить всю сложность и глубину монархического образа жизни. Механическое введение монархии может принести в этом случае лишь новые беды для России. Монархия не спасет Россию, освободившуюся от большевиков. Народом утеряно понимание монархии, его еще ослепляют фальшивые демократические ценности Запада. Для восстановления монархии в России нужно время, которого не будет в переходной период. Ильин отвергает и демократию для России. Наибольшей опасностью для государства, освободившегося от тоталитарного режима, он считал стремление немедленно ввести демократию как якобы всегда и везде пригодное лекарство от тоталитаризма. Последовательно и бесповоротно он доказывает неприемлемость установления демократических порядков не потому, что они плохи сами по себе, а лишь потому, что они не отвечают укладу и традициям русского народа. Высоко ценя демократию, Ильин, со свойственной ему трезвостью и практичностью, считает подобный вариант развития политической обстановки гибельным для России. Он категорически исключал возможность немедленного осуществления в посттоталитарной России демократического строя, еще и потому, что в результате революции и тоталитаризма «подорваны все духовные и все социальные основы демократии – вплоть до оседлости, вплоть до веры в труд, вплоть до уважения к честно нажитому имуществу. В клочки разодрана ткань национальной солидарности». Он не устает повторять и предостерегать в гибельности заимствования и воспроизведения западных образцов демократии. Как бы не нахваливали они свои «демократические ценности», как бы не усердствовали в рекламе своего товара – западные порядки не для России. Он свидетель, внимательный аналитик и критик современных ему образцов западной демократии.

В отношении возможного развития политических форм власти в стране Ильин описывает ряд вариантов. Не предрекая форму государственного правления, он подсказал нам очень многое из того, чем должны руководствоваться люди в государственном строительстве будущей России.

Ильин говорит об обновлении и духовном возрождении постбольшевистской России.

После многих лет смуты, революций и войн двадцатого века Ильин продолжает верить в свой народ, в его своеобразие и духовную силу, ту творческую мощь государственного строительства, которую он никогда ни у кого не заимствовал, а выковывал для себя своим миропониманием и миросозерцанием. Среди известных нам текстов Ильина мы не находим ни одной фразы о возможной гибели русского государства. Ильин прежде всего оберегает органическую природу русского народа, веру в то, что сила народного разума и инстинкта обеспечат лучшее управление. С другой стороны, высоко ценя и монархию, и демократию, еще и в силу собственного христианского, православного смирения, он не торопится предложить свой конкретный вариант или проект будущего государственного устройства. В научной деятельности Ильин никогда не позволял себе непродуманных, скоропалительных выводов. Его понимание жизни не позволяло делать выводов, в которых он не был полностью убежден. Вероятно поэтому в истории философии он остался «непредрешенцем». Но «непредрешенчество» Ильина особого рода. Он не останавливается на выводах о неспособности России воспринять как демократические, так и монархические устои. Ильин ратует за «третий путь»; и вот его-то он излагает весьма тщательно и подробно. «Третий путь» гораздо ближе к монархии, чем к демократии. Ильин за сильную власть в России, за разумное сочетание централизации-децентрализации, где при прочих равных условиях единоличный глава государства в час необходимости и опасности представляет собой более сильную волевую власть по сравнению с коллективной властью. «Третий путь», по Ильину, – это комбинация монархии с демократией при преобладании первой формы власти. У Ильина мы видим несокрушимую веру в русский характер. Мысль Ильина не взлетает по примеру Достоевского на высоты всемирного предназначения русского человека, мысль Ильина далека от классового подхода к жизни Маркса и Энгельса. Ильина заботит прежде всего и главным образом будущая Россия».

Третий путь» для Ильина – это твердая единая власть центра, национально-патриотическая по сути и либеральная диктатура по идее. Новая русская власть будет обязана прежде всего обезопасить Россию от гражданской войны и анархии. Именно на гибком сочетании и переплетении этих форм власти он видит путь к восстановлению российского государства. Отталкиваясь от наличного уровня правосознаниня народа, возможен позитивный поиск нужного государственного курса.

Ильин видит призвание человека в созидании. Созиданием не является участие в интригах, распрях и склоках политической жизни. Человек лишь растрачивает свое время и силы. Ильин считает преимуществом монархии то обстоятельство, что в отличии от демократии, она экономит человеческие силы.

Ильин говорит о новой, творческой, чисто русской монархии, которой никогда и нигде не было, но которая будет. Он верит в силу русского народа, в его монархическое будущее. Но в постсоветской России народ будет нуждаться прежде всего в верной и сильной идее, которая сплотила бы людей.

Ильин неоднократно указывал на необходимость сочетания в государствах учрежденческих и корпоративных начал. Он подчеркивал мысль о желательности превалирования корпоративных начал, то есть самоуправления людей в государстве, развития самых широких демократических принципов. Но его уважение к достоинствам демократии не затмевает и недостатки, ей присущие. Из современных демократических государств он выделяет США и Швейцарию, подчеркивая их традиционную приверженность демократическим традициям и одновременно, и далеко не случайно, ограничиваясь этими двумя странами. Последовательное, неуклонное введение в государственную жизнь демократических принципов, несоответствующих индивидуальностям народов, как показывает практика многих зарубежных государств, начиная с XX века, приводит к искажению и формализации демократии.

Возрождение России есть, по Ильину, создание нового государства, не порывающего со всем положительным, что было в истории России. По мысли философа, должен осуществиться некий творческий синтез всего лучшего, что содержалось во всех государственных формах, имевших место в России, в том числе в виде тенденций. В новом государственном строе «лучшие и священные основы монархии … впитают в себя все здоровое и сильное, чем держится республиканское правосознание… естественные и драгоценные основы истинной аристократии… окажутся насыщенными тем здоровым духом, которым держится подлинная демократия… Единовластие примирится с множеством самостоятельных изволений; сильная власть сочетается с творческой свободой; личность добровольно и искренно подчинится сверхличным целям, и единый народ найдет своего свершиться в вековечных традициях русского народа и русского государства. И при том – не в виде «реакции», а в формах творческой новизны. Это будет новый русский строй, новая государственная Россия». Будущая Россия, продолжает Ильин, русско-наследственное государство, в котором государственный строй будет создан не на основе разного рода чужих представлений, доктрин или собственных предрассудков, а на основе творческой комбинации из известных и еще неизвестных истории форм государственной жизни. В своей концепции посттоталитарного государства и возрождения России Ильин далек от утопических проектов. Он очень трезво и дальновидно, как это очевидно сейчас, оценивал ситуацию в России после свержения советской власти и говорил уже не столько, собственно, о монархии, сколько об авторитарной власти, постепенно создающей условия для развития государства. Для Ильина тактический лозунг очевиден: «После большевиков Россию может спасти – или величайшая государственная дисциплинированность русского народа или же национально-государственно-воспитывающая диктатура». Но эта «величайшая государственная дисциплинированность» народа после многих лет власти большевиков не в состоянии осуществиться самостоятельно, необходима властная и извне организующая сила. По мнению Ильина, только диктатура сможет предотвратить в России гражданскую войну сразу после падения власти коммунистов. По Ильину, преодоление тоталитаризма должно осуществляться в условиях сильной, единой и авторитетной государственной власти, по существу, первоначально в условиях авторитарной формы правления, основывающейся, однако, на праве и законе. «Третий путь» Ильина это и: «… это твердая, национально-патриотическая и по идее либеральная диктатура, помогающая народу выделить кверху свои подлинно лучшие силы и воспитывающая народ к трезвлению, к свободной лояльности, к самоуправлению и к органическому участию в государственном строительстве». По мысли Ильина, только диктатура сможет предотвратить в России гражданскую войну сразу после падения власти коммунистов. Задачами национального диктатора будут следующие: «1. сократить и остановить хаос; 2. немедленно начать качественный отбор людей; 3. наладить трудовой и производственный порядок; 4. если нужно будет, оборонить Россию от врагов и расхитителей; 5. поставить Россию на ту дорогу, которая ведет к свободе, к росту правосознания, к … государственному самоуправлению, величию и расцвету национальной культуры». Ильин предполагает такой поворот событий, когда диктатура окажется спасением для России. «Диктатура имеет прямое историческое призвание – остановить разложение, загородить дорогу хаосу, прервать политический, хозяйственный и моральный распад страны. И вот есть в истории такие периоды, когда бояться единоличной диктатуры значит тянуть к хаосу и содействовать разложению». Из сочетания учреждения и корпорации будущей России предстоит найти для себя неповторимую и оригинальную государственную форму власти, которая бы основывалась на культуре и традициях русского народа. В послевоенный период жизни Ильин неоднократно обращался к теме выборов в будущей России. Он не только говорил о необходимости нахождения и выделения лучших людей к власти, но и предлагал конкретные способы для этого. По его мнению, выборы не должны быть ни прямыми, ни всеобщими… Выборы должны быть разделены на участки, где все знают друг друга «по форме восходящей лестницы». Новая русская власть, по мнению Ильина, должна начинать с ограниченного права голоса и лишь по мере укрепления и оздоровления народных сил, расширять круг лиц, имеющих право участия в выборах. Последовательные выборы, вплоть до выборов в Государственную думу должны начинаться с низов: от сельского схода к волости, уезду, губернии, где избирателям известны все кандидаты и по словам, и по делам. Выборы должны происходить из местных, оседлых людей, и ни в коем случае в качестве кандидатов в депутаты не должны баллотироваться люди, не проживающие в этой местности, приехавшие со стороны, – «оратели», «политические пролазы», «честолюбивые карьеристы», – как их называет Ильин.

Ильин подчеркивает обязательность особых знаний в политическом строительстве, что всегда было и будет уделом немногих. Чрезвычайно важным является, по Ильину, выделение новой национальной элиты («новые русские», именует их Ильин), новой русской интеллигенции. Ильин считал формирование новой национальной элиты настолько важной задачей, что прямо связывал с этим успех возрождения России. Это очень важная идея, поскольку, следует заметить, этим как раз и пренебрегает формальная демократия, создавая предпосылки для мнения о всесилии народного суверенитета, что, в свою очередь, может привести к тоталитаризму, когда у власти оказывается не элита, а определенная группа людей, опирающаяся на поддержку политически незрелого народа и осуществляющая государственную власть вопреки естественному праву. Ильин говорил о необходимости воспитания духовных волевых качеств в русском народе, который нередко оказывался в истории России бесхарактерным и легко соблазняемым. Он поясняет, что судьба любого государства, даже и последовательно демократического, всегда зависела и будет зависеть от качества ведущего слоя, элиты, которые и определяют судьбу государства, его успехи или неудачи. Если качество этой правящей прослойки лучших сил народа оказывается неудовлетворительным, то он вынужден расплачиваться бедами и унижениями до тех пор, пока не вырастет, окрепнет и войдет в жизнь новое поколение элиты, свои лучшие силы.

Ильин отмечает, что единство и сила центральной власти не могут зависеть от отдельных российских областей и регионов. Русское государство не сможет избежать назначений чиновников из центра, но одновременно будет искать на периферии людей, достойных для выдвижения и назначения. Авторитарному по форме, единому и сильному центру должно соответствовать самое широкое самоуправление на местах. При авторитарном центре жизнь страны должна быть максимально децентрализована до той степени, чтобы децентрализация не представляла опасности для единства государства.

Ильин никогда не пишет о российском государстве, а лишь только о русском. Он не пытается предвидеть каким образом и когда падет советская власть, но твердо уверен, что основной задачей постсоветской России станет необходимость выделения к управлению страной наиболее подготовленных, лучших людей. Ильин высказывает важное предположение: «Если отбор этих новых русских людей удастся и совершится быстро, то Россия восстановится и возродится в течение нескольких лет; если же нет – то Россия перейдет из революционных бедствий в долгий период послереволюционной деморализации, всяческого распада и международной зависимости».

Крупнейшей мировой катастрофой, которая на много лет обрекла бы человечество на беды и лишения, видит он возможное расчленение русского государства. Под термином «мировая закулиса» он подразумевает иррациональный страх и вражду Запада к России.

«Мировая закулиса», считал Ильин, будет усиленно навязывать свои «демократические» порядки, совершенно несоответствующие истинным представлениям и пониманию русскими людьми сущности государственного образования.

Ильин не отвергает вероятности развития обстановки, при которой Россия оказалась бы расчлененной на ряд территорий или отдельных государств. С сожалением он констатирует присущие русским недостатки дисциплины, характера, силы воли, взаимного доверия и уважения.

Расчленение России, осуществляемое «мировой закулисой», по мнению Ильина, принесет новые опасности не только для нее самой, но и для всего человечества. Россия представляет из себя столь необычную величину, дележ которой приведет к слому прежних межгосударственных отношений во всем мире. Желаемый Западу развал российского государства в итоге обернется для него небывалым уроном. Запад самонадеян и недальновиден в своем страхе перед Россией.

Россия от расчленения не погибнет. Возможны, по мнению Ильина, два варианта развития событий. Либо власть возьмет национальная русская диктатура, всеохватная по объему полномочий и национальная по существу, либо в стране воцарится анархия, которая неизбежно приведет к распаду единого российского государства на множество отдельных государств. Ильин предполагал, что число таких «лоскутных» государств может достигать двадцати. С падением советской власти усилия «международной закулисы» будут направлены и на обособление многочисленных народов России от центра, на создание своих самостоятельных государств. Дальнейшее воссоединение России будет осуществлено русскими людьми лишь после того, как другие народы на своем горьком опыте национального унижения, жертв и лишений убедятся в целесообразности единого российского государства.

Главной опасностью развития событий Ильин считал такое состояние государства, в котором на смену советской власти придут худшие элементы общества. Гибельный для России вариант, если именно они, из-за усилий и поддержки извне, или еще хуже, изнутри, окажутся у руля власти, а лучшим людям путь наверх окажется закрытым. Подтверждение прогнозов Ильина мы воочию наблюдаем последние пятнадцать лет. Сбываются, главным образом, худшие предположения Ильина. Пророчески звучит и такая мысль Ильина: «Советская предательская клика: она не даст возрождения России, оно придет только от последующих поколений».

Ильина можно смело причислять к тому направлению русской социальной мысли XIX века, которое имело название «славянофильство», связанное с именами И.В.Киреевского, А.С.Хомякова, Ю.Ф.Самарина, С.Ф.Шарапова, а также «почвенников» Ф.М.Достоевского, Н.Я.Данилевского, Н.Н.Страхова. Отличительные принципы этого учения: религиозность, соборность, целостность духа вполне разделялись Ильиным. На новом историческом материале событий XX века Ильин убедительно подтвердил старые выводы о вражде Запада к России, даже несмотря на те жертвы и ту роль, что сыграл Советский Союз в освобождении Европы от фашизма. Взаимообогащение идей славянофилов и почвенников XIX века на основании практики современных ему явлений и событий позволяют Ильину сделать новые выводы, творчески развить положения своих предшественников, подтвердить их правоту во взглядах на прошлое и будущее России. Ильин был не согласен с утверждением, воспринятым в русской историографии ее западническим направлением, о едином цикле превращений, что проходят все народы, отличаясь лишь в их темпе и ритме. Как и западники, он высоко ценил европейскую культуру и науку. В своем творчестве он никогда не чуждался Запада, но всегда был против господствовавшего там индивидуализма, первенства материальных интересов над духовными. Творческим вкладом Ильина, на наш взгляд, можно также считать:

а) развенчание мифа о всесильности и универсальности демократической формы власти, который господствовал на протяжении всего XX-го века и продолжает усиленно навязываться Западом другим странам в начале XXI-го века, отказ от западных моделей развития для России;

б) утверждение взгляда на будущую государственную форму России как симбиоза идей западничества и славянофильства, основанную на правовых основаниях и сильной государственной власти, вера и опора в государственных делах на русский народ;

в) преодоление переходного кризисного этапа на путях авторитарной формы власти, и построение в отдаленном будущем в России монархического государства на религиозной основе, где основой будет не религия как таковая, а нечто иное, связывающее и объединяющее русский народ верой и любовью в единое целое, как формы государственной власти творческой новизны, еще не виданной в истории.