23. Предательство

Усевшись рядом с Клифтоном на борту его корабля, я начинаю паниковать. Дальнейших инструкций от Рейкина я так и не получила. Время работает против меня. Корабль поднимается, я сжимаю потными ладонями клатч, уставясь в окно. Чем ближе к Дворцу Мечей, тем глупее себя чувствую. Больше года не была дома, а теперь стоит войти в парадную дверь, как меня поймают на шпионаже.

– О чем думаешь? – интересуется Клифтон.

– О мажино. Я по ним скучала, – отвечаю я, пытаясь скрыть подлинные мысли.

– Ты о тех свирепых волкодавах, которые бродят в окрестностях Дворца Мечей? – встревоженно спрашивает Клифтон.

– Да. Мои любимые детки, – улыбаюсь я.

– Эти киборги вырвут тебе глотку, – поддразнивает Клифтон, но кажется, ему все-таки не по себе.

– Вам – возможно, мне никогда, – ухмыляюсь я.

Мы останавливаемся возле пропускного пункта у железной ограды Дворца. Гвардейцы-ионо с ручными детекторами сканируют наши метки. Проезжаем ворота, и Клифтон огибает Фонтан воинов. Мимо проплывают дамы в сверкающих бальных платьях, в сопровождении кавалеров во фраках, а также люди в военной форме. Они входят в Большой холл Дворца Сен-Сисмод.

Наступает и наш черед покинуть «Рековенер». Я жду, пока Клифтон обойдет корабль и откроет мне дверь. Опираюсь на предложенную мне руку, и мы входим в сияющее фойе. Внутри десятки людей. Некоторые из них стоят прямо на нашем фамильном гербе. В последний раз, когда мне довелось его видеть, на меня были нацелены винтовки. Прошел год, но я все еще ярко ощущаю тот стыд и страх. Я так и вижу мать на балконе второго этажа: она склонилась над перилами и яростно кричит солдатам пристрелить меня.

Натянув фальшивую улыбку, включаюсь в разговор, пока мы стоим в очереди перед очередным пропускным пунктом. Ко мне проявил интерес пожилой джентльмен с юным компаньоном. Клифтон представляет нас друг другу.

– Ах, да, – говорит мужчина, поглаживая седую бороду. – Мы наблюдали по новостному каналу, как Атомы поспешно увозили вас на операцию, дорогуша. Нелегко вам пришлось?

Вид у него явно не сочувствующий.

– Весь секрет в том, перворожденный Хаузер, – загадочно делюсь я, – что если уж вас избивают, лучше пусть бьют как следует. Тогда вы по крайней мере ничего не запомните.

Он сдавленно смеется:

– Приму к сведению, Розель.

– Уж постарайтесь, – отвечаю я, неестественно улыбаясь.

Клифтон прижимается губами к моему уху и шепчет, обдавая теплым дыханием:

– Отлично справилась.

– Розель! – голос Габриэля резонирует под куполом холла.

Брат пробивается к нам через толпу, и разговоры вокруг стихают. На нем парадная форма с полуночно-синей накидкой в том же стиле, что у Клифтона.

Габриэль подходит ближе, и становится понятно, что с ним что-то не так. Он выглядит возбужденным; крепко обнимает меня, приподнимая над полом.

– Я так за тебя переживал! Как ты? – Габриэль ставит меня на ноги.

– Все хорошо. А ты как? – Приходится держать его за руки, чтобы он не шатался.

– Почему ты стоишь в очереди с простолюдинами?

Старательно прячу смущение.

– Потому что я простолюдинка, – успокаивающе говорю я. – А ты что делаешь внизу?

– Ты не одна из них, ты – моя сестра, Розель! – невнятно произносит брат. Лицо у него бледное и искаженное, губы отливают синевой.

– Я твоя сестра, – киваю я и показываю на Клифтона: – А это мой друг, перворожденный Сэлоуэй.

Габриэль шмыгает носом и мрачнеет.

– Я знаю, кто это, – злобно ухмыляется брат. – Что он здесь делает?

– Габриэль! – Вперед выходит Хоторн. Он придерживает Габриэля за плечо и тянет назад. Я оторопело смотрю на мужчину, которого так и не разлюбила. – Отпусти их. Наследник Удела ты, а не она. Сэлоуэй никогда не станет консортом, даже если получит ее.

В его словах такое презрение, что во рту у меня собирается горечь. Прежняя любовь обрушивается на меня всей тяжестью. Я отвожу взгляд и встречаюсь глазами с Клифтоном. Он все замечает, но ничего не говорит.

– Я готова идти, – сообщаю я ему.

Он уводит меня от Хоторна и моего брата. Я словно застываю внутри. Даже не испытываю страха, когда гвардеец-ионо проверяет меня детектором и обыскивает мой клатч. Затем мы минуем контрольно-пропускной пункт и проходим вдоль ряда ожидающих гостей, обмениваясь рукопожатиями со знакомыми.

В ответ на «Добро пожаловать домой» и «Рад, что вы вернулись», я говорю лишь спасибо и перехожу к следующему. Чем дальше я иду, тем более искусственным мне все кажется. Я будто живая женщина в фальшивом мире. Здесь никто не живет по-настоящему. Они просто существуют, паразитируя на других людях, на тех, кого так презирают. Я совсем не скучаю по этой жизни, по деспотическому режиму, что жаждет меня поглотить. Внутри что-то горит, неистовствует.

Наконец я подхожу к матери. Она словно видение в белом вечернем платье с открытыми плечами и золотыми вставками. На каштановых волосах – золотой лавровый венец. Нежные запястья украшены крупными браслетами. Стоит ей увидеть меня, как ее лучезарная улыбка тут же увядает.

– Добро пожаловать домой, – говорит она, целуя воздух у моей щеки.

Рядом с матерью стоит отец. Я бледнею. С виду он все так же красив, как мне помнилось. Но мы не успеваем поздороваться, потому что мать, раздосадованная тем, что я на нее не смотрю, вновь требует моего внимания:

– Розель! Разве ты не собираешься представить мне своего… – Кивком она указывает на Клифтона. – Как мне его называть?

– Приношу извинения, – уступаю я, в душе ненавидя этот фарс. – Мне казалось, вы уже знакомы. Позволь представить тебе перворожденного Сэлоуэя. Клифтон – это Верховный Меч, моя мать, Отала Сен-Сисмод.

Сэлоуэй почтительно склоняет голову.

– Для меня честь видеть вас снова.

– Перворожденный Сэлоуэй… Слышала, вы увлекаетесь садоводством, – чуть заметно улыбается мать.

– Это стало моей страстью, – сердечно отвечает Клифтон. – Особенно розы. Я питаю к ним слабость.

Мать пронзает меня взглядом.

– Какие у вас отношения, Розель?

– Он мой садовник.

Я шагаю к отцу. Вглядываюсь в смазливое лицо и вспоминаю, как лежала в больнице. Меня навещал Сэлоуэй, а до этого у моей кровати сидел Винтерсторм. Никто из Абьорнов и Сен-Сисмодов обо мне не волновался.

Отец смотрит на меня как на чужую.

– Так что же, Розель, не дала им себя убить, а? Молодчина, – самодовольно заявляет он с прежней снисходительностью. Все те же глупые шутки, что раньше.

– Спасибо, Кеннет. – Я поправляю воротничок его незаслуженной формы офицера-экзо. – Жаль, что ты позволил убить себя. Больно смотреть, как ты зарос мхом.

Я кладу руку ему на грудь, похлопывая там, где бьется сердце. Наконец Клифтон берет меня за локоть и молча уводит прочь.

Наш столик – в первом ряду у трибуны оратора. Клифтон выдвигает для меня стул, и я откладываю клатч в сторону.

– Не представляю, как ты здесь выжила, Розель.

– Дюна, – подсказываю я.

– Где он сейчас?

– В Уделе Добродетели с Просветленным.

– Похоже, опасность ему по душе. – С пролетающего мимо подноса с напитками Клифтон берет пару бокалов с игристым. Вручив один из них мне, он салютует своим: – За риск.

– За риск! – отвечаю я.

К столу подходят остальные приглашенные, и мы их приветствуем. Два второрожденных Меча из «Сумеречного леса» – им вручат медали за обнаружение шпионов с поддельными метками в туннелях, вырытых на базе год назад. Я чувствую себя больной.

Почти позади меня сидит Хоторн. Рядом с ним – красивая высокая брюнетка в платье из вуали, в котором она напоминает прекрасный цветок.

К стулу напротив нас подходит Габриэль, резко выдвигает его и усаживает элегантную девушку в изысканном платье из малинового шелка. Это Мариэлла Косова, перворожденная из знатной семьи Мечей. Нас не знакомили – я ведь второрожденная, так что это было ни к чему.

– Почему мы с ними сидим? – с отвращением спрашивает она, отодвигая стул от солдат.

Габриэль устраивается с ней рядом.

– Потому что я хочу видеть сестру, – заявляет он, откидываясь на спинку и кладя руку на свободный стул по соседству.

Под глазами у брата залегли темные тени. Служитель пытается посадить кого-то на этот пустой стул, но Габриэль сердито велит ему найти другое место. Мариэлла достает из сумочки золотую коробочку, достает оттуда тонкую красную сигару и ждет. Потянувшись через стол, Клифтон подносит ей зажигалку. Мариэлла окунает кончик сигары в пламя, затягивается и откидывается на спинку стула. В воздух поднимается аромат вишневого дыма. Поигрывая белокурым локоном, красавица внимательно рассматривает Клифтона.

– Клифтон Салоуэй… Давненько не встречались.

– Рад видеть тебя снова, – отвечает он.

– Когда же это было?..

– Мне было девять.

– Помню-помню. Умер твой брат. Как его звали, Астра?

– Астон.

Мариэлла стряхивает пепел.

– Он всегда меня так смешил, – кокетничает она и все равно выглядит черствой и равнодушной. Клифтон под столом сжимает мою руку. Мариэлла не обращает внимания, она привыкла быть самой желанной женщиной. – А потом отец запретил с тобой общаться – когда ты потерял титул.

– Отец тебя защищал.

Приносят нашу еду, передо мной появляется тарелка.

– Теперь не о чем и говорить. – Мариэлла награждает Клифтона солнечной улыбкой. – Лови кайф, не трать его впустую, – говорит она, переводя взгляд на меня.

– Ты даже не представляешь, каким образом я ловлю кайф, Мариэлла, – ухмыляется Клифтон, тоже глядя на меня.

– Расскажи мне, Сэлоуэй, я заинтригован, – вмешивается Габриэль, бесцельно копаясь в тарелке. Лучше бы что-нибудь съел, возможно, ему бы полегчало.

Клифтон опускает глаза, разрезая стейк.

– Мне по душе нестандартные удовольствия, Габриэль. Создавать нечто из пустоты. Сотрудничать с величайшими умами, которые не размениваются на полузадушенные чувства и мысли.

– Имеешь в виду свои нестандартные планы садоводничества? – глухо уточняет Габриэль.

– Именно. Я хотел бы посадить розы на одном кладбище. Они скроют кости мертвецов. Я показывал планы инвесторам в Уделе Добродетели, они очень заинтересовались.

– Ты ее совсем не знаешь, – с грустной улыбкой говорит брат.

– А ты знаешь, Габриэль? – спрашивает Клифтон.

Габриэль по-прежнему играет с едой.

– Я знаю, что если ты откроешь ее сумочку, то найдешь половину стейка, который она приберегла для своих любимых деток.

К трибуне подходит мать.

– Я с большим удовольствием приветствую вас сегодня. Этот вечер для меня особенный. Мы собрались почтить храбрых мужчин и женщин, которые служат нашему Уделу и Республике по праву рождения.

Внезапно званый вечер обретает для меня новый смысл. Мать затеяла всю эту церемонию награждения, чтобы заставить Габриэля выступить против меня. Таким образом она требует для меня смертного приговора. И Клифтон в курсе. Он завуалированно угрожает брату, давая понять, что у его сестры есть союзники. Габриэль чувствует себя преданным мной.

– Меч Розель! За отвагу, проявленную в тылу врага, – провозглашает Отала, – я с радостью вручаю тебе медаль доблести.

Под бурю аплодисментов я встаю с места, прихватив клатч. Оказавшись возле Габриэля, беру острый нож. Брат не двигается с места и не выказывает никаких эмоций, только не отрывает взгляд от Клифтона. Габриэль не вздрагивает, даже когда я вонзаю нож в его стейк. Открыв клатч, бросаю мясо внутрь – позже это будет лакомство для мажино, а пока что я продемонстрировала свою точку зрения.

Закрываю сумку, кладу нож на стол и направляюсь к трибуне. Мать тянется приколоть медаль мне на платье, но я просто подставляю ладонь. Отала отдает награду.

– Хочешь что-нибудь сказать, Розель?

Киваю, глядя на море перворожденных в зале.

– Я принимаю эту награду от имени всех второрожденных Мечей, чья доблесть защищает вас каждый день.

Вместо того чтобы вернуться на место, прохожу через бальный зал к двери, ведущей на каменную террасу. Все входы в эту крепость охраняют гвардейцы-ионо, но на меня они внимания не обращают, ведь я выхожу наружу, а не пытаюсь прорваться внутрь.

По каменным ступеням спускаюсь на задний двор. Ухоженную лужайку и великолепный лабиринт из живой изгороди освещают фонари. Повсюду статуи солдат других эпох. Когда-то я любила бродить здесь.

Гравий хрустит под высокими каблуками. Поднявшись на каменный мостик через пруд с рыбками, бросаю медаль в воду. Раздается плеск и затихает. Я иду дальше. Вскоре впереди показываются каменные крыши псарни. Волкодавы узнают меня по запаху. Мои любимые детки прибегают и окружают меня. Переливчатые желтые глаза следят за каждым моим движением. Псы принюхиваются и скулят, предвкушая угощение. Жду самых смелых, открываю клатч и отрываю кусочки от стейка, бросая их стае.

Наконец подходит мой любимый мажино.

– Я скучала, Кролик, – шепчу я. Гигантский волкодав в ответ бодает меня устрашающей мордой. – Как поживает мой мальчик?

Мажино, стоящий на всех четырех лапах, и я – на одном уровне, глаза в глаза. Я почесываю густую шерсть у него на шее. Он лижет мое лицо. Ныряю пальцами под металлический ошейник и нащупываю рычаг. Ослабляю крепление болта, и Кролик автоматически садится и застывает на месте. Открываю задвижку: из шеи Кролика выскакивает порт. Достаю из туфли устройство, которое вручил мне Рейкин, вставляю в порт, и звезда раскручивается, как сияющее солнце. Мышцы киборга дергаются – загружается программа. Звезда замедляется и перестает вращаться.

– Никогда не теряй практической ценности, малыш, – шепчу я, обнимая Кролика. – И не доверяй стае.

Утром, когда волкодав вернется в псарню, его подключат к системам поместья. Прислуга загрузит контрольный журнал и не поймет, что среди прочих данных окажется программа Рейкина. Это скроют установленные драйвера.

– Мы спалим здесь все дотла, Кролик. Ты… и я.